Такой личностью, на мой взгляд, всегда был выпускник Морского кадетского корпуса К.А.Безпальчев, который начал службу еще в царском флоте на Балтике и принимал непосредственное участие в I Мировой войне. В 1917 г. женился и в этом же году в России случились две революции, в результате которых настроенные разными революционерами матросы начали уничтожать своих офицеров. Тех, которых Дыбенко с матросами уничтожить не успели, новая власть мобилизовала на службу в Красном Флоте. С этого времени практически в среде нового офицерского корпуса новой власти исчезает по существу гордое и красивое выражение «Честь имею!». Этому способствовало ускоренное, массовое производство в офицеры лояльных новой власти представителей и существование в армии и на флоте института полит. комиссаров. Безпальчев получает назначение в Ладожско-Онежскую флотилию. Служит добросовестно и уже в 1923 г. он служит на ЧФ старшим помощником крейсера «Коминтерн», где встречает на своем корабле прибывшего на практику курсанта 2-го курса училища им. Фрунзе Н.Г.Кузнецова – будущего Главкома ВМФ СССР. В это время на Черноморском флоте по службе офицер Безпальчев многократно пересекается с новоиспеченными флотскими командирами, будущими известными сталинскими адмиралами. Среди них:
В 1938 г. Юмашев становится командующим ЧФ, Кузнецов – командующим ТОФ, а Безпальчев арестован и только в 1940 г. восстановлен в кадрах. Служить ему дозволяется только в системе военно-морских учебных заведений. Такая судьба-злодейка. В 1945 г. Безпальчев назначен начальником Рижского нахимовского военно-морского училища. Если я довольно подробно описал, какую живописную, разношерстную толпу пацанов я встретил во дворе училища в 1949 г., то можно себе представить, что увидел он перед собой в 1945 г. Однако духом он, как личность, не пал и стал из этой толпы оборванцев ковать кадры для ВМФ СССР. Похоже, что образцом для себя в этой деятельности он взял порядки хорошо знакомого ему Морского кадетского корпуса, хотя на этой почве были у него конфликты с различными молодыми вышестоящими начальниками, включая и Главкома ВМФ Н.Г.Кузнецова. Продвижением в званиях его не баловали.
Учебный год новый набор начал очень старательно. Все было ново и интересно. У начальника училища постоянно были две проблемы: непрогнозируемое поведение воспитанников и слабый состав (за редким исключением) офицеров-воспитателей, которых мы называли «накипь флота». То же относилось и к помощникам офицеров-воспитателей. Зато педагогов набирал сам Безпальчев и это были специалисты своего дела. Английский язык преподавал бывший военный переводчик майор Эльянов. Русский язык и литературу преподавала майор Панина.
Эльянов Давид Иосифович. Панина Надежда Венедиктовна
Замечательно преподавалась мореходная астрономия и другие предметы. К сожалению не запомнил фамилии и этих талантливых педагогов. Ботанику (тычинки и пестики) преподавала очень красивая молодая женщина А.Г.Демурчян. Предмет этот среди нас популярностью не пользовался, хотя было интересно узнавать данные о «флирте цветов» и другие ботанические подробности. Отказать красивому педагогу в освоении ее дисциплины было просто неприлично. Обучали нас грамотные мастера столярным, слесарным и фрезерным работам. Было где изготавливать красивые кортики из напильников и финки с красивыми наборными ручками. Эта продукция регулярно изымалась из наших тайников офицерами-воспитателями и передавалась начальнику училища. За чашкой чая, которую подавал к приему гл. старшина Волков, начальник училища со знанием дела оценивал продукцию каждого мастера и после такой беседы контрабандную продукцию мы больше не выпускали. Такой был талантливый педагог. Еще начальник училища своей властью ввел, не предусмотренные программой, уроки танцев, которые проводила красивая супружеская пара. Большая часть танцев носила просто экзотические для нас названия : па-дэ-грас, па-дэ-патенер, па-д-эспань, полька, мазурка, полонез, вальс. Можно не сомневаться, что репертуар танцев времен своей учебы в кадетском корпусе, определял начальник училища. (Н.А.Верюжский: В Риге с нами мучалась и переживала балерина Рижского театра оперы и балета, а затем пришел танцор из ансамбля Балтийского флота. Они не были мужем и женой)
Сам Безпальчев нашел замечательного военного дирижера духовому оркестру училища. В актовом зале, где на первых рядах сидели офицеры-воспитатели и сам начальник училища К.А.Безпальчев с супругой Еленой Тимофеевной, военный дирижер знакомил нас с музыкальными произведениями русских классиков. Освоение всех предметов шло успешно и благодаря материальному стимулу. Те, кто успевал плохо, не получали увольнительную в город, а это был очень важный стимул, хотя рижан в роте было не больше 10 человек. Отдельно хочется отметить и заслугу начальника училища в обеспечении нас очень хорошим питанием. Продукты никто не воровал. Больше того, начальник училища прилагал большие усилия в обучении нас правильному приему пищи. Для начала он обучил этому наших офицеров-воспитателей. За столом мы усаживались взводом (классом) в 25-30 человек и распределялись по бачкам (котлам) в 6 человек. Стараниями начальника училища на столе появились мельхиоровые кольца, в которые заправлялись салфетки. Офицеры-воспитатели, обученные Безпальчевым, демонстрировали нам, как пользоваться салфетками, ножом и вилкой. Кушать надо было не спеша и красиво.
Некоторые из нас часть этих уроков освоили на всю жизнь. Но не хлебом единым. В училище, благодаря стараниям и инициативе начальника училища, работали различные кружки и спортивные секции. Помню, получил приз за фото яхты на фоне закатного солнца. А став заниматься в секции борьбы, распрощался с вредной детской привычкой - курением. Правда другие вредные привычки приобрел в общении с новыми друзьями. Одним из таких друзей стал ленинградец Володя Сидоров. Оба его родителя погибли, сам он побывал среди партизан в Ленинградской области. Лиха хлебнул на полную катушку. Курил и пил все, включая водку. Когда нас стали отпускать в увольнение в город, я, естественно, пригласил его в гости к маме. Володе у нас понравилось, особенно дядя Ваня. Этот мой дядя, помимо всего прочего, умел к праздникам готовить вкусную и хмельную брагу. На праздники несколько семей нашего дома собирались в большой квартире Ивана Трофимовича и весело гуляли. В основном дружно пели старинные русские песни. Дядя Ваня был и первым запевалой. Володе Сидорову очень нравилась вся эта компания. При этом он успевал разжалобить мою сердобольную мать и выпросить у нее три рубля на очень нужные вещи. Далее на эти деньги покупалась бутылка водки, которую мы распивали (неудобно было показать Володе, что я слабак) под мостом городского канала. После такой дозы море нам было по колено и душа звала на подвиги. День склонялся к вечеру и улицы пустели. Подговорив встреченную группу нахимовцев, мы старинную пушку от сада Дома офицеров утащили по улице до здания МВД, где эту кавалькаду пытался задержать дежурный милиционер. До нахимовского училища нам было рукой подать и вскоре через забор мы были дома. Все доложили дежурному о возвращении из увольнения и легли спать. Пушку кто-то вернул на место, но колеса обоих пушек у сада Дома офицеров заклепали.
Если такие «шалости» творили младшие, то можно себе представить, что могли себе позволить нахимовцы старших рот. Некоторые успели понюхать пороху в войну и даже имели боевые награды. Среди них был известный на всю страну негр Джим Паттерсон. А не столь известные в стране, но известные всему училищу братья-близнецы Тихомировы устраивали преподавателям на занятиях такие фокусы, что легенды об этом сохранялись годами. Нашему любимому, несмотря ни на что, начальнику училища, имевшему прозвище «Батя», приходилось терпеть и переживать все эти непредсказуемые выходки своих питомцев. Но свою сверхзадачу по воспитанию доверенных ему нахимовцев он никогда не прекращал.
К Новому году наша рота получила парадную форму, которую начальнику училища удавалось добывать из арсеналов еще царских времен. Фото в этой форме, где я с моим белорусским другом Ваней Дроздовым, хранится у меня до сих пор. Форма состояла из кителя со стоячим воротником и брюк из очень добротной черной шерсти. Брюки и китель были отделаны белым шерстяным кантом. На стоячем воротнике золотой нитью были вышиты два якоря, а на погонах также красиво вышиты буквы «Н» (времен царя Николая), которые с подачи начальника училища расшифровывались как «нахимовец». Спереди на кителе располагались два ряда блестящих медных пуговиц с якорями по шесть штук в ряд. Украшался фасад ярко начищенной медной бляхой с якорем. Сзади на кителе крепились еще четыре пуговицы. Чистить всю эту медь было большой морокой. Зато когда в такой форме, к которой еще добавлялись белые перчатки, три нахимовца, печатая шаг, вносили в учительскую женской школы (обучение в то время было раздельное) красиво написанное в кожаной папке приглашение на танцы, то учительницы вместе с директрисой впадали в легкий обморок. Про школьниц и говорить нечего.
Нахимовцы Виталий Минченко и Владимир Жиляев в парадных мундирах. Форма нахимовцев, существовавшая до конца 1940-х годов.
К воскресенью мы готовили к танцам актовый зал. Выносились из зала почти все стулья и натирался паркет. На танцы мы выходили в парадной форме, брюки наглажены, ботинки надраены до зеркального блеска, перчатки безукоризненной белизны. Учитель танцев присутствовал в обязательном порядке. Даму надо было пригласить на танец и вернуть обратно, как положено. Руки во время танца держать, где положено. За любое нарушение виновный попадал в красивый блокнот учителя танцев, а оттуда в блокнот командира роты. Увольнения в город такой нарушитель лишался автоматически. Так незаметно проходила зима и заканчивался учебный год, но учеба продолжалась. Младшие роты отправлялись в лагерь, старшие поротно практиковались на парусно-моторной, финской постройки, трехмачтовой деревянной шхуне с красивым названием «Нахимовец (Лавена)». В лагере для нас стояли такие же большие палатки, которые не текли. Шлюпки мы готовили известным порядком. Боцман мичман Гуляев старательно шлифовал наши знания морской практики. На всю жизнь запомнили флажной семафор. На уроках плавания осваивались различные стили.
Стрельбы из карабинов образца 1943 г. проводились на берегу Рижского залива. Гребные и парусные занятия на шлюпках уже были не в тягость. Аппетиты убавились и артели для дополнительного питания больше не создавались. Появилось больше свободного времени. А у меня появилось хобби. Лошадей я любил всегда, а тут появилась возможность проявить эту любовь на практике. Один из рыбаков, очевидно по договоренности с начальством, на своей лошади возил продукты с катера до камбуза, иногда выполнял и другие работы. Мое предложение помочь ему он принял с большой охотой. Лошадь я пригнал с пастбища и под присмотром и с консультацией хозяина запряг ее в телегу. Работы за этого хозяина на его лошади я выполнял часто и с удовольствием. После работы хозяин, который по-русски говорил с трудом, охотно разрешал мне отогнать лошадь на пастбище. Досадно было только, что лошадь была совсем не скаковая, а обычный битюг и заставить ее скакать было довольно трудно. Позже среди ребят я получил прозвище «моряк-подводник», но не обижался. Только много позже я понял, что любовь к лошади перешла ко мне с генами деда. Мой дед Трофим Жеглов в I Мировую войну был призван в армию. Русским языком он владел не очень справно, но скакать на коне хорошо умел с детства. Очевидно по этим причинам зачислен он был в Кабардинскую кавдивизию. Обучение владению саблей прошел успешно и отправлен на фронт. Воевал храбро, награжден двумя Георгиями и подучил русский язык.
С развалом страны и армии отправился георгиевский кавалер в родное село Кельдюшево. Очевидно, после его рассказов о службе в кабардинской дивизии, эта семья Жегловых получила надолго прозвище Габардиных. А тут началась Гражданская война и призвали Трофима Жеглова в Конармию к Буденному. Воевал он и тут храбро. В званиях не продвинулся, но две награды имел. Золотыми карманными часами, которые не шли, конармеец Т.Жеглов был награжден с выгравированной подписью Ворошилова. Позже, с такой же подписью, он получил в награду и массивный портсигар. Похоже, что обе награды были с погибших в войну белых офицеров. Все эти награды, как большую ценность, бабушка хранила за печкой и они сгорели во время пожара. Осталась только старая фотография, на которой запечатлен георгиевский кавалер Т.Жеглов со своим сослуживцем. Генная наследственность любви к лошадям проявилась и в обоих моих детях. В Отечественную войну 1941-1945 г деда по возрасту на фронт не призывали и он работал конюхом в колхозе. После войны было принято решение часть бракованных коней передать в помощь колхозам. Заставить строевых коней ходить в телеге очень не легко. Один из таких трофейных коней сильно ударил деда задними копытами в грудь и вскоре дед умер.
В августе все нахимовцы отправлялись в отпуска. Как настоящим военным людям, нам выдавались проездные документы с правом бесплатного проезда по железной дороге. Выписал я себе проездной до станции Арзамас и разными попутками добрался до села Кельдюшево. Хотелось посмотреть родину родителей. Дом Жегловых-Габардиных в большом селе нашел быстро. В доме еще жива была моя бабушка и тетушка с тремя дочками, моими троюродными сестрами. Очевидно, из уважения к моему деду, принимали меня, очень молодого морячка, с соблюдением старых деревенских традиций. Почти каждый день надо было идти в гости в очередную семью, выслушивать тосты моим покойным деду и отцу, пить бражку. Помогла практика, полученная мной у моего друга Володи Сидорова. Мужчин в селе после войны осталось совсем мало и основной рабочей силой в колхозе были женщины. Горбатились они за жалкие трудодни с раннего утра до вечера. Ели картошку и хлеб с добавкой лебеды. Картину эту мне, городскому жителю, видеть было необычно и тяжело. Особенно тяжело было видеть, как партийные инструкторы силой отбирают у жителей последние продукты в счет налогов. Одного такого проходимца, залезшего к бабушке в погреб, я встречал наверху с топором в руках. Конечно, я был сопляком перед здоровым мужиком, но моя решительность и, надо полагать топор, заставили его оставить все в погребе и отступить, пообещав мне всяческие государственные кары. К моему счастью кар никаких не было. Мои рассказы в училище не произвели большого впечатления, т.к. большая часть нахимовцев проводила отпуск у родителей и родственников в деревне.
Стараниями нашего начальника училища морскую практику мы получали, как выяснилось со временем, в очень приличном объеме и с хорошим качеством. Шлюпочные парусные походы на шестивесельных ялах и десятивесельных катерах (на последних ставились две мачты и поднималось три паруса) проводились не только по рекам, но и с выходом в Рижский залив. Проводились эти походы и до города Елгавы, где мы давали концерт местной публике. На шхуне «Лавена» осуществлялись и дальние морские походы. Шхуна имела 300 тонн водоизмещения. Двигатель в 225 л.с. позволял ей двигаться со скоростью в 7 узлов, а с добавлением парусов при попутном ветре и все 10 узлов. Самое главное ее достоинство - район плавания неограниченный. Три мачты несли косые паруса, а на рее фок-мачты располагался и прямой парус. От бушприта к фок-мачте тянулись стаксель и два кливера. Шхуна могла с трудом вместить одну роту в свои два трюма-кубрика. Спали, где только можно, в том числе и в подвесных койках, которые днем крепились на верхней палубе. Утром, вместо зарядки, надо было долго бегать по вантам на мачты с одного борта на другой. Аппетит на свежем воздухе всегда был отменным, но не у всех. Когда штормило, то некоторые кушать в кубрике не могли и для них на палубе всегда стояла бочка с селедкой. Осуждения таким людям никогда не было. В пример ставился знаменитый адмирал Нельсон, который регулярно блевал во время шторма. Зайти после ночной вахты в кубрик было не просто – спертый воздух от большого количества людей в тесном помещении валил с ног. Тем приятнее было в конце похода сойти на берег. Походы на шхуне у нас были в Выборг, Таллин и Ленинград с заходом на базу подводных лодок на острове Лавенсаари. Почти каждый поход нас сопровождал наш капитан I ранга К.А.Безпальчев.
Примечание. Н.А.Верюжский: К.А.Безпальчев не мог сопровождать нахимовцев во время их плавания на шхуне. Ещё в середине 1951 года он приступил к формированию Балтийского ВВМУ. А в декабре 1951 года начальником Нахимовского училища стал капитан 1 ранга А.И.ЦВЕТКОВ.
Начальник Рижского Нахимовского училища капитан 1-го ранга К.А.Безпальчев среди личного состава шхуны "Нахимовец" ("Амбра", "Лавена";)
Он следил, чтобы мы максимально знакомились с морем и морской службой, лично знакомил нас с историей и культурой городов, которые мы посещали. В Выборге, помимо старинной крепости, находился живописный парк, созданный, очевидно, еще при Петре I, с красивым французским названием «Мон репо» (Мой отдых). Жители Таллина встречали нас не очень гостеприимно. Во время войны крейсер «Киров» вынужден был сделать несколько залпов по немецким танкам, обстреливающим наши суда на рейде. Впечатления от стрельбы главного калибра крейсера надолго остались в памяти жителей Таллина. В Питере, моем родном городе, после знакомства с многочисленными архитектурными памятниками, начальник училища сводил нас в Мариинский театр. Посещение базы подводных лодок оставило много впечатлений и дало пищу для многочисленных размышлений. Отношения молодого лейтенанта и капитана I ранга, командира дивизиона, были уважительными с соблюдением всех правил субординации, но без пренебрежения к младшим по званию, характерного для береговых офицеров и даже офицеров надводных кораблей (уважительному отношению к подчиненным всегда учил нас наш начальник училища). По договоренности командиров, наш рацион на камбузе пополнился аппетитными сухими пайками подводников. У многих матросов на подводных лодках срок службы на тот период насчитывал восемь лет.
Отдельным событием для нахимовцев было участие в военных парадах на Красной площади в Москве. В течение месяца мы жили в казармах на Красной Пресне и трамбовали асфальт, готовясь к параду. В это время наш Безпальчев всегда находил возможность свести нас в Большой театр. Лично мне довелось участвовать в парадах пять раз. На одном из них застал на трибуне Мавзолея И.В.Сталина, а в Мавзолей нас водили показать В.И.Ленина. Позже, на одном из очередных парадов, нам показывали в Мавзолее уже В.И.Ленина и И.В.Сталина вместе. Правительством страны или главкомом ВМФ СССР Н.Г.Кузнецовым в 1951 г. было принято решение организовать в Риге новое ВВМУ. Организовать и возглавить это высшее военно-морское училище было поручено известному специалисту капитану первого ранга К.А.Безпальчеву и он блестяще справился и с этой задачей. А наша жизнь в Рижском нахимовском училище год за годом шла по заведенному Безпальчевым порядку до 1953 г. В этом году 5 марта умер И.В.Сталин. Мы, нахимовцы, вместе со всей страной искренне скорбели по поводу смерти вождя. Сам я каждый день записывал в тетрадь бюллетени по состоянию здоровья Сталина. В верхах было принято решение расформировать РНВМУ. Две роты старших классов решено было отправить в г. Ленинград в состав ЛНВМУ. Так я снова оказался в своем родном городе. Многие порядки в ленинградском нахимовском училище, которым командовал капитан I ранга Грищенко, показались нам непривычными.
Грищенко Григорий Евтеевич
Перед началом учебного года мы узнали радостную вещь, что нашему любимому и уважаемому К.А.Безпальчеву было присвоено наконец давно заслуженное им звание контр-адмирал. С ленинградскими нахимовцами у нас все время шло соревнование во всем и, мне кажется, школа Безпальчева позволяла нам часто выходить победителями. Победителями мы были по качеству морской подготовки, знанию английского. По умению управлять парусной шлюпкой конкурентов у нас не было. Уступали мы ленинградцам в борьбе и гимнастике, но побеждали в боксе. В танцах ленинградские нахимовцы нам проигрывали полностью. Даже в такой детали, как парадная форма, мы выглядели предпочтительнее для ленинградских девочек, которые быстро уловили небольшую разницу в наших погонах. На наших были вышитые золотой ниткой старорежимные буквы «Н», а в городе Ленина золотое шитье было удалено и буква «Н» нарисована красной краской по шаблону. В училище работали спортивные секции, но такого целенаправленного приобщения к культуре не было. Положение спасало само пребывание в замечательном городе Ленинграде с богатой историей и культурой. Выпускные классы училища жили на легендарном крейсере «Аврора», который стоял у стенки, рядом со зданием учебного корпуса. В белые ночи мы с грустью наблюдали в иллюминаторы, как по набережной гуляли выпускники гражданских школ.
Знакомству с Ленинградом мне очень помогали коренные ленинградцы - родители моего друга-нахимовца Юры из Риги. В Риге его воспитывали бабушка с дедушкой, которые попали в эвакуацию из Ленинграда с военным авиационным училищем, как и мои родители. Рассказы старшего поколения наших родителей были мне очень интересны. Изучать свой город, в котором я родился, старался усиленно и с удовольствием. Побывал на улице Красного Курсанта и посмотрел дом, в котором я родился. С удовольствием общался со старым поколением коренных ленинградцев. Интересные и очень интеллигентные люди. Когда попал в Ленинград через двадцать лет, то пришлось отметить, что население города очень изменилось и не в лучшую сторону.
Учеба в нахимовском училище подходила к концу. Нахимовцы, окончившие учебу успешно, направлялись в высшие училища, остальные - в средние военно-морские училища. Но первым заказчиком на нахимовцев было ВВМУ подводного плавания. Оттуда прибывала медицинская комиссия, специалисты которой проводили строгий отбор. Меня забраковала доктор, которая определяла способность различать запахи. Перед ней стоял набор маленьких пузырьков с различными растворами (запахами). Когда я очень неудачно определил запахи многих пузырьков, доктор подала мне в сердцах баночку, в которой она держала шпатели, и я очень уверенно определил, что там спирт. Эту комиссию я не прошел и был направлен в в город Севастополь.
Признаюсь направление меня устроило по трем причинам : Черное море теплее Балтийского, Севастополь - город герой, из нахимовского училища в училище Нахимова мне казалось хорошим предзнаменованием.
Продолжение следует
