«Газета «Красный Балтийский флот» нам предсказывала:
«Пролетят недели, месяцы, быть может, годы, — с ученической скамьи встанут моряки, достойные своего призвания. Они перейдут к штурвалу, к машинам, на мостик командирами, пойдут в светлые залы академии — к высотам морской науки...»
Предсказание сбылось.
Мы стали флагманами, учеными, академиками, закаленными в боях адмиралами...»
Какой контраст с нашей жизнью, не правда ли?
Книжку деда читали запоем.
В Лиепаю приходим мы не утром, а днем. Днем мы стояли по борту, глядя на порт, на город и на приближавшийся баркас с пионерами. Они направлялись в гости на крейсер. Ну и набит же баркас — до отказа! И вот уже близко от крейсера им пересекает путь толстый, похожий на жабу буксир, разводит крутую волну. Волна подбегает под самый баркас, раскачивает его, опрокидывает... И ребята высыпаются из него, как лук из лукошка. Беда!
По команде матросы «Никонова» мигом
Мы взмолились:
— Разрешите и нам!..
— Только тем разрешаю, кто плавает хорошо! — на бегу крикнул Бунчиков.
Мигом скинули мы брюки и форменки. Самохвалов и тут не удержался:
— Товарищи, на помощь пионерской организации города Лиепая! Вперед!
Но мы уже сбегали по трапу в спущенные матросами шлюпки: я, Вадим, Коломийцев Алешка, Игорь Нечкин... почти весь наш класс!
Эх, пионеры! Живут в приморском городе, а как топоры идут ко дну. Вода довольно холодная. Ныряю за утопающим, вытаскиваю — парень довольно увесистый, начинает хвататься за меня, топит. Стукнул его по башке и волоком дотащил до шлюпки.
Словом, всех вытащили на крейсер. Наглотавшаяся воды пионервожатая устроила перекличку. Вся мокрая, выкрикивала она имена и фамилии. Сами понимаете, пионеры не стояли в строю, в боевой готовности, с поднятой кверху рукой: всегда, мол, готов. Они в разных позах сидели и лежали на палубе. Корабельный врач хлопотал возле них. Стояли лишь самые крепкие.
Нахватались страху, бедняги! Я вспомнил, как мы чуть не утопили «Бегущую» в бухте Киви. Нам было тогда не до смеха. А мы всё же марсофлоты!
Ничего, они скоро очухались. А с берега уже спешили катера и баркасы. Не хватало лишь вертолета для полной иллюзии катастрофы.
Родители пионеров, стеная, взбирались по трапам. За ними следовали портовые власти, милиция. Мамаши бросались к уже обсохшим ребятам. Портовые власти интересовались подробностями происшествия.
Молодой репортер возмущался:
— Я хочу знать фамилии спасителей, хочу их заснять для газеты, а мне отвечают: «никоновцы» или «рыцари моря»... Что за «рыцари моря»?
— Нахимовцы,— с улыбкой сказал командир. — Они у меня люди скромные, в рекламе не нуждаются. На то они и «рыцари моря».
— Значит, герои остались неизвестными? — в свою очередь, сострил репортер.
Слышим возмущенный голос:
— Элеонора, тебя же обезобразили!.. Где он, этот негодяй? Кто изуродовал мою дочь?
Действительно, у белокурой девчонки вырван большой клок волос. Вадимка нырял за ней и вытаскивал ее за волосы. И вот получил благодарность...
— Подайте мне его! Кто он?..— не унималась мамаша.
— Я,— выступил Вадим храбро вперед (если бы она воскликнула: «Кто спаситель?» — он бы и ухом не повел).
— Дорогая, благодари же его, обнимай!.. — вдруг разрыдалась мамаша и утопила Вадима в слезах и в объятиях. Влип!
А репортер уже нацелил на него аппарат и записывал что-то в блокнот...
Все кончилось благополучно. Ослабевших мамы увезли сразу домой, а другие — и среди них, представьте, девчонки,— хотя и хлебнули соленой водички, остались у нас и расспрашивали о нахимовском, о нашем плавании, осматривали корабль и даже пытались выступить с самодеятельностью.
Но пионерская самодеятельность явно не удалась: голоса дрожали, ноги заплетались. И нам пришлось показать гостям собственную удаль и молодечество. Мы читали стихи и пели песни двадцатых годов, о которых они и понятия не имели, и станцевали им «яблочко». Словом, как говорится в газетах, «прием прошел на высоком уровне, в дружественной обстановке».
На другой день нам удалось побродить по Лиепае — незнакомому городу, где в порту и на реке стояла масса судов.
В Лиепаю пришли корабли Фрола Живцова, и он побывал на «Никонове». Дружба нахимовцев не ослабевает долгие годы — Живцов с Владимиром Александровичем Бунчиковым и Забегаловым крепко обнялись.
— Рыцари? — спросил Фрол Алексеевич. — Что ж, хорошо именуетесь, мы до этого тогда не додумались. Отлично придумали, братцы! Звучит! Не сомневаюсь, что вы и на деле оправдаете это звание...
Хвастаться я терпеть не могу.
Вечером наш «Никонов», не заходя в Клайпеду, пошел прямо в Балтийск.
Мичман Белкин рассказал (а он рассказывать мастер), как сбрасывали гитлеровцев в Балтику с косы Фриш-Нерунг и выбили их из крепости Пиллау — она теперь стала Балтийском.
Вскоре после подъема флага перед нами открылся маяк.
БЕДНЫЙ ДЯДЯ АНДРЕЙ
Балтийск показался мне похожим на порты А.С.Грина: Лисс, Кассет, Зурбаган и Гель-Гью. На выдвинутом в море мысу стояла гостиница «Золотой якорь». От нее можно было спуститься к воде и на катере подойти к своему кораблю. Перед «Золотым якорем» корабли сбросили сходни на набережную: красивый белый фрегат; гидрографическое судно «Азимут», оно вернулось из плавания в Атлантику; третьего Грин бы назвал «грязным угольщиком» — он привез нефть. Как в Зурбагане или в Лиссе, вырастал из камней кольчатый, белый с черным маяк. Медленно протаскивала в воде свое длинное узкое тело подводная лодка; бежал катерок; торопился буксир.
И хотя Валерка здесь вырос и для него все было так же привычно в Балтийске, как для меня в Таллине улица Виру, но даже он подтолкнул меня в бок, когда из глубины гавани вылетело что-то очень стремительное, все в пене и в облаке брызг, за ним — второе такое же, третье, и, прежде чем я успел разглядеть, все три исчезли вдали, в широком, сверкающем море.
— Видал? Ракетные!
На этот раз голос Валерки звучал восхищенно. Чудак! Ты же говорил: «Ничего особенного». Деда обидел.
Улицы в городе были прямые, широкие; дома, как и в Таллине, под красными черепичными крышами. И гражданских людей совсем мало. Навстречу попадались одни моряки. Мы тут тоже были в диковинку, и нас даже остановил капитан первого ранга и расспросил, как мы попали в Балтийск.
— Значит, плаваете? — спросил он.— Ну что же, плавайте, плавайте!
И пошел, несколько раз на нас оглянувшись.
Нам повезло: дядя Андрей был дома, сидел за столом и писал. По столу были разложены книги, из которых он списывал что-то в тетрадь. Наверное, готовился экзамен сдавать. Он обрадовался:
— Наконец-то! А я уж справлялся у оперативного дежурного. Он сказал, что «Никонов» встает на якорь. Ну, молодцы, как себя чувствуете?
Мы гаркнули:
— Отлично, товарищ капитан третьего ранга!
Из-за стены густой женский голос спросил:
— Андрей, что за шум?
— Валерий прибыл, Светлана!
Это была моя тетка, которую я никогда не видал. В черном мужском пиджаке, величественная и полная, она поднесла к губам Валерия свою руку и спросила его, посмотрев на меня сквозь толстые роговые очки:
— Опять привел кого-то?
— Это Максим.
— Добрый день, тетя Светлана...— поздоровался я.
—
— Сейчас приберу,— сказал дядя Андрей робким голосом. — А ты бы накормила ребят. Они, поди, проголодались.
— У меня сегодня доклад, мне надо готовиться и некогда заниматься хозяйством. Ты дай им денег, Андрей, они зайдут в столовую, поедят.
— А мы не голодные,— сказал я.— Вы не думайте, что на корабле нас не кормят.
— Голодные вы или нет, а дома все равно пусто... Мариэтта! Иди полюбуйся! Валерий приехал!
Вошла десятиклассница в форменном платье, такая же крупная, как мать, с большими руками и с толстыми, как тумбы, ногами; она была тоже в роговых очках. «Портрет своей мамы,— подумалось мне.— Копия!»
— Какой ты стал некрасивый, Валерий! — сказала грудным голосом Мариэтта. — Тебе совсем не идет флотская форма.
Она выразила на лице отвращение.
— И говорят, ты Андрея позоришь в училище. Двойки хватаешь, Схватил единицу.
— Эка невидаль! — отвечал Валерий.
— Похвального мало! — мрачно сказала Светлана Иванна. — Ты бы, Андрей, им занялся...
— Да что вы к нему привязались! — вступился за сына дядя Андрей. — Все мы получали в его годы двойки. И ничего, выпрямлялись...
— Андрей, ты же двоек не получал! Не оправдывай разгильдяя!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.