Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Комплексные решения по теплоизоляции

Комплексные решения
по теплоизоляции
для судостроителей

Поиск на сайте

На румбе - океан. Р.В.Рыжиков. СПб, 2004. Часть 10.

На румбе - океан. Р.В.Рыжиков. СПб, 2004. Часть 10.

Не могу не сказать о порядках и дисциплине на местном флоте. Ни в коей мере не хочу, чтобы у читателя сложилось мнение о том, что я преклоняюсь перед такого рода порядками, но кое о чем, на мой взгляд, нам следует задуматься.
О субординации. Может, здесь она доведена до абсурда, но тем не менее какое-то рациональное зерно в ней есть.
В дождливую погоду (она иногда все-таки бывала — в июне в южном полушарии зима) просмотры кинофильмов организовывались в недостроенном клубе лагеря. Любопытно было наблюдать следующую систему размещения индонезийских зрителей. В первых рядах сидят матросы. Затем один ряд оставляется пустым. Далее сидят сержанты и только через два пустых ряда за ними располагаются офицеры. Каково?
Индонезийский офицер, как правило, отдает все приказания только через старшин, до непосредственного контакта с матросом не опускается, но может, например, хлестнуть провинившегося матроса перчаткой по лицу. Я даже спросил одного из таких матросов, почему он не возмущается? Ведь, насколько я знаю, такого рода наказания в уставе нет? Матрос ответил, что зато существует система штрафов за дисциплинарные нарушения. Он готов снести оплеуху, лишь бы не платить штраф. Правда, видел я и такое варварское наказание, как стоянка «на часах» (прямо, как у Толстого или Станюковича) матроса с винтовкой на плече, с полной выкладкой, под палящим тропическим солнцем. Но это — крайность. Вообще же дисциплина здесь высокая. Наказания редки. На всех кораблях и в береговых флотских учреждениях существуют штатные и нештатные военные полицейские, которые несут патрульную службу и даже проводят утренние осмотры состояния формы одежды у военнослужащих и гражданского платья у вольнонаемных. У них, в частности, проверяют пришиты ли все пуговицы, отглажены ли брюки, юбки. Такие осмотры проводятся перед подъемом флага, а флаги здесь поднимают не только на кораблях, но и в береговых частях и даже во дворах некоторых домов. По-моему, это неплохая форма воспитания людей.
Для разрядки расскажу несколько смешных, на мой взгляд, эпизодов из тогдашних наших будней.




Эпизод первый (обращение с оружием)

Ночь. Тишина. Мирно спим. Вдруг за окном — автоматная очередь, затем вторая. Вскакиваем из-под «балдахинов» и к окнам. Во дворе тихо, все спокойно. Прямо в плавках выбегаем из здания к часовому на КПП, благо он буквально под окнами. На ломаном англо-немецко-индонезийско-русском диалекте* спрашиваем у него, в чем дело, откуда и кто стрелял? Часовой лениво объясняет: ему будто бы показалось, что в придорожных кустах кто-то шевелится. Может мятежник? Два месяца назад в Индонезии был подавлен антиправительственный мятеж, вот ему и показалось, что в кустах мятежник сидел, а стреляет он без всякого предупреждения — по шороху. «Успокоенные» ложимся спать. В голове вертится: он так и в нас случайно может шарахнуть!
* Именно на таком «языке» мы первое время общались с индонезийцами. Многие из них понимали по-английски, чуть больше по-немецки (голландский язык их бывших колонизаторов очень похож на немецкий), а от нас они перенимали, кстати, очень успешно — русский.

Эпизод второй (о том же)



Заходим вечером в офицерский ресторан, благо он от нас территориально недалеко. Публика танцует. Столики пустые. На одном из них лежит кобура с пистолетом типа «Кольт» и отделанная бисером женская сумочка. Косясь на оружие, спокойно лежащее на столе, располагаемся за соседним столиком. Танец заканчивается. К столику подходит офицер с дамой. Садится. Пистолет и сумочка отодвигаются на край стола, парочка продолжает ужин. Такое обращение с оружием для нас, конечно, непривычно. Выходим на веранду подышать. Стоящий там офицер что-то пытается нам объяснить жестами. Явно приглашает куда-то наверх. Поднимаюсь с ним на крышу ресторана. Здесь пост ПВО с четырехствольным зенитным пулеметом. Офицер, что-то объясняя мне, садится за него и неожиданно дает короткую очередь в воздух. Довольно улыбаясь, показывает мне большой палец и прощается. «Успокоенный», спускаюсь вниз.

Эпизод третий (полное спокойствие)

Два индонезийских катера помогают нашей плавбазе швартоваться. Неловко маневрируя ходами, один из катеров вдруг ныряет в воду и тонет. Никто из людей с катера не всплывает. Спрашиваю стоящего на пирсе индонезийского офицера, управлявшего действиями катеров с берега, сколько человек погибло на этом катере? Он пожимает плечами и успокаивает меня: «У нас людей еще много...»

Эпизод четвертый (эксплуатация детского труда)

Во время докования я куда-то часа на два отлучаюсь. Офицеры — на занятиях. Работами руководит боцман из старшин срочной службы. Возвращаюсь с занятий, подхожу к лодке. Слышу какое-то дружное пение детских голосов и ритмичные удары скребков о корпус. Наблюдаю такую картину: матросы мои курят на стенке дока. Заглядываю в док. Вся подводная часть корпуса лодки облеплена сидящими на лесах местными мальчишками. Они весело поют и неистово скребут корпус. Спрашиваю у боцмана, что это значит? «Дали им консервов и мыла, вот они и рады отработать», — отвечает тот. Возмущенно прекращаю эксплуатацию.



День защиты детей

Эпизод пятый (о нехорошем происшествии)

В один из первых вечеров нашей жизни в «лагере» офицеры моей лодки, жившие этажом ниже, изрядно выпили. Делали они это, как положено за границей, тихо. А я, старпом, ничего не подозревая, спал этажом выше. Среди ночи обитатели нашей «каюты» проснулись от запаха гари и дыма, поднимавшихся снизу. Пожар! Моментально спускаюсь вниз. А там картина: штурман стоит у крана с водой, минер щупает руками водопроводную трубу, механик подает команды, положенные при пожаре в отсеке лодки: «Герметизировать отсек! Воду на магистраль!» На кафельном полу догорает деревянная кровать
доктора. Сам доктор спит на одной из свободных коек. Койка сгорела буквально дотла: на полу осталась только кучка пепла, да на высоком потолке — темное пятно копоти. Разбираюсь. Оказывается, врач заснул с зажженной сигаретой. Это на соломенном-то матрасе и на деревянной кровати с марлевым пологом! Почувствовав дым, он спокойно встал и перелег на соседнюю свободную койку. Механик спросонья думал, что он на корабле и руководил тушением пожара! Смех смехом, а завтра предстояла серьезная разборка у комбрига. Обошлось. Утром, благодаря моей дружбе с индонезийским комендантом, потолок был выкрашен, пол вымыт, а на месте сгоревшей кровати красовалась новенькая — деревянная, под белоснежной марлей. Несмотря на некоторый трагизм, у меня, как лица, ответственного за подготовку личного состава к борьбе за живучесть корабля, эпизод этот оставил чувство удовлетворения. Навыки в выполнении, так называемых, первичных мероприятий по борьбе с огнем у офицеров были отработаны до автоматизма!




Эпизод шестой (о бдительности)

В офицерском баре при столовой нас обслуживал молодой человек — бармен. Судя по всему, русского языка он не знал.
С чисто русской привычкой болтать за стаканом пива на служебные темы, мы, в его присутствии, частенько обсуждали, не стесняясь, вещи, мягко говоря, не для иностранного уха.
И вот, уже перед самым нашим убытием на Родину, вхожу по каким-то делам в штаб индонезийской бригады. В дверях носом к носу сталкиваюсь с этим барменом. Он — в форме старшего лейтенанта флота. Вместо велосипеда, на котором он обычно уезжал после работы домой, его у подъезда ожидает блестящий американский «Форд». Улыбаясь, «бармен» на чистом русском языке желает мне доброго пути в Россию и заводит мотор автомобиля...


Эпизод седьмой (о том же)

Получку из Джакарты привозил какой-то финансист нашего посольства. Нам с Володей Колесникрвым его лицо показалось знакомым. Где мы могли его видеть?
Вспомнили! Это же майор, бывший в нашем училище начальником Особого отдела! Бросились к нему с воспоминаниями и расспросами. Почему-то отвечал он нам без всякого энтузиазма, уклончиво...
Больше мы его не видели. Приехавший вместо него в следующий месяц другой товарищ, на вопрос о том, где его предшественник, зло ответил, что его кто-то «засветил» и теперь он уже в Союзе. Дела... Теперь-то, особенно после прочтения бестселлеров Резуна-Суворова, все ясно. Я далек от мысли, что наши посольства были гнездом шпионов и особистов, но факт остается фактом, подпортили мы кому-то карьеру....




Николай Александрович Михайлов - посол СССР в Индонезии в 1960-1965 гг.

Эпизод восьмой (тоже, видно, о бдительности)

Уже в конце нашего пребывания в Индонезии при очередном выезде за город посещаем старинный буддийский храм. Экскурсовод показывает великолепную каменную скульптуру Будды. Будда сидит как бы в каменной клетке. Экскурсовод рассказывает, что по преданию женщина, страдающая бесплодием, излечится от этого недуга, если сумеет просунуть руку сквозь каменную решетку и дотронуться до деликатного места между ногами Будды.
Я немедленно пытаюсь сунуть свою руку в клетку. Позади нас еще много экскурсионных групп с людьми разных национальностей. Мои безуспешные попытки достичь этого самого места у Будды («ручка» моя явно не калибруется с отверстием решетки) вызывают у экскурсантов смех. Вдруг отчетливо слышу английскую фразу: «I think that this Russian major wants to become a general!» («По-моему, этот русский майор хочет стать генералом!»). Оборачиваюсь и вижу весело смеющуюся группу китайцев. Конечно, угадать кто из них произнес эту фразу нельзя, но все же... Откуда им известно мое звание? Значит не так уж мы засекречены...




Эпизод девятый (о людоедстве)

На автобусе, который возил нас на отдых за город, водителем работал веселый остроумный старик. Водитель — ас. В дороге он смешил нас рассказами об эпизодах из своей жизни. Мы к тому времени уже немного понимаем по индонезийски, тем более что шофер сопровождает свои рассказы красноречивыми жестами.
В частности, рассказывает он и о том, что во время оккупации был призван в японскую авиацию и был сбит американским летчиком. Демонстрируется изуродованная американским снарядом нога. Задирание штанины с частичным отрывом рук от баранки без снижения скорости автобуса, мчащегося по загородному шоссе. Хорошо еще, что не по улице!
На наш вопрос о том, существуют ли еще в Индонезии племена, занимающиеся каннибализмом, водитель, ничуть не смутившись, без смеха, отвечает, что он и сам людоед. С удовольствием наблюдая нашу реакцию, перечисляет национальности, представителей которых он, якобы, употреблял в пишу. «Голландцев, японцев, англичан, американцев — ел», говорит он серьезно. Сделав паузу, подмигивает и заключает: «А вот русских еще не ел!».
Приятно слышать.
В общем, добрые отношения с хозяевами страны пребывания скрашивают наш быт.




Людоеды Индонезии

Однако главным дискомфортным условием нашей жизни остается жара. Изнуряющий зной и очень высокая влажность мешают работать, делают нашу жизнь, при всех юморных ситуациях, не очень веселой. Наваливается тоска по Родине, по родным и близким, которым и написать-то толком о себе нельзя...
Очень привыкли к пиву. Его здесь культивировали еще голландцы. При жаре, как объясняет наш доктор, пиво помогает нормальному функционированию почек, не дает шлакам выходить из организма только через поры. Эту фразу он обычно запивает стаканом пива со льдом.
Пьем мы преимущественно пиво, выпускающееся специально для флота: на этикетке скрещенные якоря, изображение военного корабля и надпись: «Анкатан Лаут» (военно-морской флот). Иногда, правда, этот «Анкер-бир» (пиво-якорь) исчезает с прилавка офицерских баров и тогда приходится заходить в расположенный по дороге от причала к лагерю китайский бар. В баре этом пиво, как мы говорим, «инфляционное», в Индонезии — инфляция (тогда мы впервые столкнулись с этим явлением). Стоит оно в два раза дороже, чем «казенное». Но что делать!
Между прочим, в Индонезии очень много китайских магазинов, лавочек, баров, лавчонок и т. д. Обязательным атрибутом любой китайской торговой точки является портрет Мао -Цзедуна, висящий, как у нас бы сказали, в «красном углу». Причем абсолютно не важно, жил ли когда-нибудь хозяин заведения в Китае или нет. Висит такой портрет и в этой лавчонке.
Сам хозяин не работает. Внутри хижины орудуют его жена и сын. Хозяин же сидит в позе нирваны у входа, на улице, в плетеном кресле и постоянно курит. Кожа его задубела от солнца. Тень от пагодообразной крыши небольшая, от зноя не скрывает. Однако сидит этакий «Конфуций» неподвижно, думает какую-то свою думу, с нами здоровается, не поднимая головы...




Китайская семья, середина XX века. - Китайцы в Индонезии

Продолжение следует


Главное за неделю