ТБИЛИСИ-ЛАГОДЕХИ
Кое-как закончив пятый класс, я с нетерпением ждал поездки в Лагодехи на лето. И в это время нам снова помог папа, вернее добрая память о нем. В Лагодехи открылась «Военная школа отличных стрелков снайперской подготовки», и руководство дивизии предложило маме поработать в управлении этой школы какое-то время, до лучших времен. Радости не было предела и у меня и у мамы.
1942 год был для нашей осиротевшей семьи самым голодным из всех военных лет. Тетя Лиза тоже решила вывезти девочек в Лагодехи и продержаться там до возвращения дяди Ясона из армии.
Добираться до Лагодехи было довольно сложно. Сначала надо было вечером дотащиться до железнодорожной станции трамваем, а потом еще и пешком с вещами, которых набиралось много. Уезжали на все лето! В Навтлуги садились на поезд Тбилиси-Цнори. В войну не садились, а брали с боем общие вагоны. Тут без провожатых было не обойтись. Женщины и дети налегке протискивались в вагон, а багаж через окна подавали провожающие мужчины. Состав состоял из нескольких общих или плацкартных вагонов закрытого типа и трех, четырех открытых вагонов (с крышей, но без окон) с лавками, размещенными как в теперешних электричках.
От Тбилиси до Цнори поезд добирался всю ночь, со многими и продолжительными остановками. Местами полз так медленно, что можно было спрыгивать и запрыгивать на ходу. В одном месте, где дорога делала большую петлю, смельчаки выпрыгивали из вагона, перебегали поле и запрыгивали в состав, когда тот, преодолевая подъем, туда добирался. Однажды мне повезло. Ехал в открытом вагоне, когда кахетинцы везли в Тбилиси вино на продажу. В нашем вагоне было тихо, а в соседнем шел кутеж и, конечно, пелись кахетинские песни. Ночь, небо в звездах, тихо постукивают колеса, и звучит протяжное многоголосье: Гапринди шаво мерцхало и др. Это незабываемо.
В Цнори пересаживались в автомобильный транспорт. Это были рейсовые автобусы Цнори-Лагодехи или Цнори-Белаканы. Здесь тоже без штурма не обходилось. И если везло и попадались наши Лагодехские грузовики, то добирались с ними в кузовах. Автобусы в войну ходили открытого типа, так что было все едино, пыли наглотаешься одинаково. В кузове не так комфортно, но зато гораздо быстрее.
Дорога до моста через Алазань была на редкость пыльной. В безветренную погоду ехать цугом было практически невозможно. После моста пыли становилось меньше, но зато количество остановок по требованию по мере приближения к Лагодехи возрастало многократно. Сорок километров до Лагодехи преодолевались за полтора, два часа, а если с поломками, то и того больше. В войну весь автобусный и грузовой транспорт был изношен, бензин некачественный, резина никудышная, поломки были частыми.
По этой причине обслуживался этот транспорт экипажем их двух человек: водителем и помощником. В обязанности последнего входило, главным образом без конца запускать машину заводной рукояткой, быть на подхвате при поломках, ну и как в то время водилось собирать мзду с подсаживающихся пассажиров.
Наконец, после форсирования Шромки (моста тогда еще не было) мы въезжали как всегда с замиранием сердца в наш родной Лагодехи.
Так весной 1942 года сестры Михайловы снова собрались в отчем доме. Не известно, на какой срок.
ДАРЫ ПРИРОДЫ
Наступило голодное время, а в Лагодехи было легче прокормиться, одни дары природы чего стоили. Так же как и вся Лагодехская ребятня, мы добывали эти дары в меру своих сил и возможностей. На полях, южнее Калиновки, после уборки урожая зерновых собирали колоски. Набивали ими мешки, из веревок делали лямки и тащили на себе эти туго набитые самодельные рюкзаки домой. Все это конечно босиком, и по стерне, и по каменистой дороге. Дома колоски «молотились», а зерно дядя Лева отвозил на мельницу.
В тех же местах собирали грецкие орехи. Колоски с полей добывали не только мы, но и дикие голуби, горлинки и витютни. В первую половину дня они прилетали на отдельно стоящие в полях деревья грецких орехов, оглядывались, и если все было спокойно, слетали на поля для кормежки. Время от времени, если их что-то спугивало, садились снова на деревья и через несколько минут опять слетали на поле. Так продолжалось до наступления полуденной жары, когда они улетали в заросли кустарников, где были родники и прохлада. Вечером, до заката солнца, все повторялось. Мы все это знали и использовали в своих охотничьих целях. Под деревьями устраивали засады в виде небольших шалашиков, усаживались в них и терпеливо ждали начала птичьей кормежки.
Обычно безотцовщина использовала родительские ружья, которые почти в каждом Лагодехском доме имелись. У нас была, кроме двуствольной «Тулки» 16 калибра, еще и мелкашка ТОЗ, что давало определенное преимущество, так как можно было сбить голубя на одной ветке, а на другой остальные продолжали невозмутимо сидеть. А выстрел из дробовика распугивал голубей надолго. Мелкашка требовала большого мастерства, вероятность промаха многократно увеличивалась, но мы очень быстро поднаторели и, как правило, приходили домой с добычей. В полях в это время было самое время охоты на перепелов, которые тоже лакомились колосками. На них охотился с двустволкой и собакой мой брат Володя. Я в это время подстреливал голубей, а девчонки на соседнем поле собирали колоски. Так осуществлялся принцип разумного распределения труда.
Мой охотничий опыт сгодился через несколько лет. Учась в Тбилисском Нахимовском училище, я занял первое место в городских соревнованиях по стрельбе из мелкашки.
Любили ходить на рыбалку, главным образом на форель, которую добывали, чаще всего, на нашей речке, а иногда хаживали на Мазымчайку с ночевкой. Форель рыба хитрая и очень чуткая. Что бы ее поймать, надо было создавать у нее иллюзию свободно и независимо проплывающей наживки. Если после двух - трех забросов с одной стоянки поклевки не было, значит, обмануть не удалось и не удастся, сколько бы ни забрасывали. Следовало переходить к следующему водосливу. Поэтому рыбалка проходила в постоянном движении снизу вверх против течения реки. Если рыба долго не клевала, обычно проверяли, не идет ли впереди тебя другой рыбак. Если таковой обнаруживался, то следовало сделать одно из двух: либо переждать какое-то время, пока рыба не забудет об опасности, либо незаметно обогнать идущего впереди рыболова, с риском получить нахлобучку. Иногда это удавалось. На обратном пути все повторялось, только сверху вниз. Далеко не забирались, так как перепрыгивание босиком с камня на камень сильно утомляло, а надо было еще добраться до дома. Здесь тоже осуществлялось разделение труда. Вверх Вова с удочкой, а я за ним с куканом, а вниз наоборот.
На нашей красавице, малой горе, и в ее предгорьях, вдоль тропы на Рачисубани и Мацыми, собирали дерезу, кизил, панту, орехи. Из этого же леса таскали регулярно хворост на дрова. Когда нам выделили земельные участки, то мы были главными подбивальщиками посадок кукурузы. В ходили за грибами и каштанами. Родители, занятые на работе, отпускали нас 12-15 летних пацанов одних, конечно, волновались, но обстоятельства вынуждали.
В один год нам дали участок земли недалеко от Рачисубани и наши родители посадили там кукурузу, а также небольшую бахчу. Все взрослые работали и охрану участка в период созревания посадок осуществляли мы – Вова и я. Дядя Лева соорудил нам на разлапистом дереве шалаш на высоте около трех метров от земли. В шалаше мы спали и хранили свои вещи, а все остальное время проводили на земле. Забирались в шалаш по приставной самодельной стремянке, которую на ночь убирали наверх.
Первые дни дядя Лева по вечерам после работы ежедневно ночевал с нами. А когда на соседнем участке, также обосновались сторожами двое наших сверстников, мы несли круглосуточную вахту самостоятельно. У нас и у соседей было по охотничьему ружью, патроны с мелкой дробью и несколько штук с жаканами, от зверей. Людей, как ни странно, тогда не боялись. Мы очень гордились своей миссией и хорохорились, а по ночам конечно трусили. Особенно когда начинали «плакать» шакалы. Поначалу распугивали их криками или холостыми выстрелами, а потом привыкли и, как говорится, дрыхли без задних ног. Когда арбузы начали созревать, наши соседи, шутки ради, стащили у нас арбуз и вечером нас же им угостили. Потом все рассказали. Мы в долгу не остались и вскоре повторили их шутку. Эта игра оказалась очень увлекательной и, главное, полезной, так как бдительность у обеих сторон многократно усилилась.
БАБУШКА
В 1942 г. Умерла наша бабуля Анна Петровна. Последние годы она страдала гастритом, возможно у нее была язва, но она как-то очень неожиданно и тихо ушла из жизни. Хоронили ее с оркестром дяди Левы. Гроб везли на грузовой машине с откидными бортами. Все шли за машиной, Рита и Нелли ревели в кабинке, а мы с Вовой на подножках машины, составив таким образом траурный эскорт. Похоронили бабушку на кладбище в Калиновке рядом с дедушкиной могилой, недалеко от южной ограды кладбища. В последующем все Михайловы и Калишуки хоронились в этом месте.
Последняя фотография бабули. Анна Петровна в 1941 г.
О бабушке, о ее судьбе собираюсь написать больше и подробнее для потомков. Здесь же ограничусь несколькими запомнившимися эпизодами.
Днем, когда взрослые уходили на работу, а тетя Лиза, как всегда, занималась уборкой и готовкой, основная тяжесть заботы о нас ложилась на бабушкины плечи. Ей приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы заставить нас отвлечься от шумных игр на плацу.
Как-то она придумала игру в ресторан. Между завтраком и обедом бабушка устраивала нам перекус с обязательным стаканом молока и бутербродами по заказу. Для этого выходила за калитку на плац в переднике, изображая официантку, и спрашивала, кому какой приготовить. Мы с Ритой хором кричали: «С хлебом и маслом», Нелли добавляла: «И с сыром», а Вова на правах старшего подводил черту: «А мне с хлебом, с маслом, с сыром и с медом». Бабуля красиво сервировала стол под беседкой и приглашала нас. У каждого в тарелочке лежал свой бутерброд с мягким теплым хлебушком и стакан молока, а кроме того ставилось масло, сыр, мед или варенье.
В другой раз бабушка обучила нас игре в «колокольный звон» на четверых. Самый низкий голос, это был, конечно, Вова, должен был через равные промежутки времени громко и протяжно произносить «Блиииин», пауза, «Блиииин» и т.д. В интервале между первым и вторым «блином» второй участник, это была Нелли, должен был уместить два раза «Пол блина», мне доставалось уместить в этот интервал свои четыре «Четверть блина», а Рита за это время должна была восемь раз пропищать «Блинчики». Какое-то время нам очень нравилась эта игра, тем более, что роль метронома исполняла бабушка, задавая темп Вовиным «Блинам», слегка постукивая рукой по столу.
Помню, до войны у бабушки была молодая буйволица, которую она по утрам выгоняла в стадо пастухам около нашего дома. Приехав в очередной раз в Лагодехи на лето, мы быстро подружились, а потом и объездили ее, катаясь верхом по двору под ахи и вздохи родителей. Потом созрел план встречать буйволицу вечерами в конце 3-ей улицы и тайно от взрослых по очереди на ней кататься по дороге домой. Бабушка быстро «вычислила» истинную цель столь неожиданного коллективного рвения, но лишать нас такого удовольствия не стала и несколько дней сопровождала нас в этой авантюре, пока не убедилась в безопасности.
А больше всего мы любили бабушкино чтение вслух. Хорошо помню, как горько плакали, когда бабушка читала нам (). В том, что мы, придя в школу, уже умели читать, была бабушкина заслуга.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
