Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Разведывательные дроны

Как БПЛА-разведчики
повышают точность
ударных подразделений

Поиск на сайте

Держать глубину. Флотские были. В.Л.Березовский. - Северодвинск, 2009. Часть 4.

Держать глубину. Флотские были. В.Л.Березовский. - Северодвинск, 2009. Часть 4.

Штурманский ляп

Между тем время шло, лодка в перерывах между пунктами Курса боевой подготовки выполняла некоторые оставшиеся элементы приемных испытаний. Одним из таких было определение дальности связи на приемную рамочную антенну. Мы должны были идти к Новой Земле в район ее северной оконечности - мысу Панкратьеву и настолько близко, насколько позволят льды. Испытания заняли около недели. На обратном пути командиром было получено указание следовать на Иоканьгский рейд, куда уже вышли лодки Стратилатова и Жуйко с плавбазой «Печора». Когда мы пришли на рейд, там уже стояла на якоре плавбаза, и у ее борта были ошвартованы обе лодки. Оказалось, что на ней пришли все штурманы, чьи лодки были в ремонте или не участвовали в этом сбор-походе по другим причинам. И, само собой, на ней пришли как апофеоз штурманской профессии - флагштурман дивизии капитан 2 ранга Петренко и флагпггурманы всех трех бригад, среди которых был и наш Д.Э.Эрдман. По причине такого обилия штурманов, мероприятие называлось «штурманский сбор-поход». Хотя из года в год оно заканчивалось одним и тем же - ловлей бревен на Белом море. Как известно, Полярный расположен в зоне тундры, где каждая строительная лесина идет по цене редкоземельных элементов, так что строительство хозспособом шло беломорским плавающим лесом.
В один из дней сбор-похода к «Печоре» подошел рабочий катер. Петренко собрал навигаторов, от флагманских до «подштюрманов», засунул всех в кормовой трюм, поставил задачу, после чего мы высыпали наверх и пошли изучать Иоканьгский навигационный театр. Рассказывал сам Петренко. Последним к ознакомлению было устье реки Иоканьги. На правом берегу - небольшой причал, связанный петляющей в сопках дорогой со старым, военного времени, аэродромом, который и сейчас, по словам Петренко, принимает малую авиацию. На левом располагался саамский рыболовецкий колхоз. Судя по составу плавсредств - богатый. Одних больших мотоботов я видел три корпуса, да еще несколько дор. На берегу отличные постройки, дома, холодильник. Все деревянное, но видать, добротное.
«Вот здесь, - сказал Петренко, - должен быть плоский осушной камень. Смотрите внимательно.» Через минуту удар, толчок, нос катера полез куда-то вверх, некоторые навигаторы попадали, хорошо, что не за борт. Это мы сели на тот камень, о котором заботился Петренко. Что делать? Двигатель ревет полным назад, два отпорных крюка взяты «на укол», штурмана бегают с борта на борт, пытаясь раскачать катер - никакого толку. Идет отлив, крен и дифферент увеличиваются. Никто не берется спрогнозировать, что будет дальше. На берегу - ни одного мужика. Пришлось Петренко просить милых женщин о помощи. Наконец, одна из дам не спеша пошла к боту. Остальным, по-видимому, было недосуг. Рыбачка долго раскочегаривала дизелек, наконец он запыхтел, она сама же убрала швартовы и направила бот к нам на выручку. На вопрос «где же ваши мужики», она ответила на скверном русском, что все пьяные. Потом подошла кормой, приняла с катера конец, дала ход, обтянула буксир, мы дали полный назад, она тоже прибавила оборотов, и катер медленно, как бы нехотя, сполз с камня.




Баренцево море. Иоканьга


С тех пор прошло много лет, но как-то само собой получилось, что об этом случае даже с близкими друзьями мы никогда не заводили разговор. Стыдно... Хотя и поучительно.
В октябре 1953 года я был назначен штурманом той же подводной лодки «С-43», а Николай Никодимыч - помощником командира. Закончился период моего штурманского младенчества. Широкая спина Конюшкова перестала быть моей защитой, а сам он из моего начальника стал моим другом, добрую память о котором я берегу.


Глава III. ПОЛЯРНИНСКИЕ РАССКАЗЫ

Единомышленники командующего


Апрельским утром 1953 года подводная лодка «С-43» под командованием капитана 3 ранга Николая Ивановича Царева швартовалась к одному из причалов Североморска. Лодки вообще-то в Североморск не ходили, так как здесь не базировались. Но на этот раз мы шли по личному приказанию командующего Северным флотом.
Дело в том, что обновление состава подводного флота лодками нового 613 проекта на Севере было представлено двумя подводными лодками «С-43» и «С-44»> которые к началу 1953 года еще были в достройке и проходили испытания. Лодки были окутаны густым туманом секретности. Вооруженные карабинами вахтенные намертво закрывали вход непосвященным. Даже флагманские специалисты ходили на эти подлодки лишь по личному разрешению комбрига капитана 1 ранга Г.Ф.Макаренкова - командира-подводника военных лет, громившего фашистов здесь же, на Севере.




Макаренков Григорий Филиппович. - Знаменитые люди Северного флота. Биографический словарь. В.М.Йолтуховский.

Новые корабли отличались от соседей необычным ограждением рубки, не вполне понятными выдвижными устройствами и четырьмя артиллерийскими стволами. Стройность легкого корпуса намекала на солидную скорость, а отсутствие развала форштевня говорило о том, что уж эти лодки не собираются коротать свой век преимущественно в надводном положении. Словом, Краснознаменная ордена Ушакова дивизия подводных лодок относилась к двум таинственным субмаринам с понятным любопытством и почтением.
В марте мы были приняты в состав флота, подняли Военно-морской флаг, а командующий счел необходимым показать новейшую технику военному совету и высшему командному составу Северного флота. Вот по этой причине мы в то погожее утро подавали бросательные концы на североморский причал, на котором уже собралось порядка двадцати адмиралов и офицеров.
Будучи тогда командиром кормовой швартовой команды, я было растерялся при виде многочисленных адмиральских звезд, однако швартовку, слава Богу, закончил удачно.
Пока мы суетились в корме, командир БЧ-2-3 Анатолий Суров уже демонстрировал свое любимое заведование - пушки. На обширном барбете стояла спаренная 76-миллиметровая орудийная установка, а перед ограждением рубки 37-миллиметровый спаренный автомат. Установка была оборудована гидравлической системой горизонтального наведения, причем угловые скорости были совершенно потрясающими, и наводчики, перемигиваясь, фехтовали стволами. «Да, - сказал один из присутствующих генералов, — нам бы в войну такие пушки...» Вскоре, однако, старпом скомандовал: «Все вниз, корабль к смотру!» - и мы ссыпались по своим КП и БП.




Я стоял под нижним рубочным люком, поскольку из штурманской выгородки меня выдавил мой замечательный, неподражаемый шеф - командир БЧ-1-4 Николай Никодимович Конюшков, для того, чтобы подбить навигационный журнал. Он снимал с карты поворотные пеленги, иронически улыбался и зыркал на меня голубым глазом из-под нахимовского козырька своей абсолютно неуставной фуражки, давая понять, что салага-свидетель ему при этой операции ни к чему, да и незачем давать повод подчиненному усомниться в профессиональной непорочности начальника. Он был одним из лучших штурманов дивизии. Так вот, стою и слышу разговор командующего с командиром в боевой рубке:
- Ты чего рубку не обживаешь?
- Да не люблю командирский перископ, вибрирует очень. Зенитный лучше.
Вот те на... В самом деле, рубка у нас была в запустении, а подноготная состояла в том, что командир наш, будучи мужчиной плотного телосложения, действительно не любил боевую рубку, но не столько потому, что вибрирует перископ, сколько потому, что тесно. Николая Ивановича при осмотре носовых углов и опускании перископа пару раз заклинивало, после чего он плюнул и стал пользоваться только зенитным, который поднимался из центрального поста. И надо же - усек командующий! Опыт, думал я.
Только потом, уже будучи постарше, после того как пришлось встречаться с командующим в различной обстановке, а более всего участвовать в разборах тактических учений флота, которые он проводил с блеском, я понял, что одного опыта мало. Важно все: ум и характер, острота восприятия, конкретность мышления, способность смотреть и видеть. И нет мелочей! На тех же тактических разборах мы - кто с азартом, кто с трепетом - ждали, когда после необходимой сухой штабной фактуры адмирал возьмет у оператора указку и без всяких справочных шпаргалок, свободно оперируя цифрами, обстоятельствами, фактами и фамилиями (а знал он всех командиров боевого состава флота - феноменальной памяти человек!), начнет доносить до нас свое видение войны на море. Давал оценки, хвалил умелых командиров. Но и держись сделавший глупость - на тебя не накричат, даже не накажут, но ты долго будешь ходить персонажем из анекдота и еще пожалеешь, что тебя просто не наказали согласно Дисциплинарному уставу и на этом отпустили грехи.




Как обычно, после смотра все мы, офицеры подводной лодки (а было нас по штату одиннадцать, т.е. ровно столько, сколько на известной картине Ильи Ефимовича Репина «Бурлаки на Волге», глядя на которую только и поймешь, как мы тянем флотскую лямку), были собраны в тесной кают-компании на подведение итогов смотра. Подводил командующий. Всех командиров и начальников он отпустил и беседовал с нами один. В общем-то никакого «разбора» не было. Командующий рассказал о перспективах развития флота и подводного судостроения, о замыслах на обновление методов боевого использования лодок в связи с их новыми тактико-техническими данными, о необходимости освоения нами, личным составом, лодочной техники и оружия, приемов борьбы за живучесть - опять-таки в связи с совершенствованием лодок - это и большая (200 метров!) глубина погружения, и наличие устройства для обеспечения работы дизеля под водой, и наличие системы гидравлики, и еще целый ряд новых, или усовершенствованных устройств. Он говорил о необходимости новых подходов к вопросам боевой подготовки, предупреждал о трудностях, которые всегда сопутствуют в освоении нового, когда опыта взять неоткуда, и добывается он своими боками. Причем все это не было адмиральским монологом. Он знал свой предмет и мог разговаривать в тесном общении, без трибуны. Мы отвечали на его вопросы и сами их задавали, докладывали свои соображения. Под конец адмирал отдельно обратился к нам - молодым лейтенантам. Расспросил, что мешает службе, указал на то, что программа подводного судостроения обширна, корабли будут поступать на флот в большом количестве, и вскоре подводные лодки станут основной ударной силой флота. Поэтому нужны командирские кадры, а в связи с этим нам не дается времени на раскачку, и уже сейчас, смолоду, надо готовиться стать к телеграфу. «Через пять лет, - заключил разговор командующий, - вы будете командовать подводными лодками. Я прослежу за вашей службой».
Конечно, я был ошеломлен масштабом тех сведений и ориентировок, которые мне были только что преподаны. Со мной - молодым, еще не оперившимся, «группеном», как тогда называли командиров групп, разговаривали как с морским офицером. Мне поставили четкую задачу и обозначили перспективу.




Так командующий Северным флотом адмирал А.Т.Чабаненко ковал единомышленников.
Добавлю, что действительно через четыре года, в мае 1957 года, я был назначен командиром подводной лодки.


Глубоководное погружение

Нам, то есть экипажу подводной лодки «С-43», было запланировано погружение на предельную глубину. Будучи тогда командиром боевой части штурманской и связи, я знал, что погружаться на предельную глубину будет только одна наша лодка. Поэтому надо готовиться так, чтобы благополучно закончить мероприятие, и ни одна из инстанций и комиссий не «задробила» бы выход в море и не сорвала нам годовой план БП. Контролирующих органов в то время было несравненно меньше, чем сейчас, но они были.
Командир лодки приказал, а командир электромеханической боевой части Владимир Отсон разработал план, где, в частности, мне предписывалось произвести подготовку и проверку штурманско-связных систем и устройств, обеспечивающих живучесть ПЛ. В общем, дня три-четыре мы ползали по настилам, трюмам и даже... подволокам: пробивали, подкручивали, ослабляли, проверяли, пополняли. Подошла очередь и чисто штурманских дел. Погружение было намечено проводить в Мотовском заливе (есть там такой симпатичный желоб), стало быть, нужен корректурный комплект карт, нужно уничтожить девиацию, проверить юстировку РЛС...




Подводная лодка «С-43». Штурман с сигнальщиком. Баренцево море, 1953 г.

Наконец, командир получил документы на погружение, поутру вызвал меня, дал «Ш», «Д» - точки начала перехода в район погружения, отправил делать предварительную прокладку и приказал к полудню представить ему. Карты были на лодке, и пока я отсчитывал ступеньки от старолодочного здания вниз, к причалам, меня не покидало чувство, как теперь говорят, дискомфорта. «Ш » не вызывала сомнений, а вот «Д »... Будто что-то не то. Ну, все правильно. Когда нанес точку на карту, она оказалась в губе Мотка, а, согласитесь, рисовать предварительную прокладку с курсами, скоростями, временами, расстояниями, поворотными пеленгами и дистанциями от Мотки до Эйны, ну просто неприлично. Достаточно положить две спички под почти прямым углом. Для уважающего
себя штурмана... В общем, я, не торопясь, отсчитал ступеньки в обратном направлении и доложил командиру, что кем-то допущена ошибка. Николай Иванович поглядел, помолчал лишнюю секунду и сказал, что на глубоководное с нами пойдет командующий Северным флотом адмирал Чабаненко. Что после контрольного выхода пойдем в «Ш», «Д», откуда доложим о готовности и будем стоять на якоре, и за полчаса до съемки к нам на катере подойдет командующий, и что он (командир) собирался объявить об этом всему личному составу при построении на обед, но своей настырностью я вынудил его на ничем не оправданную индивидуальную беседу, и что я должен маршировать обратно и делать, что приказано. Прибыл я на лодку, чуть запыхавшись, и к обеду представил документы, которые командир позже использовал для постановки задачи офицерам и даже доклада командующему.
Перед выходом в море на борт прибыл девиатор. Карт из гидрорайона я так и не получил, и мы отдали швартовы. Девиацию магнитного компаса делали здесь же, сразу после выхода из гавани. «Открутили», девиатор вручил мне таблицу, получил «спасибо», положенную выписку из вахтенного журнала, тараньку и галеты и сошел на катер. Следующим по плану у нас был полигон, где мы погрузились, удифферентовались, поныряли, насколько позволяла глубина, произвели необходимые проверки, всплыли и полным ходом пошли в Мотку, на якорь.




Полным - чтобы пораньше начать подзарядку аккумуляторной батареи и окончить ее вентилирование поутру. На переходе поднялся на мостик старшина команды радиотелеграфистов мичман Хикалов и напомнил, что если будут еще донесения на берег, то надо сделать все сейчас, потому что из Мотки мы ничего не передадим и не получим. Действительно, сколько раз ни приходилось там бывать, сидишь как глухарь. Радиодыра. В задании же этот фактор не был учтен. Царев сразу все понял, вызвал на мостик шифровальщика, написал донесение, и мы все успели сделать нормально. Получили прогноз погоды.
Якорную вахту несли командиры групп и доктор, поэтому я выспался даже лишку, несмотря на зарядку батареи. Обычно при зарядке, а следовательно, и при непрерывном ее вентилировании, во втором отсеке, где находятся спальные места офицеров, обитать, в особенности зимой, почти невозможно. Дутье, свист, холод, гром тележки в аккумуляторной яме, громкие переговоры электриков - где ж тут заснуть? Все натягивают на себя что могут, в том числе тайком и водолазное белье. У нас же этот вопрос был решен иначе. Еще в начале 1953-го нам выдали меховые спальные мешки из запасов военного времени (и, кстати, черного хрома кителя, которые мы носили с неописуемым форсом). Забравшись в такой мешок при любых отсечных ветродуях и забортных температурах, ты чувствовал только одно желание - не вылезать оттуда. До сих пор добрым словом вспоминаю за это бербазу и ее командира Инзарцева.
После утреннего чая поднялся наверх осмотреться и покурить. Прогноз обещал ясный день, а фактическая погода это подтверждала, потому что в прогнозе значилось: «В начале срока туман, у берега приподнятый». Действительно был туман, действительно приподнятый. И вот почему я вспомнил об этом приподнятом тумане. Берега губы Мотка неинтересные. С запада плоские, с востока сопки, грязная приливно-отливная полоса. Иное дело мыс Териберский близ маяка - солнышко рассеивает туман, и гранитные скалы открывают свое многоцветье, замысловатость линий и объемов. Нет резких светотеней.


Продолжение следует
0
18.06.2012 16:35:01
"... рисовать предварительную прокладку..."
О, Боже мой! РИСОВАТЬ...ПРОКЛАДКУ??? Страхи господни???

Возможно, это досадная опечатка???
Ссылка 0
0
kinz
18.06.2012 21:02:59
Возможно, это досадная опечатка???
Нет, очень редкий шутливый штурманский жаргон.
Здесь смотрится великолепно.
Родитель Ссылка 0
0
20.06.2012 22:29:37
О, Боже мой! РИСОВАТЬ...ПРОКЛАДКУ??? Страхи господни???
Вы-не штурман.
Трюмный, што ле?
Гальюны забитые, души не работающие.
А еще парторг лодки...
Не были? А не врите. Я не ошибаюсь.
Были парторгом?
Родитель Ссылка 0


Главное за неделю