Хочешь быть образованным разносторонне — в твоем распоряжении книги. Не все, конечно, прекрасны, есть и муть среди них и скучнятина, но ведь муть ты можешь всегда сдать обратно.
Тебе непонятна серьезная музыка? Иди на лекцию; в училище приезжают и лекторы и артисты. Послушаешь — и поймешь. На каждый день увольнения есть билеты в театр. Иди и бери. Хочешь в Русский музей, в Эрмитаж — пожалуйста. Выскажи только желание.
Кинофильмы показывают выдающиеся, хорошие, средние. Средние я не очень люблю. Особенно не терплю плохие комедии. Кинематографисты из сил выбиваются: «Смейся!» А мне не смешно. «Смейся!», а я не хочу.
Интересуешься спортом — смотри телевизор. Показывают хоккей и футбол. И на стадион иди, если хочешь...
В человеке, говорят, все должно быть прекрасно. Я с этим согласен. Но когда нам предложили провести комсомольский диспут на эту тему, я призадумался. Может ли каждый похвастаться, что в нем все прекрасно?
Как бы не так! На нем, скажем, надета прекрасная флотская форма, у него отличная выправка, может быть даже располагающее лицо. А под формой что? Бывает душа чернее сажи. А лицо — только маска. Что прекрасного, скажем, в Валерке? Заносчив, нахален, груб. Не любит училища, не любит товарищей. Никого, кроме себя самого. Послала же мне судьба подобного двоюродного братца!
А Самохвалов? Я его как-то спросил:
— Где ты такого, Роберт, нахватался?
— Чего?
— Выступаешь ты здорово!
— У батьки. Ох и любит же он выступать! Его всюду всегда приглашают: превосходный оратор! Он все газеты перечитает, потом репетирует. Перед зеркалом. А я смотрю на него и учусь.
А я-то все удивлялся: откуда он вырос такой? Так вот и судите, прекрасно ли все в человеке, который в магнитофон превратился?..
А что прекрасного в нашей физичке, Вере Игнатьевне? Вызовет да начнет гонять так, что любой споткнется. Мне кажется, ей удовольствие доставляет загнать человека в тупик и влепить ему двойку. Может быть, я ошибаюсь? Может быть. Но ребята придерживаются такого же мнения.
Вот адмирал наш, по-моему, может стать нам примером. Он добр? Нет, он строг. Доброта не всегда человеческое достоинство. Будешь добр, скажем, к Валерке — он тебе на голову сядет. Ох, гусь! Адмирал строг, но всегда справедлив.
Ведь это он разобрался в обилии двоек по физике. И, говорят, был серьезный разговор на совете.
Я, пожалуй, поставлю в пример Алексея Алексеевича Бенина. Тоже строг. Вышиб Морщихина в прошлом году из училища. Но когда тот исправился, принял обратно. Значит, он справедлив и в наших делах разбирается. Дай волю майору Ермакову — он бы за «Злой перископ» из училища повыкидывал да по комсомольской линии дело пришил. А Бенин осадил Ермакова: «Криминала не вижу». Значит, не все в Ермакове прекрасно? Ну нет! Подозрительный, настороженный человек и во всем и везде видит крамолу.
А Мельгунов? Мелкая душонка! «Мне думается об этом должен узнать товарищ командир нашей роты». Что же прекрасного в нем?
Диспут-таки состоялся. Самохвалов показал . Все в ладошку заглядывал — он, как отец его, тщательно обирает газеты. По нему выходило, что каждый из нас к концу года должен выбросить на помойку свои недостатки и стать ангелом с крылышками. Здорово было завинчено, но никто не поверил в столь скорое перерождение. Каждый из нас знает грехи свои собственные и знает, в чем грешен сосед. О, мы вовсе не ангелы и ангелами так быстро не станем!
После Самохвалова выступила физичка Вера Игнатьевна. Поблескивая очками, сказала много красивых слов, которые пролетели мимо наших ушей. Ее обидели: сказали, что она нарочно занижает оценки.
Это было бестактно, конечно, и физичка обиделась.
Вот Вадим хорошо выступал: мол, красивая, мужественная душа была у Николая Островского — он Павку Корчагина написал, несомненно, с себя. Все прекрасно было в Василии Чапаеве, даже когда он в академии профессору нагрубил. От души он грубил — ведь каждый день жизнью своей рисковал. А не прекрасен ли был Кожух? Уж он-то не был тем ангелом, которых нам тут рисовали Самохвалов и Вера Игнатьевна. А Зоя? А Никонов, который в лицо крикнул гитлеровцам: «Я коммунист!»? А те, кто грудью бросались на доты, кто телом своим прикрывал командира, хотя знал, что жизнь ему дана всего один раз?
Нет, друзья мои, прекрасное в человеке не появится по заказу, оно рождается в больших испытаниях.
Вадим — молодец; от мелочей перешел к обобщениям. Пустословие сразу померкло.
Да, в человеке все должно быть прекрасно. К этому нужно стремиться. А не по команде: «Раз, два, и построились все прекрасные душой человеки».
КТО — РЫЦАРЬ, КТО — ТРУС
Мы с Вадимом с дневного симфонического концерта пошли на Марсово поле. У писателя было полно молодежи: всё поэты и поэтессы. Они читали стихи; один так барабанил, что звенело в ушах, другой подвывал, третий заикался от волнения и неопытности, а четвертая тоненьким голоском чирикала о любви.
Сначала мне это показалось смешным. Но, говорят, не каждый поэт умеет читать свои стихи. А эти, молодые, еще волновались, читая свои творения уважаемому учителю.
Писатель внимательно слушал их, указывал на слабые места, давал советы. Заговорили все поэты, критикуя друг друга. Стало оживленно и интересно.
Вика шепнула Вадиму:
— Ты знаешь? Папа пристроил в «Неву» твой рассказ о нахимовцах в плавании. В «Неву», понимаешь? Держи выше нос!
И смотрела она на него с обожанием.
Вадим расхрабрился и прочел свой рассказ всем поэтам. Писатель с довольным видом покачивал головой, ведь Вадим— его крестник; поэты хвалили.
Бледный кудлатый поэт не отходил от Же-же; я был счастлив: не будет она ко мне приставать со своими глупыми разговорами.
Вика не отпускала нас, но нам надо было навестить Дмитрия Сергеевича — он обещал показать свою коллекцию марок. Мы вышли на . Было темно, кружился пушистый снежок. Снег хрустел под ногами. Мы шли через Кировский мост. В Неве чернели полыньи. На памятнике «Стерегущему» лежала толстая корка снега. А вот и знакомый дом на проспекте Горького.
Но что это? Из темных ворот выбегает какой-то парень в меховой куртке и истошно орет:
— Помогите! На помощь!.. .
Это Валерка!.. Ну конечно же, он!
— Что с тобой?
— Там... там... там...
Мы вбегаем во двор. Мне кто-то подставляет подножку. Я перекувыркнулся, упал. Поднимаюсь и вижу: Вадим лежит ничком на снегу, у ног прижавшегося к стене Дмитрия Сергеевича... И какой-то верзила устремился к воротам.
— Коровин, у него нож! — предупреждает Дмитрий Сергеевич.
Ну погоди же! .
— Стой!
Верзила на ходу оборачивается:
— Не подходи, сволочь, убью! .
— Фашист проклятый! Бандюга!..
Недаром я изучил самбо в училище: рука хрустнула и повисла. Нож падает в снег. Я бандита бью в подбородок.
И тут на призыв Валерки с улицы вбегают . Они хватают верзилу. Пожилой усатый дружинник спрашивает:
— Фамилия убитого?
Убитого? Нет!..
Я кидаюсь к Вадиму. Он тихо стонет.
— «Скорую помощь»!
— Уже вызвали.
На улице воет сирена милицейской машины. Старшина освещает верзилу фонариком.
— Допрыгался, Абакумов?! Теперь твоя песенка спета!
А вот и «скорая». Врач осматривает Вадима. Расстегивает шинель, осматривает, ощупывает. Кажется, перевязывает...
— Несите! Его счастье — чуть ниже сердца.
И Вадима уносят. Вот так уносили, наверное, раненых с поля боя.
Я хочу проводить его до больницы, но старшина останавливает:
— Подождите, товарищ нахимовец! Был с бандитом еще кто-нибудь?
— Меня свалили подножкой.
— Кто? — спрашивает усатый дружинник Валерку.
— Василий Фазан.
— Ах, Фазан? — оживляется старшина.— Это тот, который картежник?
Дмитрий Сергеевич рассказывает, что он вышел подышать воздухом. На него кинулся этот верзила — он живет в этом доме, он из совсем приличной семьи. («Милый мальчик»,— подумалось мне.)
— Я, видите ли. не слишком твердо стою на обеих ногах...
— Знаем, товарищ капитан третьего ранга.
— Я отбивался палкой, палка упала...
Вадим прикрыл собой Дмитрия Сергеевича, схватил бандита за руку, но поскользнулся, и Абакумов ударил его в бок, закричав:
— Не один, так другой!..
— Ну скажите, ну что я сделал ему?— спрашивает Дмитрий Сергеевич.
— Вы? Ничего,— отвечает ему старшина.— Они проиграли вас в карты.
— Как — проиграли?
— Подонки, что с них возьмешь! Первого, кого встретит, проигравший обязан прирезать. Таков их волчий закон! Вот вы и подвернулись...
— Да ведь это чу...чу...чудовищно!
Дмитрий Сергеевич так потрясен, что стал заикаться.
— К сожалению, товарищ капитан третьего ранга, на нашем свете еще ! И этот «мальчик из хорошей семьи» уже имеет приводы. Тунеядец. И кличка его — «Барбарис».
***
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
.jpg)
