Г.А.Кауров. Из автобиографии нахимовца. Окончание.
С 1992 года назначен начальником Управления по информации и связям с общественностью Минатома России, а впоследствии пресс-секретарем Министра РФ по атомной энергии. В настоящее время работаю в должности Генерального директора Лаборатории анализа микрочастиц Минатома России. У меня два сына, внук и внучка. Жду еще одного, надеюсь внука."
Некоторые публикации.
... Испытание есть испытание: при всех расчетах и оценках экспертов абсолютно все предусмотреть невозможно, - рассказывает Георгий Кауров, участник трех десятков испытаний. - Вот в октябре 1969-го, испытание в штольне А-9. Нажали кнопку, дальше как обычно - разведка на вертолете, выдвигаемся колонной к штольне, снимаем с приборов результаты регистрации. Возвращаюсь на КП, докладываю Госкомиссии: - Обстановка нормальная... - Меня прерывают: - Оглянись! - Поворачиваюсь - а над устьем штольни вырастает черное облако метров сто высотой и начинает сползать в долину..."
"Николай Тараканов: Один пытливый полковник, доктор наук Кауров, когда мы уже заканчивали операцию, привозит с Крещатика несколько каштановых листов и кладет их в сейф, в абсолютную темноту. Через несколько дней он вынимает эти листы: листки - зеленые, но они изъедены, как будто их моль съела. 1400 офицеров подобрали, помимо ученых, и мы ночью, чтобы не беспокоить народ, выехали в Киев и взяли десятки тысяч проб. Все это мы погрузили в самолеты и отправили на Семипалатинский полигон. Через неделю получили результаты, что зараженность в городе Киеве в десятки раз выше, чем было официально нам объявлено. 33 раза - я до смерти будут помнить - город Киев был вымыт, вся растительность на всех улицах и перекрестках была снята, в целлофановые мешки закупорена и вывезена в 10 могильников под Чернобыль."
10.12.2006. "Смерть экс-сотрудника ФСБ Александра Литвиненко могла быть классическим случаем несоблюдения техники безопасности, заявил директор лаборатории анализа микрочастиц Георгий Кауров в интервью итоговой программе "Вести" телеканала "Россия". "Это классический случай несоблюдения техники безопасности самим Литвиненко. Скорее всего, он показывал то, что у него есть полоний, хотел заработать на этом, чтобы ему оплатили этот полоний", - сказал Кауров. Демонстрируя разным людям этот порошок, "он лизнул его где-то", предположил эксперт."
Ядерные испытания в Арктике (научно-публицистическая монография в двух томах).
КАУРОВ Г.А. О ЯДЕРНОМ ИСПЫТАНИИ И "ПРОИСКАХ ИМПЕРИАЛИСТОВ". Капитан I ранга к.т.н.
КАУРОВ Г.А. ТРУД ИСПЫТАТЕЛЕЙ НИКОГДА НЕ БЫВАЕТ ЛЕГКИМ И БЕЗОПАСНЫМ. Капитан I ранга к.т.н.
КАУРОВ Г.А. МЕГАТОННАЯ "ЗАТАЙКА". Капитан I ранга к.т.н.
Статьи Г.А. Каурова: (Росэнергоатом, 2004, № 6). (Росэнергоатом, 2004, № 6).
Вознесенский Олег Николаевич.
"Вознесенский Олег Николаевич. Родился 23.09.1932 г. Поступил в ЛНВМУ в 1945 г. В 1956 г. окончил Высшее военно-мореное училище инженеров оружия, химический факультет. Служил на Северном флоте в службе радиационной безопасности СФ и в подразделениях по ликвидации аварий. Участвовал в строительстве и спуске на воду первой атомной ПЛ 627 пр. Был начальником химической службы крейсера "Александр Невский" (в Североморске). В дальнейшем проходил службу в должностях командира части по обеспечению объектов СФ средствами противохимической и противоатомной защиты, заместителем начальника Химической службы Иокангской Военно-Морской базы. После перевода в Ленинградскую ВМБ был офицером-воспитателем и командиром роты в ЛНУ, позже -начальником ХС отряда вспомогательных кораблей. Ветеран подразделений особого риска. В 1972 г. уволен в запас по болезни (лучевая болезнь первой степени). Инвалид первой группы. Капитан 3 ранга запаса. После выхода в отставку работал помощником начальника штаба Гражданской обороны Выборгского района Ленинграда и линейным диспетчером в Управлении пассажирским автотранспортом. Олег умер от лучевой болезни 13.11.1997 в Ленинграде."
Первая советская атомная подводная лодка К-3 пр.627 в море.
Вознесенский. О моем отце О.Н.Вознесенском.
"Вознесенский Олег Николаевич родился 22.9.1932 года в Ленинграде в семье, имеющей давние военно-морские традиции. Его отец – Вознесенский Николай Николаевич в конце 1920-х годов служил политработником электромеханической боевой части линкора «Марат». Флотская закалка оказалась прочной и после службы он занимал ряд ответственных должностей и партийных постов. Дед – Жуков Василий Сергеевич служил на Тихом океане комендором на броненосном крейсере 1-го ранга «Россия», участник русско-японской войны. За мужество, проявленное в боях с японцами, был награжден орденами Святого Великомученика и Победоносца Георгия III и IV степени, медалью «За храбрость».
В 1939 году Олег пошел в школу. Во время блокады Ленинграда он вместе с матерью и младшим братом был эвакуирован в Кировскую область.
После прорыва блокады в 1943 году вернулся к отцу в Ленинград. Пошел в 3-й класс. Отец, будучи секретарем Василеостровского райкома партии, находился на казарменном положении и контроль за учебой и поведением сына осуществлял эпизодически. После образования в 1944 году Ленинградского Нахимовского Военно-Морского училища Олег поставил задачу перед собой, а в основном перед отцом, поступить в училище и стать морским офицером. Мечта осуществилась, и с 1944 года по 1951 год была учеба в Нахимовском училище. После обучения в Нахимовском Олег был зачислен в ВИТКУ, где, проучившись в течение нескольких месяцев был переведен в Высшее Военно-Морское училище инженеров оружия, на химический факультет. На первом курсе женился. На втором курсе родился сын.
Тема дипломного проекта была напрямую связана со службой радиационной безопасности.
Для дальнейшего прохождения службы после окончания училища был направлен на Северный флот. После непродолжительной службы в Лиинахамари был назначен на одну из должностей в службу радиационной безопасности в Северодвинск, на строительство первой подводной лодки с ядерной энергетической установкой.
В процессе службы и работы на лодке применял теоретические знания и приобретал практический опыт, обучался сам и обучал подчиненных. Не считался со временем и здоровьем. Вносил посильный вклад в создание подводного ударного ракетно-ядерного флота. Внес несколько рационализаторских предложений.
В это время появились первые признаки болезни, связанной с облучением. По состоянию здоровья он не был допущен в первый поход этой лодки.
В дальнейшем служба продолжилась на различных должностях на кораблях и в частях Северного флота, в том числе на в штабе флота, Иоканьгской отдельной ВМБ. Дважды в составе службы РБ принимал участие в ликвидации последствий аварий атомных подводных лодок.
Болезнь прогрессировала. В 1972 году был уволен в отставку по болезни. Но деятельная натура не позволяла сидеть дома. Работал в штабе Гражданской обороны Выборгского района Ленинграда, в управлении Ленавтотранса. Являлся ветераном подразделений особого риска.
Состояние здоровья с 1990 года стало резко ухудшаться. Была проведена операция по удалению почки. Потеря зрения составила 85%. Последний год жизни он был практически прикован к постели. Но всегда был внимателен и заботлив к жене, детям и внукам."
Бочкарев Олег Петрович.
"Бочкарев Олег Петрович. Родился 5.01.1933 г. Поступил в ЛНВМУ в 1945 г. В 1955 г. окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания, минно-торпедный факультет. Служил на Северном флоте на подводных лодках. Командовал ПЛ 641 проекта. На ПЛ произошла авария. Погибли люди. Трагедия его ПЛ описана в одном из "Вахтенных журналов". Заместитель командира бригады ПЛ. Капитан 2 ранга. Олег тяжело переживал гибель матросов своего корабля. Это привело к усилению болезни. Олег умер в Ленинграде."
В.И. Заморев. Как я стал нахимовцем. Записки для сборника "Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951."
"Коллектив нашего взвода собрался хороший, дружный. В основном сироты, дети погибших моряков и фронтовиков, не избалованные условиями хорошей жизни. Бочкарев Олег – сын военного корреспондента..."
"... Уже после окончания боевых действий на нашей ПЛ произошла трагедия, «Б-31» (к-3р. О.Бочкарев) получила приказ следовать в восточную часть Средиземного моря. На переходе 16 июня в трюме центрального поста по халатности старшины 2-й статьи Власова произошел пожар. Заживо сгорели четыре моряка. Пожар продолжался семь часов. Командир после всплытия отказался от помощи предложенной эсминцем 6-го флота США. Впервые после Великой Отечественной войны их хоронили в море, но разрешение на это было получено только через трое суток и это при жаре в 50 градусов. У борта ПБПЛ «Магомет Гаджиев» провели ремонт, после этого по приказу ГК ВМФ «Б-31» вышла на позицию в залив Сидра. (4.стр100-111.)
Противостояние во время шестидневной войны показало необходимость создания полноценной группировки, она стала именоваться 5-й эскадрой ВМФ..."
Черкашин Николай. Черная эскадра. - М.: КУМ-ПРЕСС, 2003.
"ПОЖАР В ПОДВОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ.
Тридцать пять лет тому назад на Ближнем Востоке разразилась так называемая «шестидневная война» между Израилем и группировкой арабских стран. Война полыхала не только в пустыне, но и в Средиземном море. Горели арабские и израильские корабли. Горел атакованный израильскими самолетами американский разведывательный корабль «Либерти». Несколько позже чудовищный пожар разразился на советской подводной лодке Б-31. Были жертвы. Впервые после войны наших моряков хоронили в море, спуская тела, закутанные в простыни и с привязанными к ногам балластинами, в пучину километровой глубины...
Что же случилось жарким летом 1967 года в Средиземном море? Мне удалось найти участников тех драматических событий — старшего помощника командира Б-31 капитан-лейтенанта (ныне капитана 1-го ранга запаса) Голубева, помощника командира Василия Андреевича Викторова, командира моторной группы Владимира Владимировича Стефановского. Вот что они рассказали:
Голубев: «Мы вышли на обычную боевую службу в Атлантику из родной базы в Полярном. Все шло своим чередом, и вдруг приказ из Москвы: следовать в надводном положении к Гибралтару, форсировать под водой пролив и скрытно выдвигаться в восточную часть Средиземного моря. О том, что на Ближнем Востоке началась война, по радио нам не сообщили. Просто развернули нас без объяснения ситуации. Что к чему, узнали по «голосам»...
Уже потом стало известно, что советское правительство не ожидало столь стремительного развития событий на Синайском полуострове. Москва немедленно стала стягивать все ближайшие к горячему региону корабли. И большая дизельная подводная лодка Б-31 с ядерными торпедами в носовых аппаратах была развернута курсом на восток. Однако ей не суждено было прибыть в назначенный район.
После полуночи — только сменились вахты — где-то в 0-10 старшина 2-й статьи Власов, командир отделения трюмных отправился покурить в дизельный отсек. Лодка шла под РДП и матросам разрешалось курить именно в пятом отсеке, где шел мощный приток воздуха к дизелям по шахте ПВД2. Там же в узаконенном месте для курения висела на штертике зажигалка общего пользования. Власов чиркнул, сверкнула искра, но огонек не загорелся— кончился бензин. Старшина снял зажигалку и направился в центральный пост, где в выгородке гальюна стояла канистра с бензином. Официально держать бензин на подводных лодках запрещалось. Но инженер-механики брали бензин в длительные плавания. Нередко заливали электромотор экономхода да и другие агрегаты морской водой, и тогда не было лучшего средства для промывки ротора, чем смесь бензина с ацетоном. Промывали, разумеется, в надводном положении...
Набирать бензин в маленькую зажигалку было неудобно. Власов облил себе колени, ботинки. Но вот зажигалка заправлена. Старшина невольно чиркнул — проверить, будет ли гореть. Он даже не успел ничего подумать. То был рефлекс, знакомый очень многим курильщикам. Взял зажигалку и пальцы срабатывают сами — чирк... Сразу же вспыхнули облитые бензином колени. Власов в ужасе вскочил и опрокинул канистру. Пламя взметнулось к подволоку гальюна. Вахтенный офицер увидел, как живой огненный ком выскочил из выгородки и метнулся во второй отсек через открытую переборочную дверь. Центральный пост мгновенно заволокло дымом.
— Боцман, всплывай! — успел крикнуть командир капитан 2-го ранга Олег Бочкарев.
Старпом находился в четвертом отсеке — в радиорубке. Слушал новости. Услышав сигнал аварийной тревоги, немедленно кинулся в центральный пост. Там уже инженер-механик продувал балластные цистерны. В горячке продули сразу все — лодка всплыла и закачалась.
Дальше началась цепь больших и малых злоключений — закон вредности сработал по полной схеме. Раскатали вьюшку ВПЛ3, но краник подачи пены оказался забитым пробковой крошкой. Пустили помпу, чтобы сбить пламя, но трюмный в спешке неправильно перекрыл клапана, и та стала качать сама на себя, как на учениях по борьбе за живучесть. Вскоре в отсеке стало невозможно находиться даже в аппаратах ИДА4. Пожар набирал силу — горел бензин, горела наслоенная по переборкам краска, горело веретенное масло, которым заполнялись системы гидравлики, горела деревянная дверь штурманской рубки...
Командир дал приказ покинуть отсек. Он надеялся задушить огонь, загерметизировав центральный пост. Все, кто находился возле рубочной шахты, ринулись наверх, на мостик. Старпом с механиком шарахнулись в четвертый, а командир, замполит и помощник Викторов — во второй. Так экипаж оказался разорванным надвое...
Корма
— Проверь — не остался ли кто в центральном! — крикнул старпом механику. Тот, натянув резиновую маску, нырнул в клубы дыма и пламени. Его не было долго, и Голубев забеспокоился. Сам вскинул на грудь тяжеленные баллоны и полез в пылающий отсек. Тут же столкнулся с механиком. Вернулись в четвертый.
— Проверил?
— Проверил... — выдохнул в конец задохшийся механик.
— Никого?
— Никого...
Увы, в центральном еще оставалось четыре моряка... Об их судьбе узнали, когда помощник Викторов со своей группой вошел на разведку в аварийный отсек. Тогда же никто не хватился боцмана, двух трюмных и командира отделения радиометристов. В корме думали, что они успели перейти в носовые отсеки, в носу считали, что ребятам удалось подняться на мостик, на мостике полагали, что центральный пост покинули все. Связи между эти тремя группами, разделенными между собой пожаром и морем, не было. Голубев тщетно пытался дозвониться по аварийному телефону в носовые отсеки, но телефонный кабель, как и другие коммуникации, был поврежден огнем.
Ситуация аховая: полувсплывшая подлодка лишена управления — переваливается на волнах, как большой понтон. Самое страшное, что на нее в ночной темени могло наскочить любое надводное судно, тем более, что движение в Тунисском проливе довольно интенсивное. А в носу — торпеды с ядерными боевыми зарядными отделениями.
Корма.
Здесь в концевом — седьмом — отсеке набилось больше всего народа. Воздух в смежных отсеках оказался загазован до жизнеопасной нормы. Кое-кто уже наглотался угарного газа и валялся в койках. Самое скверное, что воздух в корме начинал быстро портиться. Даже здоровым было трудно дышать, что говорить об отравленных. Голубев с тревогой поглядывал на безжизненные тела, которые переваливались в койках в такт качке. Ах, как нужен был врач. Но он остался в носовом отсеке...
Можно было бы отдраить аварийный люк. Но кто мог поручиться, что он находится не под водой?
Вдруг поверху загремели чьи-то шаги. Лязгнуло железо. Потом все стихло.
Голубев: «Мы сразу поняли, что корма над водой. Отдраили люк, но крышка лишь слегка приподнималась. Воздух пошел, но порой в щель захлестывала и волна. Хотели отжать крышку раздвижным упором. Но не нашли, во что его можно упереть в шахте люка... Тогда пришла мысль продуть топливно-балластные цистерны. Это позволило бы приподнять корму над водой. Но тут выяснилось, что дуть-то нечем. Сжатый воздух весь стравили, когда всплывали... Оставался резерв — командирская группа. Но и ее не удалось пустить в ход — закисли клапаны продувания».
Вдруг лодка резко просела на нос и завалилась на правый борт. Что случилось? Тонем? Кто-то наскочил?
Мостик
На мостике тоже заметили, что лодка резко просела в воду. При этом торпедопогрузочный люк в носовой надстройке, через который успел выбраться командир, ушел под воду. Капитан 2-го ранга Бочкарев занял свое место на мостике, но что толку. Ни одна из его команд не могла быть выполнена. Связи с отсеками не было.
А тут доклад сигнальщика:
— Слева сорок — цель. Пеленг не меняется. Движется на нас.
Все, кто был на мостике, с тревогой уставились на красно-зеленые ходовые огни, возникшие слева по борту. Прямо на лодку шел чей-то корабль. Бочкарев крикнул сигнальщику:
— Дай красную ракету!
Над ночным морем вспыхнула и рассыпалась на три красные звезды сигнальная ракета. Однако корабль шел, не меняя курса,— прямо на лодку.
— Дай еще одну!
И вторая ракета не возымела никакого эффекта. Непонятный корабль упрямо шел на таран. Время было военное, и кому-нибудь вполне могло взбрести в голову таранить неизвестную субмарину. Впрочем, это мог быть и сторожевик, который засек на своем радаре большой неподвижный объект непонятного назначения.
— Стреляй ему прямо в рубку! — распорядился Бочкарев. Сигнальщик пальнул ракетой в надвигающийся корабль...
Носовой отсек
Викторов: «Во втором отсеке мы держали оборону до после дней возможности. Когда концентрация угарных газов стала смертельно опасной, перешли в первый отсек...»
Здесь после оставления центрального поста оказались командир лодки, заместитель по политчасти Николай Мясоедов, помощник капитан-лейтенант Викторов, начальник РТС, корабельный врач старший лейтенант медслужбы Сергей Смирнов, торпедисты и электрики. Отдраили торпедопогрузочный люк, ведущий наверх. Едва Бочкарев и Мясоедов успели выбраться через него на носовую надстройку, как лодка грузно просела с дифферентом на нос и креном на правый борт. Люк мгновенно задраили. Теперь никто не мог ни войти в него, ни выйти.
Одна беда не приходит. Пожар в центральном посту повлек за собой множество непредсказуемых других бед. Так, самопроизвольно открылся клапан вентиляции балластной цистерны №3, она мгновенно заполнилась, и лодка притопилась. Клапан сработал потому, что упало давление в системе гидравлики, раскаленной и, видимо, поврежденной пожаром в центральном посту. И без того нелегкое положение ухудшилось еще более.
Мостик.
Неизвестный сторожевик отказался от своего намерения таранить подводную лодку. Пятая ракета, пущенная едва ли не в лобовые стекла ходовой рубки, заставила его отвернуть... Пронесло!
Штурман старший лейтенант Николай Юрченко спохватился в первые же минуты: там на прокладочном столе осталась путевая карта! И он ринулся в пекло центрального поста спасать бесценный документ. Он пробился в горящую рубку, схватил со стола карту, спрятал, как знамя, за пазуху, и поднялся на мостик по 10-метровой шахте, обжигая ладони о раскаленные поручни.
Корма.
Девятый отсек напоминал душегубку. Продержаться, дыша полуотравленным, густо надышанным воздухом, можно было считанные часы. Аварийный люк, ведущий наверх, не открывался, его что-то заклинило наверху, и это было очередной подлянкой закона вредности.
Но Голубева в эту минуту беспокоила другая беда: в центральном посту продолжала работать запущенная помпа. Она нагоняла в трюм воду, и лодка тяжелела, набирая новые тонны смертельно опасного балласта. Кто знает, какая еще цистерна самопроизвольно заполнится водой? И тогда смертельный нырок в глубину...
По счастью, сама по себе восстановилась связь с носовым отсеком. Голубев попросил помощника Викторова пробраться в центральный пост и отключить распредщит №1, от которого запитывалась помпа.
Нос.
— Мы попытались открыть переборочную дверь и выйти во второй отсек, — рассказывает Василий Викторов. — Но дверь умывальника попала между кремальерой и крышкой. Как ни бились, а выбраться не смогли. Открыть нас можно было только извне, точно так же, как и узников седьмого отсека.
Наше положение осложнялось еще и тем, что старшина 2-й статьи Власов, виновник пожара, учуял запах хлора. Этого нам только не хватало! Но ядовитый газ мог выделяться только в одном случае — если в аккумуляторные ямы второго отсека попала морская вода. Но второй был абсолютно герметичен, я был в этом уверен. Однако и другие стали принюхиваться и говорить о хлоре. Это было нечто вроде массового психоза — стоило одному произнести страшное слово, как и другим стало казаться, что они тоже чуют запах газа. Понадобилось огромное усилие воли, чтобы прекратить назревавшую панику. Никакого хлора нет и быть не может!
Корма.
Чтобы решить проблему с воздухом, Голубев и механик решили переключить вентилятор, засасывающий воздух для дизелей через шахту РДП на отсек, а испорченный воздух выбрасывать через газотводной гусак. Попробовали — получилось. В затхлый смрад седьмого отсека пошел морской озон. Люди задышали, повеселели...
Голубев решил проникнуть в центральный пост. Судя по всему пожар там утих. Он надел аппарат ИДА и отправился через три отсека в нелегкий путь, посвечивая себе аварийным фонарем. Огонь в центральном и в самом деле утих. Сверху, с мостика, даже отдраили верхний люк. Но едва старпом подошел к «каштану» — межотсечному переговорному устройству, как обугленный «каштан», не выдержав легкого прикосновения, рухнул на палубу, подняв рой искр. Наверху решили, что пожар возобновился и задраили люк. Голубев вернулся в корму.
Главное, в чем он убедился — помпа не гнала воду в трюм, а перекачивала «море в море». Он остановил ее, вырубив распредщит.
Носовой отсек.
Викторов: «К утру обстановка настолько стабилизировалась, что с мостика в центральный пост спустился минер старший лейтенант Валерий Христенко. Он высвободил заклинившую дверь и выпустил нас из западни.
Я отправился на разведку в центральный пост. Едва пролез между стволов выдвижных устройств, как испытал первое потрясение: в дверях рубки радиометристов лежал старшина 2-й статьи Владимир Скворцов. Голова его сильно обгорела...
Чуть позже, спустившись в трюм центрального поста, я увидел тела еще трех наших моряков — боцмана Сергея Уварова, молодого трюмного Димы Минчия и старшину 1-й статьи Георгия Аввакумова. Все они при пожаре бросились сюда, надеясь укрыться в большой холодильной камере, где обычно хранится мясо. Но камера была заперта на висячий замок. Взломать его не успели... Угарный газ тяжелее воздуха, первым делом он потек в трюм...
Тела погибших перенесли в торпедный отсек. Он самый прохладный на лодке».
* * *
На рассвете 16 июня подводная лодка Б-31 всплыла в крейсерское положение, провентилировала отсеки и смогла дать небольшой ход.
Выяснилось, почему обитатели кормового отсека не смогли открыть люк до конца. Оказывается, вахтенный офицер минер Христенко, когда корма лодки вышла из воды, решил открыть аварийно-спасательный люк извне. Пока он пытался это сделать, шальная волна смыла его за борт. При этом он оставил поднятой крышку ограждения, и она заклинила люк. По невероятному счастью, вторая волна забросила Христенко на корпус лодки, и он благоразумно поспешил укрыться от подобных приключений на мостике.
Тут же стали связываться с Москвой по радио, но обнаружили, что переменник, который питал передатчик, залит маслом гидравлики. К тому же шкалы на аппаратуре сильно выцвели от угарного газа — невозможно было различать цифры частот. Радиотелеграфисты попытались выйти в эфир на маломощном аварийном передатчике. После многих попыток какой-то советский корабль ретранслировал сигнал с Б-31 на центральный узел связи, и Москва узнала о ночной трагедии. Получили указание ждать в назначенной точке надводный корабль, свое место обозначать для проходящих судов сериями из пяти красных ракет.
Но запас ракет был изрядно потрачен во время «поединка» с неизвестным сторожевиком. Приходилось экономить сигнальные патроны. Старпом почти ослеп, наглотавшись дыма. С трудом разглядел в бинокль силуэт идущего на помощь корабля.
— Крейсер?
Но это шел большой противолодочный корабль. Обменялись информацией — что к чему. От буксировки отказались. Пошли за ним как за лидером. БПК1 привел к острову Лампедуза. Там, на якорной банке, стояла родная плавбаза «Магомет Гаджиев». Первым делом стали решать, что делать с телами погибших. «Гаджиевцы» заявили — доставка в Союз возможна только в одном случае, если трупы будут положены в формалин. Но формалина в таком количестве нет. Значит, придется хоронить в море...
Тела погибших находились в первом отсеке.
В жаре субтропического лета они уже начали разлагаться. Смрад пошел такой, что вахтенные у торпед с ядерными боеголовками отказывались стоять на посту.
На третий день погибших моряков перенесли на плавбазу, и «Магомет Гаджиев» снялся с якоря. Отошли с приспущенным флагом в открытое море, и там, как положено по военно-морскому ритуалу, предали зашитые в разовые простыни тела глубине.
Впервые после войны хоронили моряков в море..."
Мельницын Алексей Григорьевич.
"Мельницын Алексей Григорьевич. Родился... (в 1932 году). В ЛНВМУ с 194... Окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания, минно-торпедный факультет. Работает в ..."
Феоктистов Евгений Васильевич.
"Феоктистов Евгений Васильевич. Родился 30.03.1932 г. В ЛНВМУ с 1944 г. - пришел с крейсера "Киров". Окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания, минно-торпедный факультет. Служил на Балтийском флоте на ПЛ 615 пр. Окончил СКОС. Затем проходил службу на ТОФ на ПЛ 675 проекта в составе оперативной эскадры -зам. НШ по подводным силам. Капитан 2 ранга запаса. После увольнения в 1977 году работал в службе гражданской обороны на предприятии "Прометей" в Ленинграде."
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
нвму
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
