Спирт можно любить или не любить, но не пить его нельзя. Это старинная флотская традиция, а традиции на флоте чтят. Предпочитающие коньяк или водку – чистой воды ренегаты. -А кто это там, в углу, да, Вы, который в бинтах, смеется? А, это давешний химик …Спокойно, ребята, пусть сидит. Второй раз химика побить, все равно, что сироту обидеть…Пусть хоть раны заживут, потерпите немного… Так вот, продолжаю. Спирт является универсальной валютой, за которую на флоте можно достать и получить все. Зачастую бутылки, с пробкой из свернутой в плотный рулончик бумаги (и никак иначе!), кочуют от одного хозяина к другому месяцами. Валюта обращается. Ей не страшны инфляция, девальвация, дефолты и биржевые кризисы. Она вечна и постоянна – 96-98градусов, хотя иногда и подвержена атакам фальшивомонетчиков. С такими разговор короткий – мешок на голову, колосник к ногам – и за борт! Нельзя его разбавлять при сделках! Будешь пить – тогда другое дело, а в виде валюты - нельзя. В море трехлитровую банку спирта можно обменять у камчатских моряков, ведущих промысел, на четыре, а то и пять тонн рыбы. Это пример покупательной способности «валюты». Спирт - могучий ускоритель любых работ, особенно при заводском ремонте. Думаю, он обладает способностью сжимать время. Проблема, над которой бьется мировая наука, делая робкие теоретические шаги, на флоте давно решена практически. Иначе чем же можно объяснить снятие рваной и установку новой резиновой юбки на корабль на воздушной подушке в течение одной ночи, если меньше, чем за месяц, по всем нормативам, эти работы выполнить просто невозможно. Правда, сжатие времени стоило бочки спирта, утром отданной заводским рабочим. Почему утром? Потому, что спирт, в силу своей загадочной природы, может время и растягивать. Впрочем, моряки давно сделали этот процесс управляемым. Главное – никаких авансов. Выполнил – получи, но не наоборот. За спиртом идет настоящая охота. Он нужен всем, и его всегда мало. О том, что в первую очередь он нужен корабельной технике и приборам, никто не помнит. Больше того, при использовании спирта по прямому назначению, за вами навсегда закрепляется звание полудурка (см. словарь). А приборы можно и одеколоном протирать. Пусть и французским. При промывке магистралей кислородных станций, у забортных отверстий, через которые выдувается использованная драгоценная жидкость, устанавливаются емкости – нельзя добро расточительно расходовать. А в кислородную магистраль входит больше 200кг! Сафари имеет свои правила. Спирт получается раз в месяц. Дата получения тщательно скрывается от всего личного состава, но все точно знают ее дня за три до знаменательного события. Готовятся операции по изъятию части спирта и контрмеры по его сохранению. Ко вторым относятся: - засыпание в канистру толченого кирпича, придающего спирту цвет низкосортного бензина. (Ха, дешевая уловка! Запах-то не замаскируешь!); - писание в канистру на глазах экипажа (Ничего, спирт - он все дезинфицирует!); - добавка в канистру ацетона (зверский гестаповский метод, перевод продукта и скорый перевод с понижением офицера, этот метод применившего); - немедленная выдача спирта по ведомости «бычкам», чтобы сохранить его хотя бы частями; - хранение спирта на квартире (метод ненадежен, так как квартира быстро вычислялась, и визиты друзей хозяина со своими друзьями, а так же друзей друзей друзей хозяина квартиры не прекращались сутками, до полного, до последней капли, уничтожения продукта.) Наиболее надежен способ номер четыре – раздать. А потом проверять наличие и качество. Способ достаточно прост – берется чайная ложка, в нее наливается спирт и поджигается. Если в ложке остается вода – значит, спирт уже разводили. Старпом пишет приказ, стоимость спирта удерживается из оклада виновного. Главное, не забыть в приказе указать, что делать с «испорченным» спиртом. Однажды наш старпом об этом забыл, и 20 литров слегка, до 85 градусов разбавленного спирта, мы пили неделю на квартире у виновного, а он кричал: « Пей, ребята, за все заплачено!» Операции по изъятию готовятся матросами, и проводятся виртуозно. Вот пара примеров. Спирт был получен. Канистра опечатана и закрыта в командирской каюте, в шкафу, который был так же заперт на ключ. Утром в канистре была вода, а дежурная смена, состоявшая из годков, лыка не вязала. Никакой мистики в этом не было. Понадобились дрель, тонкий шланг и пара флотских десятилитровых чайников для откачки одной жидкости и последующей ее замены водой. Сверлили через переборку, которая одновременно являлась задней стенкой командирского шкафа. Если бы матросы выпили меньше, мы бы еще долго пребывали в уверенности, что спирт под надежными замками, как сердце Кощея ( игла в яйце, яйцо в утке, и т.д.) Стенку шкафа укрепили титановой пластиной, дырки в переборке и канистре заварили. В следующий раз командир поставил канистру ближе к дверце шкафа. Утром, открыв дверь каюты, он чуть не упал от ударившего в нос спиртового аромата. Канистра была пуста. В этот раз сверлили снизу, из аккумуляторной ямы, четко рассчитав местонахождение канистры и проявив недюжинные познания в математике, стереометрии, пространственном мышлении и знании устройства корабля. Одного не учли – снизу трудно вставить шланг в дырочку, заливает руки и глаза. Жидкость пошла самотеком, большая часть ее пропала. В каюту командира еще неделю нельзя было зайти, от вони спиртовой глаза слезились. Со спиртом, который хранился в сейфах командиров БЧ, в стеклянной таре, такие изыски не требовались. Приборщик каюты тряс сейф (он маленький, размером в половину матросской тумбочки), до разбития тары друг о друга или стенку сейфа, а затем сливал жидкость через щелку или замочную скважину. Наличие битого стекла, и отсутствие спирта всегда списывались на качку. Доказать обратное было возможно, но трудно. Не могу не остановиться на технике переливания спирта из канистры в бутылку. Это мероприятие требует знания физики или опытного наставника рядом. Иначе вы будете сосать чистый спирт из шланга, вставленного в канистру, обжигая рот и горло, а когда он пойдет, естественно, разольете граммов сто. Трудно ведь сразу попасть шлангом в узкое бутылочное горлышко. И так будет при наполнении каждой очередной бутылки. Перелив идет в каюте командира, спиртовая вонь нарастает и режет глаза, на коврике расплываются свежие пятна, командир злится и иронизирует: - Сразу бы сказал, что выпить хочешь, я бы тебе налил. А разлитое из оклада вычтем. Он меня и научил простому и гениальному способу розлива, устав от созерцания неравной борьбы со шлангом. Со вздохом: «Учись, студент»,- он вставил шланг в канистру, другой конец в бутылку, до дна, резко соснул горлышко бутылки, и, о чудо, жидкость полилась. «Вакуум всегда должен быть заполнен! Эх ты, а говорил, что по физике « пять» было» - подытожил он. А я навсегда понял, что наука - мощное оружие в умелых руках практика. Кстати, спирт – он «спирт» только в ведомости на получение, в канистре и в акте на списание. На самом деле он носит нежное название «шило». Истоки мне неизвестны, но, предположительно, из-за остроты воздействия на мозг (укололся и забылся), огромного обменного потенциала (шило – на мыло, мыло – на …, и т.д.), невозможности скрыть запах ( шило в мешке не утаишь).Впрочем, это не важно. - Господи, химик, уймитесь, а то опять придется над Вами надругаться… Шило надо уметь разбавлять, если вы недостаточно закалили свою глотку на морском ветру и не можете пить его в первозданном виде. Кстати, не разведенным его пьют, в основном, медики. - Что? И химики? Ну, не знаю - не знаю. Заявление амбициозное…Ну, хлебни из фляжки, сынок…По спине! По спине стучите, чтобы спазм снять! Голову держите, вот вода в графине… Побагровел, но кашляет, значит, жить будет…Итак, практика показала, что заявление было еще и лживым. Приоритет, как я и говорил, остается за медиками. Остальные разбавляют его водой (шило питьевое), сухим вином («огни Москвы»), шампанским ( «северное сияние»), пивом («шпок»). Рецепт прост - на палец пива в стакан, на пол-пальца шила и ударить об коленку. Будет звук «шпок» и много пены. Способ применим при большом количестве желающих выпить и малом количестве спиртного. Обязательно наличие хотя бы бутылки пива. Неизвестные химические процессы позволяют напоить человек шесть всего 250г шила. Шило питьевое готовится следующим образом (и не наоборот!): в стакан наливается шило, затем вода по вкусу, а сверху стакан прикрывается ладонью. Идет быстрая реакция соединения продуктов, сопровождающаяся большим выделением тепла. Жидкость приобретает молочный цвет, а потом возвращается к первичной прозрачности. Теперь можно пить, не раньше. - Химик, а Вы - то зачем записываете? Ведь химические реакции – Ваш хлеб, уж могли бы запомнить, что во что льют…Ладно, специально для Вас… Если у Вас родился сын, метет пурга, магазины закрыты, друзья пришли поздравлять, а у вас всего одна бутылка шила, не расстраивайтесь. Смело разводите шило питьевое в сифоне для газирования воды, вставляйте свежий баллончик и друзья, сколько бы их не было, останутся ночевать у вас. Даже самые стойкие. Кстати, важная деталь: жест по накрытию стакана у настоящего офицера отработан до автоматизма. Мозг в этом действии не участвует. Помню, на Камчатке, ЧВС читал доклад на партактиве по борьбе с пьянством. Когда клерк, где-то в середине вдохновенного доклада, налил ему воды в стакан, Член машинально накрыл стакан ладонью. К счастью, Член был близорук, и не видел, как зал, кроме первых рядов, сполз вниз, и корчился в конвульсиях от смеха. Пьянство тогда так и не победили. Самое страшное, что может с вами случиться, так это превращение в фальшивомонетчиков без злого умысла. Мы стояли на размагничивании. Якобы, это не позволяет магнитной мине увидеть подводную лодку и взорвать ее. Лодку, как высококачественную вареную колбасу веревочкой, обматывают толстыми электрическими кабелями, а затем спецсудно под названием «СБР» (судно бесконтактного размагничивания) пропускает по ним ток. Процесс длительный и может занять суток трое. Используя процесс сжатия времени спиртом, мы договорились потратить на него три часа и, соответственно, три литра. Консенсус всех устраивал: завтра была суббота и возможный сход на берег. СБР добросовестно отыграл свою партию, успев размотать и смотать кабель. Мы расплатились и собирались дать ход, как вдруг рев раненного индейской стрелой в мошонку бизона, в роли которого выступал командир СБРа, усиленный многократно громкоговорящей связью, заставил сойти снег с прибрежной сопки и слегка разгулял волну. Лодку качнуло. Смысл рева заключался в том, что в следующий раз размагничивание займет месяц, столько же будут размагничиваться наши родные, родственники, дети до седьмого колена и другие лодки из бригады. Первым, как и положено, причину ужасных обещаний понял командир: «Спирт!» - Зам и механик, бегом ко мне в каюту! Они прибежали. Канистра уже была извлечена из заветного шкафа, спирт налит в рюмки. - Пейте! - Разбавлен, - сказал зам. - Всего 26 градусов,- сказал механик. -С-с-суки, а не матросы,- сказал командир. - Опять просверлили дырку и доливали воду. Найдем гаденышей – собственноручно удавлю! Конфликт был утрясен с помощью трех ящиков вина и заверениями в отсутствии злого умысла. Командир СБРа оттаял и простил. - Нельзя так, мужики. Стою на мостике, принесли банку, я хлебнул шила, а там вода галимая, 28 градусов! - Двадцать шесть,- поправил наш механик. Он во всем любил точность, а уж своим вкусовым рецепторам верил больше - у них погрешность отсутствовала напрочь,- чем какому-то там спиртометру. Мы расстались друзьями, но впредь, перед расчетами за услуги, во избежание инцидентов, всегда давали механику спирт на пробу. Самая страшная история, связанная со спиртом, произошла во Вьетнаме, на одной из плавмастерских. На корабль там получали килограммов 200 в месяц, но командирам боевых частей не раздавали. Обиженный механик сообщил в политотдел, что командир с замполитом выпили вдвоем всю месячную норму и нечем протирать приборы и технику. Начпо поручил политотдельцам определить, возможно ли такое. Политотдел сел за расчеты. Для начала подсчитали количество бутылок (приблизительно). Получилось четыреста поллитровок чистого продукта. Затем развели спирт водой 1:1. Получилось восемьсот. Восемьсот разделили на 30 дней в месяце. Вышло 26,7 бутылки в день. Вынесенный вердикт гласил: невозможно. Механик был уличен во лжи и отправлен из солнечного Вьетнама на пасмурную Родину. Привезли его в смирительной рубашке. Он так огорчился ответом политотдела, что впал в неистовство и решил своими силами установить справедливость. Выглядело это следующим образом. Командир и зам, перед обедом, налили себе по рюмашке. Дверь в каюту без стука распахнулась, в проеме возник механик с блуждающим взором. - Пьете,- констатировал он.- Так вот вам от меня закуска! – что-то бросив на пол, он быстро захлопнул дверь. Что-то оказалось гранатой. К счастью, иллюминатор был открыт, и зам, не потеряв хладнокровия, успел вышвырнуть ее за борт. Там она и бабахнула. Механика нашли и связали, потом сдали медикам. Я с тем замом встречался. На вопрос, соврал механик насчет количества выпитого, или нет, он ответил просто: - Мы же советские люди. А для советских людей невозможного нет. Механик же увлекаться спиртным начал, о норме забыл. Пришлось его ограничить, а он и сломался. Эпизода с гранатой мы не касались. Мелочь. Кстати, любое застолье на флоте, сколько бы ни было, допустим, водки, всегда заканчивается шилом. Ну никак без него. Помню, отмечали перевод начпо в Москву. Выпито было все, требовалось добавить. Счастливым обладателем трехлитровой банки оказался Бурысов, но шило находилось в сейфе, на лодке, в двух километрах от стола. Коля смело шагнул в пургу… Ожидание было затяжным, но вот и долгожданный звонок, и быстро распахнутая дверь и… Лестничная клетка полыхала. СИНИМ ПЛАМЕНЕМ. В центре пожарища стоял Коля. Синие языки огня, достающие до потолка, красиво огибали его фигуру по контуру. Прямо наглядное пособие « так выглядит аура человека». По шапке, плечам и полам шинели бегали сине-багровые огненные змейки. В зубах у него была зажата папироса. Прикуренная. Подводники к огню привычные, подъезд и Колю потушили быстро. Чуть больше времени потратили на занявшуюся дверь квартиры. Колин рассказ был краток и прост. Пробежав четыре километра по пурге, причем два из них с трехлитровой банкой в руках, и попав наконец-то в теплый подъезд, Коля решил закурить. Когда он чиркал уже третьей отсыревшей спичкой, она загорелась, да вот банка выскользнула из-под мышки … - Мне-то что, после улицы согрелся…А вот шила жалко. С той ночи Коля больше не курил. Никогда. И возглавил кампанию по борьбе с курением в бригаде. - Пожалуй, хватит на сегодня. Освещаемая тема практически бесконечна, но «на сухую» уже не идет. Вопросов нет? Тогда до встречи, только химика до такси доведите, а то так на стульях и проспит до утра, бедняга…
На флоте есть замечательная традиция – день рождения корабля праздновать широко и с размахом. Это официальный праздник для экипажа. К празднованию народ приходит измученный подготовкой: большая приборка начинается за неделю до знаменательной даты и заканчивается лишь накануне. Празднику предшествуют всевозможные проверки, собрания, совещания и летучки. Строевой смотр обязателен – куда ж без него. В итоге цель достигнута: народ замордован до крайности и с нетерпением ждет окончания издевательств. День корабля наступает с неизбежностью, как крах империализма или дембель. Экипаж надевает парадную форму, готовится праздничный обед, поднимаются флаги расцвечивания. Это такие разноцветные флажки, которые натягивают от мачты к носу и корме, получается очень красиво. Офицеры следят, чтобы матросы не напились и завидуют мичманам, у которых уже с утра блестят глазки. У всех приподнято-истерическое настроение. Атмосфера пропитана ожиданием обеда, одеколоном и ароматными запахами мяса и жареной картошки, доносящимися с камбуза и раздуваемыми вентиляцией по всему кораблю. Дежурство по кораблю в такой день – сущая каторга. Дежурному не светит разделить общий праздник. Он заложник обстоятельств, швейцар, мажордом, мальчик на побегушках, держиморда, надсмотрщик и распорядитель. Все празднуют, а он «за – все – в ответе», изгой, абстинент в силу обстоятельств и, по собственному разумению, просто мудак. И все это благодаря сине-бело-синей повязке «рцы» на рукаве, непременного атрибута дежурного. Маленький кусочек ткани, а как портит настроение! Испытанный способ поднять настроение себе – это испортить его другим. Лейтенант Косточкин, секретарь комитета комсомола корабля, напряженно работал над этим. Выругал наряд матросов – не помогло. Лейтенанта распирало изнутри, как воздушный шарик, хотелось совершить что-нибудь такое, о чем впоследствии пожалеешь, но будешь с гордостью рассказывать друзьям. Оскорбил дежурного по низам мичмана Куроедова, намеренно обозвав его Крысоедовым – тоже мимо. Шарик перло, он уже превратился в атмосферный зонд. И наконец-то фортуна повернулась к нему …неважно, каким местом. В тот момент казалось, что именно нужным. Острым дежурным взором лейтенант заметил приближающегося к трапу замполита! Тот вернулся из очередного отпуска и шел на родной корабль. Но так как отпуск был за два года, целых девяносто суток, про день рождения корабля как-то не вспоминалось. Лейтенант эту забывчивость, расслабленность и незащищенность своего прямого начальника уловил в момент. На душе замполита радостно щемило от вида бухты, знакомых стремительных силуэтов эсминцев и сторожевых кораблей, желтенького здания штаба и, размеченного белым, асфальта причальной стенки. Радовало все: крики чаек, скупое камчатское солнышко, чистое голубое небо, запах моря, скрип швартовов, трущихся о кнехты. Казалось, ничто не предвещало беды, которая неумолимо приближалась по юту, прижав «лапу к уху», отдавая воинскую честь, приветствуя начальство. Беда носила лейтенантские погоны и совсем не вызывала опасения, напротив, ее вид усиливал чувство возвращения домой. Легко взбежав по трапу, зам отдал приветствие военно-морскому флагу, пожал руку дежурному по кораблю, отмахнувшись от официального рапорта, и благодушно-расслабленно спросил: - А почему только у нас флаги расцвечивания подняты? Вот оно, свершилось! – подумал лейтенант и уверенно ответил: - Так Пасха же сегодня, а эти олухи, соседи, наверное, забыли. Мгновенно голубое небо стало черным и обрушилось заму на голову. Благодушное круглое лицо лейтенанта превратилось в мерзкую гадкую рожу с гнусной ухмылкой, вместо давешней приветливой улыбки. Палуба закачалась под ногами, в паху возник неприятный холодок, а в виски ударило: - Ну, все! Писец карьере! Недавно зама соседнего СКРа сняли за то, что радист перепутал позывные «Маяка» и китайского радио, и запустил китаез по палубной трансляции во время большой приборки. А тут – Пасха! Стройбатом не отделаешься! С матерным криком, потеряв фуражку, зам понесся по трапам на сигнальный мостик. - Сорвать, снять, - стучали молоточки в висках, - может, еще не заметили… Однако в такую удачу не верилось. Вахтенный сигнальщик поприветствовал замполита: - Здравия желаю, товарищ капитан-лейтенант, с праздником! - Е…т…м…! – взревел зам. – Я Вам устрою праздник! Непослушными пальцами, ломая ногти, он пытался развязать флаг-стропы, забыв, что достаточно потянуть за сигнальный фал. - Приветствую, Олег Дмитриевич, с прибытием, - раздался за спиной голос командира. – Что, плохо закрепили? Даже на день рождения корабля постараться не могут… - Какой день рождения корабля? Ведь Пасха сегодня…- прохрипел замполит. Голубые глаза командира как-то мгновенно выцвели и вылезли из орбит. Он тоже начал впадать в ступор, но потом вспомнил, что утром видел запись в формуляре, а значит, все же, сегодня именно день рождения корабля, а не какая-то чуждая Пасха. «Может, еврейская Пасха» - мелькнула мысль и он начал пристально приглядываться к заму, которого знал уже года три. «Нет, вроде, не похож», - вздохнул он с облегчением, и от пережитого испуга решил выпустить пар: - Вы что, совсем охренели? Не хватает мне еще поповщины. Вам что, лавры предшественника спать не дают? Так его расстреляли. Не везет кораблю с замами: один диссидент, другой сектант, оказывается. Командир был не силен в хитросплетениях и направленности многообразных религиозных конфессий, а слово «адвентист» ассоциировал с чем-то неприличным. Да и не надо ему это было, он умел стрелять ракетами, торпедами и из пушек, а так же управлять кораблем в море и у стенки. Этого было достаточно для того, чтобы сознавать себя личностью состоявшейся и неординарной. Это был удар ниже пояса для зама. Дело в том, что именно их корабль пытался перегнать за границу, в знак протеста против коммунистического строя, (а потом, наверное, выгодно продать флотские военные секреты), небезызвестный капитан-лейтенант Саблин. Он тоже был замполитом. Корабль, опозоренный на Балтике, перегнали на Камчатку и нарекли другим именем. Шрамы от крупнокалиберных авиационных пулеметов до сих пор были видны на палубе. Именно из-за Саблина замам не разрешали сдавать зачеты на самостоятельное управление кораблем. Мягко отказывали в прошении, зная, что это не химики, экзамен сдадут, и на «отлично». Намек на предшественника содержал в себе не больше и не меньше, чем в потенциале измену Родине. Сначала зам что-то вяло бормотал в ответ, сраженный командирскими аргументами, а потом, обиженный, медленно начал приходить в себя и огрызаться. Перебранка набрала силу и переросла в свару. Свара затянула в свою орбиту, как смерч, весь экипаж. Праздник закончился. Ругань начальства вылилась в практические действия по укреплению порядка, организации службы и воинской дисциплины. Экипаж погнали на строевые, выпивших мичманов на суд чести мичманами трезвыми. С берега вызвали только что отпущенных к семьям офицеров. Наконец-то праздник начал входить в привычную флотскую колею. Лейтенант ликовал. Атмосферный зонд внутри раздулся до необъятных размеров межконтинентального дирижабля. - И это все устроил я! – веселился Косточкин, глядя со стороны, как легкое веяние на ветру флагов расцвечивания переросло в шторм, ураган, торнадо флотского служебного пароксизма. Но – недолго музыка играла…Он был лейтенантом, а это еще только эмбрион офицера. Не даром раньше на крейсерах, линкорах и броненосцах на полном серьезе звучала команда: - Офицерам и лейтенантам собраться в кают-компании! Его сгубила увлеченность процессом и отстраненный взгляд на происходящее. Расслабился, начал на события со стороны смотреть, а не из глубины, не из гущи. А служба подобного не прощает, особенно людям с повязкой. Как говаривал один старший товарищ, сфинктер постоянно должен быть сжат, а очко находится в состоянии настороженности, иначе в него вдуют! В три секунды он был снят с дежурства, лишен ближайшего схода на берег, уличен в незнании Корабельного Устава, отсутствии личного недельного плана, запущенности служебной документации, слабой работе с подчиненными, не готовности к завтрашним занятиям по специальности и плохом исполнении обязанностей дежурного по кораблю. От зама, вспомнившего, с кого все началось, Косточкин получил выговор, стойкую неприязнь в отношениях и в качестве личного куратора - старпома, по фамилии Костогрызов. Зам тоже был не лишен юмора. Спас лейтенанта только последовавший вскоре перевод в бригаду ОВРа.
Мы стояли в Петропавловске, ожидая очереди для постановки в заводской ремонт после тайфуна. Как всегда, днем народ бегал по штабам, складам, техническим отделам и мастерским, а вечер был свободным. Из одного такого похода бычок-минер принес непонятную штуковину и озадачил всю кают-компанию. Это был цилиндр, с выпуклыми блестящими цифрами, рисками на корпусе и ручкой сбоку. Поставил ее на стол, а сам убежал. Офицеры собирались на ужин. А тут стоит и блестит какой-то незнакомый прибор, да еще и с ручкой. Как не покрутить, кто ж удержится! Мы весь вечер ему посвятили. Когда ручку крутишь, что-то щелкает. Сначала мы думали, что это динамо-машинка. Подсоединили провода, механик кончики в рот взял – ток не идет, хотя крутили сильно. Потом пробовали что-нибудь обточить: один крутит, другой прижимает. Убедились, что для металла слабоват, крутится, но не точит, надо усовершенствовать, как минимум, наждачкой обмотать. Но она соскакивает, неудобно. Гвоздь, правда, в доску забили, хотя и скривился немного, да и бить как-то не с руки. Выжимать мокрую тряпку тоже неудобно, корпус края зажевывает. Бились-бились, не можем понять назначения. Вызвали минера. Он понурил голову и рассказал, что якобы эта штука облегчает расчет торпедной атаки, но инструкции на складе не оказалось, а попросить показать, как ей пользоваться, постеснялся. Мы посмеялись: штучка с ручкой и торпедная атака! Бред! Есть большие сложные приборы управления торпедной стрельбой, ПУТС. Есть торпедный расчет, с карандашами, планшетами, таблицами и логарифмическими линейками. Ну никуда не вписывается железяка. Правда, заставили минера сбегать в первый отсек, попробовать прибор к торпедному аппарату присобачить, может, паз какой есть - нет паза, не держится. Разве концом привязать или проволокой примотать, а так – нет. Командир выругал минера за проявленную доверчивость, которая позволила какому-то начальнику склада так разыграть подводника, сидит, хихикает, наверное, и посоветовал выбросить штуковину за борт. Не военная она, вон, во время испытаний хром облез, и ручка погнулась. И такую дрянь использовать для торпедной атаки, венца нашей боевой подготовки? Вот у зама магнитофон штатный есть, пластмассовый, тот так и называется – ВМ-70, то есть военный магнитофон образца семидесятого года. Когда его матрос уронил с высоты шести метров, в верхний рубочный люк да на железную палубу центрального отсека, то на нем даже трещинки не было, а в палубе вмятина осталась. И работал. Потому что военный, прочный, с умом делался. А это? - За борт ее, - подытожил он. В это время в кают - компанию вошел старпом. - Не надо за борт, дайте лучше мне, может, разберусь. Что-то она мне напоминает. - Ну, забери. Но во время атаки чтоб я ее не видел. Со старпомом мы жили в одной каюте. Все следующее утро он что-то делал со странной бесполезной штуковиной, бегал в БЧ-5, возвращался с инструментами, пилил, сверлил, выпросил у меня, неизвестно зачем, все большие ластики. Колдовал, словом. К обеду в каюте было чисто, а машинка исчезла. Вечером старпом пригласил меня и еще пару человек в ресторан, обмыть свою новую шинель, заказанную еще во время нашего незабываемого приключения на минной базе, когда он прожектором в сторону моря сигналил, а особисты потом всю ночь пытали молодого краснофлотца, который нам прожектор предоставил и искали вражеского резидента. Половину вечера мы посвятили обсуждению достоинств и недостатков швейных мастерских Петропавловска, мастерству закройщиков и портных. Шинель старпому кроил лучший мастер города, у которого командование флотилии форму заказывало, дядя Сема. А сшил его коллега, Иосиф Соломонович, или дядя Йося. Для тех, кто понимает, это было равноценно заказу шинели у Гуччи, Валентино, Кардена или Зайцева. Хотя навряд ли они смогли бы пошить шинель так, как дядя Йося. Здесь опыт нужен и хороший вкус. Военную форму понимать надо, это вам не какой-нибудь гражданский пиджак или костюм. Какие связи пришлось задействовать и во что это старпому обошлось, мы даже спрашивать боялись. Пошив длился три месяца, а не обычных две недели. Все это время старпом вожделенно ждал. За такую шинель мы выпили неоднократно. Старпом ее на лодке оставил, в каютном шкафчике, побоялся в ресторан одевать: а вдруг украдут. Он в отпуск собирался. А до цивилизации путь был один: самолетом до Москвы, а потом уже в пункт назначения. В такой шинели не страшно и не стыдно и по Белокаменной пройтись: никакой патруль, даже комендантский, не остановит, потому что сразу видно - Вещь. Именно так, с большой буквы. А в Вещи – образцовый военнослужащий, слуга морям, отец матросам. Но лучше по улицам не шляться, заметут. В культурное место зайти надо, к цивилизации приобщиться, после нашей-то глуши. - Обязательно в Большой театр схожу, на балет, - размечтался старпом. – А что, деньги есть, с рук билет всего четвертак стоит. Выпили за Большой.(Прошу отметить, именно эта история-подлинная история посещения Большого Театра офицером. Остальные- жалкие ее перепевы). - Ты, это…Балерин хорошо рассмотри, потом подробно расскажешь. Фигуры и прочее, - попросил механик. Ему отпуск не светил в связи с предстоящим ремонтом. - Ладно, рассмотрю и расскажу, - благосклонно соглашался старпом. - Иваныч, ты хоть на подъеме флага шинель нам покажи, интересно ведь. Уедешь в отпуск, а мы и не увидим, - взмолился я. - Ладно, уговорили, утром оцените, что такое настоящая шинель по сравнению с вашими обносками, - благодушествовал старпом. Отпив и отплясав, мы попросили принести счет. - Я плачу, ребята, - хитро и по-доброму, почти как Ленин, прищурился старпом и полез в портфель, ридикюль по-нашему. Из ридикюля он извлек давешний бесполезный прибор и водрузил его на стол. - Что, «Феликсом» счет проверять будете? – презрительно скривилась официантка. - Каким таким «Феликсом»? – опешили мы. - Да вот этим, арифмометром, что у вас на столе. Фи, уж от офицеров я такого не ожидала, – брезгливо промолвила дамочка, отворачиваясь, – у нас не обсчитывают клиентов! - Не шуми, дочка, не надо. Сколько с нас, говоришь, сорок девять, что ли? – сурово вопросил старпом и начал крутить ручку прибора. После каждого оборота из штуковины выскакивал хрустящий новенький червонец. Обалдело смотрела на это официантка. Обалдели и мы: чуть такую штуковину за борт не выбросили! Хотелось по-индейски воскликнуть: великое чудо Маниту! Его, оказывается, зовут «Феликс»! Арифмометр! Для денег! Совершив пять оборотов, старпом сложил червонцы стопочкой, что-то поправил на «Феликсе», крутанул ручку и машина выплюнула новенькую синюю пятерку. - Это тебе на чай, чтобы не подозревала офицеров в жлобстве, - и положил пятерку на червонцы. Официантка денег не взяла, побледнела, забормотала, что ошиблась, напутала со счетом и вообще, подождите, она сейчас, и убежала. - Иваныч, еще…- судорожно сглотнув, попросил вмиг осипшим голосом помощник. Иваныч крутанул, червонец выскочил. За соседними столиками народ оживился и зааплодировал. Иваныч крутанул еще - выскочила пятерка. Настроить прибор на десятки ему не дали. В зале появился патруль и три милиционера. За их спинами маячили официантка, указывающая на наш столик, и озабоченный администратор. Тяжелая милицейская рука легла на руку старпома. - Пройдемте, товарищи офицеры. Отсутствуй патруль, мы бы поспорили и, как всегда, затеяли драку – не может милиция военнослужащих в форме брать, прав не имеет. Но против своих, военных, не попрешь, пришлось пройти. Да и руки они на кобурах расстегнутых держали. Минут сорок ушло на оформление протокола, пока допрашивали официантку. Старпом порывался вставить слово, но ему не давали. Минут двадцать препирались. Наконец-то выслушали. Старпом, не зная, как и мы, истинного предназначения «Феликса», придумал ему новое, нехарактерное. Кое-что переделав, он прикрепил внутри полости барабана резиновые ластики, укрепил их на стержне ручки, вложил купюры, десятки вперемежку с пятерками. Крутишь ручку, ластик выталкивает купюру. Иллюзия печатного станка полная. Просто и красиво. Правда, мы испытали легкое разочарование: это был всего лишь розыгрыш. Разочарование сменилось чувством удовлетворения: оказывается, и старпом не самый умный и тоже не знал назначения вещицы. Милиционеры посмеялись, но взяли с нас обещание больше так опасно не шутить. Протокол порвали, но «станок», правда, почему-то изъяли. Старпом крутанул в последний раз, извлекая оставшийся внутри червонец. На него купили и выпили с ментами и начальником патруля «мировую». Если кто не верит, езжайте на Камчатку, спросите. Ресторан «Вулкан», 1983 год, третий столик у окна, справа от входа. Четырех офицеров-фальшивомонетчиков тогда арестовали. Старожилы наверняка помнят. До лодки добрались глубокой ночью, и устало завалились спать. Перед сном старпом открыл дверцу шкафа, постоял, любуясь черным глянцем новехонького сукна, с нежностью погладил шинель и начал что-то там, в шкафу, пересыпать. Под этот мягкий шелест я и уснул. Настоящий подводник спит и при шуме, и при свете. Утро началось плохо, но не от выпитого. Завтракали мы с аппетитом, хотя вчерашнее вспоминалось с трудом и лишь отдельными эпизодами. Иваныч позавтракал первым и помчался в каюту, одеваться на построение. Должность у него такая, везде первым быть, все и всех контролировать. Мы спокойно допивали чай, когда раздался жуткий крик. Кричал старпом. Его сильный голос нельзя было спутать. Он даже швартовался без мегафона. Скрытность маневра сильно страдала. Команды и маты были прекрасно слышны за два километра от пирса, в поселке, особенно в тихую погоду. Все знали, что «33»-я перешвартовывается. Женщины на маты жаловались в политотдел. Когда мы высыпали из кают-компании, зрелище, представшее нашим глазам, впечатлило. Старпом стоял посреди отсека в новой шинели, застегнутой на все блестящие пуговицы, и кричал, используя полный словарный запас военно-морского словаря (см. словарь). Раскаты баса Шаляпина чередовалась с фиоритурами тенора Козловского. В правом плече у него была огромная дыра, еще большая зияла на уровне левого кармана и живота. Судя по дырам, в него попал стомиллиметровый, универсального калибра, артиллерийский снаряд. Под углом. Навылет. Хоть крови и не было, но я, как ближайший товарищ, крикнул: - Доктора! Доктор подскочил к Иванычу и был отброшен к переборке с криком: - С-сука ленивая! Сколько раз говорил – потравить крыс! Пока жива хоть одна, никакого отпуска! Доктор уже два дня как числился в отпуске, но по причине завтрашней даты на авиабилете еще находился на лодке. Вчера вечером бросающий курить старпом пересыпал купленные в городе семечки в карман новой шинели. Это под их мягкий шелест я засыпал. Вездесущие крысы унюхали аромат и превратили эсклюзивное изделие в жалкую, безобразную, изуродованную тряпку. Они шли на запах, прогрызая на своем пути все: заднюю стенку шкафа, рукав, карман, пока не достигли семечек. Ткань ими пропахла, посему сожрали и ткань. Откричав, старпом жестом испанского гранда сбросил оскверненную шинель на палубу отсека, процедив сквозь зубы: - На ветошь. Потом досталось всем. Свободные от вахты поступили в распоряжение доктора, который возглавил крысиную войну. Минер был наказан за то, что не оприходовал столь полезный прибор, как «Феликс». Я думаю, наказан правильно. Ведь не зря его менты изъяли, теперь сами будут деньги печатать. Сход на берег был запрещен, объявлена большая приборка и смотр заведований. В это время мичман Филонов, владевший секретами алхимии, выводил каким-то волшебным составом пятна со старой шинели старпома. Разворошив муравейник и оставив за себя помощника, старпом уехал в аэропорт. Вскоре мы получили отчет о посещении им Большого театра. Отчет был на фирменном бланке комендатуры и содержал следующее послание (текст сохранен в оригинале):
« Командиру в/ч 00000 Настоящим сообщаю, что военнослужащий вверенной Вам части капитан 3 ранга Головчук А.И., тогда-то, находясь в г. Москва проездом и следуя к месту очередного отпуска, посетил балет «Лебединое озеро» в исполнении коллектива Большого театра Союза ССР. Занимая место в первом ряду, вышеупомянутый капитан 3 ранга Головчук А.И. наблюдал за сценой через морской бинокль с многократным увеличением. На неоднократные просьбы администрации Большого театра убрать бинокль, так как балерины стеснялись, не прореагировал. Просмотр сопровождал возгласами: « Хоть ты и прима, а в кордебалете девочки лучше!» Подобное поведение привело к неожиданному падению на сцене и закрытому перелому стопы заслуженной артистки Советского Союза такой-то. Во время вынужденного антракта громко высказывал желание «пощупать вон ту, беленькую, из кордебалета, седьмую справа», потом вступил в конфликт с неустановленным гражданским лицом мужского пола. По утверждению капитана 3 ранга Головчука А.И., лицо пообещало устроить ему встречу с беленькой за двести рублей, а он ответил, что, во-первых, офицеры не продаются, а во-вторых, он согласен с ней пойти, но только за триста, уж больно худа. Узнав, что деньги должен заплатить он сам, пытался устроить драку. Военным патрулем, вызванным администрацией Большого театра, был доставлен в комендатуру Московского гарнизона. В качестве воспитательной меры задействован в шестичасовых занятиях по строевой подготовке под руководством дежурного помощника коменданта. Обращаю внимание на неопрятный внешний вид Вашего подчиненного, в частности, поношенную шинель, и слабую политико-воспитательную работу с личным составом вверенной Вам воинской части. О принятых мерах дисциплинарного воздействия относительно капитана 3 ранга Головчука А.И. прошу сообщить в адрес коменданта г. Москва в установленные сроки.
Помощник коменданта г.Москва Генерал-майор (подпись витиевата и не разборчива)
Печать.»
Мы это послание читали вслух каждый вечер, завидуя старпому. Вот это отдохнул! Я лично для себя еще и почерпнул, что столица нашей Родины по падежам не склоняется. А наказание…Ишь, размечтались столичные сухопутные ребята, по паркету шаркающие. Ты ж генерал, понимать должен: он же старпом, кто ж его накажет! Механик, перечитывая документ, тыкал в строчки корявым пальцем и растроганно говорил, обращаясь ко всем сразу: - Нет, какой человек, не забыл, хоть и по-пьяне обещал, все рассмотрел…Приедет – в подробностях расскажет, - и плотоядно сглатывал набегающую слюну. - Фу, а я-то с ног сбился, бинокль разыскивая, он за мной числится. Нам ни к чему он в заводе, а Иванычу пригодился, - вторил ему минер, но как-то неискренне. Мы потом эту бумагу в рамочку взяли, под стекло, и на переборке в кают-компании намертво закрепили. Впоследствии гости или прикомандированные заинтересованно читали, а потом просили старпома рассказать о приключении в подробностях. Если Иваныч был в настроении, то рассказывал, причем со все новыми и новыми деталями, якобы упущенными в прошлый раз. Так что и мы слушали с удовольствием. Правда, если спрашивали про комендатуру, он мрачнел, прерывал рассказ, ссылался на неотложные дела и уходил. Кстати, северяне, балтийцы и черноморцы, завидуя тихоокеанцам, рассказывают, что это их офицер в Большом театре был. Но рассказывают бездарно, ведь ложь как не приукрашивай, а ослиные уши все равно вылезут, не здесь, так там. Тяжело, когда деталей не знаешь, а придумать не можешь. Одно удивляет: теперь деньги до получки все офицеры бригады почему-то стараются занять у нашего старпома, а отдавать не торопятся. А когда Иваныч в магазине отоваривается, продавщица каждую купюру на свет проверяет. Да, и еще: Иваныч теперь канадку предпочитает шинели, телевизор, если там балет или даже аэробика, смотреть не может, убегает, а проведение строевой подготовки полностью переложил на помощника.
Ура! Ремонт закончился! На послезаводские- и в базу! Первый выход в море на ПОДВОДНОЙ ЛОДКЕ! Все говорят, что послезаводские испытания- это херня, формальность. Подводники, ветераны... Всеобщий подъем, но я настороже. В базу не очень тянет.Жена в Киеве. .Политотдел жесток, второго фото, допустим, с Комфлота, в сауне, с девками , у меня нет.Как пойдет дальше? Иногда воспоминания и мысли трусливые приходят: а з ачем в подводники пошел, сидел бы себе комсомольцем, ни бед, ни личного состава, кабаки вечерами.А девчонки! Ах , уж эти девчонки! Вспомнил- рука вниз, к чреслам потянулась. Стоп! Ты ж теперь зам лодочный! Терпи!Прочь, грезы!
Тяжело...А как было! Помните фильм « ЧП районного масштаба»? Ну, нашумевший... Звонок из комсомольского отдела флотилии: -Андрей, сегодня в «Вулкан» идем. На вечер ничего не планируй. -А деньги? Зарплата только 13-го. У меня нет, уже 25 рэ перехватил. - Не ссы,морпорт торговый платит. Они в прошлый раз в «Авачу» на шару ходили, а сейчас им партком деньги дал, на класс методический.Обмоем. И новую секретаршу Первого горкома. Ох, и девка! А ноги! Он их раньше каждые три месяца менял , но на эту запал! Уже пятый месяц! Девица меня заинтересовала. Надо глянуть. - Буду.Конец связи. А когда прибывала комиссия из Москвы, из Пу Вмф, или, не дай бог, из ЦК комсомола, нас собирал Первый обкома. - Итак, флот. С вас вертолет, молотки и ножовка. Летим в Долину гейзеров, сувенирвы с накипи откалывать, да и хрен с ним, что 175 лет восстанавливаются.А потом- в рощу реликтовых сосен, 3 миллиона лет, ветки на сувениры спиливать. Вечером- все домики Командующего и бассейны зарезервируйте, пожалуйста, в Паратуньке. Снег на голове, а в бассейне плюс сорок! Красота! -Морпорт, вам деньги на методкабинет выделили. Участвуете в полном объеме. Не радуйтесь, только по финансированию. - Горком готов? Хорошо. Кстати, обращаю Ваше внимание, что горком всегда готов! В отличие от рыбпорта! Ставлю горком в пример. А что с рыбокомбинатами? 120 килограммов неучтенной икры? В банки меньшего объема закатайте, гостей много будет. Да, и балык… Тоже побольше. -У кого новые работницы в комсомольском учете, на выдаче значков? Нет, нам нужны новые…э-э-э …лица. Вера Ивановна, сядьте! Вы уже комсомольский предел, зам мой, второй секретарь, 28 лет на спине, то есть по паспорту, а все туда же! Вы ж не надежда и не любовь, все-таки…Вы ж наш ветеран, Вас беречь надо… Не надо беречь? Устали? От невнимания? Раньше Вы от невынимания плакали. Что? Семь лет прошло? Забыл. Вот, память… Семь лет, говоришь, Вера? Ивановна…Ладно, и Вас возьмем. Старая борозда молодых коней не испортит. Слезы –то ей утрите. - А девчонок потом или в орготдел, или в культмассовый, или в пропаганду. Повысить. Но- кто как себя проявит… Вроде, все? Вопросов нет? За дело, товарищи. А потом Паратунька, трое суток вслепую. Вера? Вроде нет. Не дай бог, на старушку попал, затрахает ведь! Эта моложе, вроде? Тугее, так сказать. Или туже? Надежда? Любовь? А в голове подружка, делегат 18 съезда ВЛКСМ, лифчик 6-го размера…Где ты, незабвенная? Эх…
Вышли из завода. Сегодня мне предстоит первое погружение, как и 60 процентам экипажа. В четвертом отсеке натянута белая суровая нитка. В тугую, до звона, как тетива лука Робин Гуда. Или Робина? При погружении на двацать метров нитка начала провисать…Внутри меня несколько хреново. Погружаемся дальше. Стоп , не так- «продолжаем погружение». Лодке –то годочков, как и мне…Держусь и фасон держу. Пью с новичками, на общих основаниях, из плафона, забортную воду. Заму налили полный, понятно, литра два, но надо выпить. Тянет блевать, давлюсь, но пью… Фу, выпил. Ну и гадость! Начали всплытие.Клюнули корпусом. Проваливаемся вниз. Бегу в центральный. Уже подводником! В животе что-то непонятно- бурлящее. Морду кривит непроизвольно. Позывы рвотные…Под днищем 1700м. Успею. А что так страшно у нас орет старпом? - Все дуть! Рули на всплытие! Вперед полный! Задраиться в отсеках ! Куда-то мчимся, вроде, наверх. В ушах шумно до треска, и их закладывает, как в самолете…Старпом сует мне «идашку»…Включаться?
Нет, всплыли! Оказывается, вырвало какую-то воздушную захлопку, на глубине 80 метров. Даже не так, а крышку клапана вентиляции.. А что , без нее нельзя? Мне плохо после морской воды. Что? Чуть не утонули? Завод виноват?
Да, пора уже и устройство лодки учить А то баня, «гады»,довольствие, роба, брага. Корабль надводный досконально знал, три раза «устройство корабля» механику сдавал, Деду Жоре. Вахтенным штурманом стоял. Неужели в этой железной трубе сложнее? Пора учиться служить на ПЛ…Наставления, инструкции, руководства. А где техформуляр? Читаю ночами. Информации много, главного нет. А зачем эта воздушная захлопка? А, клапан вентиляции… Противоположность кингстона… Это как? Цистерны 1-3, 2-4… Так…Группы главного балласта. А есть еще второстепенного? А еще какие-то дифферентовочные. А это что? Прочного корпуса…А где непрочный? Нет, без механика не обойтись. Где клавиша «Каштана»7 -Центральный, замполит приглашает механика. - Центральный! Передайте на камбуз- два чая в каюту замполита. С лимоном. Если есть. Нет, лодка -не первый мой корабль , первого ранга…Лимона нет. -Александр Иванович, присаживайтесь. Да, на койку старпома. Что-то меня дисциплина в трюмной группе тревожит. И Вас? Удивительно, какое совпадение. Помните, Вас штурман, пьяного, на себе, по поселку нес? В Вас 100кг, а в штурмане 55. Его, бедного, в стороны валяло. На глазах проверки из флотилии? А утром, на итоговых политзанятиях, как руководителя группы, я Вас прикрывал: день рождения, день рождения? Они ж Вас и в лицо, и по фигуре запомнили. Да ладно… Забудем. Кстати, вот здесь, в формуляре, мне непонятно… Может, опечатка какая? Так и учился. У всех, кроме штурмана, спасибо родному училищу.
А своя лямка была не слаще, если не горше. Не было у нас Ленинской комнаты. Голые стены. Ежедневный повод для «дера» в политотделе. А я ж умный. Где-то, в Москве, кажется, книжку купил: « Современное оформление Ленинских комнат и кают». Красиво, стенды квадратные, треугольные, в центре круги какие-то. И цвета не избито-красные, а еще и белые, и синие, и желтые. Засели с двумя матросами- художниками. Пять суток! Не вынимая. По часу спали. Есть! Обалдеть, какая красота! Свежий запах краски и гуаши. Стены –как в Третьяковке. Честно, я сам не ожидал, насколько рутину можно сделать интересной. И НАТО, и АЗПАК, и СЕАТО, и СЕНТО, и счастливые лица рабочих и крестьян, и флотские будни экипажа. Портрет вождя большой, политбюро. Нелегко было картонки цветной бумагой оборачивать, а потом фотки приклеивать. Много их просто было.И на два гвоздика. Если кого снимут и нового введут, поменять нетрудно, хоть они по алфавиту висят. Временно-постоянный такой стенд. А цитат сколько вместилось! Например: «Закалка у нас хорошая. Нервы у нас крепкие. Нас ничем не запугаешь. Л.И.Брежнев».На всю длину комнаты! Боже, как я гордился! Меня изнутри, как воздушный шар, от гордости перло. Доложился начпо, пригласил осмотреть. Пришли с пропагандистом. И чего начпо рассвирепел? Сорок минут драл, а потом отправил в соседний экипаж, учиться. Пошел я. Понуро. Ну? Темные, собранные по офицерским квартирам, под страхом смерти, полированные крышки от столов. Открытки на них наклеены, с подписями. Правда, подписи на машинке напечатаны, не то, что у меня. А так- обидело. Пять суток зря…Сказал, что у меня, вроде, лучше. Драли уже полтора часа. Пообещали привлечь к партответственности. А другого фото, с НачПУ ВМФ, у меня нет. Лучшая защита- огорошить чем-нибудь, отвлечь. Попросил разрешения очистить Ленкомнату огнем. Ну, мол, священники крестным знамением все очищают. А у нас, раз такое говно создали, только огнем можно. Огнем паяльной лампы, например. Мы ж атеисты. И пожара не будет. И все на «голубом глазу», честном, значит. Начпо наорал и запретил. И домой меня отправил, покосившись опасливо. И перекрестился, я видел! Е! А у меня ж сегодня день рождения! Чуть не забыл. 25 лет! Юбилей. Начпо тоже не поздравил. Понимаю-дела. Из гостей командир, старпом, механик, зам соседней лодки. Пригласил еще с утра. Помощник молод еще. Нечего баловать. Приятные хлопоты по накрытию стола. Жена в Киеве, да я и сам с усам! Соседка весь день телеграммы носит. Почтальон! Телеграммы складываю на «стенку» в комнате. Стол накрываю. Крабы, мой рецепт, владивостокский, с укропчиком, икра, рыбка красная трех видов. Чем удивить? А вот, колбаска вареная, за 2.20, мичмана своего посылал в магазин,. У него жена там работает, только для штаба и политотдела, другим не продают, из загашников и закромов Родины. Папоротник. Салатики, огурцы-помидорчики соленые, курица , капусточка. И клюква сверху. Все вполне пристойно. И хлебушек порежем. Красота! Водка? А где водка? Водки должно хватить, семь бутылок. Фу, тяжело быть хозяином Стол готов. Ну, пока есть 16 минут до прибытия гостей, почитаем телеграммы. Ну, и кто не поздравил? А это что? «Пятьдесят четыре сантиметра, 3,8 килограмма»? Ешеньки, я что, отец? Сегодня? В день рождения? А, нет, вчера. 9 часов разницы. Вчера?! Где водка?!!! То-то соседка весь день улыбалась, а я нехорошее подумал! Помните: «иногда согласие женщины пугает больше, чем отказ?» Дзынь! Соседка! Вот бокал шампанского! Дайте, расцелую1 Не заметил главного! Чмок-чмок! И еще чмок , я ведь теперь отец! Ладно, чмок (это точно в последний раз, я ведь теперь отец). Чмок! Стоять!Успокоиться… Слава Богу, гости! А то б и согрешили…
Дзынь! Вестовой. Штормовая «три». Пить надо чаще. Пьем. За меня и за дочь. Ветер дует в оконное стекло. Снежинки уже роятся. Топовый огонь на штабе еще виден. Мех и старпом по очереди мотнулись за тревожными «дипломатами»-какие чемоданы на лодке? Дзынь!Вестовой. - Ух,ты! Гляньте! Ха-ха ха!Опять вестовой! Ты вестовой? А что это-вестовой? Ха-ха-ха!Кто знает? Конкурс! -Матрос, стоять! Ты кто? А, это вестовой, я догадался! кричит старпом. Все в тумане… Накурено, весело. Штормовая «два». Сбор экипажей у штаба. -Ничего, помощник справится,- ворчит старпом. Снижаем темп. Закусываем хорошо. Начало мести, ветер кидается на окна. Штабной огонь борется со снегом жалкими проблесками. Кэп заторопился. Ну, на посошок! Дзынь!.. Штормовая «раз». Экипажам на лодки. Занять места якорных стоянок. За окном метет пурга, ветер пытается выбить стекла. Белая, свирепая пелена. Ни огонька… Пора… У штаба ждут машины
Прибыли к пирсу. Одну секцию оторвало. Между корнем пирса и им, родимым, взлетает вверх и проваливается вниз рейдовый катер «Ярославец». Ветер сдувает гребни волн и кропит водой все вокруг. Снег метет параллельно земле. Тонкая ледяная корка на земле, на лице, на шинелях и шапках.Мокрый каток. Стоять нельзя, ветром сносит к воде. - Экипажу на четвереньки!Перчатки снять, цепляться за лед когтями!-Это старпом. - Направление движения-катер. Ползем колонной по одному! Мы с заместителем командира страхуем! Не боись, бойцы! Ползу за старпомом. Изучаем амплтитуду скачущего вверх-вниз катера.Дождались, когда катер подняло вверх, спрыгнули на палубу.Ухнули вниз, тут же обдало волной. Старпом принимает людей с корня пирса, я подхватываю на палубе, чтоб не смыло за борт-скользко.Когда катер опять в верхней точке, выпихиваем народ на пирс.Они бегут к лодке, спотыкаясь, падая, матерясь. Мы приноровились, ни одного зряшного подъема. Последним, как и положено, принимаем командира и помощника с соседней лодки, Прошкина. Опять окатило волной. Потерь нет, никого между бортом не зажало, не раздавило.Мокро и холодно, зубы стучат , не унять. Наконец-то! Теплое, вонючее, родное нутро нашей лодки. Помощник с другого экипажа оставляет нам «канадку» и собирается вплавь добираться до своей лодки.Уговоры не действуют, аргумент: «Командир убьет». Соседняя «букаха» уже в точке якорной стоянки, метров 200 от берега. Связались с ней по УКВ, предупредили о безумце. Оттуда пообещали принять и выдрать за несвоевременное прибытие. Отходим от пирса, пройдем рядом с его лодкой. Прошкин выбрался на корпус, кинулся в волны, поплыл. Сопровождаем слабым светом прожектора-снег забивает даже свет. Фу, добрался, ему бросили конец, вытянули на борт. Пытаемся отдать якорь-не идет. Минер с мичманом-торпедистом обвязаны страховочными концами, двинулись к клюзу. Через двадцать минут отдаем якорь. Командир записывает в вахтенный журнал: -...при ремонте якорного устройства в штормовых условиях был смыт за борт командир минной группы...При себе имел: мпистолет «Вери», три комплекта водолазного белья,три комплекта «ЧШ», сапоги... Списываем инвентарное, у него срок службы длинный... Баталерку обокрали, пока мы в заводе были, канадки «академики» увезли... Выкручиваемся... Стоим на «яшке». Сушусь.Через два часа моя вахта. Стою на якоре. На ходу нельзя, спасибо Саблину. На «С-ках», 613 проекта, мои коллеги еще стоят...
Ветер, на третьи сутки, стих. Солнце, вокруг лодки нерпы плещутся. Полный штиль. Хорошо! К пирсу почему-то не подпускают. Оказывается, тральщик с брандвахты передает:: «Ветер, по ареометру, 22метра в секунду...» На тральщике замом мой друг, Женя Мартынович. Прошусь на связь. Дали добро. Он на вахте. -Женя, в чем вопрос? -Твои к пирсу не пускают, воды набрать. Говорят, я опять всех разложу... У Жени голова 62 размера, сам плотен и улыбчив. Любой головной убор кажется насмешкой над начальником. Золотой школьный медалист, училищный «краснодипломник». Подпольная кличка «Мозг». Шел ко мне, наткнулся на начпо, обвинен в «разложении», обиделся. - Жень, у меня два ящика сока, «виноградно-яблочного», и еще кое-что есть. Жду вечером, кого-то еще возьми.За водой подпустят, командир поспособствует. Пустите домой! - Ладно, жди, буду. Тебе конец связи. -Оперативный- брандвахте! Ветер 18 метров,стихает, 14 метров... Встали к пирсу. На берегу- вмерзшая в лед киноустановка и чемодан с вилками-ложками. Носим все: то на берег, то с берега...
На ТОФе лодка наша была отличной. Шли к этому тяжко. Когда матросы напивались, они писали в объяснительных: « А потом, ниоткуда, взялся замполит, испортил отдых, вылил водку и брагу и отвел нас на гауптвахту». В бригаде гауптвахта была своя, уж больно мы далеки от цивилизации были: час лету, шесть часов морем. Объяснительные со словами «побил» , я выбрасывал и заставлял переписывать. Установку браги, ее зрелость и готовность к употреблению я чувствовал интуитивно. Сижу в каюте, стол- как крышка табуретки , план очередной составляю, и вдруг- сносит с места. И внутренний голос говорит: « Сходи в шестой». Это энергетический. Тепло. Бросаю, иду. Все вроде, нормально. Слушаю себя…Ага! Лезу под паелы, к линии вала. Что ты думаешь, аварийный бачок, в шинель завернутый, бражка, готова уже, Иди сюда, дорогой механик…И групманов с собой бери… На водку, которую доставляло, вместе с продуктами, судно «Авача», меня, как на брагу, почему-то не пробивало. Жалко.
Пришел на лодку в заводе . Ни одного офицера или мичмана. Пустая казарма, которую и нашел с трудом. В кубрике экипажа стоит фляга из-под молока, большая, с ручками по бокам и плотной крышкой, кружка к борту цепочкой привязана. Брага. Пей- не хочу. Жду.
20.00. Прибыл экипаж, с ужина.. В завод, на лодку, водит кок, главстаршина- сверхсрочник, а там народ по отсекам спит. А вечером опять в казарму. Какой ремонт? Построил. Экипаж раздет, разут, голоден. Банда, пальцы из рваных гадов и сапог торчат, робы щелочью аккумуляторной съедены, небритые, месяца полтора в бане не были. Злые, соответственно. Люди… Смердят собой и лодкой. Запах для меня новый, аж душит. У нас в бригаде, когда матрос в магазин заходил, беременные женщины в обморок падали, или тошнило их, бедных… Представился. Брагу вылил тут же, в кубрике, на пол. Перед строем. Заставил сделать приборку. Воняло страшно, да не мне спать…Думал, убьют… Убирают, но слишком быстро. Занять надо. 20-22.00 Два часа знакомился, телека-то не было, продали кому-то, чем еще занять их до отбоя? Брагу- то вылил… Алимов, Алоев,Аханов, Бердыбеков, Бурджоев, Георгади, Джурабов, Джибоев, Джабаров, Джанидзе,Есинскас, Елопиньш, Жампиисов, Имчичханов, Инчук-Оглы, Ким,Курбанов, Коваленко(О!) Рембаев, Рымбоев( с этими двумя буду путаться, запомнить в лицо), Раджабов, Сейтмурадов, Хаджоев, Чхуладзе, … Фу, наконец-то, -Яшмалиев…Мама моя…Если бы ты знала… 24.00. Сделал «испанский воротник гитаристу-годку, Бердиеву, кажется, в фамилии не уверен, но близко, который дергал струны гитары в стиле «потяни кота за яйца». Это когда гитара одевается на голову, красивое деревянное жабо. Выковыриваться очень тяжело- занозы. Рявкнул: « Отбой» Спасибо, гадом не запустили. Учту. 3.00. Лег спать, убедившись, что экипаж отошел ко сну. Дверь в каюту закрыл. Прибьют, на фиг. 5.20.разбужен стуком в дверь ногами: появился командир. Он прибыл вчера, увидел развал , отчаялся и убыл по делам. Познакомились. Нас уже двое. 5.50. Случайно отловили полупьяного мичмана, шаги услышали в коридоре. Оказался наш, из мотористов, спать шел. 6.00. Подняли экипаж. С ним, болезным, застращав, отправили народ на умывание, на скудный завтрак и на лодку. Что в ремонте без механика делать? Пусть спят, спокойнее… Планируем первоочередное. Баню организовать вечером надо. Одеть. Узнать, с кем служим. Отыскать по гадюшникам. И главное- где механик? К обеду прибыл старпом, из отпуска. Сообщил, наконец-то, фамилии офицеров и мичманов. Нас уже трое. Планируем дальше. 12.30.Дверь, без стука, открылась Вошли капдва, толстый такой ,глазки блестят, и усатый каплей с газетным свертком. Прошли к столу, который стоял в каюте. Молча. Командир каптри, старпом каплей, я старлей, целых две недели уже с третьей звездочкой, до сих пор на погон глаза скашиваю.Мы встали-старший по званию вошел. Следили за их перемещениями по каюте и тоже молчали. Каплей разложил газету на столе и начал резать селедку, которую принес, завернутой в эту же газету. Капдва вытащил из необъятных карманов консервы «Севрюга в томатном соусе». Мы сглотнули: такого не ели никогда. Капдва попросил командира открыть сейф. Кэп побледнел и спросил: -А Вы кто? Капдва, развалившись на стуле, ответил, что он старший среди заводских экипажей. И не секреты ему из сейфа нужны, а спирт. В других экипажах уже нет, они с Серегой выпили. И кивнул на каплея. Тот икнул в ответ, закончил с селедкой и начал открывать консервы с севрюгой. Кэп вздохнул облегченно , и обреченно открыл сейф. . Три литра, НЗ.Выпили по первой.. Ах, эта севрюга! О, этот божественный запах. А вкус! М-м-м! На довольствие никто еще встать не успел. Повторили. Хлеб , хоть и черствый, был. Старпом оттопыривал мизинец, когда ел из банки тетрадным листиком, свернутым наподобие ложки. Интеллигент... Закрепили.. Теперь селедка.В животе тепло, на душе весело! Серега уже пел. Красиво...Уходить не хотелось. « Ой, мороз, мороз...» А надо. Что было дальше-не знаю, отлили мне две бутылки из банки НЗ-шной, для дела,оставил компанию. 17.00. Уехал в соседний поселок искать экипаж.. Кабаки были только там. Пришел в милицию, объяснил все, поставил две бутылки шила, дали «Уазик», участкового и отправили по притонам. У мента были все адреса гарнизонных дам, от «ВИП» до «рублевых». Список на трех листах.
Какое некрасивое оно, «дно». Дверь нам открыл мальчик, лет восьми. «Простите, я делаю уроки. А мама спит. Вы за дядей? Только маму, пожалуйста, не будите, ладно, дяденьки?» А глаза голубые, чистые, с верой в людей и нас, отличник, наверное. А в комнате, на полу, голая и пьяная мать спит, окурок к спине прилип, лицом в ковер, а мужик, тоже голый, на стиральной машине, ноги здесь, вниз, руки здесь, вниз, жопа по центру и вверх, мертвый в хлам. Проверил документы. Фу, слава богу, не наш. Вот тогда, за мальчика этого, я некоторых и любить начал…Марсо-ленинская Вам не нравится? Святые Вы мои…Иноки-страстотерпцы-онанисты-себялюбцы… Будет Вам марсо-ленинская. И университет М-Л будет… Все будет… Едем дальше. Кого-то из моих мы грузили, некоторые соглашались идти самостоятельно. Штурману, не желавшему оторваться от «любимой», объяснил, кто я такой , с применением физической силы. Спасибо НЗ, наглости придал! Мне было тогда 24 года, силен и уверен в себе. Задорный такой… Очередной адрес. Дверь открывается. На меня кидается женщина, голая, толстая, и визжит ! Глаза выцарапать хотела! Груди, отвисшие, болтаются из стороны в сторону, соски коричневые, мохнатый треугольник внизу трясущегося, как желе, живота! Мент ее «успокоил». Вошли. Есть мичман! Едем дальше… 00.50 Вернулся с первой партией выловленных.…Спать отправили. Сами доели остатки утренней трапезы- на довольствие встать не успели. В животе тепло… 07.00 Мыть народ негде. Взял бутылку шила, капдва с Серегой не все выпили, пошел на камбуз. Договорился мыть под видом камбузного наряда, небольшими партиями. Угостили буханкой хлеба. К исходу третьих суток весь экипаж был в сборе, кроме минера. Пришел сам, утром, узнав об облаве. Бывшая белой когда-то, уже черная рубашка. Узел галстука, величиной с кулак, сам пьяный вусмерть. Вошел в нашу,( на кэпа, меня и старпома), каюту в казарме. -Товарищ командир, командир БЧ-3 старший лейтенант такой-то! И рухнул на койку командира, тут же захрапев. Не будили .Перспективный офицер. А то как бы он именно на койку командира рухнул, а не на мою, к примеру?
Утром лодку ставили в док на кильблоки. Не совсем протрезвевший механик не просчитал распределение балласта и запасов топлива, и мы начали валиться на стенку дока. И доку до конца всплыть нельзя, и лодке некуда деться. Стоим под углом градусов 18-22, пукнуть боимся. Прибыл на вертолете комбриг, привязались, по его команде, тросом к рубке дока, чтоб оверкиль не сделать. Хоть и мало места, а навредим и себе и доку сильно…. Часа два ночи. Проверили заводскую ведомость. Пересчитали балласт. Перекачали топливо. Перегнали воду. Народ убрали, в том числе и офицеров. Комбриг, командир, я и механик на лодке. Ждем, с замиранием сердца. Док припогружается, лодка всплывает, трос трещит, о нем все забыли, лодка клюнула в его сторону, жуткий мат и беготня! Трос обрубили топором, хлесткий удар по рубке, лодка резко пошла влево, вот сейчас ударится о док! Нет, не достали, и сюда, вправо, не достали. Вода хлюпает о стенки дока, волну разогнали, Амплитуда стихает, вправо- влево, тише, тише тише, качнулись, замерли, ровно! Пауза. Док всплывает. Внутри все дрожит. Встали! На кильблоки! На ровном киле! Фу-у! Комбриг убыл. А на следующее утро началась порка. И служба. Командир приветствовал и всячески помогал. Старпом буйствовал. Основное, что я слышал в ответ от офицеров, это то, что они герои- подводники, а я , тем более старлей, хер знает что. А у меня мальчик в глазах стоял… Воспитали индивидуально каждого . Экипаж одели за счет атомоходчиков, стоявших в заводе, и рембата. Кому шило, кому тушенку, а нам робы и РБ. И даже «гадами» разжились, но за дорого. Начали служить. Весело и жестко. И ремонт делать. Через три недели меня вызвали в политотдел родной бригады. Это шесть часов на пароходе. А у меня и тридцати минут свободных не было… Претензии: не доложился о приеме должности. Три недели- почти месяц, месяц- почти квартал, квартал-почти полгода. Пора привлекать к партийной ответственности. Прибыл. Настроены серьезно.Уронил на пол фото, где я с Нач.ПУ ВМФ Медведевым П.Н, на выпуске из училища еще… Ручкаемся. Как и весь выпуск. Фото случайное, но счастливое. Для меня, за других не знаю. Секретарь парткомиссии поднял, передал начпо. Пауза. В тот раз отпустили девственником .Служить разрешили. Убыл в завод. К экипажу.
