Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Поиск на сайте

Рижское Нахимовское военно-морское училище. Краткая история: люди, события, факты. Обзор выпуска 1949 г. Часть 10.

Рижское Нахимовское военно-морское училище. Краткая история: люди, события, факты. Обзор выпуска 1949 г. Часть 10.

4 июля 1961 года 4 часа 15 минут. Доклад управленца Юрия Ерастова: “Центральная! Сработала аварийная защита левого борта. Давление в первом контуре резко падает”. И ещё через некоторое время: “Давление в первом контуре упало до нуля”. В результате падения давления заклинило главный и вспомогательные циркуляционные насосы, а следовательно, прекратилась циркуляция теплоносителя. В реакторе начала расти температура. Знали и понимали, что ядерного взрыва не могло произойти, однако с прекращением теплосъёма АЗ сильно разогревается, плавятся ТВЭЛы. Рост давления в замкнутом объёме, резкое парообразование при попадании воды может привести к разрушению всего реактора и к катастрофическому радиоактивному выбросу.



Ерастов Юрий (в период обучения в УЦ) Васильевич (в дальнейшем капитан второго ранга).

Нечто подобное произошло в Чернобыле 25 лет спустя. Из теории знали. что необходимо в таких случаях снимать тепло, выделяемое твэлами, путём проливки активной зоны водой. Но конструкция первых реакторов не имела системы, с помощью которой можно было бы это осуществить. Подспудно мы ожидали “каверз” от некоторых технологических узлов энергетической установки. У лодок первого поколения, на выходах в море, были неприятности с ГНЦ, ВЦН, парогенераторами. С учётом этого, ещё будучи на заводе, Анатолий Козырев и Юрий Повстьев организовали подготовку трюмных реакторного отсека по сварке спецстали. Их предусмотрительность сыграла неоценимую роль в развернувшихся событиях. Анатолий Козырев, Юрий Повстьев и Михаил Красичков (опытный управленец, в этом походе он дублировал командира дивизиона живучести) сориентировались по месту и предложили схему системы проливки с использованием насосов вакуумирования.
Эта схема была обсуждена на коротком совещании с привлечением других механиков и утверждена командиром. Позже эта система была установлена промышленностью на всех кораблях. Предстояли работы по сварке системы в отсеке и непосредственно в выгородке реактора, по сути, на крышке реактора. Последствия для участников непредсказуемы. Не было приказаний. Командир только спросил: “Вы знаете, на что идёте?” За всех ответил Борис Корчилов (командир реакторного отсека): “Знаем, командир.” Установку смонтировали, температура в АЗ начала снижаться, но участники работы получили сверхлетальные дозы облучения и радиация начала отсчёт дней их жизни. Вот их имена: Борис Корчилов, Юрий Ордочкин, Евгений Кашенков, Николай Савкин, Семён Пеньков, Валерий Харитонов. Очень большие дозы облучения получили: Юрий Повстьев, Борис Рыжиков (старшина команды трюмных реакторного отсека), Анатолий Козырев, Михаил Красичков.
Дважды в реакторном отсеке возникали локальные пожары, но оба раза были быстро ликвидированы. Основная опасность - тепловой взрыв и разрушение реактора были блокированы, но на корабле начал неотвратимо расти уровень радиации.




Особенно быстро в отсеках движения (кормовых). Постепенно уже во всех отсеках засветились рубиновые огни на дозиметрических приборах “Опасно радиация!” Чтобы уменьшить степень поражения личного состава, командир принял решение - весь личный состав лодки, не занятый ходовой вахтой и борьбой за живучесть корабля, вывести на носовую надстройку лодки (с начала аварии всплыли в надводное положение), а ходовую вахту менять через час (обычная вахта - 4 часа).
Прежде чем выйти на носовую надстройку экипаж проверил надёжность закрытия забортных отверстий, привёл оружие, вооружение, устройства и механизмы в состояние длительного хранения без участия людей. Командир на мостике обеспечивал внешнюю безопасность корабля, в центральном посту со мной остался вахтенный механик Владимир Погорелов. Разумеется, душевного комфорта ни у кого не было. Обычные живые люди. Впрочем, не совсем обычные. Это были люди военного времени, которые испытали на себе всё лихолетье - голод, разруху, гибель отцов и старших братьев. И в тяжёлую минуту они вели себя, как их отцы и братья.
Примерно через шесть часов после монтажа системы проливки поступил доклад о том. что снижение температуры в аварийном отсеке прекратилось. Что-то случилось с системой. Я обратился к группе моряков, объяснил необходимость выявления и устранения неисправности, предупредил о тяжёлых последствиях, да они и сами видели, в каком состоянии находятся наши поражённые товарищи. Вся группа изъявила желание добровольно идти в аварийный отсек. В этом необходимости не было и со мной в отсек пошли Иван Кулаков и Леонид Березов.




Умер мичман подлодки «К-19», белорус Иван Кулаков.

В отсеке быстро обнаружили трещину на крутом изгибе трубопровода, через которую вода, не доходя до реактора, выливалась в отсек. Своеобразное ощущение. Ни цвета, ни запаха, ни других внешних признаков радиация не имеет и только сознание фиксирует, что отсек пронизывается нейтронами, гамма-излучением, на поверхностях механизмов альфа и бета частицы, тем же насыщены аэрозоли. Коварный враг.
Наложили резиновые бандажи, предварительно сгладив изгиб трубопровода. Такой операцией нельзя было полностью устранить течь, но визуально наблюдали только слабые подтёки воды. Из дистанционного пульта управления реактором получили сообщение, что температура в аварийном реакторе снова начала снижаться. Осмотрели ещё раз крепление бандажей и покинули отсек, загерметизировав его с внешней стороны. Через некоторое время почувствовали симптомы облучения - рвота, слабость, холодный пот. Держаться в рабочем состоянии помогал корабельный врач Алексей Косач. Подручных средств у него было немного, но, по крайней мере, нашатырный спирт взбадривал неплохо. Врачу помогал, ныне покойный, начальник службы “Д” Николай Вахромеев. Составив дозиметрическую карту корабля, он выявил наиболее заражённые радиацией. Наибольшая психологическая нагрузка лежала на командире. У него самые большие права, но и самая большая ответственность.
Беда не приходит одна. Помимо аварии реактора мы остались без дальней связи. Датский пролив мы проходили на больших глубинах и изолятор антенны дальней связи не выдержал длительного большого забортного давления. Мы не могли связаться и доложить обстановку на командные пункты ВМФ и Северного флота. Радиация нарастала. Перед командиром стояла дилемма.




Первое. Идти в базу на правом реакторе мы могли в надводном положении со скоростью 10 узлов (18,5 км/час). Море штормило, а до базы не менее тысячи миль. В этом варианте на базу вернулся бы новый “Летучий голландец”, поскольку большая часть экипажа была обречена на смерть от лучевой болезни. Командир принял другое решение. Ещё перед походом, когда командование знакомило его с оперативной обстановкой предстоящего флотского учения, командир отметил район развёртывания дизельных подводных лодок. И теперь этот район был относительно недалеко от нас.
Решение заключалось в следующем. Подойти к этому району и во время сеанса радиосвязи связаться с лодками с помощью передатчика ближней связи и через их радиостанции доложить командованию сложившуюся ситуацию. Легли на курс сближения с районом предполагаемого развёртывания дизельных подводных лодок. То, что пережил командир после принятия этого решения, можно только догадываться. Пока мы бороздили глубины Атлантики, мог поменяться план учений, и лодки в этом районе могли отсутствовать. Могли в процессе учений переразвернуть лодки на другие позиции, и, наконец, к моменту выхода нашей лодки в Гренландское море лодки могли оставить этот район учений. Был, правда, и третий вариант, который родился в голове замполита Шипова.




К северу от нашего места находился остров Ян-Майен, на котором, по нашим сведениям, находились радарные установки США. Его вариант - идти к Ян-Майену, выброситься на берег и сойти с корабля. Сам он постеснялся обратиться с этим предложением к командиру корабля, а хотел, чтобы этот вариант предложили командиру другие члены экипажа. По этому вопросу он обращался к старшинам, офицерам, и в частности ко мне. Этот вариант был отвергнут. Надо понимать психологию моряка. Как бы ни тяжела служба на корабле, моряки относятся к кораблю, как к полноправному члену экипажа, и в аварийных ситуациях борются до конца за его жизнь, как за жизнь своих товарищей и друзей. На этом всегда стоял российский флот.
Пришли в расчётную точку и в момент сеанса радиосвязи дали шифровку на волне ближней радиосвязи. Получили квитанцию (короткий радиосигнал, подтверждающий, что радио принято). А через некоторое время на горизонте появились две точки. В бинокль опознали советские дизельные лодки. В это время я был на мостике рядом с командиром, посмотрел на него. Ни радости, ни оживления, только на миг проступило на лице выражение дикой усталости. К борту подошли дизельные лодки под командованием Льва Вассера и Жана Свербилова. Через радиостанцию лодки Вассера начались радиообмены с КП ВМФ и Северного флота. Жан Свербилов пытался взять на буксир нашу лодку, используя в качестве буксирного конца швартовые. Дизельная лодка даёт ход, от напряжения приседает на корму, старается, но куда там. Швартов лопнул. Попытка буксировки была бессмысленной. В штормовую погоду такая буксировка была бы равносильна, скажем, буксировке “Запорожцем” первого образца грузовой “Колхиды” по грунтовой дороге во время распутицы.




Жан Михайлович Свербилов (архив В.В.Брыскина).

Уровень радиации в отсеках перешёл все допустимые пределы. Командир дал запрос на разрешение эвакуировать экипаж на дизельные лодки. Ответ на эту радиограмму идёт вот уже тридцатый год. Командир дал команду на эвакуацию экипажа. К этому времени был заглушен аварийный реактор, произведено расхолаживание реактора правого борта. Было решено, что часть команды, в том числе и люди с тяжёлым поражением, эвакуируются на лодку Свербилова с немедленным отбытием в базу, вторая часть на лодку Вассера. Началась эвакуация. Вот здесь по-настоящему страх охватил меня, страх за людей. Эвакуация шла через носовые горизонтальные рули. Штормит. Рули одной лодки вместе с лодкой взлетают вверх, рули соседней лодки проваливаются в это же время вниз и наоборот. Надо было ловить момент, когда рули встречались на одном уровне и в этот момент прыгать. С той и другой стороны, естественно, страховали.
Ну, а как передавали самых тяжёлых, которых принайтовили к корабельным койкам, - не описать. Эвакуировались в костюме Адама, чтобы не тащить на одежде радиационную грязь. Подошла и моя очередь. Цирковой трюк проходит благополучно. Спускаюсь по трапу в первый отсек лодки и вдруг чувствую, что кто-то кипяток мне на спину льёт. Обернулся - моряк с чайником стоит. “Что ты делаешь?” - взвыл я. “Дезактивирую, врач приказал” - ответил моряк. Всё-таки были и весёлые минуты. Ну, а если серьёзно, низкий поклон морякам дизельных подводных лодок за то, что поддержали флотскую традицию идти немедленно на помощь терпящим бедствие, за то, что встретили по-братски, поделились одеждой, уступили свои койки, хотя сами-то в походе спали в полглаза. ...
Где-то на траверзе мыса Нордкин (северная оконечность Норвегии) нас принял на борт эсминец, высланный нам навстречу командующим Северным флотом. Здесь уже была настоящая дезактивация. Хорошие душевые и “море” пресной воды. Вторая часть экипажа перешла на лодку Льва Вассера.




Экипаж ПЛ "С-159", которой командовал Григорий Александрович Вассер. После возвращения из учебного похода.

Командир записал в журнал дизельной лодки приказание о приготовлении двух торпедных аппаратов к выстрелу. В случае самых крайних обстоятельств аварийный корабль не должен попасть в чужие руки. (Вахтенный журнал - юридический документ и командир подтвердил свою ответственность за принятое решение). Позже вторая часть экипажа также была принята на борт эсминца, а аварийная лодка была отбуксирована в сопровождении боевых кораблей спасателем “Алдан” к месту дезактивации. ... В то время муссировалось много мнений о дальнейшей судьбе корабля. ...
Своим энтузиазмом и личным примером наши отпускники увлекли вновь сформированный экипаж на дезактивацию и восстановление корабля. Это было не простым и опасным делом. О насыщенности радиацией отсеков корабля говорит тот факт, что когда для вентилирования открыли люки корабля, то замеры показали над рубочным и кормовым люком 50 рентген, над носовым люком - 25 рентген. А что было в самих отсеках - можно домыслить. ...
Подводная лодка вновь вошла в строй флота. Не мало было ещё походов. Более 4-х лет командиром корабля был Владимир Ваганов.
В Полярном, куда нас доставили, весь экипаж по степени поражения разделили на три группы. Первая аварийная партия, которую я поимённо назвал, была отправлена в Москву в институт Биофизики. Всем было ясно, что дни их сочтены. На лицах, на руках у них были большие отёки, разговаривать они не могли. Людей с тяжёлым поражением доставили в военно-медицинскую академию в клинику военно-полевой терапии. С меньшей степенью поражения - в военно-морской госпиталь Ленинграда. ... Командиру пришлось пройти систему опросов и допросов. Много мнений было по оценке наших действий. ... Наконец, компетентная комиссия оценила действия экипажа правильными. Это же было отмечено позже на крупном совещании по вопросу дальнейшего строительства подводного флота. ...




В августе 1990 года подводники всех поколений ПЛА “К-19” присутствовали на символическом последнем спуске флага. Корабль отправлялся на вечный покой. Подводная лодка “К-19” была в строю без малого тридцать лет."

Журавлев Юрий Владимирович



Юра Журавлёв во дворе училища. Вид на спортплощадку и Дровяную улицу. Это все, что сегодня известно о нем. Фотографию привел в воспоминаниях однокашник по Рижскому нахимовскому и 1-ому Балтийскому - Три «больших круга»… Николай Иванович Наумов.

Зайцев Борис Константинович

О нем также известно немного, закончил Рижское нахимовское училище с серебряной медалью.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю