Если бы слышал Вадим все теплые слова на свой счет — преподавателей и товарищей! Дмитрий Сергеевич не может о нем без слез говорить...
А Вадим лежит в морском госпитале. Я часто его навещаю.
Он спрашивает:
— Поймали его?
— Сидит! А главным у них был Василий Фазан.
— Скажи ты пожалуйста! Тот самый? Художник?
— Какой он художник! Бандит!
Приходят к Вадиму и другие ребята и все что-нибудь приносят, главным образом вкусненькое. Приезжают мать и отец. Приходит и Вика. Девчонка объяснила врачебному персоналу, что во время войны такие вот школьницы, как она, в военных госпиталях читали раненым книги, писали им письма на родину и вообще помогали сестрам и нянечкам. Ну и что ж, что сегодня мирное время? Она готова помочь...
Девчонки неравнодушны к героям. Вадим для нее, конечно, герой. Еще бы, не побоялся подонков!
'Вскоре состоялся и суд. Свидетелями были вызваны мы с Вадимом, Аркадий Тарлецкий, Валерка и три старшеклассника.
В тесный зал набилась масса народа.
Судья, человек с суровым лицом, строго спрашивает:
— Подсудимый Фазан! Вы и ваша сестра Эра заманивали нахимовцев к себе в дом, чтобы их обыгрывать в карты?
— Что я мог выиграть у голодранцев? — пожимает плечами Фазан.— Гроши! У меня у самого предостаточно денег.
— Вы хотите сказать, что вы продавали картины?
— Да!
— Экспертиза установила, что все ваши так называемые картины не имеют ничего общего с искусством; они — ремесленная, грубая подделка под модные на Западе течения. И не получали вы за них денег. От вас отделывались ношеными галстуками, сорочками, носками, ботинками. Выходит, вы меняли барахло на барахло. Не так ли?
Фазан молчит.
— Но против вас выдвинуто обвинение посерьезнее, обвиняемый. Вы охотились за нахимовцами, заманивали к себе, угощали их скверными стихами и игрой в «двадцать одно», сначала проигрывая, а потом их затягивая в долги. Для чего все это вы делали? Повторите то, что вы показали на предварительном следствии.
— Дело в том, что некоторые мои друзья интересовались — ну совершенно невинно — бытом нахимовцев: учебными программами, питанием, культурным обслуживанием, составом преподавателей...
— Но вам не удалось удовлетворить любопытство ваших друзей?
— Не удалось.
— Почему?
Фазан грызет ногти.
— Я повторяю вопрос — почему?
— Потому что нахимовцы держали языки за зубами. Крепкий народ! В зале шум:
— Они обойдутся без вашей оценки! Вызывают свидетеля Валерия Коровина.
— Расскажите суду все, что знаете.
И Валерий довольно бойко рассказывает.
Валерий с Фазаном пошли на проспект Горького играть в карты к Борису Абакумову. Паскудная вещь игра в карты, но Валерка в нее затянулся. Фазан и Барбарис выпили. Валерий от вина отказался. Все деньги, как всегда, перешли к Фазану. Душа у него была подлая. Он предложил: «Играем дальше. На первого встречного!»
Недаром Валерий пообщался с этой уголовной компанией. Он знал, что значит: «На первого встречного». Он до смерти испугался. Ну да ведь он трус! Поднялся было: «Я ухожу».— «Нет уж, ты погоди, мореплаватель! — словно клещами сжал Фазан его руку. — Ты что, наших законов не знаешь?»
Валерка знал: у подонков волчий закон. Он понял, в какую ловушку попал. Пришлось играть. Дрожащей рукой Валерий поднял карту. На этот раз, к его счастью, проиграл Барбарис. «Идем!» — протянул Фазан нож.
Валерка понял, что Барбарис убьет человека. Ни в чем не повинного человека — первого, кто из подъезда выйдет во двор. Они спустились по лестнице. Барбарисова мама кричала им вслед: «Ты куда, Боренька?»,— «Прошвырнуться»,— отвечал сын.
«Внимание, Барбарис! Приготовиться!» — подал команду Фазан.
Ничего не подозревая, вышел человек из подъезда. Валерий узнал его: это был Дмитрий Сергеевич Кирсанов. Валерий хотел ему крикнуть: «Бегите!» — но знал, что Кирсанов на протезе не может бежать, да и не побежит — не таков он, Кирсанов, чтобы трусливо повернуться спиной к смертельной опасности! И, когда Барбарис устремился к Кирсанову, Валерка заорал: «На помощь! На помощь!»
— Почему же вы сами, здоровый молодой человек, не поспешили на помощь? Валерка молчит.
— Струсили?! — спрашивает судья. В голосе его столько презрения! У планка орденских ленточек на пиджаке; он воевал и видел, как трусов расстреливали перед строем полка.
Вызывают Тарлецкого, старшеклассников, Вадима, меня. Выслушивают внимательно. Допрашивают Барбариса. И в зале кричат:
— Убийца проклятый!
Плачет мать тунеядца. Теперь поздно плакать. Раньше надо бы думать.
Опять берутся за Фазана.
— Что вас заставило, подсудимый, играть на жизнь человека?
— Жажда острых ощущений!
— И ради острого ощущения вы подстрекали подсудимого Абакумова на убийство?.. Оставьте ваши ногти в покое!
— Мне было любопытно: что я почувствую, когда на моих глазах убьют человека.
— Ты — мразь! — кричит тунеядец своему шефу.
А в зале поднимается такой шум, что судья стучит по столу и грозит, что очистит зал.
Подонки топят друг друга. Абакумов — Фазана. Фазан называет по именам своих покровителей. Со скамьи подсудимых несет смрадом, хоть нос зажимай.
Закон джунглей, вы скажете? Леопарды людей пожирают запросто, но своих не едят. А эти подонки друг друга готовы сожрать с потрохами.
Ну что ж, с ними покончено. Навсегда!
Тетрадь шестая
ПЛЕЩУТ БАЛТИЙСКИЕ ВОЛНЫ
ПЛАВАНИЕ
Первое плавание, очевидно, запоминается моряку на всю жизнь. Дед во всех подробностях помнит свой первый поход вокруг Скандинавии на «Авроре». Наш командир роты Бунчиков загорается, когда рассказывает о крейсере первых нахимовцев. Командование Черноморского флота отдало им крейсер «Нахимов».
— Как радостно было идти на баркасе к крейсеру! Он ждал нас. Казалось, приветствовал. Нас встречали матросы. Баркас развернулся к трапу и подтянулся к нему. Первым ступил на трап Фрол Живцов. За ним — Никита Рындин, за Никитою — я. Мы поднимались, боясь оступиться, осрамиться перед матросами — они испытующе смотрели на нас. Но все прошло благополучно. Мы один за другим ступали на верхнюю ступеньку, прикрытую веревочным матом, шагали на палубу и отдавали честь флагу. И, когда пошли в свое первое плавание, мы не были пассажирами, гостями, бездельниками. Мы дублировали на вахте матросов, мы сумели им полюбиться, потому что не были белоручками.
Они стали нам крестными отцами — ведь мы тогда были совсем малышами!
Мы ходили по всем портам Черного моря, знакомились с тральщиками, подводными лодками, морскими охотниками, опускались под воду. Ну и страшно же в первый раз было! Впрочем, все это Никита Рындин хорошо описал в книжке о первых нахимовцах...
Из архива Героя Советского Союза Валентина Евгеньевича Соколова (тбилисского нахимовца, вып. 1953 г.)
А курсантом,— продолжал Бунчиков,— я плавал на парусном бриге. После крейсера все здесь казалось чудным: повсюду дерево, а не сталь и железо, деревянную палубу нам приходилось скрести и тереть песком, жесткими щетками и скачивать водой из шлангов. Спали мы в подвесных койках, похожих на гамаки. Под руководством зычного боцмана перебирались по вантам бизани с одного борта на другой, стараясь не глядеть под ноги: закружится голова, сорвешься и разобьешься! Боцман придерживался нахимовских правил: считал, что праздность недопустима. «А ну, покрась подволок в кубрике», — совал он мне в руки ведерко с краской. «А ну, закрась ссадину на фальшборте...» На паруснике, друзья мои, я научился ценить труд матросов. Никто из нас не увиливал от аврала, приборки, от стирки белья. Труд радовал. Мы дружно тушили «пожары», заделывали «пробоины». Мы поднимались по вантам и разбегались по реям, забыв об опасности. И бриг покрывался парусами и становился похожим на птицу... Когда я пришел наконец офицером на подводную лодку, я знал, что могу выполнить все, что выполняет матрос. Правильно говорят, что «адмирал начинается с палубы»...
А Дмитрий Сергеевич Кирсанов вспоминал времена более давние: войну. Дмитрий Сергеевич, видимо, опасался, что его сочтут хвастуном.
Так хорошо воевал человек и так скупо рассказывал! Вышли в конвой. Охраняли транспорт. Отбили атаки «юнкерсов». Привели транспорт в базу. Или: попали в шторм, разболтало все потроха. Всё же выстояли. Или: встретили подводную лодку. Она стреляла по нас, мы — по ней. Торпеды ее прошли мимо. Вот и всё.
— А еще?
— Да чего же еще? Пришли в базу...
Если бы я побывал на войне, я расписал бы бои самыми яркими красками!
— А знаете, почему каждый раз все кончалось благополучно?— спросил Дмитрий Сергеевич. (Благополучно ли? Ногу-то он потерял!) — Потому что мы были готовы к войне. Духом и телом. Вы бы видели, сколько мы плавали до сорок первого года! Купались в штормах. На своих крохотных корабликах выходили в море в любую погоду. К учениям относились как к настоящему бою. Словно чувствовали, что не за горами война. Да ее и нетрудно было предчувствовать — Гитлер распоясывался все больше и больше. Молодежь чуяла, что в конце концов с ним придется схватиться. Не на жизнь, а на смерть... Закаленными стали ребята. Зато ни один не сдрейфил в боях... Где-то они теперь, хотел бы я знать! Поди, состарились, как и я...
— А на чем мы пойдем в первый раз в плавание?
— На крейсере.
Ого! Поднимай выше! На крейсере!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
.jpg)