Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Уникальные сплавы для промышленности

ЦНИИчермет создал
особо прочные сплавы
для роторов и подшипников

Поиск на сайте

Глава 2. Заграница, однако. Борис Жеглов.

Глава 2. Заграница, однако. Борис Жеглов.



Командование училища - штаб разместилось на ул. Парковой в районе современного дома Москвы. Семьи сотрудников получали квартиры в пустующих домах. Разрушенных в войну зданий в Риге было сравнительно мало. В 1941 г. части Красной Армии поспешно покидали Ригу, а в 1944 г. ее поспешно оставили немецкие войска и части Легиона СС из местного населения. С отступающими войсками Латвию покидало и большое количество гражданского населения, в разной степени сотрудничавшего с немецкими оккупационными властями. Пустующих квартир в Риге было достаточно много, в том числе и большое количество многокомнатных. Многодетные семьи получали отдельные квартиры, остальные распределялись по несколько семей в квартире. Моя мать, которая к этому времени работала портнихой в училище, получила совместно с молодой семьей супругов Рыбаковых, участников войны, общую квартиру на третьем этаже дома N 3 по ул. Марияс, позже переименованную в Суворова. Каждая семья занимала две комнаты. С этими соседями по коммунальной квартире теплые, душевные отношения остались на всю жизнь. Эта большая квартира до войны принадлежала зубному врачу – еврею. По доносу местных латышей эта семья была расстреляна и квартиру заняла латышская семья, бежавшая в конце войны. В этом доме в 1945 г. проживала только одна латышская семья, остальные квартиры были пустыми и позже были заселены работниками училища. Дом стоял в районе вокзала и по черной лестнице можно было спуститься во двор и выйти на ул. Меркеля. Возможностями проходного двора пользовались цыгане и разные проходимцы, обманывающие приезжих. Историю дома и его обитателей рассказывали взрослым две колоритные дворничихи, работающие в этой должности еще при Улманисе. Одну звали тетя Наташа, а вторую Луция Карловна. В доме они поддерживали настоящий немецкий порядок. Сверкали чистотой не только лестницы, но и двор, и тротуар в районе дома. Летом очень рано тротуары поливались водой из шланга. По этим чистым тротуарам народ спешил на работу. После войны многие жители в качестве обуви носили деревянные клумпы и по их стуку весь дом мог точно определять время.



Кломпы из тополя для повседневного использования.

Опоздание на работу строго каралось. Зимой снег с тротуаров и с проезжей части жестяными ваннами дворники завозили во двор. Луция Карловна зимой смело расхаживала босиком. На почве чистоты у нас пацанов с дворниками были частые конфликты, победителями из которых выходили всегда дворники. Луция Карловна была не только оригинальным, но и смелым человеком. Она смело критиковала советскую власть. После войны в Риге существовала карточная система почти на все продукты. Существовала карточная система и в годы немецкой оккупации. Луция Карловна отмечала, что у немцев, если написано в карточке джем, то дают джем. В советское время если у тебя в карточке написано масло, то могут дать и селедку.
На приезжих пацанов большое влияние оказал внешний вид местных мальчиков, особенно старших классов. Они были одинаково хорошо одеты в шорты и гольфы до колен. Это произвело на нас неизгладимое впечатление. Мы все носили брюки, как правило, перелицованные от предыдущего поколения. Еще мы отметили, что все они были рослыми и, несмотря на прошедшую войну и оккупацию, хорошо упитанными. По-русски, в отличие от взрослых местных жителей, они почти не говорили и мы с ними не общались. Они были не интересны и это похоже было взаимно. Освоение и деление сфер влияния в городе шло между командами русских ребят. Наша территория Парковых заканчивалась на границе территории Московских, которым принадлежал весь Московский форштадт. Часто пограничные конфликты приводили к очень серьезным дракам.



Московское (Латгальское) предместье – одна из старейших рижских окраин, тесно связанных с историей русского населения столицы Латвии.

Освоение своей территории шло постепенно и очень детально. Все дома в Риге имели печное отопление, дрова хранились в подвалах. При подробных исследованиях оказывалось, что подвалами можно проходить значительные районы, не выходя на поверхность. Это было таинственно и интересно. Временами ночью около нашего дома трещали выстрелы из шмайсера (в этом мы хорошо разбирались), которым отвечали выстрелы трехлинеек училищного патруля. В команде Парковых, как и в других подобных командах города, были представлены все возрасты с разными интересами. Если мы будущие первоклашки собирали осколки цветных витражей в разрушенных зданиях Дома Черноголовых и Церкви Петра, то наши старшие товарищи прошли за годы войны огонь и воду, и медные трубы и у них были другие интересы. Хотя из наших поисков, когда мы нашли у аптеки на ул. Ленина целую кипу пакетов с отпечатанным адресом Адольфа Гитлера штрассе, то и они узнали, что центральная улица молодого государства, которое целых двадцать лет для России было заграницей, в годы войны не называлась Свободой. Впрочем старших это похоже не очень и волновало. Среди них были лидеры, которые постепенно стали прибирать к рукам всю команду. Летом мы ежедневно и довольно организованно отдыхали на Заячьем острове посреди Даугавы. Жители этого острова связь с городом поддерживали с помощью маленького старого колесного пароходика, который отходил от Сенного рынка. Билеты продавались в будочках на рынке и на острове. Лишних денег у нас всегда не было. Приходилось выдумывать способ посадки на пароход. Продав все билеты, по расписанию кассир перекрывала цепью сходни и давала сигнал к отправлению. Капитан перекладывал руль и колесный пароход медленно отчаливал от причала. Тут мы гурьбой выскакивали из укрытия и летели к причалу, чтобы успеть прыгнуть на маленькую площадку у колеса.



На острове надо было с площадки своевременно выпрыгнуть на причал, чтобы не поймал контролер. Дальше надо было идти на другой берег острова, где отличный песчаный пляж и чистая в то время вода. По пути проходили женский пляж, где загорали местные нудистки. Все-таки заграница. Женщины очень возмущались и приходилось обходить эту территорию на дистанции. Купались и загорали мы целый день. Коллективно читали книги Майн Рида и Фенимора Купера. Играли в индейцев. Игры носили и прикладной характер. Песком до боли натиралась кожа, чтобы была похожей на кожу индейцев. Над костром прижигали руки, имитируя пытки бледнолицых врагов. Стреляли из луков и бросали самодельные лассо. Успешно метали ножи. Ножи после войны были почти у всех, а вот топор для метания был один на всю компанию. Практически все возрасты научились плавать. И это очень пригодилось, т.к. на следующий год меры борьбы с зайцами на пароходе были усилены и приходилось раздеваться, сдавать одежду ребятам, которые плавали слабо и брали билет, а мы плыли через Даугаву и выплывали на остров почти у железнодорожного моста, где дежурила вооруженная охрана. Лето – замечательное время, но рябины на острове со временем начали краснеть и наши опытные старшие товарищи и командиры начали искать утепленное жилье на зиму. Помещение нашлось во дворе дома по ул. Меркеля, который через забор граничил со зданием Цирка. Располагалось оно над старым добротным гаражом, ворота которого были постоянно закрыты на два навесных замка, а влезть в это помещение можно было по приставной лестнице, которую мы всегда прятали или затаскивали наверх. Итак, у нас появился штаб. Старая мебель в то время выбрасывалась редко, но кое-что мы сумели туда натаскать. Осенью произошли два важных для меня события: начались гастроли в цирке и я поступил в школу. В цирке было гораздо интереснее.



Попасть туда без билета можно было через наш забор и по аварийной лестнице через дверь, которая открывалась в конце каждого отделения для вентиляции помещения. По окончании представления мы все должны были перебираться на ул. Меркеля к выходам, через которые валом валила почтеннейшая публика под впечатлением замечательной игры артистов цирка. Нужно было воровать кошельки из карманов зазевавшихся зрителей. Дело это не простое и опасное. Попавшихся толпа лупит безжалостно. Криминальное обучение мы проходили под руководством своих старших товарищей. Обучение было жестокое, но результативное. После школы наши педагоги у здания цирка устраивали для новичков мастер-класс и практически демонстрировали, как доставать из карманов кошельки. Потом они отходили в сторону и наблюдали за нашими действиями. Если кто-то попадался и толпа начинала избиение, то старшие налетали стаей и отбивали пострадавшего. После завершения операции старшие выдавали малышам деньги на очень вкусное мороженное, которое продавалось тут же у цирка. Себе старшие покупали сигареты и водку и отправлялись отдыхать в штаб. Помимо цирка, аналогичные мероприятия проводились и у касс красивого кинотеатра Сплендид Палас. Отношение старших к младшим не всегда было спокойным и товарищеским. Некоторые старшие, очевидно, по складу характера, борзели и били младших без причины в свое удовольствие. Тут надо было проявить характер, иначе эти козлы могли избивать регулярно. Слава Богу, с характером у меня оказалось все в порядке. И хоть били меня иногда жестоко, но почти никогда такой старший не хотел бить меня второй раз. А потом и вообще перестали. Похоже, что я перешел на следующий курс уличного факультета. Позже по жизни эта учеба мне пригодилась.



Нынешние ученики уличных факультетов.

Помимо криминальной учебы надо было учиться и в нормальной школе. Мать весь день была на работе, и для детей, подобных мне, существовали заведения под названием дневной детский дом. Там за нами следили, чтобы мы готовили школьные задания и вовремя отправлялись в школу. Дорога в 1-ю железнодорожную школу, где я учился, проходила мимо латышской школы. Если раньше мы с латышскими ребятами не конфликтовали, то теперь началось. В причины в то время мы не вникали. Великовозрастные латышские ребята нас с удовольствием били, а мы, как могли, сопротивлялись. Если кому-то удавалось пробиться к школе, то на помощь нам прибегали наши старшеклассники. Великовозрастные пуйки ("мальчуганы";) отступали в здание своей латышской школы и начинали обзываться из окон и из–за дверей. Но с матом в латышском языке есть определенные трудности, поэтому со временем они научились выражаться по-русски. Вначале они использовали две фразы: эй дирст (иди в задницу) и криеву цука (русская свинья). От второй фразы всех быстро отучили. По одежде вычислялись авторы и их караулили на всех углах хоть до ночи. После проведения воспитательной работы эта фраза практически больше не использовалась, а потом и драки постепенно прекратились, т.к по дороге в школу нас никто не задевал.
После второго или третьего класса дневные детские дома прекратили свое существование, и пришлось делать уроки на дому и еще готовить себе еду перед школой, что совсем не нравилось. Пришлось мне объединиться в артель с моим другом Юрой, который жил на 5-м этаже в доме на Меркеля во дворе. А по брусчатой мостовой улицы Марияс (Суворова) ходил трамвай и поворачивал на Меркеля. Остановку он делал аккурат у моего дома N 3, и тогда в доме дребезжали окна и посуда в буфете. У Юрчика делать уроки было спокойнее и удобнее. Быстро справившись с уроками, мы отрезали в карманы по куску хлеба, брали каждый по бидону и спешили на центральный рынок. Молочный ряд мы обходили с разных сторон. Суешь тетушке крышку и она наливает туда для пробы молока. Отходишь в сторону и запиваешь свой кусок хлеба. Две-три крышки и можно считать, что пообедали.



Центральный рынок в прошлом

Бегом домой, бидоны меняем на сумки с книгами и в школу. Передвигались в то время жители Риги в основном конным транспортом и можно было прицепиться по дороге в школу к фаэтону летом или легким санкам зимой. Но можно было и очень сильно получить кнутом от возницы. Бесплатный комфорт требовал жертв.
Помимо обычной школы продолжалось и обучение в уличных университетах. Росло мастерство и еще быстрее росли аппетиты старших наставников. Правда, часть из них за это время успела перебраться из штаба прямо в тюрьму, но оставшиеся «держали базар» и строили свою младшую команду. Старшие товарищи в штабе пили уже не водку, а коньяк и закусывали копченой колбасой. В соседнем со штабом доме по ул. Меркеля в подвале располагался шикарный ресторан «Кавказ». Посетители гуляли поздно, а вентиляция в подвале была не очень. Поэтому официанты на ночь оставляли пару окон открытыми, тем более, что на всех окнах были красивые и прочные решетки. К тому же на противоположной стороне улицы располагался дорожный отдел милиции. Старшие товарищи решили пить и есть за счет ресторана, не тратя денег. Рэкет в то время не существовал – милиция работала четко и добросовестно, как заграницей. Еще засветло у решетки нужного окна садились двое старших бойцов и, т. к. через решетку они никак пролезть не могли, то милиция и переставала обращать на них внимание. А зря. Когда стемнело, подходил я со своими малыми габаритами. Надо было вытянуть руку и прижать к ней голову. Вторую руку плотно прижать к туловищу. И вот такой торпедой, головой вперед, два товарища просовывали меня сквозь ячейку решетки. Дальше через открытое окно надо спрыгнуть в зал и в кратчайшее время обнаружить заначки официантов, где они прячут деньги и свои левые бутылки коньяка. Все это через окно передается старшим товарищам. В последнюю очередь из подсобки берется несколько палок копченой колбасы. Дело сделано. Старшие товарищи аккуратно вытаскивают меня сквозь решетку и все отступаем в штаб. Там меня награждают палкой копченой колбасы, которую я не могу принести домой, иначе мать прибьет меня до смерти. Колбасу едим с Юрчиком дня три и за молоком на рынок не ходим. Раз в месяц мать на свою зарплату в 600 рублей (если я правильно помню) устраивала в доме праздник. Получив какое-то количество денег, я направлялся в интересный рыбный магазин за углом Суворова на Кирова (Элизабетес). Этот государственный теперь магазин содержал бывший его частный владелец. Какой там был порядок? А какой выбор рыбных продуктов? Стоишь растерянный и продавец спрашивает: «Что господин желает?». Упадешь – не встанешь. Хоть и пацану, но всегда продаст и посоветует качественный товар. Икру на бутерброд дома мы не мазали, а раскладывали поштучно, и начинался пир.



Магазин на ул.Марияс. 1930-е гг. Магазин на ул. Суворова. 1951 г.

Надо отметить, что со временем блатная жизнь мне нравилась все меньше и меньше. Возможно, сказывалось и влияние нормальной школы, где меня со временем приняли в октябрята. Отход от блатной компании проходил тяжело. В системе «ниппель» существует только вход. В 1949 г. в моей жизни произошло очень много важных для меня событий. Я закончил 4-й класс, сдал первые в своей жизни экзамены, которые подтверждали законченное мной начальное образование. Мать очень радовалась моим успехам, т.к. сама она закончила в свое время только два класса, но письма отцу на фронт писала сама, хотя и не очень разборчиво. Дальше мне приходилось сдавать разные экзамены каждый год до 1966 г., но первые очень запомнились, тем более, что сдал я их довольно успешно. Вторым событием поделилась со мной моя мать. Она планировала вторично выйти замуж и спрашивала моего совета. Ее избранником был старшина дорожной милиции, бывший в войну артиллеристом, Антон Вегис. С дорожной милицией, располагавшейся рядом с домом, я уже раньше имел отношения, т.к. на чердаке одного из домов по ул. Меркеля в свое время нашел спрятанный кем–то пистолет ТТ и принес к себе в квартиру. Под нажимом старших пришлось отнести и сдать его в милицию. Мой потенциальный отчим носил форму, которая по рисункам напоминала мне форму городовых царского времени. Вполне возможно, что и брали ее из складов еще царских времен (Н.А.Верюжский: про царские склады и николаевские вензеля, конечно, фантазия, хотя и занятная). Черные суконные брюки заправлены в сапоги. На белой гимнастерке от шеи к правому боку располагался красный шнур, который крепился к нагану. На левом боку располагалась сабля. Как в такой сбруе можно было бегать по вагонам, преследуя разных нарушителей, для меня было большой загадкой. Но порядок на транспорте все же был. Будучи даже в те годы по житейски мудрым, я согласился, что матери нужно выходить замуж. Женщина она молодая и ей будет жить полегче, воспитывая мою сестру. Про себя я тут же решил, что жить с отчимом не буду, хотя еще не придумал, на что решиться. Хотелось облегчить жизнь матери. Правда, это не удалось, т.к. отчим прикидывался одиноким, хотя в г. Опочки у него была жена, которая бежала с немцами, оставив ему трех дочек с очень разными характерами. Вместо легкой жизни пришлось матери тянуть лямку по воспитанию всех четырех дочек.

Продолжение следует
0
12.01.2015 08:59:35
Читаю с интересом, особенно о рижском периоде, т.к. часто бывал в этом замечательном городе (проездом В Лиепаю, Усть-Двинск, Майори). Что-то не совсем ясно с "октябрятами"? Если уважаемый автор в 1949 году окончил начальную школу (4 класс), октябренком в середине 40-х он никак не мог быть, т.к. это "движение" началось гораздо позже - где-то в конце 50-х?!
Ссылка 0


Главное за неделю