БАЛТИКА ОСТАЁТСЯ НАШЕЙ
Главная ударная сила флота
В середине сентября, когда ещё находились в море последние подлодки второго эшелона и уже началось развёртывание третьего, командир и военком бригады, а также и я были приглашены на заседание Военного совета флота.
Военный совет уделял много внимания подводникам в течение всей кампании. Вошло в практику заслушивание отчётов командиров и комиссаров лодок, вернувшихся из значительных по результатам или особо трудных походов. Детально анализировались походы Л-3, «Лембита», Щ-406. Обсуждение на высшем флотском уровне действий отдельного корабля становилось в какой-то мере отчётом бригады, поскольку затрагивалась работа её командования, штаба, политотдела. Для нас это было и строгим контролем, и помощью.
На заседании Военного совета, о котором я говорю, решались не только «подводные» вопросы. Обсуждалась общая обстановка на Балтике с учётом положения на сухопутном фронте под Ленинградом, где были задействованы разнородные силы флота: береговая и корабельная артиллерия, морская пехота, основная часть морской авиации. Но разговор о задачах нашей бригады и обеспечения её действий занял большое место.
Подводные лодки стали главной ударной силой флота на море. Т ак смотрел на них и враг, по многим признакам весьма обеспокоенный активностью советских подводников. Как теперь известно, фашистские адмиралы, не сумевшие преградить нашим лодкам выход в море, уже в 1942 году ставили перед Гитлером вопрос о том, чтобы изготовить стальные сети, перегораживающие весь залив. А пока наиболее серьёзную угрозу для подводных лодок представляло планомерное уплотнение и обновление противником минных заграждений.
После войны я прочёл у западногерманского военного историка Юргена Ровера, что в результате постоянного усиления заграждений расстояние между минами на основных рубежах составляло менее 25 метров. К началу осени 1942 года такая плотность, очевидно, ещё не была достигнута, но по имевшимся данным, которые были оглашены на заседании Военного совета, общее число мин и минных защитников, выставленных немцами и финнами, увеличилось уже примерно втрое по сравнению с совсем недавним временем, когда в море выводился наш первый эшелон.
Часто думалось: если бы не дать врагу усиливать минные заграждения в Финском заливе, — это решило бы самые острые для подводников проблемы, Сделать это могла только авиация, причём самолётам понадобилось бы, что называется, «висеть» над определёнными районами залива, в том числе и ночью. По-видимому, флотские ВВС не располагали такими возможностями. Всё время требовалось распределять их ресурсы между морем и берегом, и берег, то есть сухопутный фронт, как правило, имел приоритет.
Военный совет потребовал тогда от командующего ВВС добиться большей эффективности ударов с воздуха по вражеским противолодочным кораблям на Гогландском плёсе, особенно между Гогландом и Большим Тютерсом. Аналогичные требования предъявлялись к действовавшим там подразделениям торпедных и сторожевых катеров.
— Не разгонять, а уничтожать надо фашистские корабли, которые подкарауливают наши лодки! — сказал об этом командующий.
Были намечены меры повышения скрытности выхода подлодок в залив. Контрольное траление фарватеров, по которым проводятся лодки, должно было вестись только ночью, а днём — демонстрироваться траление на фарватерах, не используемых подводниками. Запрещалось назначать лодкам встречи с катерами там, где они проводились раньше. Нам приказали изменить всю схему рекомендуемых командирам лодок районов всплытия для зарядки аккумуляторных батарей.
И ещё такое было к нам требование: добиться, чтобы все командиры лодок активнее использовали возможности и преимущества, которые открывают длинные осенние ночи. Это касалось и выхода лодок в залив. Теперь одной ночи хватало, чтобы довести лодку от Кронштадта не только до Лавенсари, но и до точки погружения на Восточном Гогландском плёсе, не заходя в этом случае в островную базу.
Развёртывание третьего эшелона Военный совет приказал форсировать. Время было трудное, гитлеровские войска достигли Волги, разгоралась битва у Сталинграда.
Для меня небольшая разминка
Об обстановке в Финском заливе я смог незадолго перед тем получить некоторые личные впечатления, побывав на Лавенсари. Это был один из редких случаев, когда начальник штаба отлучился с бригадного КП на целые сутки. И то по приказанию командующего флотом, поручившего мне разобраться с одной «Щукой», на которой при дифферентовке в островной бухте возникли неполадки, вызвавшие сомнения в готовности лодки к дальнейшему плаванию.
На остров добрался не без осложнений. В Кронштадте подвернулась самая быстрая из морских оказий: шли на Лавенсари два торпедных катера.
Головной унёсся вперёд, наш, шедший за ним, отстал: барахлил мотор. Погода была штилевая. Я сидел на комингсе рубки справа от командира, ногами к борту. С другой стороны так же пристроился комиссар катерного дивизиона. Считалось, что идём по надёжному фарватеру, но на траверзе острова Сескар нежданно-негаданно подорвались на мине.
Второй торпедный катер подорвался на мине
Нос катера круто поднялся вверх. Проворный комиссар кинул мне пробковый спасательный пояс, и я как-то успел надеть его поверх реглана, закинув за шею поддерживающую лямку. Полминуты спустя, катера уже не было на поверхности, мотористы не успели выбраться из своего отсека...
Взрыв услышали на головном катере, он вернулся, осторожно — рядом могли быть другие мины — приблизился к нам и подобрал из воды всех уцелевших, и мы пошли дальше. На причале встречали уже знавшие о происшедшем старший на острове начальник, а для меня — училищный товарищ Сергей Дмитриевич Солоухин и наш бригадный «полпред» Владимир Антонович Полещук. Солоухин повёл меня, отделавшегося лёгкой контузией и ушибами, в баню отогреваться.
Неисправности системы погружения на «Щуке» удалось устранить, и за состояние лодки можно было больше не беспокоиться. Я ознакомился, конечно, со всей организацией обслуживания подлодок в передовой маневренной базе. Капитан 2-го ранга Полещук уверенно чувствовал себя в новой роли. Но от забот о подводных минзагах, временно подключённых к другому дивизиону, здесь всё равно проходивших через его руки, себя не освободил, — взыскательно удостоверялся в их готовности к походу и бою, давал командирам напутственные советы.
С тех пор, как я в прошлый раз был на Лавенсари, народу здесь прибавилось. Островной гарнизон, не помещавшийся уже в домиках посёлка, жил в блиндажах, землянках и палатках. Низменный, поросший мелким леском остров, площадью немногим больше 20 квадратных километров, стал аванпостом морской обороны Кронштадта и Ленинграда, а для подводников — последним причалом перед длительными походами и местом встречи с Родиной при возвращении.
Здесь был передний край, но особый, — островной. Враг наносил по Лавенсари удары с воздуха, обстреливал с соседних островов, мог внезапно появиться и с моря. Никогда не исключалось, что гитлеровцы попытаются захватить и этот остров десантом. Береговые артиллеристы, авиаторы, связисты наблюдательных постов, моряки катеров и тральщиков жили здесь насторожённо и по-фронтовому дружно. Эту атмосферу флотского форпоста в неспокойном Финском заливе всегда ощущали на своём лавенсарском перепутье экипажи наших подлодок.
С острова я возвращался на У-2, прилетавшем с почтой. Молоденький лётчик (запомнилась его фамилия — Цаплин), усадив меня в заднюю кабину, наказал наблюдать за воздухом сзади.
— Тут «мессеры» шастуют над заливом. Если что заметите слева, хлопайте меня по левому плечу, если справа — по правому.
И хлопнуть его по плечу пришлось, когда заметил характерные очертания «мессершмитта», устремившегося к нам с большой высоты. Цаплин заставил У-2 спикировать почти до самой воды, сделал резкий разворот в сторону берега, тут уже нашего, и, достигнув его, влетел на минимальной высоте в лесную просеку. «Мессер», вероятно, потерял нас из виду, и мы благополучно долетели до Кронштадтского аэродрома Бычье Поле.
Торпедный катер, на котором я шёл на Лавенсари, подорвался, как выяснилось, на одной из мин-ловушек, специально предназначенных для судов с малой осадкой, которые сбросили на наши фарватеры фашистские самолёты. Пока их обезвредили, в этом районе подорвались ещё один катер и тральщик. Такие мины вскоре появились в большом количестве и на Гогландских плёсах. Для уничтожения их использовались собранные из всех соединений малые рейдовые катера.
17 подводных лодок третьего эшелона
К выходу в море в составе третьего эшелона готовились семнадцать подводных лодок. Семь из них — знакомые читателю Л-3 под командованием П.Д.Грищенко, С-7 С.П.Лисина, «Щуки» Я.П.Афанасьева, И.С.Кабо, И.М.Вишневского, Е.Я.Осипова и «Малютка» А.И.Маринеско — должны были совершить по второму за кампанию боевому походу. Это были лодки, повреждения которых удалось к тому времени устранить на ленинградских судостроительных предприятиях или Кронштадтском морзаводе при участии своих команд.
Походы третьего эшелона открывали С-9 и Щ-308. Первая направлялась через Южный Кваркен в Ботнику на смену ещё находившейся там С-13. Вторая — на позицию у входов в финские шхеры, в район острова Утэ, где только что нёс боевую вахту «Лембит».
Боевые действия С-9
С-9 принадлежала к новейшим лодкам своего типа, вступила в строй незадолго до войны. В кампанию сорок первого года она совершила безрезультатный поход, каких было тогда немало, и возвратилась с тяжелыми повреждениями, попав под бомбёжку с воздуха. Начать воевать по-настоящему ей ещё только предстояло, но её командир капитан-лейтенант А.И.Мыльников, не так давно принявший лодку, имел не просто боевой, а, можно сказать, победный опыт. Это он, командуя «Малюткой», потопил осенью 1941 года немецкий транспорт на рейде Таллина.
Командир подводной лодки С-9 Александр Иванович Мыльников
Мыльников был активной натурой, человеком смелым, быстрым на решения и действия. Отличали его также жизнерадостность, открытость. Т аких командиров любят матросы. Общей симпатией пользовался Мыльников и в командирском кругу.
Поход его лодки начался удачно. На третьи сутки после погружения западнее Лавенсари Мыльников донёс о выходе из залива. Как потом выяснилось, у лодки было соприкосновение с катерной поисковой группой, но она быстро оторвалась от преследования. На переходе к Южному Кваркену, пользуясь относительно спокойной обстановкой, потренировал экипаж в обеспечении подводного маневрирования. В этом личный состав лодки, ещё мало плававшей, безусловно, нуждался.
Подводная лодка С-9 уходит в боевой поход. Кронштадт, сентябрь 1942 года
Через четыре дня после прибытия на позицию С-9 одержала первую победу. Донесение было, как обычно, кратким: атакован конвой, потоплен транспорт примерно такого-то водоизмещения.
Подробности атаки, когда они стали известны, оказались кое в чём поучительными. Четыре транспорта шли в охранении сторожевых кораблей. Мыльников прорвал охранение и сблизился с головным транспортом на такую дистанцию, когда уже не сомневался, что попадёт и одной торпедой. И действительно попал.
Но, увлечённый атакой, забыл на какие-то мгновения, сколь важно, когда лодка прорвалась в походный ордер конвоя, следить не только за целью. В результате С-9 подставилась под таранный удар другого транспорта, шедшего уступом к атакованному головному. Хорошо ещё, что удар получился скользящим и только по надстройке. Возможно, столкновение причинило транспорту даже более серьёзные повреждения в подводной части корпуса, чем лодке. На ней была лишь сбита антенна, пострадали сетепрорезатель, внешние детали гидроакустической установки.
О таких повреждениях с моря и не доносят. Ликвидировав их за ночь, С-9 продолжала поиск противника. Через сутки на подходах к небольшому финскому порту был обнаружен танкер, шедший с большой скоростью без охранения. Поскольку уже темнело, командир решил всплыть, сблизиться с танкером под дизелями и ввести в бой лодочное 100-миллиметровое орудие. После серии прямых попаданий судно загорелось и стало тонуть. Подводники видели, как его команда спустила шлюпки и пошла на них к берегу. Как установили впоследствии, потопленный немецкий танкер «Миттельмер» имел солидную для того времени грузоподъёмность — 6370 брутто-регистровых тонн.
Прошли ещё сутки. Ночью на С-9 зарядили батарею. Погружение после зарядки производилось в учебно-тренировочных целях как срочное. И тут произошёл случай, едва не приведший к гибели лодки, который может служить прямо-таки классическим подтверждением того, о чём я уже говорил по другим поводам: в подводной службе нет мелочей.
Когда тремя днями раньше подводники приводили в порядок надстройку, побывавшую под форштевнем неприятельского транспорта, никто не заметил оставшуюся где-то на настиле мостика небольшую металлическую планку — деталь сорванной при столкновении антенны. А теперь командир, покинув последним мостик погружающейся подлодки, вдруг обнаружил, что верхний рубочный люк полностью не закрывается. Не понимая, что происходит, капитан-лейтенант Мыльников продолжал попытки закрыть люк и потерял на этом те секунды, которых хватило бы, чтобы остановить погружение.
Вода хлынула в рубку и центральный пост, и напор её возрастал с каждым метром набираемой лодкой глубины. Быстро создалось положение, когда продуть балласт из центрального поста стало невозможно. На глубине около 50 метров лодка ударилась кормой о грунт, не поломав, к счастью, гребные винты.
Гибель корабля предотвратили действия инженера-механика Г. А. Сафонова, которого командир успел послать в первый отсек, где имелась автономная колонка воздуха высокого давления, позволявшая продуть балластные цистерны. Когда лодка всплыла, шесть человек, находившихся в центральном посту, в том числе командир и военком старший политрук Л. А. Эпельбаум, были вынесены оттуда без сознания. Они надышались хлора, выделявшегося залитыми аккумуляторами. Все скоро очнулись.
А к тем, кто был в рубке и едва там не захлебнулся, помощь пришла снаружи, с мостика. Двое старшин, вышедших наверх через носовой люк, с трудом открыли заклинившуюся крышку верхнего рубочного люка. Вот тогда и была обнаружена попавшая на его комингс злосчастная планка от стопора антенны.
Пока командир приходил в сознание, инженер-капитан 3-го ранга Сафонов руководил первоочередными мерами по ликвидации последствий аварии, чуть не превратившейся в катастрофу. Погода благоприятствовала подводникам — стоял туман, и всплывшую лодку никто не обнаружил.
После случившегося С-9 оказалась небоеспособной: была залита половина аккумуляторной батареи, повреждён ряд механизмов. Но капитан-лейтенант Мыльников, донося о состоянии корабля, не просил разрешения вернуться в базу. Командир считал, что боеспособность лодки может быть восстановлена в море. Личный состав занимался этим, находясь во вражеских тылах, в течение многих дней. И лодка смогла возобновить крейсирование на своей позиции, поиск судов противника. Правда, потопить что-нибудь ещё всё-таки не удалось. 20 октября С-9, пробыв в Ботнике почти месяц, получила приказание возвращаться в базу.
И Южный Кваркен, и Финский залив она форсировала на обратном пути благополучно. А вот когда потом эта подводная лодка переводилась из Кронштадта в Ленинград, она ещё раз чуть не погибла.
Стояла непогожая ночь с плохой видимостью, и потому за проводку лодки не было особых опасений. Но гитлеровцы всё же обнаружили её в Невской губе, осветили прожекторами, начали обстреливать. Уклоняясь от артогня, лодка не удержалась на узком фарватере, выскочила на мель и застряла на ней. Береговые артиллеристы, прикрывавшие переход, уже били из Кронштадта и Ленинграда по позициям немецких батарей на южном берегу, стараясь их подавить.
А командир ленинградского ОВРа капитан 2-го ранга А.М.Богданович выслал на помощь лодке буксир и два катера, поручив командовать этим маленьким отрядом флагманскому штурману штаба ОВРа капитан-лейтенанту И.В.Крылову.
Для подводной лодки всё кончилось хорошо: с мели её сняли, и повреждений она не получила. Но катер, с которого флаг-штурман управлял спасением лодки, осыпало осколками разорвавшегося рядом снаряда, два краснофлотца были убиты, а капитан-лейтенант Крылов смертельно ранен. Вернувшиеся в Ленинград овровцы рассказали, что он, умирая, продолжал отдавать приказания, касавшиеся буксировки лодки. Подводники хорошо знали Ивана Васильевича Крылова. Без его участия не обходилась в ту кампанию проводка ни одной подлодки из Ленинграда в Кронштадт и обратно.
Мы постарались, конечно, чтобы из того, что произошло с лодкой Мыльникова, были извлечены должные уроки на всех остальных. Читать мораль тут не требовалось, достаточно было познакомить людей с фактами.
Инженер-механики бригады гордились своим коллегой Сафоновым. Роль командира электромеханической боевой части исключительно велика уже потому, что он обеспечивает кораблю движение. Но в войну приобрело особое значение умение механика дать повреждённой лодке возможность оставаться на позиции или хотя бы дойти до базы. Именно этим заслужили у нас на бригаде признание и, не побоюсь сказать, славу С.А.Моисеев с «Лембита», В.Е.Корж, плававший сперва на С-7, а потом на двух других подлодках, А.В.Новаков (насколько я знаю, единственный на флоте корабельный механик, удостоенный за войну четырёх орденов Красного Знамени), и другие инженеры-подводники. Достойное место занял в этом ряду и Г.А.Сафонов.
Щ-308 погибла
В тот день, когда командир С-9 получил приказ возвращаться в базу, наш штаб, да и командование флота были обрадованы и встревожены радиограммой с борта Щ-308, — лодки, ушедшей в море одновременно с С-9 и долго не дававшей о себе знать. Командир этой «Щуки» капитан 3-го ранга Л.Н.Костылев подтвердил в своё время выход из Финского залива, а затем приход на позицию в районе острова Утэ, и больше в эфир не выходил.
«Молчит, — значит, не о чем доносить...» — успокаивали мы себя, глядя на отметку на оперативной карте, напоминавшую, что Щ-308 находится уже три недели близ финских шхер. Но, когда лодка долго молчит, спокойным за неё все равно не будешь.
И вот радиограмма! Радостная, потому что Костылёв доносил о потоплении трёх транспортов противника. Однако и тревожная: командир Щ-308 добавлял, что лодка преследовалась и имеет повреждения. Костылёву передали приказание возвращаться в базу. Получение этого приказания было подтверждено. А затем «Щука» умолкла вновь. И теперь — навсегда...
Это была первая потеря в третьем эшелоне. И увы, не последняя. Т огда мы предполагали, что Щ-308 погибла где-то в Финском заливе, форсирование которого могло быть для неё особенно трудным вследствие полученных повреждений. Но из данных, которыми мы располагали после выхода Финляндии из войны, следует, что «Щука» Льва Николаевича Костылева была потоплена финской подлодкой ещё в районе своей позиции.
Из неприятельских судов, о потоплении которых донёс Костылёв, одним достоверно был немецкий транспорт «Харнум», два других остались неустановленными.
В суровом осеннем море
В октябре всё стало сложнее. Массирование вражеских противолодочных сил и средств ощущалось не только у Гогланда и дальше, но уже между Кронштадтом и Лавенсари.
Командир подводной лодки Щ-308 Лев Николаевич Костылев
Здесь стало недостаточно регулярного контрольного траления. Проводку каждой подлодки непосредственно обеспечивали два-три тральщика и несколько сторожевых катеров. И всё чаще приходилось прерывать переход для расчистки какого-то участка фарватера.
Посуровело и море, настала пора холодных, затяжных штормов, — время, когда само плавание на подводных лодках, особенно длительное, делается очень тяжёлым даже для молодых и здоровых. Но акватории плавания лодок третьего эшелона неуклонно расширялись, распространяясь на многие районы нашего морского театра военных действий.
На коммуникации противника в восточной части Балтики вышла новая, принимавшая боевое крещение подлодка С-12 под командованием капитан-лейтенанта В.А.Тураева. В Аландском море находилась Щ-307 капитана 3-го ранга Н.О.Момота, а в соседнем районе — Щ-303 капитана 3-го ранга И.В.Травкина. В воды Данцигской бухты держала курс Щ-406 капитан-лейтенанта Е.Я.Осипова.
К действиям этих экипажей я ещё вернусь, но сперва расскажу о походе Д-2 — самой мощной подлодки в третьем эшелоне, посланной на запад Балтики, за Борнхольм.
Д-2 выпуталась из сетей
В составе Балтийского флота таких лодок к началу войны не было. Балтийские «декабристы» ещё в 1933 году ушли по Беломорканалу в Заполярье. Но одна из этих лодок перед войной прибыла в Ленинград для капитального ремонта, а вернуться на Север уже не могла. Так Д-2 с североморским экипажем, возглавлявшимся капитаном 2-го ранга Р.В.Линденбергом и старшим политруком Р.Е.Рацуцким, оказалась в нашей бригаде.
Подводная лодка Д-2
Ремонт лодки завершался в блокадную зиму с учётом того, что плавать и воевать ей — на Балтике. Так как плотность и солёность воды здесь меньше, чем в Баренцевом море, в конструкции корабля ввели дополнительную цистерну плавучести. Лодку оснастили рядом более совершенных систем и приборов. Испытанная на Неве, она там же отрабатывала учебные задачи. Капитан 2-го ранга Линденберг усердно изучал опыт подводников, уже побывавших в западной части Балтики, особенно опыт Л-3.
Самое начало похода принесло командиру и экипажу серьёзное испытание. Мы уже имели сведения, что гитлеровцы начинают дополнять свои заграждения в Финском заливе противолодочными сетями. Лодка Линденберга оказалась первой, которая соприкаснулась с этим опасным препятствием.
Проведённая кораблями ОВРа до точки погружения за Лавенсари 23 сентября, Д-2 ничего не давала о себе знать до 29-го. Т олько в этот день был принят сигнал о её выходе из Финского залива, а вслед за ним — радиограмма, из которой стала ясна причина задержки: севернее Гогланда лодка попала в сеть, освободиться из которой было нелегко. Линденберг сообщил координаты встречи с сетью и некоторые данные о ней. Эти сведения штаб сейчас же передал подлодкам, находящимся в море. Подробности же того, что произошло с лодкой Линденберга, мы узнали лишь после её возвращения.
Д-2 наткнулась на сеть, преодолев на Гогландском рубеже уже несколько рядов минных заграждений. Она шла малым ходом на глубине 30 метров, когда внезапно возник и стал нарастать дифферент на нос. В отсеках услышали резкий металлический скрежет, не похожий на касание минрепа. Лодку потянуло вниз, и она, не слушаясь рулей и, несмотря на то, что были уже остановлены электромоторы, ударилась форштевнем о грунт.
Отойти задним ходом не удалось — лодку что-то держало. И для командира стало ясно: это «что-то» — опутавшая корабль стальная сеть. А сеть могла иметь какую-то систему сигнализации. Е сли так, то очень скоро над лодкой должны были появиться катера с глубинными бомбами...
Но акустик шума винтов не обнаруживал. Очевидно, сигнализации всё-таки не было или она почему-то не сработала. На лодке предпринимались попытки вырваться из сети переключением ходов. Это делалось в течение часа и, казалось, ничего не давало, — сдвинуться с места лодка не могла. Но когда с наступлением темноты был продут главный балласт, лодка оторвалась от грунта и всплыла с сильным дифферентом теперь уже на корму.
Ночь стояла тёмная, с низкой облачностью и неспокойным морем. Это давало надежду, что враг лодку сразу не обнаружит, и моряки смогли обследовать свой корабль. Выяснилось, что лодка, хоть и опутана сетью (притом был заклинен и не перекладывался вертикальный руль), но это только кусок — ячея сети, вырванная из неё толчками крепчайшего корпуса «Декабриста», работой мощных моторов. Лодке более лёгкой эту сеть, наверное, было бы не порвать.
Но прицепившийся к корпусу и заклинивший руль большой кусок стальной сети, тяжесть которого ничем не уравновесишь, лишал лодку возможности маневрировать под водой. В надводном же положении (и если бы удалось освободить от сети руль) она, вероятно, могла двигаться. Случись всё это при возвращении из похода, командиру, может быть, пришлось бы выбирать между риском многочасовых работ по освобождению лодки от сети в районе, где враг проявляет повышенную бдительность, и риском надводного прорыва к недалёкому Лавенсари под покровом ночи.
В центральном посту подводной лодки Д-2 командир ПЛ Р.А.Линденберг (слева) и командир группы движения Сизов
Однако в той ситуации ни о каком выборе вопрос не стоял. Поход только начинался. Существенных повреждений лодка не получила, а с заклиненным рулём рассчитывали справиться. Думать надо было о том, как идти вперёд. И о том, как освободиться от висевшей на корпусе сети. Обсудив положение с комиссаром, старпомом и инженером-механиком, капитан 2-го ранга Линденберг решил положить лодку на грунт до следующей ночи, чтобы подготовиться к забортным работам.
Понадобились добровольцы-легководолазы. Объявляя об этом, командир счёл нужным напомнить то, что каждый знал и так: если внезапно появится противник, задержать погружение из-за того, что за бортом работают люди, будет невозможно. Добровольцев, как всегда при трудных обстоятельствах, нашлось больше, чем требовалось. Из них отобрали 13 человек, часть которых должна была, сменяя друг друга, работать в воде в легководолазном снаряжении, а остальные — подстраховывать товарищей. Основным орудием очистки корпуса от облепившей его сети должен был стать стальной трос, протягиваемый в обхват бортов и под килем.
В числе добровольцев-водолазов был (и оказался самым искусным и выносливым) командир рулевой группы лейтенант Николай Крылов. Он и рулевой Александр Ерёмин первыми спустились за борт для обследования подводной части корпуса. Надо было выяснить, где и за что зацепилась сеть. Затем началась сама работа. В воде и под водой перебывали старшины Алексей Кокорев, Александр Баранов, Павел Сенюшкин. С надстройки, захлёстываемой волнами, их действиями руководили помощник командира капитан-лейтенант С.Н.Богорад и механик инженер-капитан 3-го ранга А.М.Чернышёв.
Командир безотлучно находился на мостике, готовый к любым решениям, которых потребует обстановка.
Как и в других случаях, я не пытаюсь нарисовать во всех подробностях картину того, чего сам не мог наблюдать. Но читатель представит общие условия работы, если сказать, что волнение моря достигало четырёх баллов, вода была уже очень холодной, и всё делалось в темноте. И в любую минуту мог появиться и обнаружить всплывшую подлодку противник.
Командир подводной лодки Д-2 Роман Владимирович Линденберг
Чтобы освободиться от сети, потребовалось пять часов упорнейших, изнурительных усилий. Был момент, когда перетёрся трос, на котором поддерживали с надстройки краснофлотца Ерёмина, и его едва спасли. И ещё был момент, грозный для всех: в просвете облаков показались силуэты самолётов. Но они пролетели мимо, и работа была доведена до конца.
После того, как избавились от сети, ещё одна ночь ушла на то, чтобы вернуть управляемость рулю.
Рассказывая обо всём этом, капитан 2-го ранга Линденберг говорил, что ему трудно найти слова, чтобы достойно оценить доблестную самоотверженность подчинённых. А я, вполне его понимая, подумал тогда, что к успеху трудных работ за бортом Д-2 причастен и остававшийся в Ленинграде помощник флагманского механика бригады Борис Дмитриевич Андрюк. Ведь это он взялся в условиях блокадной зимы «оживить» промёрзшую водолазную башню Учебного отряда подплава. Не пройди вся команда лодки тренировки в башне и её бассейне, где приобретались навыки аварийных работ в лёгководолазном снаряжении, выпутаться из сети было бы, наверное, гораздо труднее.
Линденберг нагнал страху на немцев
6 октября подлодка Линденберга, пересёкшая всю Балтику, достигла назначенного ей района за Борнхольмом. К тому времени гитлеровцы, по-видимому, успели успокоиться после посещения их тыловых вод лодкой Грищенко, решив, должно быть, что это случайность, которая не повторится. В предпроливной зоне снова светились маяки, транспорты не обязательно ходили с охранением. Обстановка весьма необычная для тогдашней Балтики.
По-человечески, пожалуй, можно понять, как подействовала она на командира лодки, вообще-то достаточно опытного. У него, как говорится, закружилась голова, показалось, что победы будут даваться легко и, может быть, удастся что-то потопить буквально каждой пронесённой сюда торпедой. Словом, капитан 2-го ранга Линденберг решил не пользоваться здесь способом залповой стрельбы с временными интервалами, вошедшим уже в практику бригады, а стрелять по-старому — прицельно одной торпедой.
Расплатой за это явились три неудачные атаки подряд. А быстро перестроиться помешало, вероятно, то, что командир лодки не всегда мог наблюдать результаты атаки и факт промаха (выяснявшийся много времени спустя) тогда не становился для него очевидным. Между тем. присутствие подлодки в этом районе уже раскрылось, и противник стал держаться осмотрительнее, выпускать транспорты без охранения перестал.
14 октября, всё ещё стреляя одной торпедой, Линденберг одержал, наконец, вполне достоверную победу, потопив крупный вооружённый транспорт «Якобус Фритцен». А через несколько дней Д-2 атаковала и потопила, прорвав охранение, железнодорожный паром «Дойчланд».
Железнодорожный паром «Дойчланд»
Эхом этой атаки Линденберга, дошедшим до нас почти одновременно с донесением командира, был поступивший из разведотдела флота радиоперехват: какой-то немецкий морской начальник передавал открытым текстом:
— В море советская подводная лодка, всем судам оставаться в портах!
Как стало вскоре известно из сообщений шведской печати, на пароме погибло около 900 гитлеровцев, направлявшихся на отдых в Норвегию с восточного фронта. В числе погибших был также заместитель фашистского правителя Норвегии Квислинга Лунде.
Атакой на паром Д-2 нагнала на гитлеровцев немалый страх: воды того района на какое-то время опустели, и подлодка, продолжавшая там курсировать, не встречала целей для новых атак. По истечении срока её автономности Линденбергу был передан приказ возвращаться в базу.
Новые Герои-подводники
День 24 октября сделался для бригады, да и вообще на флоте, знаменательным. Е щё ночью стало известно, что поступил и утром появится в газетах ряд указов Президиума Верховною Совета СССР, касающихся военных моряков. Нескольким флотским лётчикам и морским пехотинцам присваивалось звание Героя Советского Союза. И отдельным указом трём подводникам: знаменитому уже североморцу М.И.Гаджиеву и двум нашим командирам — С.П.Лисину и Е.Я.Осипову. Подводные лодки Щ-320 и Щ-406 награждались орденами Красного Знамени.
Газета «Балтийский флот» вышла с портретами новых Героев Советского Союза на первой странице. Передовую статью посвятила военным морякам «Правда». В ней были такие строки:
«Родина с любовью и гордостью смотрит на вас, сыны Военно-Морского Флота. Новыми подвигами, новыми ударами по врагу ответьте на эту любовь!»
В передовой «Правды» говорилось о том, что «в сложнейших условиях ведёт свою героическую борьбу Краснознамённый Балтийский флот», о значении боевых дел подводников. Запомнилась фраза, которая сделалась лозунгом, вывешивалась потом в краснофлотских кубриках, повторялась на предпоходных митингах:
«Каждый потопленный немецкий транспорт, миноносец или подводная лодка — это помощь всем нашим фронтам!»
Герои были на позициях
Награждённые корабли и оба наших Героя находились в море. И ещё ночью, когда на всплывающих подлодках открывается радиовахта, были переданы поздравления награждённым от Военного совета флота и командования бригады. На Щ-406, отныне Краснознамённой, как мы потом узнали, состоялись митинги по отсекам, когда лодка лежала на дне Данцигской бухты. Подтверждений того, что получил поздравления напитан 3-го ранга Лисин, который вёл свою С-7 в Ботнический залив, мы не имели. Но квитанций на поздравительные радиограммы не полагалось, и особых причин тревожиться за эту лодку не было. Три дня назад с неё поступил сигнал о выходе из Финского залива, а время для сигнала о прибытии на позицию ещё только-только наступало.
Не передавались поздравления с награждением его корабля только командиру Щ-320 капитану 3-го ранга И.М.Вишневскому. Уже нельзя было надеяться, что он может их получить. Мы не знали, что произошло с этой «Щукой», от которой после того, как она три недели назад погрузилась за Лавенсари и ушла на запад, не поступило даже сигнала о выходе из Финского залива.
Щ-320 была выведена из Ленинграда, а затем и из Кронштадта в паре с Щ-303 капитана 3-го ранга И.В.Травкина. Обе «Щуки» успешно действовали в первом эшелоне. А к походам в составе третьего командиры и экипажи готовились так, что, когда мы с флагманскими специалистами проверяли состояние техники и знание своих обязанностей личным составом, почти не возникало даже мелких замечаний.
Командир Краснознамённой подводной лодки Щ-320 Иван Макарович Вишневский
Получив все доступные нам сведения об обстановке в Финском заливе, командиры сами решали, как им форсировать Гогландский рубеж. Т равкин решил идти по «среднему» маршруту между Гогландом и Большим Т ютерсом. Он прошёл залив не без осложнений и не очень быстро, но в итоге благополучно. Вишневский избрал «южный вариант». Этот путь, более длинный, но представлявшийся более спокойным, предпочитали многие командиры. Что произошло там на этот раз? И там ли?
О судьбе Щ-320 мы так ничего и не узнали. Эта подводная лодка вошла в историю флота как Краснознамённая, не подняв присвоенный ей особый, почётный флаг. Бригада потеряла командира-ветерана и опытнейший экипаж.
Гибель С-7 и судьба командира
Беда не приходит одна... Никогда не хотелось в это верить, но тогда невольно вспомнилась эта старинная поговорка. Вслед за Щ-320 мы потеряли С-7 — лодку Сергея Прокофьевича Лисина. Произошло это 21 октября, и если бы известие о новой морской драме дошло быстрее, в указе, подписанном 23-го, пожалуй, не появилась бы его фамилия.
Но первые сведения о беде с этой лодкой поступили, насколько помню, через день после того, как в эфир безответно ушли поздравления Лисину со званием Героя. Источником этих сведений явилась записанная разведотдельцами передача шведского радио. В ней сообщалось со ссылкой на официальную информацию из Хельсинки, что финская подводная лодка потопила в Аландском море советскую, командир которой и три матроса взяты в плен. В Аландском море могла тогда находиться только С-7, — через него проходил её путь на позицию, а сигнала о прибытии туда от неё не поступало.
Командир подводной лодки С-7 Сергей Прокофьевич Лисин
Шведам поверили не сразу: мало ли ложных сообщений о наших подлодках! Но С-7 не отзывалась. А потом подтвердилось и по другим каналам — Лисин в плену у финнов. Трудно представить себе большую личную трагедию для военного человека, только что удостоенного звания Героя Советского Союза (о чём он, впрочем, узнать тогда не успел).
Бригада очень тяжело переживала случившееся, тяжелее, чем обычную гибель лодки. Это усугублялось долгим отсутствием сведений о конкретных обстоятельствах пленения Лисина и его товарищей, как и об их поведении в плену. Помню нервно-напряжённую обстановку на собрании старшего командно-политического состава в кают-компании «Иртыша». Прибывший из Москвы начальник Главного политуправления Военно-Морского Флота И.В.Рогов в чрезвычайно резкой форме критиковал комбрига и военкома бригады за недостатки в воспитании командных кадров.
Армейский комиссар 2-го ранга Иван Васильевич Рогов
Читателя, конечно, интересует, что же произошло с С-7 и её командиром. Не буду растягивать рассказ, вспоминая, как доходили до нас сведения об этом. Не стану вдаваться и в излишние подробности, которые всё равно не могут быть моими собственными наблюдениями. Тех, кто интересуются ими, отсылаю к биографическому очерку ленинградского писателя В.Азарова, вышедшему в популярной серии «Герои Советской Родины». Во время войны он работал в редакции краснофлотской газеты нашей бригады. Расскажу только самое необходимое, ставшее известным мне гораздо позже.
Финская подлодка «Весихииси» («Морской чёрт») входила в группу лодок, специально направленных (очевидно, по требованию германского командования) в тот район на северо-западе Балтики, где гитлеровцев стала особенно тревожить боевая активность наших подводных лодок. Она подкараулила и атаковала С-7, когда та всплыла ночью для зарядки батареи. Развороченная взрывом торпеды, лодка затонула мгновенно. Тех, кто находился на мостике, взрывом сбросило в воду, покрывшуюся растёкшимся соляром. Сперва их было пятеро, но прежде чем моряки, перекликаясь в темноте, подплыли друг к другу, штурман Хрусталёв, одетый в тяжёлый кожаный реглан, утонул. Рядом с Лисиным оказалось трое краснофлотцев.
Лодка была потоплена вблизи шведских территориальных вод. Со стороны берега мигал шведский маяк. Моряки решили плыть в ту сторону, хотя достигнуть берега при ледяной воде не смогли бы. Они уже выбивались из сил, когда рядом с ними появилась подводная лодка. Кому-то показалось, что она наша, советская. Был же случай летом сорок первого, когда на помощь нескольким подводникам, спасшимся с потопленной «Малютки», подоспела другая. Но лодка оказалась финской, той самой, которая потопила С-7.
В то время действовал приказ гросс-адмирала Деница, запрещавший спасать людей с потопленных советских подлодок и других судов, оказывать им какую-либо помощь. Однако финны этому приказу не подчинялись.
Они баграми подцепили и вытащили на палубу четверых моряков. Лисина, на котором был рабочий командирский китель, отделили от матросов.
Известно, что все четверо балтийцев вели себя достойно. На первых допросах краснофлотцы пытались выдать Лисина за штурмана, но он был опознан как командир корабля. Лисина держали сперва в тюрьме, финская разведка долго пыталась склонить его к предательству. Возили его и в Берлин. Ничего не добившись, вернули в Финляндию. В лагере военнопленных от советского лётчика, сбитого над вражеской территорией, Сергей Прокофьевич услышал, что он Герой Советского Союза. Лётчик узнал его в лицо, вспомнив фотографию, помещённую вместе с указом в наших газетах. Лисин всё время думал о побеге, но возникавшие планы оказывались неосуществимыми.
Когда Финляндия вышла из войны, четверо подводников были возвращены на Родину. Некоторое время спустя, я узнал, что С.П.Лисин, пройдя положенные проверки, возвращается на флот. Адмирал В.Ф.Трибуц позвонил мне и спросил, целесообразно ли, на мой взгляд, чтобы Лисин продолжал службу в нашей бригаде. Это было в обычае у Владимира Филипповича, — интересоваться мнением о чём-либо не только старшего в соединении начальника. Я ответил, что лучше бы, в том числе и для самого Лисина, направить его сейчас в другое соединение и на другое море.
Капитана 3-го ранга Лисина послали на Тихий океан, где он стал командовать дивизионом «Малюток». Вернулся на подводные лодки также рулевой с С-7 Александр Оленин. Два других краснофлотца были уволены в запас. Летом 1945 года, незадолго до того, как начались боевые действия против империалистической Японии, командующий Тихоокеанским флотом вручил Сергею Прокофьевичу орден Ленина и Золотую Звезду Героя.
Герой Советского Союза капитан 1-го ранга Сергей Прокофьевич Лисин
Ныне Герой Советского Союза С.П.Лисин, капитан 1-го ранга в отставке, кандидат военно-морских наук, долголетний преподаватель и начальник кафедры в Высшем военно-морском училище подводного плавания, активный член нашей ленинградской секции ветеранов-подводников.
Продолжение следует
