Отсутствие сведений о подводной лодке капитана 3-го ранга Е . Я. Осипова привело к решению командующего флотом отменить до особого приказания выходы других лодок. С-12 была возвращена с Лавенсари в Кронштадт.
В течение ряда дней не меньшую тревогу, чем судьба лодки Осипова, вызывала и судьба «Щуки» Травкина. После того, как ей было приказано возвращаться в базу, лодка вновь надолго замолчала. И никто не смог бы поручиться, что с ней ничего не случилось, что она существует.
Как оказалось, немедленно выполнить приказ о возвращении и даже отойти из района Нарген-Порккалаудского заграждения для капитана 3-го ранга Травкина было невозможно потому, что совершенно разрядилась батарея. Всплыть же для зарядки не давали вражеские катера и самолёты.
Положение лодки и экипажа могло показаться безвыходным. Но Ивана Васильевича Травкина ещё раз выручила развитая у него способность к военной хитрости. Поблизости находился остров, у которого располагалось давно нам известное минное поле, причём, насколько мы знали, состояло оно только из «классических» гальваноударных мин, предназначенных, как и другие заграждения начального периода войны, для наших надводных кораблей.
Дотянуть до этого места лодка кое-как могла. И Травкин понял, что зарядить батарею, может быть, удастся только на неприятельском минном поле, ибо преследующие «Щуку» корабли вряд ли сунутся в его пределы.
Конечно, и для подводной лодки это означало немалый риск. Но Травкину, как и большинству наших командиров, не раз приходилось пересекать подобные заграждения, держась на такой глубине, чтобы мины оставались над лодкой. Удалось это и сейчас. Коснувшись отдельных минрепов, «Щука» буквально своими бортами нащупала акваторию внутри заграждения, где мин, по-видимому, не было. Около полуночи, когда наступили лёгкие сумерки, и белая ночь стала не такой прозрачной, подводная лодка всплыла там в позиционное положение.
Пробыть на поверхности, производя зарядку батареи, удалось лишь полтора часа. После этого пришлось погрузиться из-за появления вражеского самолёта. Зарядка была продолжена следующей ночью и снова была прервана по той же причине. Так шло и дальше. Иногда дизеля могли работать на зарядку всего полчаса, иногда — час.
Для того чтобы иметь батарею, позволяющую нормально маневрировать под водой, понадобилось всплывать в течение десяти ночей. Но противолодочные катера сюда действительно не заходили, — расчёт командира лодки оправдался. А чтобы не допустить сноса лодки с её «пятачка» на мины, сбросили груз на тросе, по натяжению которого определяли дрейф. Для контроля брали также пеленга на видневшуюся башенку островного маяка.
И хотя Травкин сознавал, как тревожатся за него бригада и штаб флота, он не считал возможным выходить в эфир с этой необычной позиции. Он дал знать о себе лишь после того, как Щ-303 благополучно пересекла в обратном направлении Гогландский рубеж. Командир сообщал, что батарея вновь разряжена до предела и лодка будет до подхода наших катеров лежать на грунте в районе банки Намси.
Для встречи «Щуки» и эскортирования её на Лавенсари были сформированы две группы сторожевых катеров, часть которых имела тралы. Семь торпедных катеров составляли группу прикрытия. Готовы были, если понадобится, выйти на Восточный Гогландский плёс также находившиеся у Лавенсари канонерская лодка «Кама» и два сторожевика из отряда шхерных кораблей, командир которого контр-адмирал Д.Д.Вдовиченко координировал действия всех участников этой операции. Столько сил привлекалось на случай, если понадобится прикрывать возвращавшуюся подлодку от большой группы вражеских катеров. Свежа была память о том, как целая «чёртова дюжина» их атаковала здесь наш дозор.
Встречая лодку, наши катера подсекли и уничтожили несколько мин, но подорвались два катера. И не с первого выхода обнаружили катерники «Щуку» отчасти потому, что Травкин держался очень настороженно и сперва посчитал приближавшиеся катера чужими, а предшествовавшие этому взрывы мин принял за начало бомбёжки.
Командир подводной лодки Щ-303 Н.В.Травкин проводит совещание с командным составом корабля. Он справа. В центре замполит М.И.Цейшер, левее штурман Г.Н.Магрилов и инженер-механик П.М.Ильин
Замполит М.И.Цейшер проводит беседу с личным составом в отсеке подводной лодки
В ночь на 9 июня Щ-303 вошла в островную бухточку, без малого через месяц после того, как она оттуда вышла. Е щё через двое суток лодка ошвартовалась в кронштадтской Купеческой гавани. Обстановка в заливе была такой, что и проводка её в Кронштадт далась нелегко. Кораблям охранения пришлось отражать атаки прорывавшихся к фарватеру вражеских торпедных катеров, а истребители прикрытия сбили два самолёта, пытавшихся бомбить лодку. Был повреждён один из сопровождавших её тральщиков.
Дважды за этот поход командование противника объявляло подводную лодку уничтоженной. Отметки о её потоплении мы видели потом на трофейных штабных картах, откуда эти данные перешли в труды западногерманских военных историков.
Когда «Щука» застревала в сетях, положение её бывало таким, что во избежание захвата лодки, изготовлялся к взрыву артиллерийский погреб, и команда знала об этом, В своих действиях, зачастую необычных, определявшихся чрезвычайностью обстановки, капитан 3-го ранга Травкин всегда старался опереться на сознательную поддержку экипажа.
Командир подводной лодки Щ-303 Иван Васильевич Травкин
Если какое-то трудное решение принималось не мгновенно, и было время поразмыслить, командир собирал в центральном посту «военный совет» с участием офицеров и членов экипажа. Это помогало ему ощутить настроение своих гвардейцев, понять, на что способен личный состав.
Иван Васильевич не был речист, произносить громкие, торжественные слова просто не умел, но мог поддержать дух людей обыденной, без всякого пафоса сказанной фразой.
— Всё равно вырвемся! — говорил он, объявляя план действий, включавший, если не будет выбора, и самые крайние.
О том, как верили матросы этому «вырвемся», как много значило такое командирское слово, рассказывали замполит Цейшер и другие офицеры. И это легко было представить.
Заместитель командира подводной лодки Щ-303 по политчасти М.И.Цейшер
Послепоходные разборы у нас обычно проходили весьма критично. Было что покритиковать и в действиях Т равкина. Но на этот раз участники разбора, словно сговорившись, почти не касались частных просчётов командира, которые он и сам сознавал. Лодка действовала в условиях почти непрерывного преследования противником. Длительная невозможность подзарядить батарею и даже провентилировать отсеки, создавала на корабле тяжелейшую обстановку. Но экипаж всё выдержал, и это являлось главным.
Выходы подводных лодок отменены
Доклад командира Щ-303 о результатах разведки Нарген-Порккалаудской противолодочной позиции, его наблюдения и выводы, отличавшиеся большой обстоятельностью, были малоутешительными. Травкин, естественно, не мог обследовать весь фронт сетевых заграждений. Однако уже то, что в районе этого рубежа сосредоточились небывало многочисленные противолодочные силы, которые могли не дать лодкам заряжать батареи, практически не оставляло подводникам шансов форсировать Финский залив, пока на нём стоят белые ночи. Кроме того, Нарген-Порккалаудская противолодочная позиция находились за пределами досягаемости для нашей авиации.
Видимо, с учётом всего этого, командующий флотом подтвердил своё решение: подводные лодки в море пока не посылать. Обоснованность такого решения была очевидной, и оно вызвало у нас в штабе чувство облегчения. Мы были ориентированы на то, чтобы возобновить попытки вывести лодки на Балтику, когда в сутках появятся несколько тёмных часов. Т огда появилась бы, по крайней мере, возможность производить зарядку аккумуляторных батарей, а морские бомбардировщики смогли бы поддерживать подводников на большом удалении от своих аэродромов, вылетая в тёмное время без сопровождения истребителей.
Командование бригады подводных лодок в поисках выхода из затруднительного положения. Слева направо: командиры дивизионов В.А.Полещук и Г.А.Гольдберг, начальник штаба Л.А.Курников, командир бригады С.Б.Верховский, командир ПЛ Л.А.Лошкарёв, начальник политотдела бригады М.Е.Кабанов. Кронштадт, лето 1943 года
Такие условия начали бы складываться на нашем театре в конце июля, а в августе, с увеличением продолжительности ночей, они стали бы ощутимы по-настоящему.
Учитывая обстановку на фронтах
Однако выходы подводных лодок были возобновлены всё-таки несколько раньше. В начале июля этого потребовал от командования флота нарком ВМФ, являвшийся членом Ставки Верховного Главнокомандования.
Тут снова нельзя не вспомнить тогдашнее положение на советско-германском фронте. Наше командование знало, что враг сосредоточил огромные силы в центральной его части и готовит стратегическое наступление, надеясь взять реванш за Сталинград, изменить дальнейший ход войны в свою пользу.
Назревало, а 5 июля началось грандиозное сражение на Курской дуге. В свете этого приобретало совершенно особое значение нарушение любых коммуникаций, питающих фашистские войска на Восточном фронте, в том числе морских, проходящих через южную часть Балтики. А воздействовать на морские коммуникации могли из всех сил флота только подводные лодки. 10 июля на бригаду поступила директива Военного совета флота, предписывавшая подготовить к 25 июля к выходу в море две подлодки. Первой их задачей должны были стать разведка оперативного режима на главной противолодочной позиции противника, то есть на Нарген-Порккалаудском рубеже, и выявление возможных путей форсирования этой позиции. В случае успешного её прорыва, лодкам надлежало идти в южную часть Балтики и нарушать там неприятельские морские перевозки.
К боевому походу готовились в Кронштадте С-12 капитана 3-го ранга А. А. Бащенко (уже выводившаяся на Лавенсари в конце мая) и С-9 под командованием капитана 3-го ранга А.И.Мыльникова.
До выхода этих подлодок была проведена по инициативе нашего комбрига С.Б.Верховского дополнительная разведка первой на пути в море Гогландской противолодочной позиции двумя «Малютками». Непродолжительные выходы в этот район подводных лодок М-96 (командир — капитан-лейтенант Н.И.Карташов) и М-102 (командир — капитан-лейтенант П.В.Гладилин) закончились благополучно, но мало чем дополнили наши сведения об обстановке вокруг Гогланда. Что этот рубеж преодолим, уже доказали три преодолевшие его «Щуки». Главные препятствия начинались дальше.
Пётр Васильевич Гладилин
Нам было известно, что старшие начальники, требовавшие ускорить вывод лодок на Балтику, Главный Морской штаб, предписывали командованию флота использовать все возможные средства для содействия подводникам в форсировании Финского залива. Ставился, в частности, вопрос о более широком привлечении к этому надводных кораблей вплоть до эсминцев. Что и говорить, у эскадренного миноносца, конечно, достаточно вооружения, чтобы разогнать целую флотилию противолодочных катеров. Но как было уберечь такой корабль от подрыва на минах уже на Гогландских плёсах, да и от ударов с воздуха? А подводники, повторяю, особенно нуждались в боевом обеспечении не на ближнем рубеже, а западнее, — на Нарген-Порккалаудском противолодочном сетевом и минном заграждении.
Николай Иванович Карташов
Там, используя недолгое пока тёмное время суток, в какой-то мере могла помочь лишь авиация. Было, однако, неизвестно, насколько поддаются противолодочные сети разрушению бомбёжкой с воздуха. В надежде, что это что-то даст, по заграждениям были нанесены, на тех участках, где намечалось их форсировать, два последовательных бомбовых удара двенадцатью самолётами ДБ-3, такими же, какие в 1941 году, пока флот имел аэродромы на островах Моонзунда, совершали оттуда налёты на Берлин.
Снижаясь до 1000–500 метров, они сбрасывали 200-килограммовые бомбы на линии сетей, ориентируясь по поддерживающим их буйкам. Были основания рассчитывать, что таким способом удастся уничтожить и какую-то часть поставленных в районе сетей мин.
Эти бомбовые удары непосредственно предшествовали выходу подлодок. Та, которая шла первой, должна была выяснить результаты действий авиации. План прорыва предусматривал, что командир лодки может, если найдёт целесообразным, использовать для разрушения сетей торпеды.
Подводники готовы к подвигу. Погибли С-12 и С-9
Задача, ставившаяся командирам и экипажам двух «эсок», была исключительно сложной, а риск, которому они подвергались, огромным. Подводники знали обстановку в Финском заливе, вполне представляли, на что они идут. Приходя на эти корабли, разговаривая с офицерами и матросами, я не ощущал неуверенности, нетвёрдости духа. Никто не жаловался на здоровье. Люди сознавали, что должны совершить подвиг, и были к нему готовы.
26 июля обе лодки перешли на Лавенсари. 28-го С-12 первой уходила дальше. Она была, как обычно, проэскортирована в наиболее тёмное время на Восточный Гогландский плёс и погрузилась. Как уже говорилось, её вёл в море капитан 3- о ранга Александр Аркадьевич Бащенко, опытный подводник, хорошо знавший боевые возможности лодок типа «С». Сплаванность, опытность, приобретённые в прошлую кампанию, отличали экипаж этой лодки. 29 июля Бащенко передал сигнал, означавший, что он благополучно преодолел заграждения Гогландского рубежа. Затем последовало донесение о том, что в ночь на 30 июля в районе острова Кэри произведена без помех зарядка батареи. Это были уже ближние подступы к Нарген-Порккалаудской позиции. То, что зарядка стала здесь возможной, показывало, как помогает подводникам даже ещё недолгая пока ночная темнота.
Командир подводной лодки С-12 Александр Аркадьевич Бащенко
Командир С-12 подтвердил, что будет прорываться через главные заграждения согласно намеченному плану, то есть на участке севернее острова Нарген. Именно там по заграждению наносились бомбовые удары с воздуха, а рельеф грунта имел 80-метровую впадину. И потому под сетями мог оставаться проход.
Эта радиограмма оказалась последней, полученной с борта С-12. Больше она в эфир не вышла. Что произошло с лодкой Бащенко, при каких обстоятельствах она погибла (а что это так, вскоре нельзя было сомневаться), мы не узнали. Осталось также неизвестным, обнаружил ли Бащенко какие-то следы воздействия на противолодочные сети авиационных бомб. Можно было предположить, что, не найдя в сетях бреши, командир попытался пройти под ними на максимальной глубине, а это всегда сопряжено с риском подорваться на донных неконтактных минах.
В назначенный срок, через два дня после С-12, когда с нею ещё ничего не случилось, вышла в поход подводная лодка С-9. Я уже рассказывал о её командире капитане 3-го ранга А.И.Мыльникове, и о том, как он осенью 1941 года, командуя тогда «Малюткой», прорвался на рейд захваченного гитлеровцами Таллина, дерзко потопив там транспорт, и о том, в какую переделку попал он уже на С-9 при прошлогоднем рейде в Ботнический залив.
Весёлый и отважный человек, к которому все окружающие испытывали глубокую симпатию, он очень серьёзно, стараясь всё предусмотреть, готовил себя и подчинённых к новым боевым испытаниям. Проведённые штабом проверки убеждали: дополнительное время, оказавшееся в распоряжении командира после отсрочки походов, использовано хорошо.
Как и другие лодки, С-9 успешно преодолела Гогландский рубеж. Но противник, возможно, уже напавший на след С-12, — первой лодки, появившейся здесь после значительной паузы, был настороже. Вражеские катера обнаружили лодку Мыльникова и неотступно преследовали её несколько суток, не давая всплыть для зарядки батареи. Лодка неоднократно подвергалась бомбёжкам. Об этом капитан 3-го ранга Мыльников, долго не отвечавший на наши запросы, смог сообщить лишь 5 августа. Он донёс, что оторвался, наконец, от катеров, зарядил батареи и приступает к разведке Нарген-Порккалаудского рубежа. Серьёзных повреждений лодка, по-видимому, не имела, поскольку в радиограмме о них не говорилось.
В последующие дни штаб получил от Мыльникова ряд сведений об обстановке у главного в Финском заливе противолодочного рубежа. Он выявил участки, на которых перед сетями стояли якорные гальваноударные мины. Лодка, маневрируя под водой, задевала их минрепы. Было установлено, что катерные дозоры размещены в районе сетей примерно через каждые две мили. Повреждений сетевых заграждений в тех местах, где их бомбила наша авиация, Мыльников не обнаружил. Не исключено, что противник был в состоянии быстро заменять повреждённые секции запасными. Не дала результатов попытка разрушить сетевую преграду торпедами. Взрывы их на лодке слышали, однако бреши, позволяющей пройти через сеть, нащупать не удалось.
С-9 находилась у Нарген-Порккалаудской позиции уже почти десять суток. Бесперспективность дальнейших попыток форсировать её становилась всё более очевидной. Риск дальнейшего пребывания лодки в этом районе представлялся неоправданным. Было уже ясно, что бесследно исчезнувшую С-12 мы потеряли.
Командир подводной лодки С-9 Александр Иванович Мыльников
В это время, как и в 1941 году, все важные решения, касающиеся действий каждой вышедшей в море подлодки, принимались командованием флота, а бригада лишь выполняла их. Вероятно, некоторые из таких решений согласовывались и с более высокими инстанциями, поскольку выводу лодок на Балтику придавалось очень большое значение. Т ак или иначе, мы получили через контр-адмирала А.М.Стеценко приказание вернуть С-9 в базу.
12 августа капитан 3-го ранга Мыльников сообщил, что произвёл очередную зарядку батареи и ложится на обратный курс. Лодке было назначено место встречи со сторожевыми катерами. Встреча предполагалась 14 августа, а затем её перенесли из-за шторма на 15-е. В таких случаях подводная лодка ложилась до подхода катеров на грунт. Группы катеров выходили с Лавенсари в назначенный район в течение многих ночей. Но лодка туда не пришла. И в эфир больше не вышла...
Так был потерян ещё один отличный подводный корабль с прекрасными командиром и экипажем.
На этот раз мы довольно скоро узнали приблизительное место гибели пропавшей подлодки. В начале сентября дозорные катера подобрали на Восточном Гогландском плёсе тело военного моряка. По номеру ордена Красного Знамени на его обмундировании было установлено, что это рулевой с С-9 старшина 2-й статьи Кирилл Дикий. Так подтвердилось предположение, что лодка, вероятно, подорвалась на минах, когда завершала форсирование на обратном пути Гогландского рубежа.
Как оказалось тело рулевого в море? Или взрыв был таким сильным и близким, что разворотил корпус, образовал большую пробоину. Или, может быть, старшина выходил из затопленного отсека через торпедный аппарат, и при этом погиб…
Временное прекращение попыток
14 августа, когда мы ещё надеялись на возвращение С-9, командира бригады капитана 1-го ранга С.Б.Верховского вызвали в Ленинград на заседание Военного совета флота. Т ам должны были обсуждаться дальнейшие действия нашего соединения.
К тому времени Сергей Борисович пришёл к убеждению (вполне разделявшемуся мною), что в сложившихся условиях новые попытки прорывать Нарген-Порккалаудскую противолодочную позицию к успеху не приведут. Мы достаточно знали об этом мощном заграждении, чтобы не предаваться иллюзиям. Ни одной подлодке, каждую из которых вёл опытный боевой командир, не удалось преодолеть даже первую линию стальных сетей. А за ней была ещё такая же вторая.
Насколько мне известно, С.Б.Верховский твёрдо изложил на Военном совете те выводы, к которым пришёл, правда, отстаивать их теперь не понадобилось, потому что так смотрел на дело и командующий флотом.
Одним из участников заседания было высказано суждение, что прорыв лодками Нарген-Порккалаудского рубежа, быть может, осуществим в тёмное время в надводном положении, но эта идея (на мой взгляд совершенно нереалистичная) поддержки не получила. Военный совет решил прекратить попытки вывода подводных лодок из Финского залива. Как тогда считалось, — временно.
Чтобы такое решение обрело окончательную силу, требовалось согласие командования Ленинградского фронта, которому флот по-прежнему был подчинён в оперативном отношении. Как рассказывал впоследствии адмирал В.Ф.Трибуц, Военному совету фронта был направлен обстоятельный доклад о создавшейся ситуации, и возражений он не встретил. Не настаивал больше на выводе подлодок в море и Главморштаб.
Заседание Военного Совета Балтийского флота. В центре адмирал В.Ф.Трибуц, справа контр-адмирал Н.К.Смирнов, слева генерал-майор А.Д.Вербицкий. Ленинград, 14 августа 1943 года
Шла вторая половина августа, и положение на советско-германском фронте было уже не таким, как месяц или даже две недели назад. Последняя попытка Гитлера вернуть себе стратегическую инициативу провалилась. Одолев врага в великой битве на Курской дуге, наши войска освободили уже Курск и Белгород, в честь чего в Москве прогремели победные салюты.
Первый салют в Москве 5 августа 1943 года в честь победы в битве под Курском и Белгородом
Красная Армия наступала на широком фронте, продвигаясь всё дальше на запад.
Разумеется, нарушение неприятельских коммуникаций в Балтийском море и теперь много значило бы для сухопутного фронта. Но об этом уже не говорилось в категориях «любой ценой», «во что бы то ни стало». Наступило общее, от кого это зависело, согласие в том, что не следует больше так рисковать подводными кораблями, которых оставалось у нас уже не очень много и которые ещё пригодятся при завершении войны.
Краткий анализ кампании 1943 года
Размышляя об уроках драматической кампании сорок третьего года, хочется сказать, что на решения, принимавшиеся тогда на разных уровнях, влияла, очевидно, не только обстановка на фронте, предельно напряжённая до середины лета. Успехи балтийских подводников в прошлую кампанию, когда наши лодки, прорывая все создававшиеся противником преграды, наносили удары по его коммуникациям на всём их протяжении (и несли, во всяком случае, в первых двух эшелонах, относительно небольшие потери), привели к завышенной оценке возможностей нашего подводного оружия и недооценке возможностей другой стороны ему противодействовать. Начали, мне кажется, складываться представления, будто противник, что бы он ни предпринял, помешать выходу лодок в море не сможет.
Командир бригады подводных лодок КБФ С.Б.Верховский
Но подводные лодки, как и любой другой род сил флота, имеют предел своих боевых возможностей и способны успешно решать свойственные им задачи только в определённых условиях, при достаточном, а главное, — своевременном оперативном обеспечении их действий другими силами флота. К сожалению, в кампанию 1943 года эти условия соблюдены быть не могли, меры по оперативному обеспечению выхода лодок из залива не соответствовали обстановке и явно запаздывали. А самостоятельно преодолеть такое препятствие, как Нарген-Порккалаудская противолодочная позиция, созданная врагом в дополнение к Гогландскому рубежу, подводники не могли.
То, что произошло тем летом, в сущности, было предрешено ещё ранней весной, когда противник, используя большое количество боевых кораблей, вспомогательных судов и других плавсредств, практически беспрепятственно, без серьёзного противодействия с нашей стороны, сооружал заграждения, разрушить или прорвать которые оказалось потом невозможно.
Средние и большие подлодки в 1943 году в залив больше не выходили. Людям, далёким от флота, наверное, могло показаться, что на Балтике они и не начинали кампанию. Ведь в печати, в сводках Совинформбюро, было принято сообщать лишь о потоплении вражеских кораблей, об одержанных на море победах. А побед у балтийских подводников в тот год не было. А о том, какие героические усилия приложили экипажи подводных лодок, чтобы вырваться в открытое море, и каких потерь это стоило, рассказывать было не время.
Продолжение следует
