Анатолий Васильевич Семин – выпускник 1-й Московской спецшколы ВВС 1953 г., полковник в отставке, кандидат политических наук, ведущий научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН, член Союза московских журналистов. 30 сентября 2009 г.
"Официально именовавшаяся «1-я Московская специальная школа ВВС» школа являлась одним из звеньев советского аналога системы кадетских корпусов, в которой свое место занимали суворовские и нахимовские училища, летные спецшколы, морские и артиллерийские подготовительные училища. Образование спецшкол и подготовительных училищ предшествовало появлению суворовских и нахимовских училищ. Если первые были созданы уже в предвоенные годы, то вторые – только с 1943 года. Выпускники летных и артиллерийских спецшкол имели возможность участвовать в войне, некоторые – с первых ее дней.
Среди довольно многочисленных спецшкол ВВС московская была на особом положении: в ней единственной отсутствовал пансионат. Учащиеся жили в своих семьях, ежедневно прибывая на занятия. Эта особенность была существенной – ею в значительной мере объяснялся тот либеральный дух, который царил в учебном заведении, несмотря на все принимавшиеся начальством контрмеры.
Достаточно сказать, что в одной со мной учебной роте учился теперь широко известный «писатель-диссидент»
Анатолий Гладилин мне не был близко знаком в период учебы. Я учился во втором взводе, а он - в пятом, был в нем даже помощником командира взвода. О спецшколе он упоминает вскользь в повести «Каким я был тогда», помещенной в сборнике «Бес - покойник» ("Беспокойник". 1992.). О Гладилине как о писателе, признаюсь, я до 1990-х годов слышал мало, притом, что его относят к тому ряду шестидесятников, в который входят Вас. Аксенов, Е. Евтушенко, А. Вознесенский.
Николай Монахов мне известен больше. Он, безусловно, уже тогда выделялся среди нас как личность одаренная, хотя учился средне, явно без интереса. У меня сохранилась забавная фотография, на которой мы запечатлены вдвоем в довольно комичном виде: Николай там снят в обнимку со мной, в военном кителе с платочком на голове. Друзьями мы не были. И даже не избежали конфликта. Однажды мы подрались в коридоре школы – на беду в тот момент рядом неожиданно оказался начальник спецшколы. К моему изумлению, он сделал вид, что не понял происшедшего. Поступи он иначе – исключения из школы, очевидно, было не миновать. Чем руководствовался начальник в том случае, мне не известно. Возможно, имело значение достойное поведение в том эпизоде Николая: тот, получив только что удар в лицо, на вопрос начальника: «Что здесь происходит?» ответил: «Все в порядке».
Московской спецшколе были присущи некоторые черты элитарности. Здесь был собран, как считалось, высокопрофессиональный педагогический коллектив. Учебно-материальная база была лучше, чем у большинства обычных московских школ. Не случайно, в предвоенное время в школе учились
В сорок пятом спецшколу окончил будущий космонавт
К слову, Василий Сталин, будучи до весны 1952 года командующим ВВС МВО, лично шефствовал над школой, которую окончил. Правда, при мне он ни разу не побывал в здании, расположенном в Чапаевском переулке. Но некое участие выпускника летной спецшколы и сына Генералиссимуса в делах «альма-матер» было замечаемо - в основном по его подписям на грамотах за спортивные успехи, висевших на одной из стен в коридоре школы.
Итак, в сентябре 1950 года я, постриженный наголо, надел военную форму. И началась моя новая жизнь - в качестве учащегося военной спецшколы. Этот факт нашел отражение в маминой записной книжечке, куда она заносила нужные телефонные номера, в такой фразе: «В четырнадцать с половиной лет Толя надел военную форму». В этих словах легко прочитывалась материнская гордость за сына, который уже благополучно вырос и избрал правильный жизненный путь. Знала бы мама, сколько раз я потом пожалел о своем выборе.
Наверное, в то время такой выбор был естественным. Он был сделан всего через пять лет после победоносного окончания Отечественной войны, когда военная профессия в обществе оставалась востребованной, а среди большой части населения – и уважаемой.
Спецшкола была военной, но главное в ней для воспитанников было успешное изучение общеобразовательных предметов. Уровень преподавания был довольно высоким, а учебный процесс все три года – весьма напряженным. Мне было интересно на уроках истории, логики, психологии. На эмоциональном подъеме для всех нас проходили занятия физкультурой в зале. За годы учебы мы научились многому - овладели упражнениями, выполняемыми на турнике, брусьях, кольцах, коне с ручками, батуте. Освоили прыжки с трамплином, в том числе сложные, через коня и козла.
Серьезный подход в школе мы встретили к урокам иностранного языка, что во мне вызывало внутреннее одобрение: я с желанием осваивал язык. Не всем среди нас легко давалось преодоление традиционного для школы той поры облегченного отношения к предмету. Ирина Александровна Кравецкая, высокая, с крупной головой, внешне не очень опрятная пожилая женщина, по прозвищу «тетя лошадь», таким ученикам не давала покоя. Однажды, помню, в восьмом классе за два часа занятий она поставила 18 двоек. Это при существовавшем–то у начальства нетерпимом отношении к этой оценке!
Но что вообще мною, к примеру, с трудом воспринималось, по прежнему опыту ученика рядовой московской школы, так это преподававшиеся в спецшколе уроки бальных танцев. Я, стыдно признаться, по этой дисциплине оказался, мягко говоря, не очень ловким – сносно танцевать так и не научился, о чем в будущем приходилось пожалеть не раз.
В военной подготовке основная нагрузка на воспитанников приходилась во время лагерных сборов – два раза по два летних месяца за весь период учебы. Лагерь находился в живописном лесистом месте у излучины реки Истра, в шести километрах от станции Березки Октябрьской железной дороги. Мы размещались в палатках, в каждой – человек по десять. Изучали военные дисциплины, жили в соответствии с воинскими уставами. Порой мы изнывали от жары, страдали от отсутствия в лагере источника питьевой воды ( ее доставляли из Крюкова, в цистерне ). Временами мокли под дождем, не имея возможности затем просушиться. Мы ходили в суточный наряд и несли караульную службу с незаряженными винтовками. Порой нас среди ночи поднимали по тревоге и заставляли совершать марш-бросок при полной выкладке. В лагере мы получали довольно интенсивную физическую и строевую подготовку. К концу сбора у нас принимались экзамены и зачеты. В Москву мы возвращались в хорошей физической форме – хотя основательно уставали, тем приятнее был отдых, который длился всего только месяц.
Конечно, в учебной программе спецшколы сегодня мне видятся и слабые места. К таковым я отношу в первую очередь недостаточное внимание к воспитанию у нас учащихся любви к летной профессии. Теоретические знания по этому направлению давались минимальные. Словно вскользь. Не было никакой специальной подготовки на стендах или тренажерах, не предпринималось попыток готовить к прыжкам с парашютом. Выработка отношения к летной профессии как бы относилось к сфере персонального выбора: хочешь - люби, не хочешь – не люби. В результате получалось так, что тех, у кого в нашей учебной роте ко времени окончания спецшколы сформировалось сознательное желание летать, были единицы. В моем взводе к ним принадлежал, вне сомнения, Валентин Поликарпов. Он в период учебы в школе по своей инициативе посещал аэроклуб – и в этом объяснение его устремленности стать «сталинским соколом», как тогда говорили.
Вообще, именуясь военной, спецшкола по-настоящему таковой была только отчасти. Возможно, она заслуживала то ироническое название, которое бытовало в отношении нее у части москвичей: «потешные войска Наркомпроса». Именно по этому ведомству, в отличие от суворовских и нахимовских училищ, спецшкола числилась. В администрации школы только несколько должностей занимались людьми, находившимися на действительной воинской службе. Начальник спецшколы был гражданским лицом. Командиры рот были офицерами запаса, а среди командиров взводов большинство было гражданскими, иногда совмещавшими свои должности с преподаванием какого-либо предмета. Таковыми, к примеру, были и представительницы слабого пола: в пятом взводе - химичка Антонина Петровна Днепрова, в первом взводе - преподаватель литературы Ефросинья Андреевна Иванова. Эти женщины-командиры исполняли свои обязанности и в период лагерных сборов, а там им приходилось заступать на суточное дежурство, контролировать несение службы караула, суточного наряда и т.д. Иногда при этом им было трудно не совершать ошибок, в том числе из-за недостаточного знания уставных положений.
Наши учителя в спецшколе нередко отходили от стандартной школьной программы ради повышения качества подготовки. Так, к примеру, было с русским языком. Согласно школьной программы, изучать его тогда заканчивали в седьмом классе, а затем – лишь проверяли уровень знания языка. Это было слабым местом программы: грамотность требовалось повышать. С этой целью с нами были организованы дополнительные занятия по русскому. Дважды в неделю у нас были «нулевые» уроки, до начала первого урока, в девятом, насколько я помню, классе. Занимались мы по рекомендованным нам учебникам для педучилищ. Для углубления знаний пройденного материала по литературе, истории, физике, химии и т.д. нас регулярно водили в музеи столицы : литературные –
За успеваемостью в спецшколе был организован жесточайший повседневный контроль. На построении роты после окончания каждого учебного дня помощники командиров взводов поочередно докладывали командиру роты о полученных на уроках отметках, о тройках и двойках – с указанием фамилий. Получившие двойки вызывались из строя на общее обозрение. Как правило, затем следовало наказание. Могли воспитанника на время лишить права ношения погон, с переодеванием его в бывшую в употреблении хлопчатобумажную форму. Так однажды в первый год поступили со мной и моим соседом по парте Олегом Нечаевым за выставленные нам двойки по физике. До исправления оценок в той выцветшей форме мы среди одноклассников ощущали себя настоящими изгоями.
За тройку по предмету могли пригласить в школу на неприятную беседу родителей. За три года из моего учебного взвода из-за неуспеваемости, дисциплинарных проступков и по другим причинам школу покинул каждый пятый. Среди них были и те, кто как бы решил сойти с поезда, не дожидаясь его прибытия на конечную станцию. В процессе учебы они, очевидно, пересмотрели свои планы, разочаровавшись в перспективах, которые существовали реально для выпускников школы. В нашем втором взводе к этому числу принадлежали, к примеру, Олег Нечаев и Владимир Монахов, в роте - Анатолий Гладилин.
Осень 1952 г. После занятий во дворе школы. Сидят слева направо: Пискарев, Зуев, Поляков, Злодеев, Архангельский, Неборачек. Стоят слева направо: Моторкин, Руденко, Солодухин, Красюков, Поликарпов, Семин, Маслов, Ружников, Щапов, Арсентьев, Демидов.
Нельзя не упомянуть еще об одной стороне жизни спецшколы – неформальной. Она являлась закрытым учебным заведением, с некоторыми характерными для них признаками. В сообществе воспитанников действовали определенные, передаваемые от старших к младшим традиции. Культивировался особый корпоративный - «спецовский» дух, по-особому трактуемый кодекс чести. Были и элементы «дедовщины». Так, стриженных наголо первокурсников именовали «хазарами». Наверное, помните из Песни о вещем Олеге:
Годы моей учебы в спецшколе были временем моего довольно бурного физического и нервно - психического развития. Не всегда я был уравновешен. Наверное, сказывалась и обстановка в семье, с непростыми в ней взаимоотношениями. Время от времени в школе у меня возникали конфликты, стычки с одноклассниками. После одной такой (это произошло в лагере), получив об этом информацию от помощника командира взвода Виталия Кажарского, командир роты капитан Гаврилов (он был выпускником этой же спецшколы, мы его знали как футболиста и женолюба), явно не испытывавший симпатии ко мне, не скрывая злости, сквозь зубы произнес: «Тяжело тебе будет в жизни с твоим характером». Оглядываясь на пройденный путь, нельзя не признать: прогноз был правильный. И испытания меня ожидали уже в год окончания спецшколы. Как говорится, «здесь и сейчас».
Зима. 1953 г. После занятий. Стоят слева направо: Зуев, Моторкин, Красюков, Патрохин, Зеньковский, Скабицкий, Семин, Архангельский, Румянцев.
Наступил 1953-й – год окончания школы. Главным событием того рокового года, разумеется, была смерть Иосифа Сталина. Москва пребывала в шоке. Что мы тогда чувствовали, передать трудно. В том сложном чувстве смешались и недоумение, и растерянность, и ощущение освобождения от тяжелейшего недуга. Но то, что большинство в моем окружении осознавало историческое значение происшедшего, в этом не может быть сомнения. Поэтому остаться в стороне от церемонии прощания с покойным диктатором некоторые из нас не захотели. Думаю, тогда мы прощались – с прошлым.
Повлияла ли смерть Сталина на течение жизни в моем окружении? Казалось бы, прямых последствий не было. На этом фоне в тот год мы, воспитанники московской летной спецшколы, готовились вступать в жизнь. И настроение было неспокойным. Тем более, когда для этого были и другие поводы. Как-то весной со мною, в порядке очередности, состоялась предварительная беседа относительно моего предназначения после окончания школы. Вел разговор замполит в звании подполковника. Довольно бесцветная личность. Я даже не помню его фамилии. Непродолжительная вежливая беседа оставила у меня нехорошее чувство: никакого по существу выбора не было. Меня сориентировали, что буду направлен в одно из летно-подъемных училищ. Разрушалась слабая надежда, что возможно направление в высшее инженерное авиационное училище.
Ближе к окончанию произошел неприятный для меня инцидент, имевший некоторые последствия. На уроке литературы, уверен, без серьезного для того повода я был удален из класса. Почему на это пошла в отношении «без пяти минут» выпускника старший лейтенант Иванова, преподаватель литературы – подобного у нас за три года не случалось – я так и не понял. В спину мне она, покраснев от волнения, бросила слова, прозвучавшие как «домашняя заготовка»: « Буря в стакане воды ». Эпизод получил продолжение – уже на выпускных экзаменах. Их я сдал без единой тройки - испытывал удовлетворение. Не получив троек в четвертях, я был уверен в том, что в итоге аттестат будет, как я это понимал, вполне достойным. Экзамены были позади – и я расслабился. В школе завершалась канцелярская работа по заполнению аттестатов. В один из тех дней у меня состоялся неожиданный разговор в коридоре с Ивановой. По ее инициативе. Она вела себя немного странно: стояла вполоборота ко мне, в лицо не смотрела, ее голос выдавал волнение. Она сказала: « В РОНО не утвердили выставленную Вам четверку по сочинению – исправили на тройку ».
Я был подавлен. Вида постарался не подавать. Я ни на секунду не поверил в версию о решении РОНО. Подобное крайне редко, но случалось с отличными отметками, когда вопрос стоял о присуждении золотой или серебряной медали. Здесь был другой случай. Но я не собирался с этим разбираться – считал, что это бесполезно. Мне было ясно, что происшедшее - дело рук Ивановой, что я стал жертвой женской мести. Эта особа, уже не нуждаясь в ссылках на внешние силы, в аттестат мне выставила две тройки – по русскому и литературе, по предметам, по которым у меня не было троек практически за все время обучения в школе. Так я получил «черную метку» в свою
Итак, тринадцатый выпуск спецшколы, состоявшийся в 1953 году, мною не воспринимался как радостное событие. Настроение было испорчено. На выпускной вечер я не пошел. К тому моменту все формальности по прекращению отношений с учебным заведением были улажены. Мои документы для последующего направления в летное училище должны были поступить в один из райвоенкоматов Москвы. Спецшкола была приписана к тому военкомату, что находился где-то в районе Белорусского вокзала.
После отпуска в числе более полусотни выпускников мне было назначено прибыть в Каменку-Белинскую, в летное училище первоначальной подготовки. Начиналась взрослая жизнь, в отрыве от семьи, от Москвы.
***
Мой рассказ о московской летной спецшколе был бы неполным, если бы он. заканчивался только 1953-м годом. Печально, но факт – в 1955 году в этом прекрасном, на мой взгляд, учебном заведении состоялся последний выпуск. Кто не успел пройти весь трехгодичный курс, был вынужден менять свои планы на жизнь. Такая судьба школе и ее ученикам была назначена решением Н.С.Хрущева.
В стране была ликвидирована вся сеть спецшкол ВВС. Та - которая была создана в соответствии с Постановлением Совнаркома СССР № 2276 от 6 ноября 1940 г. Тогда, наряду со столицей, школы были открыты в Ленинграде, Баку, Воронеже, Ворошиловграде, Горьком, Днепропетровске, Ереване, Иванове, Казани, Киеве, Краснодаре, Курске, Минске, Одессе, Пензе, Ростове-на-Дону, Саратове, Свердловске, Тбилиси, Харькове.
Мне не известны мотивы, которыми власть руководствовалась, разрушая зарекомендовавшую себя хорошо систему подготовки кадров. Решение, очевидно, было ошибочным. Факты говорят о том, что спецшколы воспитали тысячи молодых людей, прежде всего для военной авиации. Среди выпускников – герои и дважды Герои Советского Союза и России, Герои Социалистического труда, заслуженные летчики-испытатели, заслуженные штурманы-испытатели, заслуженные испытатели парашютов, заслуженные военные летчики и штурманы, заслуженные деятели науки и техники, лауреаты государственных премий. Замечу, оканчивали спецшколу ВВС такие известные в стране люди, как хирург-офтальмолог академик
Сегодня тот опыт военного, патриотического воспитания юношества, нет сомнения, востребован в нашем обществе. Сомневаюсь, что у государства есть реальные планы использования того опыта. В прошедшие десятилетия было сделано немало, чтобы он был утрачен. Сужу об этом на примере полузабытой московской спецшколы ВВС, здание которой сохранилось в районе метро Сокол, в Чапаевском переулке, 6. Там как-то удалось сохранить традицию встреч выпускников, но охватывают они лишь горстку выпускников. Встречи проходят довольно однообразно и формально. На общественных началах в помещении существует музей спецшколы, но его состояние оставляет грустное впечатление: известные мне отдельные факты энтузиазма по его оформлению не могут изменить общей картины забвения. Я убежден, что так не должно быть."
Семин Анатолий Васильевич - автор книги биографического характера «В заданных обстоятельствах», вышедшей в свет в 2004 году. Она содержит откровенный рассказ о человеческой жизни, является попыткой осмысления событий, участником или свидетелем которых был автор. В некоторых интернет-магазинах еще встречается.
Помимо ранее приведенных в виде гиперссылок, укажем некоторые, наиболее интересные источники по затронутой теме.
Обстоятельная статья
Учащиеся специальной Военно-воздушных сил средней школы в темно-синем суконном обмундировании образца 1940 года.
Школьников, желавших попасть в Минскую среднюю спецшколу ВВС, оказалось немало. Это были юноши, окончившие семилетнюю школу с отличными и хорошими оценками.
Голубые петлицы хлопчатобумажных гимнастерок учащихся украшали эмблемы ВВС – «птичка» и треугольные знаки различия, позволявшие отличить младших командиров от рядовых воспитанников. Их называли «потешные войска Наркомпроса», что не мешало ученикам спецшкол гордиться формой и, погонами, и считать себя почти офицерами.
Воспоминания выпускников спецшкол и о выпускниках.
Две статьи о
Среди участников социальных сетей (Одноклассники, Мой круг, Мой мир) можно найти выпускников спецшкол. Один из из них -
Спецшкольники Сидоров Юрий и Ионов Юрий.
И обращается с просьбой: "ОЧЕНЬ ХОЧУ НАЙТИ ОДНОКЛАССНИКОВ, ОДНОКУРСНИКОВ. Надеюсь только на их детей и особенно на ВНУКОВ. Пожалуйста, посмотрите фото в фотоальбоме МОИ СОСЛУЖИВЦЫ Может быть узнаете своего отца и дедушку. Я учился в 10 Ростовской спецшколе ВВС с 1951 по 1954 год. Лётных училищах в г.г. Уральск 1954-1955 гг., Актюбинск 1955-1956 гг., Кировабад 1956-1957 гг., Борзя 1957-1958 гг. Буду бесконечно благодарен любому сообщению на мой сайт."
Такого рода просьбы подразумеваются практически в каждом сообщении нашего авторского коллектива.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru