Когда наш пароход проходил по Японскому морю и Тихому океану, нас часто сопровождали стаи касаток. Это хищные морские звери, имеющие длину до 5 метров, а в диаметре до 1 метра. Они прямо стаей ловко проходили под килем парохода и с большой скоростью. Там же видели одного громадного кита, за которым гнался огромный рыболовецкий сейнер. Кит выпускал большой фонтан воды, но чувствовалось, что сил его надолго не хватит, тогда по нему стреляют гарпунной пушкой и буксируют добычу на мель или базу для разделки. Проходили несколько раз через глубоководные впадины, которые обозначены на всех морских картах.
После посещения портов Северной Кореи мы направились во Владивосток, штурманская практика продолжалась. Морская выучка постепенно повышалась, что придавало нам уверенность в своих действиях на рабочем месте. Во Владивостоке нас пересадили на другие боевые корабли, и мы на них еще раз заходили в упомянутые порты Северной Кореи, но с другими задачами.
Август месяц заканчивался и приближался долгожданный месячный отпуск с 1 сентября. Все годы учебы в сентябре мы гуляли с выездом к родным, без ограничений, в места отдыха. Отпуска, как у всякого студента проходили весело, в знакомстве с новыми людьми, встречах в местах отдыха. В это время купаться в Сибири поздно, но нам хватало этого удовольствия во Владивостоке. Обратно из отпуска возвращались уже при морозах и снегопадах, но поезда шли в зимнем режиме и мы не унывали в своих коротких бушлатах. Учебный год начинался с 1 октября. Снова лекции, контрольные работы, зачеты и семестровые экзамены. Если у кого были хвосты, то в увольнение не пускали, пока их не ликвидируешь. Такой морской закон, сделай дело, гуляй смело. На кораблях существует такой же порядок.
Во время этой летней практики нас по курсу морской авиации возили на аэродром, где показывали военные морские самолеты, взлетающие с морской поверхности, делающие посадку в определенных местах морской акватории. На сухопутном самолете нас ознакомили, как выглядят корабли и суда в море и в военно-морских базах у пирсов, на якорных стоянках. В хорошую визуальную видимость это впечатляет с высоты полета. Надо и на море уметь уклоняться не только от ударов боевых кораблей и подводных лодок, но и от бомбовых ударов самолетов. На аэродроме летчики отнеслись с большим вниманием и желанием рассказать нам полней и доходчивей. С парашютом нам прыгать не предложили, так как этого не было в учебной программе. Да и было бы страшно это делать без специальной подготовки.
При следовании в отпуск в 1947 году на одной из стоянок я встретил японца, который сидел на бревнах штабеля. Он был с котомочкой (рюкзаком) за плечами. Я подошел к нему, мы поздоровались, он уже изъяснялся на понятном русском языке. Я не мог умолчать и не сказать ему, что я только что вернулся из Японии и был неделю в Токио. Как он был рад, обнял меня и попросил хоть что-либо рассказать о своей Родине. Я ему сообщил то, что видел и где был в Токио. Сказал, что Токио чистый хороший город, разрушений мы не видели. Народ живет нормально, хотя американских военных баз было столько, как при настоящей оккупации. Он меня тепло поблагодарил за рассказ. Был он из другого города Японии. Японец, по его словам, ехал после лечения в госпитале продолжать работу на шахте. На работу, питание и отношение к нему русских не жаловался. Наш поезд дал отправление, и мы друг другу тепло помахали руками. У него часто на глазах наворачивались слезы. Тоска по родине – вот главная причина.
Часть военнопленных остались навечно лежать в земле России от болезней, но не от голода. А привлекали их к самым тяжелым работам на шахтах, в тайге по прокладке железной дороги.
Перед новым 1948 годом, как всегда, готовились к спортивным соревнованиям по личным видам спорта. У нас были классные боксеры-чемпионы Тихоокеанского флота. Были разрядники по гимнастике, это мои друзья Юра Ермилин из Саратова и Виктор Белашев со станции Зима в районе Новосибирска. Я по физкультуре никогда успеха не имел и по-крестьянски считал ее напрасным трудом, тратой времени без видимой пользы. Конечно, я был не прав.
Но до сих пор считаю, что нет благороднее труда, чем работа в поле или на огороде. Здесь польза труда напоминает о себе целый год урожаем картофеля, овощей и фруктов. Труд здесь должен быть добровольным и с большим искренним желанием, тогда будет радость, результаты и польза для организма. Хорошо, что город сейчас обратился к земле, и видит существенное подспорье для своего стола. Изменилось отношение к крестьянину.
Снова о соревнованиях перед новым годом. У нас произошел трагический случай во время тренировок по боксу. Курсант 4 курса Дзежинский (?) тренировал подающего большие надежды курсанта 2 курса Семенова. Старшекурсник нечаянно ударил Семенова в область солнечного сплетения, после чего пострадавший упал, и не успели принести кислородные подушки, он скончался в такие молодые годы. Хоронили его во Владивостоке, всем училищем, приезжал на похороны отец – наш посол в Монголии (?). Позже он занимал высокие посты в МИД СССР, включая должность заместителя министра.
Традиционно под новый год курсанты-боксеры ходили по городу и в училище с синяками. Говорят, что настоящий мужчина должен иметь шрам на лице. Это признак благородства и доказательство того, что он с честью может постоять за себя и ближнего. Такова природа человека. Надо быть готовым выстоять в тяжелой схватке, в том числе в моральной, нравственной и физической. Каждому человеку, по природе и наследству без аномальных отклонений, должен быть присущ личный кодекс жизни: честный труд, порядочность, контактность с людьми и больше положительных эмоций, презрение к предательству. Деградированных и нетрадиционно ориентированных в жизни надо избегать и обходить стороной, как недостойных внимания и малейшего уважения, ценить престарелых за их неоплаченный по-человечески физический и умственный труд. Сейчас наши пенсионеры страдают. Ведь даже заработанное часто изымали путем займа, реформ и как Гайдаровское ограбление 1991 года.
Время летит быстро, прошел последний курсантский отпуск в 1948 году, всерьез задумывались о своем недалеком будущем, ведь всего два семестра и госэкзамены отделяли нас от офицерских погон и самостоятельной работы где-то в неизведанных краях: Тихоокеанский, Балтийский, Черноморский и Северные флоты и ряд речных флотилий.
Курсантов выпускного 4 курса (это 4 золотые галочки на рукаве одежды) традиционно в городе называли женихами, к нам относились с уважением на вечерах гражданских ВУЗов. Как говорится в песне: "ходят девушки гурьбой". Это жизнь и от нее никуда не уйдешь, либо сейчас после выпуска, либо через 3-4 года позже. Но важный факт в жизни все равно состоится, природа берет свое, срабатывает инстинкт сохранения жизни, но в тоже время накладываются какие-то разумные рамки ограничения свободы и взаимной ответственности.
На втором семестре 4 курса начали готовить личные дела для офицеров. Сшили несколько типовых кителей с и нас по группам водили в фотографию для снимков в личное дело. Это уже как-то настраивало и прибавляло ответственности в учебе. Преподаватели вели себя озабоченно за результаты своего нелегкого труда, во всем нам помогали на консультациях, семинарах, лекциях, зачетах. После экзаменов за 4 курс, начались государственные экзамены. Комиссия была сформирована наполовину из наших представителей, наполовину из адмиралов Тихоокеанского флота. На последнем семестре провели среди нас анкетирование на предмет желания служить на одном из наших флотов и флотилий. Я подумал и записался на Южный Балтийский флот, так как хотелось попасть в Ригу. На западе другой народ и жизнь. Многим хотелось попасть туда. Этому анкетированию мы не придавали серьезного значения, а многие дрогнули - другие флоты могут принять холодно и на должности ниже, чем на ТОФе. После вернемся к этому важному судьбоносному вопросу.
На втором семестре 4 курса начали нас водить по швейным мастерским военторга, снимать размеры для изготовления обмундирования по полному комплекту для зимы и лета, кроме белых брюк, их носят только на Черноморском флоте. Это было приятное мероприятие, здесь по-настоящему чувствовалось стремительное приближение важного события в жизни, хотя госэкзамены были впереди. Вопрос практически решен.
Все экзамены я сдал успешно, а госэкзамены только с оценками отлично. Но в это время в систему подготовки в училищах ВМФ ввели новое правило. Нам присваивали звание , и мы должны стажироваться на боевых кораблях и подводных лодках 3-4 месяца, после этого присваивали звание.
Получилось очень удачно по сравнению с другими товарищами, меня назначили дублером штурмана на подводной лодке в соединении ПЛ, которое базировалось практически во Владивостоке. Эта ПЛ находилась в боевом строю, регулярно выходила в море для сдачи задач в отведенных полигонах. Офицеры меня приняли очень хорошо. Командир ПЛ прошел всю войну, очень решительный и знающий офицер. Он быстро присмотрелся ко мне и однажды прямо сказал: "Иван, я своего штурмана отправляю в отпуск, а ты будешь самостоятельно вести дело за штурмана. Не волнуйся, я тебе всегда в трудную минуту помогу". Я обрадовался такому доверию, но почувствовал и огромную ответственность. Ведь предстояло впервые обеспечивать выполнение боевых задач. Вскоре при очередном выходе в море мы должны были выполнять стрельбу учебной торпедой. Такая торпеда выпускается по штатной программе из носового торпедного аппарата в подводном положении. После этого лодка быстро всплывает, и командир дает команду торпедолову поднять торпеду к себе на борт. Выпущенная учебная торпеда проходит заданное расстояние, всплывает в вертикальное положение, дает визуальный сигнал за счет патрона Гельмгольца, создающего дымовой эффект. Если торпеду не удается поднять, и она утонет, то это считается серьезным ЧП со всеми вытекающими последствиями.
Когда вышли на полигон, начали маневрировать с целью выйти в точку открытия огня-выпуска торпеды по цели. В качестве цели используются, как правило, вспомогательные корабли или те же торпедоловы. Вот здесь я поволновался, так как от моей четкой работы зависело многое. Командир вел себя спокойно и воодушевлял меня, видя мое волнение. Наша слаженная работа дала возможность успешно выполнить задачу. Даже учебная торпеда – это дорогостоящее изделие. Она длиной 5-6 метров и в диаметре около 0,5 метра. Внутри она начинена очень сложными приборами, специальными энергоносителями, обеспечивающими движение по заданному курсу и с определенной скоростью, позволяющими сближение с целью. Взрывчатого вещества достаточно, чтоб утопить корабль.
В базу мы возвращались радостные в надводном положении. На мостике находился только командир ПЛ, сигнальщик и рулевой, остальной личный состав находится по боевому расписанию в своих отсеках.
После возвращения с моря ПЛ становится у пирса на своем месте. Все механизмы и оружие приводится в исходное положение, а личный состав переходит в казарму для отдыха перед очередным выходом. У пирса ПЛ охраняется специальными часовыми. Внутри лодки остается дежурная служба из трюмных машинистов и других специалистов, но это расчет из 3-4- человек.
После отдыха личного состава начинается учеба на своих боевых постах. На ПЛ очень высокие требования к знаниям устройства корабля и действиям в аварийном состоянии. По возвращении с задания выдали автономный паек, включающий шоколад, галеты, сгущенку, консервы. Питание на лодке и в столовой на берегу очень качественное, калорийное и в достаточном количестве для молодого человека при большой физической и умственной нагрузке. Вообще проблем с питанием нет. Служба на ПЛ сложная, трудная, требует большую выносливость и мужество.
После нескольких выходов в море, я всерьез полюбил службу подводника. Командир ПЛ к этому времени в достаточной степени оценил меня и сделал решительный вывод. Он предложил мне служить в составе его экипажа штурманом. С моего согласия он сделает запрос в штаб ТОФа на мое назначение. Я дал согласие, были оба довольны таким решением. Но я ему не сказал, что было анкетирование в училище, и я записался на Балтийский флот. Да я и не верил, что желание курсантов может осуществиться. Поэтому я не могу назвать это обманом. Закончилась стажировка, я распрощался с командиром и всем экипажем. Они пожелали мне скорейшего возвращения на штатную должность штурмана.
В училище полным ходом шла подготовка к выпускному вечеру, начали получать обмундирование и готовиться к торжественной части, когда зачитывается приказ министра ВМФ о присвоении первичного звания "лейтенант корабельной службы", вручаются погоны и кортик позолоченный. После этого переодеваемся в офицерскую форму и идем в зал со своими приглашенными друзьями на выпускной банкет.
Руководство выпускного курса. ТОВВМУ. 1949 г.
Я пригласил старшего помощника командира ПЛ. Мы с ним крепко подружились за время стажировки. Зачитали второй приказ, самый главный – о назначении на какой из наших флотов. Меня назначили на Южно-Балтийский флот, в распоряжение управления кадров. Вот здесь было много волнений и огорчений, так как предстояло расстаться с друзьями надолго, а может быть навсегда. Вот друга Виктора Белашева я не встретил больше, а только узнал о его трагической гибели на Пулковском аэродроме под Ленинградом. Я об этом уже писал. А по существу пришлось растерять всех друзей по училищу, так разбросала нас судьба по разным флотам. Лишь некоторых я встретил позже.
На следующий день после банкета мы продолжали веселиться без наших гостей, в узком кругу друзей и товарищей по учебе. Все уже хорошо почувствовали, что предстоит расставание навсегда. Жаль было терять друзей, которые всегда были рядом, мы жили дружно и делились всем. Знаменитостей по сословию я не помню, поэтому мы всегда общались на равных. Во время перерывов местом отдыха всегда была курилка. Аудитории в это время проветривал дежурный и просил всех удалиться. В курилке постоянно стоял мешок с махоркой, только на старших курсах давали дешевые папиросы "Красная звезда" и подобное.
Во время одной из летних практик, когда мы отрабатывали швартовку к пирсу на небольших учебных катерах, к нам подошел рыболовецкий сейнер, и команда моряков попросила махорки. Ну, этого добра у нас было с избытком, многие не курили. Мы вынесли ящика два махорки, а взамен они "сыпанули" нам свежей хорошей рыбы в шлюпку. Рыбы оказалось под самый буртик, поэтому шлюпка вместе с рыбой чуть не пошла ко дну. Волнения на море не было, поэтому мы благополучно рыбу доставили на берег с передачей на кухню.
Выпускники ТОВВМУ. Настала пора разъезжаться по всем флотам. Владивосток, 1949 г.
В тоже время мы отрабатывали практические приемы с фактическим погружением в нормальном водолазном костюме со свинцовыми тяжеленными башмаками. Глубина погружения была до 10 метров. Обеспечивали и готовили к погружению очередную партию сами курсанты. Поэтому по причине разгильдяйства, если на глубине развязывался хотя бы один башмак, то горе водолаз выбрасывался автоматически на поверхность. Тогда его быстро буксировали к берегу. Виновника же, кто готовил башмаки, сразу одевали в костюм для поиска башмака. Много было приключений и интересных событий, нам было всегда весело. Для тяжелой морской службы отрабатывался характер, склонный к оптимизму, шуткам и доброжелательным постоянным подначкам. В курилках был всегда добрый захватывающий смех. Вот такая обстановка была в учебе и на практике в море.
На 3-4 день после выпуска мы начали бегать за билетами на поезд, получали подъемное пособие по два оклада и другие документы (отпускной, командировочное предписание, проездные документы до места службы). Отпуск получили до 1,5 месяцев с учетом дороги следования. Это был первый случай, когда мы ехали в нормальном пассажирском вагоне с законным местом и постелью.
Как только сел в вагон, тут же "как большой", закурил "Беломорканал", а до этого не курил вообще. Была уважительная и поучительная причина. В деревне мой двоюродный брат, лет 16, приказал мне покурить самосад. Мне было не более 4 лет. Я, конечно, закашлялся, папироска выпала из рук и рассыпалась. Тогда он завернул вторую и настаивал продолжать курить. После нескольких неумелых затяжек я почувствовал головокружение, началась рвота, и я упал на землю. Брат срочно вызвал родителей, которые начали меня отпаивать молоком. После этого все время чувствовал отвращение к табаку и дыму. Начав курить офицером, я через восемь лет бросил эту дурную привычку навсегда. Это был 1957 год, во время отпуска в год поступления в академию.
Дорога прошла быстро, хотя до Омска было 7 тысяч километров. В Омске я немного побыл у сестры отца и поехал пароходом на родину. Пристань - село Большеречье, где родных никого. Был вечер, и стало темнеть, я позвонил двоюродному брату в село Кирсановка, он тут же прислал лошадку, и мы шесть километров проехали с ветерком. Колотилин Андрей Гаврилович двоюродный брат 1903 года рождения, заменил мне отца в трудную минуту. Мачеха жила рядом в деревне, и я ехал туда. Сели за стол, и тут же мне преподнесли огорчение и моральный удар в самое сердце. Я был очень расстроен, но ничего уже нельзя исправить. Дело в том, что перед моим приездом мачеха вышла замуж за немца с Поволжья. Он бросил многодетную семью и решил жениться на мачехе, и уже успел перейти жить в отцовское жилье.
В то время у меня еще не зажила рана от гибели отца на Ленинградском фронте, и тут мне на пути встретился опять немец, пусть даже с Поволжья. Я этой подлости не простил мачехе, и на этом наши пути разошлись навсегда. Были против этой женитьбы и ее родные два сына Григорий и Владимир. Потом они матери простили, а я навсегда оборвал связь с ней и, естественно, и с отчим домом. Тяжелый груз морального и физического напряжения долго мне не давал покоя. Надругались над памятью об отце. Отпуск я провел у Андрея Гавриловича, здесь в Кирсановке были мои родные по матери и отцу, включая две сестры отца и одну сестру по матери, у всех я был желанным гостем. Это Максимовы, Селивановы, Коробейниковы, Кирьяновы, Колотилины.
Продолжение следует
