… Истинной целью обучения и воспитания является не подготовка к школьным экзаменам, а подготовка к жизни. … Жизненные экзамены – это поступки, их не сдают, а совершают и в случае неудачи иногда серьезно расплачиваются; «перепоступить» невозможно – возможно только решиться на новый поступок в уже изменившейся ситуации. -
И еще думаю, если у Леонида Лалетина и у тысяч других такая тяга к знаниям родилась в наши дни, то каких же энтузиастов даст коммунистическое общество, когда сознание и возможности каждого поднимутся на небывалую высоту!
Это несомненно: огромный современный советский завод, предприятие первоклассной техники с его замечательным коллективом помог сформироваться Лалетину, одному из талантливейших изобретателей.
А вся жизнь советская вела и обогащала, раззадоривала изобретательскую мысль, заставляла решать реальные, насущные вопросы. Лалетин так и рассказывает:
— Всегда диктовала задачи жизнь, работа.
И действительно, весь путь Лалетина, творческое становление его изобретательской мысли — это рабочие детали, побежденные «в бою» умом и талантом. Это кольца клапана, обработанные по методу пооперационно-собственного «конвейера», сразу давшего выигрыш во времени; это штуцер — длинная деталь с тоненькими стеночками, которую он тоже «победил»; это «седла», к которым Лалетин создал копир — механическую руку, чертившую резцом сложные эллипсы и освобождавшую рабочего от трудоемкой операции. Рука чертила, резала. За смену делала вместо одного «седла» восемь.
Потом было уже гидравлическое копировальное устройство, с которым можно обрабатывать любые детали по образцу. До этого не применялись такие копиры, как, впрочем, и те, которые он делал раньше.
Какими долгими были месяцы труда и
Лишь на третий год сработала схема, датчик импульса показал на крохотном экране точные цифры. Засветились мгновенно, забегали, мелькнули и остановились огоньки.
Путь от «гвоздильной фабрики» до сложнейшего электронного механизма был пройден!
Сейчас Лалетин трудится в цехе автоматики. Обстановка у него, по его собственным словам, лучше, чем он мог мечтать. Если есть идея хорошая— думай, делай опыты, экспериментируй, сколько хочешь, сколько нужно, работай, твори!
— Изобретателю надо помогать, — сказал как-то мне в разговоре Леонид. — Если его работа себя окупает, если ясно, что не попусту трудится, доказал свои возможности, ему необходимо создавать все нужные для работы условия, давать материалы, детали. Очень важно, чтобы к изобретателю так относились везде, на всех заводах, во всех городах, чтобы вошло это в жизнь широко и повсеместно.
Так смысл ленинских слов Горькому об Игнатьеве (знал ли о них Леонид?) Лалетин спокойно передал мне — убежденно и просто. То, что было когда-то великой мечтой, для советского рабочего наших дней нечто вполне реальное, требующее только широкого внедрения. Да и чему удивляться? Мы знаем уже лабораторию Литвиненко, заслуженного изобретателя РСФСР, лабораторию слесаря Егорова, избранного в члены Президиума ВЦСПС, лабораторию нашего Васильева. Они существуют, действуют, по их примеру организуются все новые.
Я думаю: «Узнай об этом старый Генри Форд, что было бы с ним? Он бы, вероятно, затрясся от злобы. Старый Генри Форд — капиталистический владыка»...
В романе французского писателя Луи Селина «Путешествие на край ночи» герой романа приходит наниматься к Форду и говорит врачу, который его осматривает: «Знаете, мсье, я человек с образованием и даже изучал медицину». А доктор ему отвечает: «Образование вам здесь не пригодится, братец мой! Вы пришли сюда не для того, чтобы думать, а для того, чтобы проделать те движения, которым вас научат... Нам не нужны на заводе люди с воображением. Нам нужны шимпанзе... Никогда не говорите здесь о своих способностях. Думать на заводе будут за вас другие, мой друг!»
Так было у нас до революции, так сейчас в капиталистических странах, но никогда не будет так больше в нашей стране и других странах социализма.
Рабочему Леониду Лалетину созданы на заводе все условия для профессиональной изобретательской работы. Люди, с которыми в содружестве работает Леонид, мастер и инженеры, создали новый электронно-счетный микрометр для управления станком в особо сложных условиях, когда в детали выжигается отверстие сложной конфигурации посредством электронного импульса — искры. Станок выполняет операции, которые механически подчас вообще нельзя выполнить.
Когда в галерее смотришь уже ранее виденные картины, каждый раз по-новому воспринимаешь, глубже осмысливаешь их. Так и во встречах с талантливым человеком — каждая новая обогащает, заставляет думать, искать, узнавать непознанное.
Встречаясь с Лалетиным, я думаю, например, о проблеме свободного времени. Ведь говорит же сегодня Лалетин:
— А отдых, по-моему, это тогда, когда человек делает любимое дело.
В летние дни 1961 года Леонид Константинович Лалетин делал для музея модель трактора «Фордзона-Путиловца». Должен остаться на память людям этот самый первый трактор, который выпустила для страны наша отечественная промышленность. Символ поднявшейся России.
В музее рядом с тракторами когда-нибудь станут станки. И старый токарный ДИП тоже окажется там. По-разному звучат буквы. Было «Догнать и перегнать», стало «Догоним и перегоним», будет «Догнали и перегнали».
Возможно, что когда-нибудь рядом с часами Кулибина, станком Нартова, с шахматами тульских мастеров станет в Эрмитаже электронно-счетный микрометр Лалетина и десятки других замечательных изобретений рабочих.
Поднялась армия тружеников, обладающих высокой культурой, способных применить на практике новейшие достижения науки и техники. В крепкие, надежные руки попало наследие русских самородков — в руки многомиллионного народа, доказавшего, что «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать».
...Я смотрю на Лалетина, работающего за станком: рука без усилия, почти музыкально одухотворена, сосредоточен взгляд. Лоб ученого-открывателя, золотые неустающие руки рабочего. Рабочий он или ученый? Леонид Лалетин — живое доказательство того, какой огромный славный путь прошагала наша страна по дорогам истории, если есть в ней такие люди, живой пример того, как стираются черты, грани, разделяющие умственный и физический труд.
Рабочий-творец, Лалетин создает новое во имя своего народа, его будущего. Одни его электронно-счетные микрометры сохранят в истории техники память о советском рабочем-изобретателе. Но вся огромная творческая жизнь Леонида впереди. Что-то сумеет еще сделать он, Леонардо-да-Вожгалы, токарь Кировского завода!..
«Чудо» наш легендарный Леня Лалетин. Но не меньшим уважением пользуется его жена, друг и новатор, работник лаборатории резания, инженер Валентина Федоровна Лалетина.
У них, оказывается, схожие судьбы. Они одного года рождения. У обоих отрочество рано перешло в зрелость.
Валя родилась на маленькой станции Пола в Новгородской области. С шести лет воспитывал ее отец. В год войны поехала девочка в пионерлагерь. 22 июня забрала ее бабушка: отца взяли в армию. Шли с бабушкой пешком и разминулись с отцом по дороге, он приходил попрощаться с дочкой. Так и не встретились. В 1946 году отец погиб. Валя приехала к тете в Ленинград, пошла учиться в ремесленное училище Кировского завода. Затем поступила на завод, окончила вечерний техникум, заочный университет, факультет холодной обработки металлов. По лекциям она знакомится с новейшими достижениями ученых. Иначе нельзя, у инженера лаборатории резания Лалетиной большая и разнообразная работа — всегда творческая, очень ответственная, которой она занимается с огромным увлечением.
Так же безошибочно, как определяет Валя чистоту обработки деталей, определяет она чистоту человеческого движения и поступка. Была она очень уважаемым и любимым секретарем комсомольской организации своей лаборатории.
Познакомилась Валя с Леонидом еще в 1952 году. Она выбрала его — так ждут единственного.
— История с Новым годом?—Валя улыбается, как улыбаются взрослые, говоря о ребенке, весело и нежно. — Леня пригласил меня встречать Новый год, еще осенью пригласил. 31-го я ждала до половины двенадцатого и ушла. Он потом очень обиделся: «Почему ушла? Я же сказал, что зайду». — «Но ведь прошло три месяца, и ты ни разу не напомнил!» — «Разве мы виделись в это время?» Я поняла, он как раз отрабатывал свой микрометр.
Известно, не раз описано в литературе, показано в фильмах и пьесах, какой это подвиг — быть женой ученого. Но в наши дни быть женой рабочего-новатора — подвиг не меньший. Сама работает много и серьезно, дом на ней, и еще нужно помочь мужу, помочь не только делом, словом, но и молчанием. Леонид читает справочник, книгу, газету, и снова справочник. Читает, когда трудится, читает для разрядки, читает, когда отдыхает, читает и думает, когда не читает. Каким нужно быть великодушным, любящим человеком, чтобы это понять?
А теперь вот уже третий год шагает по проспекту Стачек и новый Лалетин, Игоришка, сынок. Садится за стол: «Книжку Игорьку!», развернет и читает. Иначе и есть не станет. Ложится спать: «Мама, дай книжку», и в обнимку с ней засыпает. А вы говорите — наследственность!
Валины глаза смеются:
...— История с Новым годом... Это что! Вы попробуйте Леонида вытащить за город. Только на Игорька вся и надежда, вся опора моя. Главный аргумент...
«Главный аргумент», золотоголовый, большеглазый, с любопытством смотрит, прислушивается к разговору. Валя задумчиво светлеет улыбкой.
Дети завода. Дети народа. Строгие, ясные наши дети. Призвание ли, талант наложили свой отпечаток или ранняя ответственность, которая легла на эти плечи? Люди, увлеченные и сами увлекающие, жадные до знаний и щедро раздающие их другим, вечно устремленные в будущее. «Непонятные» рабочие люди!
СОВЕТ НОВАТОРОВ
— Знаю, знаю, все видел, а как же! И фотографии, и нейлон, и кожаные стулья, и пальмы видел. Все я разглядел, только вот не понял, чем вы там занимаетесь, — ни о новых починах не узнал, ни о достижениях. Где все это?..
Человек возмущенно кладет трубку. Я не узнаю всегда спокойного Владимира Никитича Трутнева:
— Он еще похвалиться позвонил! Узнал, видишь ли, что были вчера и его не застали. Глазам я своим не поверил, понимаешь? Заводской технический кабинет называется! Словно для парадов и вечеров подготовлен, словно не два года работает наш совет новаторов и не делом, а болтовней мы занимаемся.
— Вот оно что! А я-то думаю, чего ты волнуешься? Два года... Ишь ты! А Советская власть сколько лет существует, и все же еще приходится встречаться и с косностью, и с бюрократизмом. Скажите на милость, Трутнев два года руководит секцией, и вдруг такой непорядок! А как ты думаешь, для чего тебя избрали-то? Чтобы помогал своей Советской власти, чтобы бюрократам покоя не было. Вот и добейся. Собери-ка на заводе актив, люди же небось в том техкабинете еще не были, да и объясни, что к чему.
Константин Михайлович Романов говорит медленно, внушительно, с расстановкой, и Трутнев постепенно остывает. Разговор обычный, секция токарей продолжает работу, прерванную телефонным звонком директора техкабинета...
Вот так-то. Было когда-то два года. А теперь уже сколько лет работает наш совет новаторов. И сделано немало. На глазах меняются и растут люди.
Совет новаторов, который появился у нас в Ленинграде зимой 1960 года, — дело ума и рук уже тысяч «непонятных» рабочих. Вернее сказать, это их детище и их штаб.
Задачи совета мы определили так: привлекать широкие массы новаторов к действительному внедрению в производство передового опыта, для чего коллективно оценивать и отбирать предложения, сообща контролировать, как применяются они, широко, силами всего актива передовых рабочих распространять патриотические почины и методы, направленные на развитие технического прогресса.
Продолжение следует