На борту плавбазы, после моего доклада о полной готовности корабля, запасах, наличии и состоянии личного состава, командир понизил голос и сообщил, что Изя возвращается досрочно. «Что-то у него с ракетой, — пояснил он, — вроде окислитель потек, похоже, пойдем за него дослуживать, на то мы и в дежурстве...» Речь шла о командире одной из наших подводных лодок, находившейся на боевой службе в океане, капитане 2 ранга Исааке Людмирском. «Так, — подумал я, тоскливо вспомнив о недопитом домашнем чае,— дело пахнет океанской прогулкой месяца на два». Вида, однако, не подал, а наоборот, дурашливо лихо хмыкнул, изобразив этакого морского волка. Командир как-то искоса глянул на меня, сердито засопел и зашагал к трапу плавбазы, чтобы встретить поднимавшегося по нему адмирала — командира нашего соединения. — Дело серьезное, — еще раз подумал я, наблюдая, как на борт лодки прыгают офицеры штаба. «По местам стоять, со швартовов сниматься!» — подал я команду, бросив прощальный взгляд на все еще мерцающие огнями окна домов военного городка. С этого момента все береговые дела и заботы привычно отошли на задний план. В голове крутилась мысль о чужаках в экипаже — офицерах и матросах других лодок, приписанных вроде меня в порядке доукомплектования экипажа дежурного корабля. Все ли морально готовы к неожиданному плаванию в составе чужого экипажа? Все ли, в конце концов, в достаточной мере отработаны в действиях на боевых постах? Особенно беспокоила мысль о сплаванности и сработанности людей, прибывших из второго, резервного экипажа, формально перволинейного, но используемого больше на хозяйственных работах, нежели в море в боевой подготовке. Создание вторых экипажей подводных лодок с целью обеспечения непрерывного цикла несения боевой службы — само по себе благое начинание. Но выполнялось оно, как у нас обычно бывает, не совсем так, как задумано. Эти экипажи были, как правило, недоукомплектованы, отрабатывали курсовые задачи в море исключительно под бдительной опекой офицеров и старшин первых, основных, экипажей, несших юридическую и фактическую ответственность за подводную лодку и ее оружие. Словом, молодые офицеры и матросы вторых экипажей внушали определенное опасение. Я мысленно перебрал всех членов экипажа лодки, на которой предстояло проплавать на боевой службе в осенне-зимнем океане довольно продолжительное время, сравнивал их со специалистами своей лодки, но к какому-то выводу прийти не мог, поскольку сам был в данном случае «приписным» офицером и большинства членов экипажа в деле не видел. Грустные мои мысли были прерваны напутствиями и прощальными словами флагманских специалистов, покидавших корабль, а также появлением на борту командира, коротко распорядившегося отдавать швартовы. «Сходню на плавбазу! И исполнять команды машинного телеграфа! Товсь моторы!» — почти автоматически командовал я, окончательно расставаясь со вчерашними заботами. Теоретическая готовность к выходу на боевую службу превратилось в реальность. Расширяющаяся полоса черной холодной воды, отделяющая борт плавбазы от борта подводной лодки, не оставляла в этом никакого сомнения. Океанское плавание началось.
Командир «К-139» Холчанский Семен М.
Рассуждения на отвлеченные темы
Океан есть океан, даже если он и Тихий. Думаю об этом всякий раз выходя в него и делая положенную запись в вахтенном журнале: «23.33. Прошли ворота боновых заграждений. Море — зыбь — 3 балла, ветер от норд-веста — 4 балла, видимость — полная». Это только кажется, что обстановка спокойная, в любой момент все может измениться. Никакая, даже очень беспокойная военно-морская служба в базе не идет в сравнение с военной работой в море, тем более в океане. Перед глазами встает неизбежная проверка на прочность: монотонные вахты в центральном посту в подводном положении, тревожные туманные или штормовые вахты над водой, частенько сопровождаемые ледяным душем, когда узкое тело лодки как бы ныряет в очередную водяную глыбу и ноги в сапогах постепенно обрастают льдом, если плавание проходит зимой. Но, самое главное — это не покидающее никого, от матроса до командира, ощущение личной ответственности за обеспечение безаварийности и скрытности плавания, факторов вроде бы далеких друг от друга, но на самом деле очень и очень связанных между собой. Вот об этом-то и хочется поговорить подробнее. Может быть, кое-кому из современных подводников, относящихся к опыту плавания дизельных лодок с известной долей превосходства и иронии, эти рассуждения покажутся лишними. Но это их дело. На мой же взгляд, если этот опыт грамотно приложить к современным условиям, то он будет весьма полезным. Холодная война двух мировых систем, главными представителями которых в описываемый период являлись США и СССР, требовала от обеих сторон совершенно конкретного ядерного противостояния. Справедливо замечает Э.А.Шеварднадзе в своей книге «Мой выбор»: «Это была жестокая реальность, но фантомы внешней угрозы, опасности взаимного уничтожения, подрывной деятельности сознательно культивировались в политике, пропаганде, общественном мнении. И я знаю, что это делалось не только нами. Для США, Запада «советская угроза» тоже была удобным средством для решения определенных задач». (Шеварднадзе Э.А. Мой выбор. М., 1991. С. 145) Мы, подводники, волей судьбы являлись и непосредственными участниками этого противостояния.
Противодействие руководства Министерства обороны обезоруживающим инициативам Горбачева приобрело еще более резкие формы, когда стала очевидна проамериканская позиция . Вся его деятельность на посту министра иностранных дел была чередой уступок Западу. Он активно играл в пользу наших противников и за свою дьявольскую изворотливость имел на Западе прозвище «Седой Лис».
На рубеже семидесятых годов Военно-Морской Флот Советского Союза имел достаточное количество ракетно-ядерного стратегического оружия, однако, средств его скрытной доставки в районы предполагаемых превентивных или ответных ракетно-ядерных ударов явно не доставало. Я имею в виду подводные лодки-ракетоносцы с ядерными двигателями, позволяющими им быстро и скрытно, практически не всплывая, занимать районы боевого патрулирования и также скрытно маневрировать в них. Бремя такой работы в то время легло на дизель-электрические лодки, имеющие те же энергетические установки — дизели и электромоторы, которые имеются у дизельных торпедных лодок. Но несли они на себе значительный дополнительный груз — ракетный комплекс. Я, в прошлом заядлый мотоциклист, всегда представлял свою лодку в виде тяжелого мотоцикла типа «Урал» с прицепом-кузовом большого грузового автомобиля. Не говоря уже о низких скоростных характеристиках таких лодок, они крайне тяжело управлялись в режиме движения под РДП-устройством, позволяющим использовать дизели для обеспечения хода и зарядки аккумуляторов на перископной глубине. Режим этот обеспечивал определенную скрытность лодки: над водой находились практически только обтекатель воздушной шахты для подачи воздуха дизелям, перископ и, радио- и радиолокационные антенны. Однако лодка в этом положении в значительной мере глохла (шумы работающих дизелей мешали работе гидроакустической аппаратуры) и слепла, поскольку наблюдение велось только через перископ. Трудность управления такой лодкой при ее движении под РДП заключалась в том, что даже при незначительном волнении моря, вполне допустимом для безопасного плавания торпедной подводной лодки, лодка-«гибрид», у которой энергетическая установка та же, но тоннаж значительно больший, вела себя крайне норовисто: она стремилась либо выскочить из-под воды и тем самым теряла свою скрытность, либо получить тенденцию провала с перископной глубины, что было чревато поступлением огромного количества воды из-за борта в дизельный отсек в случае промедления с закрытием воздушных и газовых захлопок — устройств, обеспечивающих герметизацию прочного корпуса лодки при неработающих дизелях в подводном положении. Если это случалось, то лодка камнем летела вниз за предельную для нее глубину и могла быть раздавлена давлением забортной воды или же она падала на грунт в мелководном районе. Причем, как правило, работа всех водоотливных средств и продувание цистерн главного балласта воздухом высокого давления были малоэффективны и остановить падение не могли. Вопрос жизни и смерти корабля в этом случае зависел только от грамотности и быстроты действия ее экипажа.
Думаю, что теперь читатель достаточно ясно представил степень важности организации службы на лодке при движении под РДП и отработки действий экипажа в случае возникновения нештатной ситуации.
Будни похода
Прошло несколько дней. Жизнь экипажа проходила по накатанной колее. Как всегда днем шли под водой, а вернее, ползли экономическим ходом. Ночью, если позволяла погода, двигались под РДП, а если наверху штормило, всплывали в надводное, крейсерское, положение и двигались максимально возможной скоростью под дизелями, заряжая аккумуляторы. Движение под РДП и в надводном положении на боевой службе требует особой бдительности. Лодка в любой нужный момент обязана срочно погрузиться на заранее рассчитанную глубину, обеспечивающую такое положение, при котором наш акустик обнаруживает чужую подводную лодку раньше, чем она обнаружит нас, а надводный корабль даже случайно не сможет нас таранить. Методика расчета оптимальной глубины подводникам известна, современная компьютерная техника им помогают. В описываемое же время все приходилось делать вручную. Но суть не в этом, а в том, что ночь, как правило, проходит для экипажа беспокойно, людям не до сна: зарядка батареи, гул вентиляторов, качка, громкие команды и доклады по корабельной трансляции, постоянное ожидание сигнала и команды: «Срочное погружение!»... Словом, как правило, подвахтенные отдыхают спокойно только под водой. Поэтому мы поменяли в распорядке дня ночные часы на дневные и уже привыкли к такому режиму. Сегодня вторник. В этот день на кораблях проводятся занятия по специальности. После окончания зарядки батареи, погружения при первых признаках рассвета, свободные от вахты подводники, позавтракав, разошлись по местам проведения занятий. Приняв командирскую вахту,* я расположился на ящике с аварийным бельем** в центральном посту, время от времени поглядывая на глубиномер, репитер гирокомпаса, тахометры моторов, занялся заполнением «Журнала боевых действий», успевая при этом вслушиваться в команды вахтенного офицера и доклады штурмана.
* Командирская вахта, на мой взгляд, надуманная, страхующая вахтенного офицера, а на самом деле приучающая его к безответственности и несамостоятельности действий, однако принятая в то время на подводных лодках. В данном походе командир взял на себя ночную вахту, возложив на меня дневную (Примеч. авт.). ** Белье, предназначенное для легководолазного снаряжения.
Журнал этот, на мой взгляд, очень интересный документ. В отличие от других журналов — вахтенного центрального поста, навигационного и даже просто вахтенного,— он не только фиксирует события, но и объясняет, обосновывает решения командира корабля. Считал и считаю, что ведение этого журнала старпомом расширяет его кругозор как будущего командира корабля, способствует передаче опыта командира своему первому заместителю, вырабатывает у старшего помощника командирский стиль мышления. Как всегда, я заполнял этот журнал с удовольствием. Однако нужно было время от времени проходить по отсекам лодки, проверять выполнение распорядка дня, и я отложил журнал в сторону. В первом отсеке торпедисты под руководством старшины своей команды штудировали устройство одной из современных торпед — в базе предстояла замена торпед. Во втором отсеке принимающий участие в нашем походе помощник заместителя командира соединения по электромеханической части гонял вахтенных офицеров по расчетам живучести подводной лодки.
Заместитель командира по политчасти вместе с врачом или просто «доком» трудились над выпуском боевого листка с поздравлением очередного именинника. Пройдя последовательно все носовые и кормовые отсеки и убедившись, что распорядок дня не нарушается, и подвахтенные заняты делом, я возвратился в третий отсек. Хотел было продолжать заполнение «Журнала боевых действий», но поступил доклад гидроакустика о шуме, который он не смог сразу классифицировать. Пришлось нырнуть во второй отсек, акустическую рубку и вместе с вахтенным акустиком вызванным по этому случаю старшиной команды, классифицировать обнаруженный шум как шум косяка рыбы. Явление это довольно обычное, но за бдительность акустика следовало похвалить, что мною и было сделано. Затем подоспело время всплытия на очередной сеанс связи. Осмотрев горизонт в перископ, с неудовольствием убедился, что поверхность моря успокаивается, а, следовательно, ночью предстоит двигаться под РДП. Как и большинство подводников, не любил я этот режим, уж лучше качка и небольшой шторм, чем этот баланс на перископной глубине, со всеми вышеописанными трудностями. Погрузились, поддифферентовались на глубине, поужинали в спокойной подводной обстановке и встали под РДП. После выполнения маневра и снижения степени боевой готовности сдал вахту командиру и с удовольствием втиснулся к себе в каюту, просунул ноги между шкафом, сейфом и переборкой, попытался уснуть. Перед сном, как это обычно бывает, перед глазами прошел весь сегодняшний день. Какое-то чувство неудовлетворенности, как теперь любят говорить, дискомфорта не давало сразу уснуть. В чем дело? Постепенно привычка к самоанализу начала подсказывать ответ. К сожалению, сам себе признался, что я не чувствую себя здесь, на чужой лодке, полноценным старпомом. Дублером командира — да, пожалуй. А старпом — похоже, нет. А это плохо. Проверяя проведение занятий, обратил внимание, что к участию в них привлекались и вахтенные отсеков, если тема касалась их специальности. Плохо это или хорошо? На первый взгляд вроде даже хорошо, не теряют специалисты времени даром, не пропускают занятия. А с другой стороны — прямое нарушение и вообще организации службы; налицо отвлечение от наблюдения за отсеками, формальное несение вахты.
Не дело это, явно не дело. Нельзя стесняться показать себя более строгим, чем мой друг Юра Лазарев. Завтра же начну более активно вмешиваться в традиции экипажа. Пусть думают, что хотят, пусть сравнение с Юрой будет не в мою пользу, пусть считают меня выскочкой и держимордой, дисциплину несения походной вахты нужно срочно подтягивать... С тем и уснул. И я был прав. Но слишком поздно все понял. События конца описываемой недели, к сожалению, полностью подтвердили мои опасения. Пресловутая пословица о русском мужике, который задним умом крепок, пришлась к месту. Но все по порядку.
— Послушай, а ты не угнал мотоцикл? — высказал я догадку. — Скажешь тоже: угнал! Я же знал: попрошу — старшина все равно разрешит. У Андрея он в подчинении. Андрей с ним за все расплатился. А я на всю жизнь теперь сыт мотоциклом. Ну его! Буду писателем. — Кем, кем? — Писателем, — А у тебя что, талант прорезался? — Мой рассказ напечатали в комсомольской газете. (Он достал вырезку.) Вот. Денег выдали. Правда, немного. Садись за стол каждый день и пиши, о чем вздумается. Сноровка нужна. Известные писатели гребут деньги лопатами. — Да разве писатели пишут для денег? — А для чего же еще? К нам приезжал один. Он курил сигареты «Тройка», и у него был золотой портсигар.
— Позолоченный. — Что? — Позолоченный. — Может быть. Все равно дорогой. Ох уж мне эти предки! — пожаловался Валерка на то, что «Андрей» дает ему мало денег и вообще стал прижимист. Меня корежит, когда некоторые оболтусы называют своих родителей «предками», жалуются, что «предки» их плохо обслуживают. Валерка воображает, как видно, что он прекрасно обошелся бы без родителей. Хотел бы я посмотреть, как он бы прожил без них? Знаю я ребят, у которых родителей вовсе нет. Вы думаете, им легче живется? Как бы не так! Каждому до смерти хочется, чтобы пришел хороший такой человек и сказал ему: «Я твой папа». Или встретилась славная, добрая женщина, обняла бы: «Ты знаешь? Я твоя мама». С какой завистью сироты смотрят на чужих мам и пап! Мы пошли с Валерием к деду на Вышгород. Вся узкая улочка Кохту была запружена народом, допотопными каретами, лошадьми, и из окна по веревке спускался — кто бы вы думали? — мушкетер! Вспыхнул ослепительный свет — пришлось зажмурить глаза. Ловкачи кинематографисты, как всегда, . Мы с трудом протолкались к подъезду и поднялись на второй этаж.
— А-а, младшее поколение Коровиных в полном составе! — воскликнул дед, открывая дверь. — Ну как, потомки, дела? Ох, неспроста он назвал нас «потомками»! Он всегда сердится, когда называют родителей «предками». Но он был очень доволен, что мы зашли его навестить. — Андрей писал, что тебя уломал,— сказал он Валерию. — Ты будешь стараться? Имей в виду, в нахимовское попасть нынче трудно! Валерий в ответ пробурчал что-то невнятное. Баба Ника уже несла угощение. И он налег на еду. Мы просидели у стариков два часа. — Совсем рухлядью стали дед с бабкой! — сказал Валерка, спускаясь по лестнице! — Из бабки нафталин сыплется. Зажились предки на свете. Я развернулся и дал Валерке по шее. За деда, за бабу Нику, которых я очень люблю. — Ты что? — удивился он. — Не понял — добавлю еще! — сказал я со злостью. И с этим типом, быть может, мне придется сидеть в одном классе в нахимовском и спать в одном кубрике! «Прозевал»,— сказал о нем дядя Андрей. Да, Валерку ты, дядя Андрей, прозевал! Разве я мог бы угнать чужой мотоцикл? Я был рад, что Валерий заторопился домой в свой Балтийск. Ему без его «компашки» у нас было скучно.
„ХИРУРГИ ТВОРЯТ ЧУДЕСА"
Отец уехал в Ленинград защищать диссертацию. Стало скучно. Мама целые дни была занята. Приходила поздно, рассказывала о пациентах. Конечно, у нее не было таких тяжелых, как в госпитале. Но ей тоже случалось оказывать первую помощь. «Ты знаешь, сынок, нелегко быть врачом».
Обед я готовил — хорошо или плохо, кто знает. Покупал в магазине , варил; жарил московские котлеты. Ели втроем. Ингриша торчала у окон — все ждала папу. На каждый звонок выбегала в переднюю. Пришла как-то вечером Руфина Силантьевна. Рассказывала, что Шиллер-старший грубит сестрам и младшим врачам. И больные на него тоже жалуются. Называют «бездушным идолом». А грубит потому, что хотел стать начальником госпиталя, когда прежний вышел в отставку, но его не назначили. Приезжал генерал Колодежный. Шиллер канючил, чтобы его назначили начальником отделения. Генерал отказал. Тогда запросился он в Ленинград, в санотдел. — Туда ему и дорога! — сказала Руфина.— Бумажки пописывать. Расти не хотел... Ну, скоро ли Иван Максимович приедет? -Мама ответила: — Ждем. Однажды вечером мама встретила меня дома сияющая: — Папа из Ленинграда звонил. Просил передать тебе, что он сдал на пятерку. Ну прямо как маленькие! Пятеркам радуются. Но отец — молодчага! Он вернулся в Таллин счастливый. На радостях выпили бутылку . Баба Ника и дед прослезились. Тетка Наталья сказала:
— Теперь, поди, зарплату Ивану прибавят... Отец отмахнулся: — Эх, Наталья, Наталья, да разве дело в зарплате? Мама подошла, обняла его. Она-то хорошо знает, почему отец счастлив: сбываются его мечты. Отец обернулся ко мне. — Да, Максим, заходил я в нахимовское. Все узнал. Придется тебе попотеть. Нелегко, брат, тебе будет. Писем, писем у них — со всей страны просятся!.. Но я убежден, что ты попадешь. — И я убежден,— сказал дед.— Не опозоришь меня и Ивана. — Попаду! — пообещал я. Но не слишком был в этом уверен. А на другой день в городе произошла автомобильная авария. Пьяный шофер с ходу врезался в грузовую машину, на которой матросы ехали с кораблей в увольнение.
Весь день все хирурги не выходили из операционной. И отец, и Шиллер, и Дмитрий Васильевич Власов, и Вера Никитична Зубова... Всем хватило . Маму вызвали из поликлиники, и врачей с кораблей. Спасли почти всех. Не выжил только один. Матрос умер на операционном столе. Отец пришел домой весь обмякший, с трясущимися губами. — Он спешил с корабля к невесте. И вот пьяный бандит погубил человека, у которого впереди была жизнь. Я сделал что мог, дорогие, но не смог спасти жизнь человеку, на которого мать не могла надышаться, который мог прожить еще много лет. Медицина оказалась бессильна... Но я добьюсь, что буду творить чудеса! — ударил он кулаком по столу, расплескав стакан с крепким чаем. Ингрид положила лапу отцу на колени. Он начал машинально гладить ее. Она прижалась к нему головой, и отец успокоился. Медленно, но успокоился. На. другой день к нам пришел журналист с двухэтажной фамилией — Рыкун-Рыкуновский. Он собирал материал — по кораблям и по городу разнеслась уже весть: хирурги спасли жизнь попавшим в аварию. Отец сказал, что есть более достойные. Журналист настаивал: — Но товарищ Шиллер только что рассказал мне, как он достиг мастерства. Отец усмехнулся. , — Ну, Шиллер — светило! — Но вы, говорят, диссертацию защитили блестяще. Отец затеребил усики. — Кто вам сказал? Это значило, что из него больше слова не вытянешь. Статья все же появилась в газете. Она называлась: «Хирурги творят чудеса».
СКВЕРНАЯ ИСТОРИЯ
А вскоре я влип в ужаснейшую историю, которую даже описывать тошно. Я вырасту, проживу целую жизнь, буду, как дед, стариком, и все же меня станет в дрожь кидать, как только я эту историю вспомню. Надо же, чтобы невинный розыгрыш так обернулся. Словом, кошмар!.. Но запишу лучше все по порядку.
Есть у нас в классе Тимофей Подберезкин, страшенный . Всегда все теряет: то тетрадь с сочинением, то галоши. «Ребята, вы не видели, я забыл где-то ножичек?», «Ребята, вам не попадался мой карандаш?» Свою фуражку в раздевалке он находит с великим трудом. «Кто самый фантастический забывала? Подберезкин»,— написал кто-то на доске в классе. И рядом висело грязное полотенце, которым Тимофей вместо шарфа укутал свою тощую шею. Отец Подберезкина привез ему из-за границы часы. Часы мировые, позолоченные, с большущей секундной стрелкой, обегающей циферблат. Тимофей очень гордился подарком; то и дело спрашивал: «Интересно, который час?» — и, задрав рукав, поглядывал на часы, заводил их по нескольку раз в день, подносил к уху — и телячья радость появлялась на его курносом лице! Некоторые ловкачи, вроде Элигия Шиллера, пытались подбить Подберезкина на обмен — предлагали ему все свои богатства, но разве существовало такое богатство, которое могло бы сравняться с подберезкинскими часами? Тимофей твердил: «С ума я сошел, что ли, братцы? Отец с меня шкуру сдерет». И на соблазны не поддавался никак. И вот однажды перед самым звонком я в умывалке вижу подберезкинские часы. «Ну и попляшешь ты у меня, растеряха!» Я часы забираю в карман, бегу в класс и рассказываю Вадиму и Олежке о предстоящем Подберезкину розыгрыше: «Пусть помечется, отдам после уроков». И часы прячу в парту. В класс входит Марина Филипповна, урок начинается. Подберезкин до половины урока часов не хватился. Но вот он задирает рукав — часов нет! Он бледнеет, ахает, охает и вертится так, словно сидит на гвоздях. — Что с тобой, Подберезкин? — спрашивает Марина Филипповна.— Тебе надо выйти? — У меня... пропали... часы... — У тебя пропали часы? Когда? — Сей... сейчас... Вот были на руке в начале урока, а теперь больше нет... — Та-ак...— говорит Марина Филипповна.
Ее бледное лицо с остреньким носиком покрывается красными пятнами. На ее уроке такое чепе! Она любит раздувать всякое ничтожное происшествие и делать из мухи . А тут пропали часы, да еще дорогие! — Всем встать! Все с шумом встают. Она командует: — Мальчики, выверните карманы! Обыскивать она не имеет права. Нет такого закона. Но в запале Марина Филипповна способна на все. Что же она, всех ворами считает? Мальчики выворачивают карманы — из них высыпаются перышки, ножички, почтовые марки, спичечные коробки — все богатства, которыми каждый владеет. И тут меня словно кто в грудь толкнул. Часы-то ведь найдут в моей парте! Как я докажу, что хотел пошутить? Марина Филипповна ни за что не поверит. Она никому не верит. — Шиллер и Подберезкин, осмотрите все парты! Шиллер — левую сторону, Подберезкин — правую. Так и есть! Ну, будь что будет. Я достаю часы Подберезкина. — Вот часы этого растеряхи. Пусть он вспомнит, как он их забыл в умывалке.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Таким образом, подготовленность военно-морских сия СССР к боевым действиям на момент начала войны находилась не на должной высоте... В целом ВМФ был подготовлен к решению несложных задач... Военно-морской флот СССР по корабельному составу, авиации, минному, тральному, торпедному оружию, зенитной артиллерии, средствам связи и по оснащенности современными техническими средствами (радиолокация, гидроакустика, приборы управления стрельбой ит.п.) значительно уступал флоту противника. Отличительной чертой военно-морских сил СССР являлось то, что... корабли, в силу позднего развертывания строительства надводных сил при необходимости создания боль того флота в короткие сроки, строились сериями без достаточной практической проверки типов. Это, в свою очередь... естественно, сказывалось на тактико-технических данных кораблей, вошедших в состав флота... В целом подготовленность ВМС СССР еще не соответствовала требованиям ведения современной войны. <-> Ряд крупных пробелов, отрицательно сказавшихся на общей подготовке сил к войне, был вызван в первую очередь: а) нашей слабой мобильностью в реализации опыта иностранных флотов и опыта современной войны (Германии, Англии) в части оружия, технических средств и методов их использования; б) отсутствием необходимой производственной и научно-исследовательской базы для создания современных образцов оружия (мины, торпеды, радиолокация и т. п.); в) несоответствие системы боевой подготовки сил возросшим требованиям; большое влияние на подготовленность сил оказали также недостатки системы подготовки кадров и прохождения службы личным составом». Бывший нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов вспоминал в 1971 г. [библ. № 49]: «В предвоенные дни, думая о грядущих событиях, мы, моряки, стремились разгадать планы гитлеровского морского командования. Как и многие мои товарищи, я, не допуская мысли о глубоком вторжении неприятеля на территорию нашей страны, все же считал возможной его попытку с ходу захватить Либаву. Вот почему, посетив эту базу перед войной, я поставил перед командованием Прибалтийского военного округа вопросы обороны Либавы с суши. Ведь точно так же, как флот обязан прикрыть развертывание армии, задача армейских частей-прикрыть мобилизацию военно-морских баз. Если сухопутные войска не прикроют развертывание флота, они лишат его возможности выполнить свою роль. Это полностью подтвердилось, когда противник быстро продвигался к Риге и Таллину. ...События развивались так стремительно, что все предварительные оперативные наметки оказались нереальными. Балтийцам пришлось выполнять совсем другие задачи применительно к обстановке, которая складывалась далеко не в пашу пользу. Быстрое продвижение немцев к Риге, Пскову и Таллину, естественно, вынуждало их широко использовать морские пути... Самым подходящим средством для удара по транспортам была, конечно, минно-торпедная авиация... Но ввиду чрезвычайных обстоятельств основная масса авиации была нацелена на танковые колонны врага, двигавшиеся на Ленинград. Кроме того, она прикрывала дравшуюся в Эстонии 8-ю армию и бомбила немецкие части, наступавшие на главную базу флота - Таллин... Чисто флотские задачи авиации КБФ в такой обстановке отходили на второй план. Командующий флотом адмирал В.Ф.Трибуц резонно докладывал о ненормальном или просто тяжелом положении, а мы отвечали ему стереотипными для тех дней указаниями: «Таллин, Ханко, острова Эзель и Даго удерживать до последней возможности». Иных указаний мы дать тогда не могли. Перед нами был враг сильный, опытный, тщательно, до мелочей, подготовившийся к нападению. Героизм наших людей бьи безграничен они не жалели сил, чтобы остановить врага. Но еще не хватало боевого опыта. Чтобы приобрести его, требовалось время. А время, в свою очередь, требовало усилий и немсных жертв. Эти усилия и жертвы небыли напрасны. Без упорной борьбы вЛибаве, а затем на территории Эстонии, возможно, невыдержа.1 бы месячной осады и Таллин, а без борьбы за Таыин, за острова Эзель и Даго, за полуостров Ханко, в свою очередь, труднее бъио бы отстоять Ленинград в критические сентябрьские - октябрьские дни 1941 года. ...Еще зимняя кампания 1939-1940 годов подтвердила старую истину, что учиться воевать следует в условиях как можно более приближенных к боевым, но в первые месяцы нападения на нас фашистской 1ермани и мы снова убедились, что в этом направлении нами было сделано далеко не все. Что было, то было. Сейчас полезно сказать об этом откровенно и подчеркнуть, пасколъ-ко важно постоянно помнить о возможности войны и готовиться к ней, не допуская, где можно, условностей. ... Когда шли упорные сражения за Таллии, Моонзундский архипелаг и Ханко, мы серьезно опасались появлений крупных соединений немецкого флота. ... Тяжелые месяцы пережили балтийцы в 1941 г., когда флот вынужден был отходить от Либавы до Кронштадта. ...Балтийский флот годами готовился к войне на море. ... Сложившаяся обстановка вынудила отказаться от планов, разработанных в мирное время, и сосредоточить все внимание на опасности, грозившей с суши. ...В то тяжелое время, когда, несмотря на героизм наших людей, приходилось оставлять базу за базой, мы особенно явственно ощутили все недоделки в подготовке флотов. Больше всего они сказались в отработке взаимодействия флота с армией, в обеспечении флота некоторыми типами кораблей и боевых средств, а зачастую и в уровне боевой подготовки. ...Говоря о боях за Либаву, я упоминал, что не сразу было достигнуто единое понимание взаимодействия между армией и флотом на этом конкретном участке. Нечто похожее повторилось в Таллине. Вопреки планам мирного времени ответственность за оборону Таллина с суши сразу была возложена на Военный совет Балтфлота, а сухопутные войска были подчинены флотскому командованию с большим опозданием. Теперь о кораблях и боевых средствах. Давно известно, что наибольший эффект в войне дает только правильно «сбалансированный» флот, то есть флот, имеющий достаточно надводных и подводных кораблей всех нужных классов и типов. Обеспечить это соотношение кораблей еще в предвоенные годы было прямой обязанностью наркома ВМФ и Главного морского штаба. Здесь нельзя ссылаться ни на высшие органы, ни на промахи на местах. Очень болезненно, особенно на Балтийском флоте, сказалась нехватка тральщиков и тральных средств. Все мы, руководители флота, понимали, что в условиях балтийского мелководья мины являются большой опасностью, что без тральщиков немыслим ни один выход кораблей. Если бы спросить любого из нас, что требуется в первую очередь для балтийского морского театра, мы бы, не задумываясь, ответили: строить тральщики, создавать тралы, дать современные мины для борьбы с противником. На деле же получилось иначе. Это нужно признать. Уделяя внимание крупным кораблям, мы медленно строили новые быстроходные тральщики (БТЩ), к тому же строили их мало. Также непростительно, что после начала войны в Европе, когда возросла опасность нападения фашистской Германии на Советский Союз, мы не пополнили флот кораблями торгового флота, способными действовать в качестве тральщиков. В результате на КБФ к началу войны было всего двадцать БТЩ, а по самым скромным подсчетам их требовалось не менее ста. Такое положение с тральщиками снизило эффективность использования боевых кораблей и вызвало лишние потери при прорыве флота из Таллина в Кронштадт. Подводя итоги первого месяца войны, Военный совет флота оценил минную опасность как главную. ...Теоретически мы ожидали этого, а практически к борьбе с вражескими минами не подготовились. Нам надо было во все колокола бить тревогу уже после первых сведений о появлении новых немецких электромагнитных мин и о больших потерях, которые несли от них англичане в 1939-1941 годах. Кроме тральщиков не хватало и кораблей противолодочной обороны (ПЛО) и специальных сторожевых кораблей (СКР)...
Сторожевой катер типа «МО» производит профилактическое противолодочное бомбометание
Испытал на себе Балтийский флот и все последствия слабости наших корабельных средств ПВО. Прикрывать корабли истребителями удавалось не всегда, а зенитные пушки Лендера к тому времени уже устарели. Боевая подготовка проходила в неблагоприятных условиях. Почти до самой Великой Отечественной войны наш Балтийский флот располагал единственной базой в Кронштадте, замерзающей на четыре-пять месяцев в году». Военный совет КБФ отмечал в «Отчете о боевом управлении на КБФ в 1941 г.» [док. №1393]: «В первый период войны необходимо отметить три существенных недостатка в организации оперативного и боевого управления на КБФ: 1. Сложилась явная двойственность командования в общефлотском масштабе в связи с созданием в Ленинграде второго центра командования (при штабе Северо-Западного направления) во главе с заместителем народного комиссара ВМФ адмиралом т. Исаковым. В то время как командующий КБФ целеустремлял главное внимание на обстановку в ближайшем к нему районе (тем более непосредственно командуя главной базой), этот второй центр давал директивы и приказания не только Военному совету КБФ, но и нередко непосредственно командованию Кронштадтской военно-морской базы, а также Морской обороны г. Ленинграда и озерных районов, находившихся в известном территориальном отрыве от района Главной базы. В результате Военный совет КБФ иногда задним числом узнавал о проведении мероприятий на своем крайнем правом фланге и в тылу, что, в свою очередь, создавало неясность обстановки и вносило излишнюю нервозность в работе. Такая двойственность, нарушая единоличное управление флотом, сказывалась на системе боевого управления частями. И если для непосредственного руководства Морской обороной фронтовым командованием были основания в силу того, что Морская оборона была создана в начале войны как самостоятельный, не входящий в состав КБФ, оперативный организм, то КВМБ являлась неотъемлемой составной частью КБФ. 2. С началом военных действий оказался нереализованным вопрос о едином командире в районе Ирбенского пролива и Моонзунда, поднимавшийся еще перед самым началом войны <-> 3. Серьезные неувязки возникли в отношении оперативного управления Военно-воздушными силами КБФ. По мере продвижения противника на восток ВВС КБФ со все возрастающей интенсивностью привлекались для действий на сухопутном фронте. Выполняя вначале отдельные задания, ВВС КБФ постепенно переключались для действий на сухопутье, вплоть до того, что решением командующего Северо-Западным направлением маршала Советского Союза тов. Ворошилова оказались в оперативном подчинении командующего ВВС Северного фронта и, на основании указания штаба Северного фронта, должны были выполнять задачи, поставленные командованием 8-й армии. Таким образом, сложилось тройственное подчинение (штаб ВВС Северного фронта, командующий КБФ, командующий 8-й армией), причем координированием задач никто не занимался». Бывший командующий КБФ В.Ф.Трибуц в 1972 г. размышлял [библ. №101]: «Было, на мой взгляд, одно обстоятельство, которое отрицательно сказывалось на создании условий на театре для прорыва флота на восток. Вот о чем идет речь. Анализ потерь показывает, что боевые корабли гибли главным образом от мин (63 процента веек потерь боевых кораблей). В начале главы я дал свое объяснение, в силу каких причин минное оружие врага могло нанести нам столь серьезный урон (там назывались: выгодная для противника географии Финского залива; недостаточное количество тральщиков и частое отвлечение их от выполнения противоминных задач; недостаточное количество сторожевых кораблей и катеров, необходимых для обнаружения и пресечения минных постановок противника. — Р.3.). Здесь перечень этих причин должен быть дополнен еще одной - недостаточной организованностью в отпоре врагу при заминировании им фарватеров в заливе в течение июля — августа. Получилось так потому, что командующий и штаб флота все свои силы, энергию, время вынуждены были отдавать «главному направлению» на юго-западе театра - обороне Главной базы флота, Таллину. В то же время упускали Финский залив, его фарватеры, по которым шло снабжение Таллина, Ханко и по которому позже нам пришлось после боев на суш прорываться на восток. В связи с этим хочу возразить тем товарищам, которые считают возложение главкомом направления на командующего флотом руководства обороной Таллина необходимым и правильным актом, для которых вообще является аксиомой то, что при обороне военно-морских баз командовать должны военные моряки. И хотя так было не только при обороне Таллина, но и при обороне Одессы, Севастополя, я придерживаюсь на этот счет иной точки зрения. ...Разумнее было бы при организации обороны Таллина прислать сюда штаб армии или штабную группу с общевойсковым командиром во главе, которому и следовало командовать войсками. Командующий же флотом должен заниматься своим делом - решать вопросы обеспечения войскам прикрытия флангов и поддержки их, действий на вражеских комму-никациях, защиты своих сообщений, контролировать обстановку на театре, предвидеть ее развитие и принимать меры к тому, чтобы не выпустить из своих рук инициативу. Такая организация, кажется мне, принесла бы больше пользы».
Второе
Говоря более конкретно о причинах больших потерь в ходе Таллинского прорыва, целесообразно обратить внимание на следующие вопросы. 1. Взаимодействие с ВМФ почти на всех уровнях командования Красной армии нередко понималось односторонне: флот нам должен помочь, а мы ему можем и не помогать даже в выполнении нами же поставленных задач. Так, Военный совет СЗН, возложив на КБФ задачу обороны Таллина, не выделил для этого даже взвода красноармейцев, не пресек без вмешательства Верховного главнокомандующего попытку командования СФ увести из-под Таллина 10-й ск. Более того, накануне и в ходе штурма Таллина немецкими войсками отозвал из него под Ленинград все бомбардировщики, штурмовики и часть истребителей, а сформированную для усиления войск, оборонявших Таллин, 5-ю обрмп оставил под Ленинградом. Одной из причин больших потерь в Таллинском прорыве явились запоздалые решения Военного совета СЗН и Верховного главнокомандующего об оставлении Таллина нашими войсками. Некоторые историки уточняют, что разрешение на отход запоздало по крайней мере на неделю. Скорее, думается, дней на 10-12. Упущенное время было использовано немецко-финскими ВМС для создания мощной ЮМАП. Это соображение (о запоздании с оставлением Таллина) тем более справедливо, если принять во внимание отказ Военного совета СЗН и Ставки ВГК удовлетворить предложения Военного совета КБФ об усилении группировки войск, оборонявшей Таллин. В этой связи следует обратить внимание на то, что Военные советы СЗН, СФ и 8А не позаботились о заблаговременном (в июле) завершении эвакуации из Таллина значительной части гражданского населения. Эти люди при отходе КБФ и 10-го ск, буквально «штурмуя» ТР и ВСУ, нарушили общую плановость их загрузки (было принято на суда на 9,5 тыс. жителей Таллина больше, чем планировалось), а в ходе прорыва увеличили список людских потерь. Не смог Военный совет СЗН организовать взаимодействие Ленфронта с КБФ на время Таллинского прорыва так, чтобы войска фронта удержали в течение двух дней территорию, на которой располагались самые западные аэродромы флота Липово и Купля, а также усилить ВВС флота на один-два дня самолетами фронтовых БА и ИА, о чем просил Военный совет КБФ. А командующий ВВС Ленинградского фронта, несмотря на директиву Военного совета СЗН о передаче КБФ морской авиации, находившейся у него в оперативном подчинении, приказал использовать флотские самолеты СБ на сухопутном фронте, хотя по плану флота они должны были уничтожать на аэродромах авиацию противника, действовавшую против сил КБФ, прорывавшихся из Таллина. Видимо, Военный совет СЗН считал прорыв из Таллина «сугубо флотским» делом, для руководства которым достаточно пофамильно указать председателю и членам Военного совета КБФ об их личной ответственности за твердое руководство операцией. 2. Нельзя не упомянуть несогласие наркома ВМФ с предложением Военного совета КБФ от 12.08 о переводе органов управления КБФ и боевого ядра флота (КР, ЛД, новые ЭМ) в Кронштадт. Военный совет исходил из того, что трудно управлять флотом и поддерживать его боеспособность из окруженного противником Таллина. Здесь не было подготовленного КП и защищенного узла связи, корабли на рейде подвергались постоянным атакам вражеской авиации (в последние дни обороны, кроме того, обстреливались полевой артиллерией). В Таллине отсутствовала необходимая ремонтная база для КР, ЛД, ЭМ и ПЛ. Кроме того, перебазирование боевого ядра КБФ в Кронштадт позволило бы его силами в более короткие сроки дооборудовать Гогландскую и Тыловую минно-артиллерийские позиции. Нарком же считал, что эти корабли должны находиться в Таллине, чтобы совместно с БО БР, ВМБ Ханко, БО ГБ и ВВС флота отразить попытки вторжения в Финский залив крупных сил ВМС противника, хотя Военный совет КБФ достаточно убедительно докладывал ему о том, что немцы в Финский залив не пойдут, а свои корабли нужно беречь, так как они будут востребованы после перехода Красной армии в наступление. Перенос управления флотом в Кронштадт, кроме того, создал бы Военному совету и штабу флота благоприятные условия для более тщательной подготовки и проведения операции по прорыву из Таллина. Можно предположить, что, находясь в Кронштадте, Военный совет КБФ смог бы повлиять на удержание войсками Ленинградского фронта Кургальского полуострова с АС Липово, на обеспечение флота подвесными топливными баками для ИА и принуждение ВВС флота к их использованию. А для конвоирования транспортов с войсками наверняка удал ось бы назначить больше ТЩ и СКА типа «МО» и других кораблей, чем было назначено фактически. Короче говоря, видимо, нужно было пораньше вывести из Таллина в Кронштадт не типографию и военторг, о чем писали многие после войны, а Военный совет штаб и другие органы управления КБФ, и не буксиры и шхуны, а боевое ядро флота. Эти меры, видимо, могли существенно повлиять на уменьшение потерь в ходе Таллинского прорыва. 3. С другой стороны, представляется, что Таллин нужно и можно было оборонять дольше, поскольку его оборона играла важную роль в отвлечении части сил врага от Ленинграда, обеспечении продолжения бомбардировок Берлина, недопущении крупных сил флота противника в Финский залив. Для продолжения и активизации обороны Таллина Верховному главнокомандующему, наверное, следовало принять предложения Военного совета КБФ о ее укреплении путем перегруппировки в северо-западную часть Эстонии гарнизонов ВМБ Ханко и Моонзундских о-вов, сделанные 13.08 и 21.08.1941 г. Во-первых, реализация этих предложений позволила бы обеспечить оборону Таллина в течение, пожалуй, еще одного-двух месяцев свежими войсками, в том числе двумя полнокровными кадровыми отдельными стрелковыми бригадами и двумя батальонами Красной армии (ок. 17 тыс. человек), самолетами бомбардировочной и истребительной авиации флота, базировавшимися на о. Эзель и п-ов Ханко. Почти 100-тысячная группировка советских войск, сосредоточенных в районе Таллина, создавала бы угрозу не только наступления, но и высадки десанта в тыл врага, скажем, на побережье Нарвского залива. Такая угроза (созданная, возможно, даже путем дезинформации) могла бы вынудить противника перебросить дополнительные войска с Ленинградского направления на Таллинское и Нарвское и, если не исключить, то отодвинуть день окружения Ленинграда и начала наступления на Москву. А усиление таллинской авиационной группировки позволило бы надежнее защитить от авиации противника коммуникацию Таллин — Кронштадт. Бомбардировки Берлина какое-то время могли продолжать самолеты дальней авиации после перебазирования на о. Эзель. Однако за счет первоочередной переброски в Таллин гарнизона ВМБ Ханко и растянутой по времени переброски гарнизона Моонзундских островов прекращение бомбардировок гитлеровской столицы могло произойти гораздо позже, чем это случилось фактически, в связи с оставлением Таллина 28.08.1941 г. Во-вторых, продолжение обороны Таллина в течение еще одного-двух месяцев позволило бы растянуть по времени эвакуацию наших войск из него, как было сделано позднее, при эвакуации гарнизона ВМБ Ханко. Это создало бы условия для повышения скрытности и уменьшения угрозы со стороны авиации противника в связи с увеличением продолжительности темного времени суток в октябре - ноябре. За счет растянутости по времени эвакуации войск можно было усилить охранение конвоев, прежде всего ТТЩ и СКА «МО». Все это позволило бы уменьшить потери при эвакуации. В-третьих, совершенно по-иному сложилась бы судьба 20-тысячного гарнизона Моонзундских о-вов, которому после ухода флота из Таллина не суждено было вырваться из немецкого тыла. Отсутствие до сих пор полного доступа к архивным документам ГШ КА и главко-мата СЗН не дает возможности попытаться установить истинные причины отклонения предложений Военного совета КБФ о целесообразности перегруппировки войск и сил с п-ова Ханко и Моонзундских о-вов в район Таллина. Тем не менее складывается впечатление, что оно в значительной степени связано с решением Верховного главнокомандующего наращивать мощь ударов наших самолетов по Берлину с о. Эзель. Что ж, 100 тыс. воинов ВМФ и КА, находившихся в тылу врага, обеспечили сбрасывание на Берлин 311 авиационных бомб. Общие потери этой группировки в ходе обороны Моонзундских о-вов, п-ова Ханко, Таллина и эвакуации гарнизонов двух последних составили почти 60 тыс. человек, около половины из них пленными. Наверное, этой группировкой войск, находившейся в немецком тылу, можно было распорядиться более разумно. Впоследствии это могло сказаться благоприятно на обстановке под Ленинградом и на уменьшении потерь, причем не только в ходе Таллинского прорыва. Но, как говорят, история сослагательного наклонения не имеет!
Третье
Много недоработок и ошибок при подготовке и проведении Таллинского прорыва было допущено самими балтийцами. Почти все они рассмотрены в главах 2-5. Здесь пойдет речь о тех, которые не рассматривались ранее и о которых представляется целесообразным повторить сделанные или высказать дополнительные суждения. Не затрагивая подробно вопрос управления посадкой войск на транспорты для эвакуации, нельзя не выразить несогласие с решением Военного совета КБФ, утвердившего 27.08 Купеческую гавань в качестве одного из пунктов посадки, хотя она уже с 25.08 находилась под артиллерийско-минометным обстрелом противника. Понятно, что эта гавань была наиболее удобной для посадки войск восточного участка обороны Таллина, так как находилась ближе других к занимавшимся ими позициям. Однако вынужденное изменение этого решения в связи с усилившимся обстрелом Купеческой гавани, причем в момент начала отхода войск с оборонительных рубежей, и чья-то неорганизованность, не позволившая перевести из одной гавани в две другие два или три транспорта, привели к существенному нарушению процесса посадки. Возможно, именно эти недоработки в организации посадки войск привели к оставлению в Таллине большого числа военнослужащих, не сумевших попасть на транспорты. Впечатление двойственности, неопределенности, метания, отсутствия твердости создает процесс принятия командующим КБФ решения, касавшегося роли ОБК и их места в походном порядке прорывавшихся из Таллина сил. Имеются в виду колебания между двумя вариантами этого решения: 1) вступить в непосредственное охранение КОН (по крайней мере силами ОПР и АР) с перспективой потери значительной части боевого ядра флота; 2) сохранить максимально возможное количество кораблей боевого ядра за счет отказа от участия в непосредственном охранении КОН с перспективой больших потерь транспортов с войсками. В правильности сделанного командующим КБФ выбора в пользу второго варианта у некоторых руководителей ВМФ военного времени, у ряда участников Таллинского прорыва и послевоенных исследователей имеются сомнения. Подробнее об этом сказано в разделе 2 главы 3, пункте «д» раздела 1 и в разделе 3 главы 4, разделе 2 главы 5. Нельзя признать удачной организацию управления конвоями при прорыве. Фактически в едином кильватерном строю шли более 70 кораблей и судов, подчинявшихся четырем командирам конвоев, не имевшим необходимых средств наблюдения и связи, а также прав для согласования действий во избежание взаимных помех движению. Командующий КБФ сам конвоями не управлял, хотя и принял на себя общее управление прорывавшимися силами. Ни одного приказания командирам конвоев он не отдал, если не считать переданные несколько раз с 08.15 до 15.15 29.08 требования сообщить место нахождения, действия и потери, ответы на которые поступили лишь после прибытия остатков конвоев в Кронштадт. Поэтому, как представляется, требовалось назначить общего командира над конвоями. Имея в своем распоряжении два катера типа «БК-1У», обладавшие скоростью 36 узлов, два-три СКА типа «МО» или ТКА и немногочисленный штаб, он вполне мог бы навести элементарный порядок в движении конвоев и, возможно, организовать более эффективные действия по спасению пассажиров и экипажей гибнувших кораблей и судов. Имей конвои такого общего командира-«регулировщика», возможно, удалось бы избежать 28.08 с наступлением темноты их «свалки» на меридиане м. Юминда, и они продвинулись бы ближе к восточной границе ЮМБ, чем сократили бы потери и от мин, и от авиации. Но этого сделано не было. Главным недостатком в организации истребительного прикрытия Таллинского прорыва являлось, пожалуй, то, что оно было организовано в интересах ПВО только боевого ядра КБФ, хотя возможность, пусть ограниченная, организации ПВО конвоев, по мнению автора, имелась. Недооценка командующим и штабом КБФ потери АС Липово и близости противника к АС Купля, плохое знание ими боевых возможностей самолетов-истребителей стали причиной постановки ИА задач за пределами тактического радиуса действий ее самолетов. Не найдено объяснения факту чрезвычайно ограниченного применения ИА подвесных топливных баков. Думается, что ошибочным был установленный на прорыв порядок донесений об обстановке. Командующий КБФ приказал командирам отрядов и конвоев доносить только о противнике и чрезвычайных (?) происшествиях, требующих его решения. Никаких донесений о месте и действиях не требовалось. Конечно, этими указаниями была облегчена задача связистов и, возможно, созданы условия для краткого отдыха командующего КБФ и руководящих командиров штаба флота, измотанных событиями предыдущих дней. Однако он лишил себя и походный штаб информации о состоянии прорывавшихся сил и фактически передал подчиненным право определять, требуется его решение по тому или иному событию или нет. Когда, например, около 23 часов 28.08 погибли три эсминца, подорвавшись на минах, командир арьергарда, видимо, решил за командующего флотом, что никакого его решения по этому поводу не требуется. Вот и не донес о гибели этих ЭМ, а командующий КБФ считал до прихода в Кронштадт, что арьергард в полном составе защищает транспорты КОН-3. Командиры четырех конвоев, которые в ночь на 29.08 стали на якоря не по приказанию, а по собственному разумению, тем не менее не поставили в известность обо всем этом командующего флотом, хотя ночная стоянка на якорях «Плановой таблицей перехода конвоев» не предусматривалась. Именно из-за отсутствия информации, от которой он отказался, командующий флотом был вынужден отдать весьма необычное приказание ВВС о прикрытии трех групп кораблей, «растянутых вдоль Финского залива». Нельзя исключить, что наличие полной информации об обстановке по прорывавшимся силам могло подвигнуть командующего КБФ к поиску оптимального решения на продолжение прорыва, которое привело бы к сокращению потерь конвоев (в людях и судах) от авиационных ударов противника 29.08. Особое внимание приходится обратить на недисциплинированность ряда командиров, заключавшуюся в неисполнении приказов вышестоящего командования при подготовке и в ходе Таллинского прорыва, в проявлении инициативы, противоречившей этим приказам, а также на недостаточную требовательность Военного совета КБФ к командирам, проявлявшим недисциплинированность. К сожалению, и сам Военный совет, и штаб КБФ оказались лишь формально исполнительными. Получив директиву Военного совета СЗН, требовавшую охранять конвои тральщиками и сторожевыми катерами типа «МО», они выделил для охранения трех конвоев всего шесть из 25 СКА. В течение 28-29.08 Военный совет КБФ не представлял в установленные адреса боевые донесения, а штаб флота — оперативные сводки, в которых, кстати, можно было напомнить о требуемой помощи в деле ПВО. Военный совет КБФ проявил низкую требовательность к подчиненным командирам соединений. Командир КВМБ и комендант БО БР не выполнили полностью его приказания: выслать из Кронштадта в Таллин все ТТЩ и СКА типа «МО», входившие в состав МО БМ и ОВР ГБ, а из б. Трийги (о. Эзель) в Таллин - четыре ТТЩ из состава ОВР БО БР. В результате в Таллин так и не пришли 13 ТТЩ и 14 СКА «МО». Если бы Военный совет КБФ добился выполнения своих приказаний возможности ПМО, ПВО, ПЛО конвоев и спасательных действий существенно возросли, а ТТЩ, задержанные комендантом БО БР, не оказались интернированными в Швеции. Командир 4-го днэм ввел в заблуждение командующего флотом своим донесением о том, что ЭМ «Свирепый» и ЭМ «Суровый» буксируют поврежденные эсминцы «Гордый» и «Славный», поскольку ЭМ «Суровый» никого не буксировал, так как «Славному» буксировка не потребовалась. Кроме того, он проигнорировал приказание командующего КБФ буксировать ЭМ «Гордый» и ЭМ «Славный» к о. Гогланд и дальше не ходить. В результате этого КОН-1 был лишен наиболее мощных, с точки зрения ПВО, кораблей охранения - ЭМ «Свирепый», СКР «Аметист» и ТТЩ № 76 (СКР «Коралл»). Подобная недисциплинированность, несомненно, способствовала увеличению потерь при прорыве. На эффективность управления прорывавшимися из Таллина силами КБФ и уровень потерь при прорыве отрицательное влияние имели слабая техническая оснащенность средствами связи береговых командных пунктов соединений, многих кораблей и судов. По этой причине, например, корабельный ФКП КБФ вместо поддержания непосредственной связи с КП гогландского ОПР осуществлял ее через узел связи КВМБ, а с КП ВВС, по сведениям А.В.Платонова [библ. № 71], даже по комбинированной линии связи: от КРЛ «Киров» до Кронштадта — по радио, а от Кронштадта до Нового Петергофа — по телефону. Время прохождения информации получалось огромным. Правда, кроме этого была организована односторонняя радиосвязь с КП ВВС для вызова ИА короткими командами по ТУС. Отсутствие УКВ-радиостанций на большей части боевых кораблей, ВСУ, на всех гражданских судах и даже на тех СКА «МО», на которых находились командиры конвоев, вынуждало последних управлять входящими в состав КОН кораблями и судами, подходя к ним на голосовую связь, световым или флажным семафором (два последних вида связи - только днем). Это снижало не только своевременность доведения команд, но и безопасность кораблей и судов. В ряде случаев это обстоятельство превращало конвои на отдельных участках прорыва в плохо управляемое и плохо охраняемое скопище судов, затрудняло оказание помощи гибнущим судам. Кстати, в феврале 1942 г. на совещании по итогам боевой деятельности КБФ за 1941 г. говорилось о том, что в начале войны имелась возможность вооружить УКВ-радиостанциями, например, все ТТЩ. В деле материально-технического обеспечения Таллинского прорыва необходимо отметить или, скорее, предположить, поскольку никаких точных сведений об этом автором пока не найдено, неудовлетворительное снабжение истребительных частей ВВС КБФ подвесным бензиновыми баками. Предположить потому, что баки могли быть даже в избытке, но в этом случае напрашивается вывод о том, что их использование летчиками и инженерно-технической службой отработано не было. Это обстоятельство ограничило возможности ИА по дальности прикрытия прорывавшихся из Таллина конвоев и стало одной из важных причин потерь от воздействия авиации противника в ходе прорыва.
« Сегодня, ранним утром, взглянув на календарь, я с радостью увидела, что кончился февраль ! Остались снегопады и стужи позади, а впереди капели да солнечные дни …». Дождались и мы потепления на Урале. Конечно, зима не собирается сдаваться, еще и морозец по утрам, и снега полным полно, и реки не скоро вскроются…, но « нет прекрасней время, чем первый день весны. Весна не время года, а свойственность душе», - утверждают в стихах в интернете. Насчет «свойственности « ( как самого термина) – не очень уверена, но и я точно знаю, если внутри, в душе , настроении нет ощущения праздника, так его, вроде, как и нет. А я с теми, кто тонко чувствует ее приход, и стремится поделиться этими яркими ощущениями. « Я видел ночью, как пришла Весна, как ей луна дорогу освещала. Ее Зима за руку привела, зеленое накинув одеяло, - утверждает Петр Давыдов в своих стихах ( из интернета).- И тот, кто в этот поздний час не спал, встречал ее, как юную принцессу…
Ей в марте предстоит весенний бал, она очаровательно прелестна! Три месяца без отдыха и сна ей предстоит командовать Землею… Как справится изящная Весна с обязанностью важною такою ? Ее заждались реки и леса, и города заждались тоже ! А я заметил – юная Весна улыбкой очень на тебя похожа… Я видел ночью, как пришла Весна !... « И как бы не было за окном – тихо ли падает на землю снег ( как у нас в Пермском крае ), нет еще проталин, и снега столько влажного, что можно слепить «армию» снежных баб…, уже слышны веселые птичьи голоса, солнышко яркое, рассвет наступает раньше и , кажется, что и воздух более прозрачен и вкуснее, и ожидание обновления рождает новые чувства. Весеннее настроение на подоконнике…
А у меня – маленькое открытие на память. Сегодня – не только первый день весны… Сегодня День кошек в России. Ну, все ведь правильно…на старте март! Значит по законам природы и потребностям… Мы погладим сегодня нежнее обычного своим любимцев-пушистиков –мурлык, к тому же «почти главных» в доме, пошепчем насчет праздника им на ушко… Интересно, что не только у нас, а во многих странах установлены дни чествования этих самых близких человеку домашних обитателей, но только в другие месяцы. А У НАС МАРТ !!! Независимо от их характера, упертости, настырности, вреда материального от точки когтей на диване, сдирания обоев, для того, чтобы разбудить, требования внимания в тот момент, когда ты за ноутбуком мы их любим, и все это просто прощаем. И наша любовь эта с самого детства… В этот « праздничный» день хочу поделиться несколькими фотографиями из интернета, мимо которых сама не смогла пройти - зацепили темой : «они и дети «…
и «зацепившись» за светлую улыбку умиления, хочу, чтобы и вы, хотя бы улыбнулись, прочитав эти бытовые, повседневные истории про домашних любимцев ( так уж случилось, подобрались на одну тему ). Кому, как не морякам, владеющим тонким флотским юмором, их не оценить… И КОТА УКРАСИЛИ ? «Вот у нас на Новый год стресс полный начался. Вся проблема в том, что коты начинают «дождик « поедать с елки, а потом… им какать ! Но дождик, к несчастью, не сразу весь выходит из попы, а постепенно. Тянуть за него нельзя, ибо можно поранить кошку. Мы его обрезаем… и ждем, когда следующий кусок выйдет. Так ты прикинь, в канун Нового года сидит у мамы подруга. Заходит кошка на кухню с метровым дождиком … из попы. Мамина подруга : -Ооо, смотрю, вы и кошку украсили ! «. ПРО УМНОГО КОТА «Жил был кот. Большой такой, пушистый, жутко умный. И все свои кошачьи проблемы решал непосредственно в унитаз… Сядет на край, хвост трубой, морду академическую состроит и … за дело. Культурно так. Только что туалетной бумагой не пользовался. Хозяева были в восторге. И продолжалось эта идиллия довольно долго, пока в один трагический день, непосредственно во время процесса, на кота не упала крышка унитаза, напугав его смертельно… После этого случая кот продолжал ходить на унитаз. Он все так же задирал хвост, корчил умную рожу…, но садился он мордой к крышке». ОБ ИНТЕЛЛЕКТЕ «Знакомая рассказала. У них живет кот, причем весьма чистоплотный и они с мужем приучили его ходить в унитаз, но не просто ходить, а еще и смывать за собой. Ее муж долго регулировал сливной механизм, чтобы кнопка шла мягко. И вот как-то в один из дней хозяйка заметила, что кот, «зашедший по своим делам», что-то долго не выходит оттуда. Заглянув в туалет, была в шоке. Кот в течение этого времени нажимал периодически на слив, прислушивался и снова нажимал, повторно, прислушивался и опять нажимал. Она «не предупредила» его, что в этот день на два часа отключали холодную воду «. Вот , так. А говорят, что у котов интеллекта нет… Кошачьих историй, особенно на сайте «приколы» , великое множество. Смеешься нередко до слез. А «прикольных» фотографий – еще больше. Но и на дворе не 1 апреля, а пока еще 1 марта !
Улыбнулись ? Делайте это почаще. Жизнь так коротка. А «от улыбки станет мир светлей … и тогда, наверняка…»
