Максимов любил свою семью и, когда оставался один, одиночество грызло его как голодный волк. Он не понимал как можно было прожить до тридцати пяти лет и до сих пор не жениться, поэтому он спросил Черткова: «А чувство одиночества вы не испытываете?» Чертков сразу же ответил:«Я вижу как живут мои семейные товарищи и особой зависти у меня к ним нет.»
Максимов знал немного о его жизни, которая была не из самых лёгких. Родился во Львове. Отец и старший брат постоянно пили и рано умерли, все это происходило на его глазах и еще тогда он поклялся себе, что никогда в жизни не прикоснётся к вину. Училище он закончил с большим трудом, но служба на флоте пошла у него не хуже, чем у многих других, о нём говорили как о кандидате в командиры. Везде, где он служил, удивлялись, что он трезвенник. Во времена застоя офицеры довольно часто собирались по тому или иному случаю, где водка лилась рекой, а тосты предварялись определённым ритуалом - стоя и до дна. Многие приставали к нему и пытались заставить его выпить, но из этого ничего не получалось.
Закончив разговор, они прошли в кают-компанию, подошло время вечернего чая.
Как-то уже сложилось, что за чаем и после него довольно часто Хитренко доверительно рассказывал Максимову о своей жизни и службе. Максимов поделился с ним о только что прочитанной книге о Тухачевском, Уборевиче и Якире. С книги беседа перешла на аресты 1937 года.
, но... Раньше их могли хоть куда-то пристроить, а сейчас нет никаких врагов народа, но беспризорников столько, сколько не было и в гражданскую войну. Сейчас до них вообще никому дела нет.
Хитренко неожиданно сказал: «А я, ведь, тоже в 37 году сидел в лагере.» Максимов с удивлением на него взглянул и спросил: «Как? Вы же тогда были ребёнком.» Хитренко ответил: «Да, тогда мне было двенадцать лет. Отца и мать арестовали через три дня после одной вечеринки, где отец в подпитии неосмотрительно рассказал политический анекдот. Их судили, дали каждому по десять лет, отправили в разные лагеря, где они впоследствии погибли. Меня арестовали через неделю, отправили в лагерь, где содержались взрослые и дети. Там я пробыл около года, каким-то чудом мои дальние родственники вызволили меня оттуда, усыновили… я этот год запомнил на всю жизнь. Всё, что я там пережил и увидел — это невозможно рассказать. Постоянное чувство голода и холода, издевательства и бесконечный мат.» Хитренко помолчал, но потом продолжил: «А вообще при Сталине был порядок, строгая дисциплина, не то, что сейчас — полный бардак; государственное имущество так не воровали.» Хитренко закончил на бодрой ноте: «Ладно, командир! Пошли спать, завтра в Москве открывается 24 съезд, не забудь провести митинг по этому случаю.»
Максимов зашел к штурману Москвину дать указания по дальнейшему плаванию. Они наметили на завтра точку всплытия для определения места, где командир поставил поперечную черту на курсе. Максимов завёл речь с Москвиным о 24 съезде КПСС, который должен был начать свою работу завтра. Москвин сказал: «Интересно, наш командир Собачевский будет там выступать?» Максимов ответил: «Я не знаю, эти вопросы решают, наверное, в ЦК.» Москвин стал рассказывать, что у Собачевского почти все друзья из политработников и даже один секретарь райкома.
Максимов знал это, Собачевский ни с кем из командиров не дружил, был замкнутый и довольно мрачноватый человек. Как-то незаметно Максимов почувствовал, что штурман ненавидит Собачевского, и он решил спросить его об этом: «Вы его ненавидите?» Тот помедлил некоторое время, но ответил: «Да, ненавижу! Его многие офицеры ненавидят. Он с нами обращается как с роботами, ни с кем по-человечески не может поговорить, хитрый, злопамятный, хам и грубиян, современный Собакевич, личный состав его боится. Это политики его выдвинули в делегаты.»
Максимов не хотел далее продолжать разговор на эту тему и сказал: «Наверное, у вас лично что-то с ним не сложилось!» Москвин усмехнулся и ответил: «Я не пророк, но рано или поздно вы с ним столкнётесь и тогда оцените мои слова. Старший сын у него стал бродягой, ушёл из дома, пьянствует, спит в подвалах.»
Максимов ответил: «Возможно, вы правы. По поводу сына его можно только пожалеть, такое случается и в самых хороших семьях, с самыми лучшими людьми. Разбудите меня, пожалуйста, когда подводная лодка подойдёт к отметке на курсе, которую я сделал на карте.» Штурман ответил: «Есть!»
Максимов вышел из штурманской рубки и прилёг в центральном посту на свою самодельную койку. Последние дни он чувствовал себя неважно, болела голова, слабость, накатывало какое-то тупое равнодушие ко всему. Из беседы с врачом он понял, что такое состояние у многих в экипаже.
Утром его разбудил штурман докладом: «Товарищ командир, через пять минут подводная лодка пройдёт отметку, которую вы сделали на карте». Подводную лодку покачивало. Максимов взглянул на кренометр, стрелка показывала бортовую качку пять градусов, далее его взгляд остановился на глубиномере — глубина 80 метров. Появление бортовой качки на такой глубине означало, что наверху шторм — это было Максимову предельно ясно, он отменил всплытие на перископную глубину, в таких условиях астронавигационную систему использовать было нельзя.
Самым тягостным для Максимова на подводной лодке было посещение гальюна, с конструктором которого он давно мечтал встретиться. По размерам он напоминал пенал для человека. Над унитазом висел массивный вентилятор, об который многие набивали себе шишки на лбу, забыв про его существование; слева - набор клапанов, справа — дверь, прямо перед носом переборка с «правилами пользования». Если их нечаянно нарушишь, то содержимое унитаза летит обратно в тебя, после чего нарушивший «правила» выходит из гальюна окрашенный в тёплые коричневые тона, с определённым специфическим запахом. При исполнении всех «правил» - это тоже может произойти в отдельных случаях.
Специалист трюмный, оправдываясь, скажет: «Унитаз чуть-чуть наддулся, клапан потравливает воздушок». От объяснений тебе легче не становится. Вентилятор работает, но вонь всё равно не исчезает. Все эти недостатки во много раз усиливаются, когда подводная лодка попадает в шторм и её сильно качает.
На подводной лодке своя специфика не только в гальюне, но и в остальных бытовых вопросах: помыться, постираться, выбросить мусор и остатки пищи.
Максимов хорошо помнил свою службу на дизельных подводных лодках, когда шли в поход, то цистерны питьевой воды заполняли полностью, экономили каждый стакан. морской водой, для этого было специальное мыло. Врач регулярно давал салфетки смоченные в спирте для протирки тела.
На атомной подводной лодке есть испарительная установка, которая «варит» из морской воды дистиллированную для главной энергетической установки и для бытовых нужд личного состава, питьевую воду и для помывки. В походе личный состав моется в двух душевых кабинах раз в семь-десять дней; там же стирают личные мелкие вещи. Прачечной на лодке нет, также как и негде сушить нижнее и постельное бельё.
Каждому члену экипажа выдают трусы, рубашку и носки, две простыни и наволочку. Всё это меняется в день помывки. Грязное бельё собирают и с приходом в базу передают в переработку. Бельё называют «разовым», т.е. рассчитанное на одноразовое использование. Практически оно выдерживает довольно большое количество стирок, чем некоторые мошенники интенданты довольно часто пользуются, используя разовое постельное бельё в береговых условиях, а хорошего качества сплавляют налево.
Верхняя одежда состоит из тёмно-синих куртки, брюк, пилотки или берета, которые меняют в походе не более двух раз. На куртке каждый носит матерчатую белую ленту, где у офицеров написана его должность, а у матросов и мичманов — боевой номер.
Одна из наших лодок в походе заходила в Сомали, какое-то время стояла у пирса, одну из таких изношенных курток выбросили в мусорный ящик, но забыли спороть ленту. Негр, который обслуживал пирс, выудил эту куртку из ящика, постирал и стал носить, на ленте было написано: «Командир боевой части три.» Лодочный особист пришёл в ужас: рассекречена должность. Он достал новую куртку и стал обменивать у негра на старую с лентой, но тот на сделку не пошёл, т.к. ценил в костюме деталь. Каждый день экипаж веселился, наблюдая как «командир боевой части три» подметает пирс.
В каждом отсеке мусор и остатки пищи собирают в специальные пластиковые мешки. В назначенное время по команде их сносят в отсек, где находится шахта для удаления этих мешков за борт. Шахта имеет два люка: нижний — забортный, верхний — в отсеке. Если в подводном положении сразу два люка открыть одновременного отсек быстро заполнится водой, а подводная лодка погибнет. Специальное устройство, подводники его называют «поправка на дурака» исключает такие действия.
И всё же дурак бывает сильнее любой техники. На одной подводной лодке в базе один дурак отключил такое устройство, а другой решил выбросить мусор через эту шахту, что категорически запрещается делать в базе. Результат был плачевный — в кратчайший срок вода затопила нижнюю часть отсека, с большим трудом дальнейшее поступление воды удалось предотвратить. Загублено было большое количество электрооборудования, подводную лодку пришлось ставить в длительный ремонт.
Максимов уже давно не понимал кадровой политики на флоте. Особисты, кадровики, политработники и командование смотрели, чтобы на лодки не попадали лица «некоренной национальности»: евреи, немцы, поляки, корейцы. Такой ими был введён в обиход термин. А те, которые ещё служили, под любым предлогом убирались. Офицеров и мичманов коренных национальностей, которые постоянно пьянствовали и уклонялись от службы, с подводных лодок не убирали годами, хотя командиры об этом просили чуть ли не на коленях, ответ был всегда один и тот же: «Воспитывайте!» Они составляли ту благодатную почву, на которой пышно процветали аварии и гибель людей.
Максимов вызвал в центральный пост заместителя по политической части Зубкова, с которым они обговорили все детали митинга по случаю начала работы . Для этого в походе личный состав никуда не собирают, каждый остаётся в своём отсеке, назначенные приходят в центральный пост, где выступают по корабельной трансляции. Всё прошло спокойно и буднично. К съездам все привыкли и ничего особенного в жизни от них не ждали.
Наверху шторм уже третьи сутки, подводную лодку качает на глубине 80 метров. Всем хочется домой, время тянется очень медленно.
До обеда Максимов тренировался по выходу в торпедную атаку. В этих тренировках всегда участвует корабельный боевой расчёт, который состоит из старпома, штурмана, торпедного электрика и начальника радиотехнической службы. Суть торпедной атаки можно объяснить на самом простом примере. Представьте, что вы находитесь в поле и увидели человека, который бежит в каком-то направлении. Вам поставлена задача сблизиться с ним и по достижении расстояния в пределах шестидесяти-тридцати метров бросить в него теннисный мяч, чтобы тот долетел и коснулся человека. Для выполнения этой задачи вас сделали «неведимкой», но это качество может быть потеряно, если сблизитесь с бегущим человеком на расстояние 25 метров и менее. Так вот, вы — подводная лодка, теннисный мяч — торпеда , другой человек — это вражеский корабль, судно, подводная лодка. Если вы условия нарушите, то бегущий человек вас увидит, и задача значительно осложнится и может даже станет невыполнимой. Тоже самое и при торпедной атаке, скрытные действия способствуют её выполнению, а с обнаружением подводной лодки противник принимает все меры к срыву торпедной атаки, во многих случаях сам её атакует. В нашем примере вы видите, куда, с какой скоростью бежит человек, какое до него расстояние. На подводной лодке командир получает от гидроакустика только направление на шумящий объект. Курс и скорость объекта, дистанцию до него определяет корабельный боевой расчёт. По-другому, эта работа называется определением элементов движения цели. Когда она заканчивается, то решают вторую задачу: в каком направлении выпустить торпеду, знаменитый у подводников ещё с первой мировой войны «». В конечном итоге вырабатываются и вводятся необходимые параметры в торпеду, чтобы сна дошла до цели и её поразила. Торпедная атака — это такой процесс, где воедино сливаются работа техники, знания и умение личного состава, характер, ум и воля к победе командира.
Вечером кто-то из экипажа помылся в душе, закрыл дверь на замок и ушёл спать, позабыв выключить водоподогреватель, который представлял собой герметичный цилиндр ёмкостью около ста литров, приваренный вместе с фундаментом к потолку душевой кабины. Водоподогреватель стал работать в режиме парового котла, начало расти давление, предохранительный клапан оказался неисправным, как говорят на лодке «закис».
В этом же отсеке, где находилась душевая, в каюте по правому борту шло партийное собрание электромеханической боевой части с повесткой дня: «О предотвращении аварий и поломок.» Давление в водоподогревателе достигло предельной величины и он взорвался со страшным грохотом, был сорван с фундамента и как снаряд ударил в металлическую дверь душевой, деформировал её, сорванный замок сплющил красномедную трубу одной из систем, освободившийся пар заполнил отсек. Если бы в этом районе был человек, то он несомненно был бы убит.
Внезапно раздавшийся грохот и поступивший пар на несколько секунд парализовали присутствующих на партийном собрании, командир боевой части Прошин доложил в центральный пост: «Взорвалась установка регенерации воздуха!» Так ему показалось в этот момент. Максимов в это время был в центральном посту; получив доклад, сразу же объявил аварийную тревогу. В аварийном отсеке через минуту разобрались в причинах и стыдливо доложили: «Чуть-чуть подорван водоподогреватель.»
Степень уменьшительности при авариях на флоте очень часто применяется при докладах снизу-вверх. Подводная лодка утонула на глубине 50 метров, личный состав почти весь был спасён. Через некоторое время лодку подняли и отвели на судоремонтный завод. Главком доложил в Министерство Обороны и ЦК КПСС, что лодка не утонула, а частично затопила некоторые отсеки.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
