Сейчас здесь, в Петербурге, это, пожалуй, самый близкий мой друг. Поэтому и сидим рядом.
Внимание привлекает какая-то возня на соседней линии столового «каре». Наблюдаем, как довольно грузный мужчина, тяжело опираясь на палку, пытается пробиться через застольный шум и произнести очередной тост. Наконец, стройная, достаточно оголенная блондинка, солистка оркестрика, заканчивает бесконечно повторявшийся припев очередного шлягера и Ростислав Иванович Сидорин произносит тост. Кстати, недавно наш бессменный председатель актива по проведению юбилейных торжеств Слава Сидорин вспоминал, как его, командира большой лодки 611 -го проекта, после возвращения из семимесячной автономки, заново учил ходить по вечномерзлой земле тундры в окрестностях поселка Гремиха все тот же Гена Новицкий.
Командир АПЛ К-27 Новицкий Геннадий Гелиодорович. - Мазуренко В.Н. Атомная субмарина К-27. Триумф и забвение. – Днепропетровск: Роял Принт, 2010.
Воспоминания опять возвращают меня в 1947 год. Тогда, преодолев огромный конкурс, мы были зачислены на первый курс «Подготии». После изнурительного и полуголодного (в стране было голодно) труда на подсобном хозяйстве училища под городом Гатчина (я с тех пор считаю сельскохозяйственный труд самым тяжелым), после «Курса молодого бойца» и усиленной физподготовки в училищном лагере близ знаменитого форта Серая Лошадь, мы, подстриженные «под ноль», обмундированные в новенькую форму, впервые уволились в еще полуразрушенный Ленинград.
Как положено, первого сентября начались занятия. Неожиданно, в училище прибыла группа «американцев», ребят, отцы которых — флотские офицеры, работали в США по «ленд-лизу», принимали корабли, были военными дипломатами. Слава Якимов, Лева Скрягин, Леша Кирносов и Дима Сендик прожили в Штатах по пять — семь лет. Русских школ в Америке тогда не было и ребята, отлично владеющие английским языком, испытывали значительные трудности в усвоении предметов общешкольной программы. Все они, кроме Славы Якимова, были зачислены на второй курс (девятый класс).
Через некоторое время к нам со второго курса перевели , сына бывшего военно-морского атташе в США. Видимо, длительное пребывание вне советской системы образования сделало свое дело. Лева не унывал, активно занимался легкой атлетикой, учил нас всяческим «ковбойским» штучкам: метанию ножей в цель, например. Будучи освобожденным от изучения английского языка (думаю, Лев знал язык лучше, чем преподаватели), он использовал это время для углубленного постижения приемов вязания морских узлов, плетения матов и изучения парусного дела на цикле военно-морской подготовки у ветерана флота, мичмана Цесевича (мы сильно подозревали, что мичман участвовал в Цусимском сражении). Между прочим, знания морской практики здорово пригодились Льву впоследствии, ибо перипетии сложных жизненных ситуаций привели к тому, что Лева стал известным писателем-маринистом. Впрочем, Лев Скрягин — человек, который «сделал себя сам». По определенным причинам в высшее училище Лева не попал. Сделав несколько попыток окончить мореходные училища и институты, Лева стал сотрудничать в молодежных журналах (таких, например, как «Техника молодежи») и плавать в качестве переводчика с английского на судах, построенных по заказам иностранных фирм. Плавал Лев и под греческим, и под кувейтским, и под иракским флагами. Работал три года в системе Минрыбхоза в Басре, целый год проработал в военно-морской базе индийского флота — Вишакхапатнаме, помогал ремонтировать бывшие наши лодки проекта 641 («Кандари», «Кальвари» и др.). Находясь за рубежом, львиную долю своего свободного времени тратил на работу в библиотеках, в том числе в Лондоне, изучая малоизвестные нам происшествия, катастрофы и вообще интересные факты истории иностранных торговых флотов. Хорошо изучил систему и принципы работы компании Ллойда (на мой взгляд, имей Лев высшее образование, он вполне мог получить степень кандидата наук за исследование принципов деятельности этой знаменитой компании). В конце концов количество изученного перешло в качество и Лев начал писать прекрасные книги.
На свет появились «По следам морских катастроф», «», «Сокровища погибших кораблей», «История якоря», «Тайна Летучего Голландца», «Гибель "Титаника"», «Последний SOS "Вольтурно"» и т. д. — всего более 13-ти книг. Много лет мы с Левой не встречались, но в 1987 году встретились, вспомнили славные «подготские» годы и с тех пор видимся очень часто. Даже теперь, когда я перебрался в Питер, мы видимся почти ежемесячно. Лев пережил тяжелую болезнь, сложную операцию, но бодр и вполне работоспособен. Мы оба считаем, что это благодаря военно-морской закалке 1947-1950 гг.
Стал писателем и ныне покойный Леша Кирносов. Его книжка «Перед вахтой» довольно точно изображает жизнь и быт нашего училища.
А.Кирносов. .
Леша вообще был весьма талантлив: писал потрясающие стихи, музыку, играл на рояле. Но... жизнь, по моему мнению, показывает, что талантливые люди долго не живут...
Задумчивость о бренности жизни неожиданно совпадает с непривычной тишиной в зале. Оказывается, я не одинок в своих мыслях.
Предлагается почтить память ребят, не доживших до этой встречи. Стоя пьем за упокой их душ. Про себя я называю их не умершими, а погибшими. Их укороченные жизни, так или иначе, стали такими в процессе самоотверженной службы Родине. Да простят меня за высокопарность!
РЕКВИЕМ ПАВШИМ
...Никто еще не знает средства
От неожиданных смертей.
Все тяжелее груз наследства,
Все уже круг твоих друзей...
К.Симонов. Смерть друга
Через неделю после описанного вечера умер присутствовавший на нём еще один наш с Роней одновзводник — капитан 1 ранга в отставке Марат Михайлович Яблоков. Умница, отличник, внимательный и чуткий к чужим бедам товарищ, грамотный подводник, талантливый преподаватель. Это был его четвертый инфаркт...
. М.М.Яблоков был старшим помощником командира "К-133".
Действительно, в чьих же руках наши судьбы? Кто решает, когда наступит наш срок? Во всяком случае, возникло острое желание вспомнить о тех, с кем особенно близко сводила судьба...
Их, ушедших, к сожалению, уже много. Стала обыденной горькая шутка: «Снаряды падают всё ближе и ближе...» Некоторые из них вспоминаются с особой болью.
Сталинский стипендиат, бессменный старшина нашего класса, крестьянский паренек, юнга, упорно тянувшийся к знаниям (даже на рояле играть выучился практически самостоятельно) — Коля Цветков. Нелепо погиб в Одессе от руки бандита.
Мой однокашник не только по училищу, но и по 221-й Московской школе, мы и жили-то в Москве рядом — на Верхней Масловке, вместе поступили «в моряки», светлая голова, отличник — Володя Селиванов. Погиб при так и не выясненных обстоятельствах, в одном из отделений милиции столицы.
Олег Бриллиантов. Погиб вместе с кораблем — лодкой-малюткой. Эти лодки, с так называемым «единым» двигателем, с сильным взрывопожароопасным окислителем на флотах прозвали «зажигалками». Как всегда, потребовалось несколько аварий с человеческими жертвами для того, чтобы снять их с эксплуатации и законсервировать. Одной из этих жертв и был наш Олег с такой красивой фамилией и такой трагичной судьбой. Пережив блокаду и дистрофию, он нашел свою смерть в серых Балтийских волнах.
У Васи Сергеева мне одно время пришлось быть старпомом. Принял я от него «К-126». Разорвалось сердце преподавателя тактики родного училища капитана 1 ранга Василия Дмитриевича Сергеева.
Сидел рядом со мной на командирских классах веселый человек, бывший рижский нахимовец, сын одного из (Согомонян Ричард Амаякович - один из первых организаторов атомной промышленности СССР) «номенклатурщиков» сталинской и послесталинской эпохи Костя Сагомонян. После классов проплавал Костя несколько лет командиром средней лодки. Заболел, уволился в запас и удалился от городской суеты в деревню. Не помогло. Умер совхозный кузнец, капитан 2 ранга Сагомонян, не спасла деревня.
Старшие лейтенанты, однокашники, подводники: Валентин Константинович Венедиктов и Константин Ричардович Согоманян, Севастополь , 1957 год.
Герман Ланинкин. Редко кому удавалось в училище быть талантливым спортсменом-боксером и отлично учиться. Герману это удавалось. Переквалифицировался в политработники. Не сомневаюсь, что комиссаром был хорошим. Так же, как и Олег Бриллиантов, Герман пережил в детстве блокадную дистрофию. Может быть, это и сказалось. Не дожил он и до прошлой нашей встречи.
Однокашник и почти однофамилец Жора Рыжов. Сын рабочего Кировского завода. Жил за «далекою Нарвской заставой», на проспекте Стачек. Теперь и я недалеко от этого проспекта живу... Сколько раз за семь училищных лет мы с Жорой напрягались, услышав первые три буквы своих фамилий от преподавателей! Особенно тяжко приходилось на уроках физики в Подготовительном. «Иезуит»-преподаватель этого предмета,* любил, бывало, наклонив голову к журналу, скрывая лукавость за стеклами очков, в растяжечку произнести: «— Р — ы — ж...»
* Это известный ленинградский педагог, автор многих школьных учебников Иван Михайлович Швайченко.
— И только после этого поднять глаза на класс и закончить— «...иков» или «...ов»! Невызванный обмякал, а вызванный топал к доске.
Только двое из выпуска, годные к службе на подводных лодках, получили совершенно неожиданные назначения в... «отряды легких водолазов-разведчиков» Витя Жулин и Жора Рыжов. Витя Жулин поехал на Балтику. После демобилизации, в наши дни, процветает на ниве страхования. Это настоящий «новый русский». Во всяком случае, не каждый из нас мог бы себе позволить приехать на эту встречу на личном авто с личным водителем из Москвы.
Жора Рыжов, как и большинство моих одноклассников, как говорили раньше, «был выпущен в Черноморский флот». Там мы с ним некоторое время встречались. Жил он и служил в районе бухты Омега. Мы с Женей Фалютинским, Валей Сизовым и Юрой Колчиным ездили туда купаться. Жорина жена Люся любила нас чем-нибудь угостить.
Капитан 1 ранга в отставке Юрий Павлович Колчин и его верная подруга Элеонора Андреевна. Тбилисский нахимовец военного набора (см. очерки В.Ф.Касатонова , , , ). Сын , командовавшего в войну бригадой эскадренных миноносцев Северного флота (подробнее см В. М.Лурье Адмиралы и генералы Военно-Морского флота СССР в период Великой Отечественной и советско-японской войн (1941-1945). - СПб.: Русско-балтийский информационный центр БЛИЦ, 2001.)
Продолжение следует
