Волейбол - весело, азартно, напористо!
Это уже вроде как окошко во внешний мир. Новые знакомства, контакты. К тому времени (в старших классах ведь уже были увольнения) уже были какие-то знакомства. Шесть лет в почти закрытой среде, один и тот же круг лиц общения с 11 до 17 лет, последние 2-3 года по субботам и воскресеньям, и то не всегда, возможность пошляться по городу. Пошляться, конечно, иногда с приятелем для задушевной беседы, а иногда и в одиночестве, в карманах то тишина. За весь питонский период два раза всего был в городе в кино, девочки осчастливили и билеты купили, один раз индийский фильм «Бродяга» с Раджем Капуром и один раз на «Тарзана» попал с Вайсмюллером. Фильмы и у нас показывали, только репертуар хлипкий – «Адмирал Нахимов», «Подвиг разведчика», «Константин Заслонов», «Чапаев», «Волга-Волга», «Кубанские казаки», «Свадьба в Малиновке», «Счастье хорошо, а правда лучше» и прочие из тех же колод, список позиций на 15, от силы 20. Так что эти фильмы смотрели раз по пять, а то и больше.
Чтение (библиотека, похоже, типовая по тем временам, просоветская библиотека – Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Лев Толстой, Чехов, Горький, Шолохов, лауреаты Сталинской премии, зарубежная литература соответственно – Шекспир, Шиллер, Диккенс, Теккерей, Стендаль, Флобер, Бальзак, Гюго, Твен, Лондон, Драйзер, Роллан, Грэм Грин, остальное несложно представить). К произведениям Достоевского, Лескова, Александра Грина, Есенина, Булгакова, Платонова, Замятина, Гофмана, Жорж Санд, Мопассана, Цвейга, Гамсуна и ко всему тому многоцветью, которое составляет современную культуру, мне посчастливилось прикоснуться лет в тридцать или даже позже. И, тем не менее, читать Бальзака, Флобера, Тургенева было для меня наслаждением, погружением в другой мир, от которого я и сверстники были отгорожены в течение тинэйджерского периода.
Со светлой памятью вспоминается заведующая библиотекой Ксения Александровна, позволявшая порыться в библиотеке и выбрать себе не обязательно рекомендованное. Более того, как-то дала книгу, попросив, чтобы я ее украдкой прочитал и никому ни слова, не то у нее будут неприятности. Проглотил эту повесть взахлеб и, конечно, полюбопытствовал, а что в ней такого непотребного. Она сказала, подрастешь, сам поймешь. Это были «Алые паруса» Александра Грина. Кстати, Достоевского она посоветовала до 25 лет не читать. И за этот совет очень ей благодарен – сохранил для себя автора.
Обучение в мужской среде по тем временам было дело обычным. Кажется, до 1953 года по всему Союзу было – мальчики отдельно, девочки отдельно. Поэтому субботние или воскресные танцы были, конечно, праздничным событием, поскольку они освящались присутствием девочек из недалеко расположенных школ. Парным танцам нас обучали, через раз мы были ведущими (мальчиками) и ведомыми (девочками). Среди танцев – па-де-грасс, па-де-патинер, мазурка, полонез, вальс-мазурка и, король танца, вальс. Не знаю по каким соображениям приглашались девочки, но им тоже все эти танцы были ведомы. Знакомство с девочками, повторяю, было окошком в другой мир. Общие знакомые по самодеятельности или по спортивной секции пополняли эту устойчивую девичью когорту, предмет первых мечтаний, первых поцелуев и первых вожделений.
Основное занятие – учеба. Кроме общевойсковой военно-морской подготовки, все остальное так же, как и в обычной школе. В Нахимовском училище была другая особенность – в большинстве своем преподавали мужчины, более того офицеры. Так что не только дерзить, но даже возражать или вступать в дискуссию казалось противоестественным. Знания вещались с амвона и принимались на веру, безусловную веру. Надо отдать должное тому, что многие преподаватели-офицеры прошли горнила Отечественной войны, и их требовательность была по-отцовски доброй, лень и шалости были снисходительно взыскуемы. Зло не присутствовало, его следы в достатке оставила война. Серов (математика), Медведев (физика), Мартиросян (математика), Жуковский (химия), Барыленко (литература) – зануд не было.
Экзамен по военно-морской подготовке включал проверку знания такелажного дела, флажного семафора и азбуки Морзе.
Из сугубо гражданских учителей наиболее памятны мне Леонид Николаевич Потапов и Мария Давыдовна Хачапуридзе.
Леонид Николаевич вел в младших классах рисование, а в старших – черчение. Привычке затачивать карандаш лопаточкой с возможностью проводить как тонкие, так и широкие линии, а также скрупулезно от руки делать аккуратную штриховку (вертикальную, горизонтальную, наклонную), конечно, обязан ему. Леонид Николаевич был, безусловно, мягкий и добрый человек, и не помню случая, чтобы он повышал голос. Так же, как и его дочь, Ольга, которая какое-то время вела химию и естествознание. Леонид Николаевич любил шутку, розыгрыши и не прочь был поделиться с детьми (ему тогда было за 60) свежим анекдотом.
Мария Давыдовна – это, конечно, дама уникальная. Толстая, рыжая грузинка, ей тогда было за 50. Без тени иронии мы ее называли Афродитой. История Древнего мира – ее предмет. Осознав, что отвечать на уроке никому не хочется, она, закинув через плечо небрежным жестом шарф, пересказывает что-нибудь из произведений Аппиана, Буассье, Эберса, Флобера, Шекспира, о пирамиде Хеопса, боях гладиаторов, походах Александра Македонского, академии Платона или еще что-то. Мы не слушали, а внимали (не случайно же она была Заслуженным учителем Грузии). Нечастые вылазки на экскурсии к могиле Грибоедова, во Мцхетский монастырь или еще куда-нибудь всегда были в радость. Лет через 20 после последней встречи на выпускном вечере, оказавшись в Тбилиси, нежданно нагрянул к ней в гости. Мою фамилию она не помнила, но узнала меня, год моего выпуска и на какой парте я сидел.
Я прихватил цветов и бутылку Твиши. Беседа шла легко и непринужденно, и о разном. Спустя некоторое время она сгоняла внука за бутылкой коньяка, и незаметно мы и ее потребили. Нельзя сказать, что мы болтали ни о чем или вели светскую беседу, мы взахлеб делились насущными проблемами. Меня поразила широта ее кругозора, который, по меткому выражению адмирала Макарова, есть функция высоты наблюдателя. Огромный на всю стену большой комнаты вмещал тысячи на полторы-две книг, литературу четырех поколений, включая и труднодоступные новинки, и раритет конца XIX – начала XX века.
Ушел ближе к полуночи, сердечно попрощавшись, с легкой и светлой грустью, шлялся почти до утра по ночному Тбилиси – в 60-х годах прошлого века это было так же безопасно, как и сейчас по ночному Парижу или Сиэтлу. Одну из других ночей провел в беседах со своим преподавателем математики Левоном Николаевичем Мартиросяном за шахматной доской.
Учителя у нас были добрые и чуткие. Двоих, правда, не воспринимал, но на рожон не лез. Один из них очень уж был идеологизирован и бюрократичен. Что-нибудь спросить, язык не поворачивался. Начнет ковыряться, в связи с чем у меня возник такой вопрос, не рано ли мне интересоваться этими проблемами (кстати, вопрос не касался секса), хотелось бы с определенно грамотным человеком наедине поговорить о вере и веровании, о государственном устройстве, о необходимости партии и комсомола. О таком говорить с этим «педагогом» было опасно. Относительно другого иная картина, от кого-то услышал, что он колотит своих детей. И привет, человек для меня перестал быть человеком. Но это исключение, потому что все мои знания держались и достаточно долго, до четвертого курса Московского инженерно-физического института, на незыблемой вере в Учителя, человека, у которого других забот, кроме как передать все, чем он владеет, своим ученикам, нет. Позже такой аспект у меня трансформировался в следующую позицию – в науке управлять можно, только провоцируя интерес к тематике и конкретной проблеме, создавая окрест по возможностям теплую среду. Сугубо административными мерами ни систему образования, ни науку, ни армию, ни государство от развала не удержать.
Особенным был летний период, полтора месяца лагерной жизни на берегу теплого Черного моря в Фальшивом Геленджике. На веслах и под парусом на шестивесельных ялах, футбол на большом поле, большие палатки, фильмы в базе торпедных катеров, куда бегали после отбоя. Много чего есть вспомнить.
Летний лагерный сбор. Военная игра "взвод в поиске". Фотографию предоставила Ирина Валентиновна Мартынова, дочь подполковника В.П.Николаенко.
Возвращаясь к теме, что же есмь «нахимовец», нельзя обойти сопоставления с ленинградцами времени существования Тбилисского нахимовского и современного Петербургского нахимовского. Питерские питоны всегда свысока относились к тбилисцам и рижанам, полагая что они в большей мере пропитаны морскими традициями и более просвещенные. Обычное мнение для питерских жителей, города – центра культуры России (и трех революций тоже) и морской столицы, болезненно переживающего периферийность города последние четверть века. Такое отношение, к счастью, в меньшинстве и не от большого ума. С рижанами у нас, тбилисцев, взаимоотношения теплее. Нас ведь так немного, меньше тысячи человек за все менее чем двенадцатилетнее существование Тбилисского нахимовского военно-морского училища, а рижан и того меньше. А кто больше лепты вложил во славу русского флота – не хочется перечислять, история рассудит. У нас есть, кем гордиться. Конечно, жаль, что флот перестал быть элитой вооруженных сил, жаль, что судьба офицера и вся его жизнь, так дешево ценится государством, жаль что хранителей славного прошлого так немного. Но ведь объективно в своем самом продуктивном периоде жизни нахимовцы (в вооруженных силах или на гражданке) принадлежали среднему звену управления в государстве, тому звену, на котором государство держится (командиры БЧ или командиры подводных лодок, руководители отделов НИИ и КБ, главный инженер птицефабрики, главный редактор районной газеты, ученый, преподаватель вуза – перечисляю не из теоретического использования человеческого потенциала, а конкретно по судьбам своих братьев по Питонии.
Прекрасно, что наше самочувствие крепче, чем у многих наших сверстников, и по внешнему виду можно увидеть крепкого, собранного и аккуратного человека. Прекрасно, что часы самоподготовки переросли в потребность ежедневного будничного труда – кого ни вспомнишь, все трудоголики. Прекрасно, что наша питонская жизнь стала нашим братством. Прекрасно, что мои братья – люди человеческой доброты и чести. Хотите определиться с кем-то во взаимоотношениях, скажите, что вы нахимовец.
Хотите узнать, что это значит, рискните заехать в и сказать незнакомому сверстнику (неважно, мужчине или женщине), что вы на Камо 52 учились в Нахимовском – реакция добавит вам годы жизни.
Финский, зыбь. Скоркин Олег Алексеевич, масло.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
