Учусь на флагманского ракетчика
Служба на Дунае закончилась в 1959 году, когда я был зачислен слушателем на факультет флагманских специалистов ракетно-артиллерийского оружия надводных кораблей Высших специальных офицерских классов ВМФ.
Я вместе с семьей перебрался в Ленинград. Учеба на классах запомнилась как изнурительная, затянувшаяся на 8 месяцев экзаменационная сессия, которую я сдал на “отлично”. На мраморных досках у входа в актовый зал классов золотом отмечены, по крайней мере, две фамилии из нашего выпуска: В.В.Бочаров – 1959 год и Л.В.Карасев – 1960 год. Это, без ложной скромности, вклад в копилку чести нашего выпуска.
В одной группе со мной учился Коля Лапцевич. Мы близко сошлись и стали дружить семьями.
Севастополь
После окончания высших офицерских классов в июне 1960 года получил назначение в распоряжение командующего Черноморским флотом. Известно, что 1960 год вошел в нашу историю, как год сокращения Хрущевым Вооруженных Сил на 1 миллион 200 тысяч человек. Этот “кульбит” большой политики поломал судьбы многих офицеров. Мне кажется, что и нынешний министр обороны маршал Сергеев – следствие тех событий. Он после окончания Черноморского ВВМУ сменил флотскую форму одежды, что конкретно для него оказалось благом. Коснулось это “мероприятие” и многих из нас. Например, сменили черную форму одежды на зеленую Виктор Хмарский и Виктор Бочаров. Меня, как говорится, Бог миловал. Я думаю, что не последнюю роль в моей судьбе сыграло то обстоятельство, что я окончил классы с отличием и приобрел там некоторые знания по ракетному оружию. В этом же году я получил назначение на должность командира БЧ-2 , переоборудованного из и предназначенного для испытаний новых образцов ракетного оружия ВМФ. Через год на этот корабль штурманом пришел и наш однокашник Боря Пукин.
Нет смысла расписывать, какой прекрасный был до распада Союза город Севастополь. К нашему приезду он был полностью заново отстроен и продолжал строиться. Следов войны почти не осталось, не говоря уж о тех руинах, которые мы видели во время нашей практики в 1950 году. Однако, в бытовом отношении нам было трудно. До 1962 года мы снимали частное жилье на Корабельной стороне. В конце 1961 года я начал строить себе квартиру – был назначен начальником стройки хозяйственным способом отдельного дома для жилья семей офицеров и мичманов.
Пока корабль наш переоборудовался на заводе под новое назначение, с корабля была выделена бригада матросов и старшин. Я был назначен над ними старшим, а в помощь мне был придан прораб из строительной конторы. Мы переоборудовали под квартиры одну из бывших казарм на Корабельной стороне, рядом с учебным отрядом подплава, напротив . Получилась 21 квартира. В начале 1962 года меня сменил другой начальник стройки, но мне уже была обещана квартира в этом доме. Надо сказать, что командование сдержало свое слово, и летом 1962 года я получил первую в своей жизни квартиру, которую сам и построил. Думаю, что не последнюю роль в решении командования дать мне квартиру, сыграла моя тяжелая болезнь.
В марте 1962 года прямо с корабля, на баркасе, меня отправили в , в котором поставили страшный диагноз: “субрахноидальное кровоизлияние под оболочку в мозг”. “Кондратий” чуть не прибрал меня к рукам. Неделю был без сознания в реанимации, затем еще три месяца – в госпитале, из них два месяца не отрывал головы от подушки. Потом с помощью приставленного ко мне физкультурного доктора заново учился ходить. Вечная благодарность врачам, сестрам и флагманскому невропатологу Черноморского флота полковнику В.С.Захарову! Они меня вернули почти с того света и поставили на ноги. В чем причина болезни – не знаю. И врачи не сказали, видимо, и они не распознали. Может быть, осложнение после гриппа, на которое наложилась тяжелейшая служба под началом А.И.Абдрахманова.
Кровоизлияние было не одномоментное, как при инсультах. Постепенно, как говорили врачи, сквозь стенки истончившегося мозгового сосуда кровь микродозами просачивалась в спинномозговую жидкость, для которой кровь – страшный яд.
Почему я пишу об этом так подробно? Потому, что эта болезнь – одна из основополагающих вех в моей службе и жизни. Нечего было и говорить, что мне было можно продолжать службу в плавсоставе. При такой болезни мне полагалась первая группа инвалидности. Но благодаря опять же полковнику медицинской службы В.С.Захарову, к счастью, этого не произошло. Он возглавлял военно-медицинскую комиссию. И перед заседанием медкомиссии мне сказал, что от моего желания и от его голоса будет зависеть решение комиссии. А как я должен был поступить? У меня “на руках” целиком зависящие от меня жена и две маленькие дочки. И я сказал Виталию Сергеевичу: “Мне надо служить”. “Хорошо – ответил он, – ты будешь служить, но только не на кораблях”.
Так я был признан негодным к службе в плавсоставе, годным к службе на берегу и ограниченно годным (какой-то степени) в военное время. И тут мне опять повезло. Во-первых, я получил квартиру. Нет смысла распространяться о том, какое это было счастье для всей семьи. Во-вторых, друзья-сослуживцы нашли мне хорошее место на берегу. За год до моей болезни в Севастополе на территории седьмого учебного отряда был организован 90-й учебный центр для подготовки индонезийских моряков к освоению передаваемых Индонезии наших крейсеров и эскадренных миноносцев. В это время был пик наших дружеских отношений с Индонезией. Тогда, при Хрущеве, мы расширяли свое активное влияние, в том числе и в Юго-Восточной Азии.
Я был назначен на должность преподавателя артиллерийского цикла этого учебного центра в сентябре 1962 года. К моменту моего назначения очередной поток индонезийцев для учебы еще не прибыл в Севастополь. У меня было насколько свободных месяцев, за которые я подготовился к занятиям, готовил конспекты и потихоньку восстанавливал силы после болезни.
От учебного центра до моего дома ходьбы было всего минут семь. Где еще могли быть для меня такие условия? Силы я восстановил, и уже летом 1963 года играл в волейбольной команде на первенство Севастопольского гарнизона среди офицерских команд, чем вызвал восторг, удивление и крайнюю озабоченность полковника В.С.Захарова, который случайно наблюдал за одной нашей игрой.
Служба в учебном центре – это мое первое знакомство с иностранцами. В нашем коллективистском понимании индонезийцы выглядели крайними индивидуалистами. И мы всеми силами стремились привить им наши нормы коллективных отношений и советского образа жизни. По-моему, в этом мы достаточно преуспели. До нас доходили слухи, что еще при Сукарно все экипажи кораблей, подготовленные в нашем центре, по прибытии в Индонезию расформировывались, моряков разбрасывали по разным кораблям. А при Сухарто, я думаю, многие серьезно пострадали.
Учить индонезийцев было интересно, но и очень сложно. Преподавали мы им специальные дисциплины на русском языке. Перед началом специальной учебы они проходили курс русского языка. Учили, начиная со строения вещества и кончая специальной электротехникой и материальной частью оружия, которое было установлено на передаваемых Индонезии кораблях. Очень интересными были совместные культурные и спортивные мероприятия. У меня осталось много фотокарточек того времени.
С точки зрения карьеры и совершенствования по специальности центр ничего не давал. Передавали мы индонезийцам эсминцы проекта 30-бис и . Остались хорошие воспоминания о дружном сплоченном коллективе артиллерийского цикла во главе с его начальником капитаном 2 ранга В.Бобылевым.
В мае 1964 года очередной раз попал в жернова большой политики. В Индонезии произошел государственный переворот. К власти пришел Сухарто – ярый антикоммунист, диктатор. И наш учебный центр прекратил свое существование. Меня продолжала вести рука проведения.
После расформирования учебного центра преподавателей разбросали кого куда, аж до окраин необъятной страны. Немногие остались в Севастополе. Одним из оставшихся был я. При содействии сослуживца по циклу, капитана 2 ранга Юстмана (до учебного центра он был командиром БЧ-2 крейсера проекта 68-бис), получил назначение в на должность начальника кабинета ракетного оружия – помощника флагманского специалиста ракетного оружия бригады. Бригада базировалась в бухте Карантинная. Стал выходить в море на ракетных катерах и неоднократно участвовал в ракетных стрельбах. Тогда интенсивно осваивались новые катера проекта 205, вооруженные ракетным комплексом “Термит”. Опыт службы в этой бригаде пригодился мне в последующем при работе в 1-м ЦНИИ МО.
Служба в бригаде была очень напряженной. По пять раз в месяц приходилось заступать оперативным дежурным по бригаде. Изматывающее, тяжелое дежурство. Катеров каждый день в море выходило много: на стрельбы, на мерную милю, на отработку задач боевой подготовки, которая была очень интенсивной. И каждого командира катера надо было проинструктировать по документам, по связи и опознаванию. С каждым надо было держать связь, постоянно знать, где он и что делает, быть под пристальным оком оперативного дежурного штаба флота, начальника штаба и командира бригады. А бригада была боевая, вернувшаяся с Кубы после Карибского кризиса. Командовал бригадой весьма суровый комбриг – капитан 1 ранга Шкутов, который за карибские события был награжден орденом Ленина. В бригаде меня снова свела судьба с Буйновым Виктором Михайловичем, который в 1951 году руководил нашей курсантской практикой на торпедных катерах в губе Долгая на Севере. Здесь он был уже начальником штаба бригады. Катерник до мозга костей. Затем он стал комбригом на Тихоокеанском флоте, а окончил службу командующим Каспийской флотилией.
Незабываемое путешествие
Мой учебный кабинет ракетного оружия считался лучшим на Черноморском флоте. Мною впервые была сделана попытка ввести электронное программное обучение специалистов. Изучать в класс неоднократно приходило и командование флота. Видимо, это и послужило одним из оснований для того, чтобы рекомендовать меня летом 1965 года в командировку в Объединенную Арабскую республику Египет в составе группы советских военных специалистов для оказания помощи египтянам в строительстве военных сооружений и в освоении военной техники, которая еще со времен Хрущева интенсивно нами передавалась Насеру. Моей задачей было собрать необходимые данные и подготовить проект технического задания на разработку и создание учебных классов по ракетному комплексу, установленному на катерах, передаваемых египтянам.
Учебные классы должны были быть созданы в городе Александрии, где базировался флот египтян и размещался штаб их ВМС. В составе группы специалистов были еще два флотских офицера. Их задачей было помочь арабам в создании технических позиций и ремонтной базы комплексов ударного ракетного оружия катеров. Командировка длилась более месяца, была чрезвычайно интересной во всех отношениях и насыщенной всякими событиями. Принимали египтяне нашу делегацию по высшему разряду. Известно, что на это время пришелся пик нашей дружбы с Насером (может, чуть раньше, когда у власти был еще Хрущев). Заканчивалось строительство Асуанской плотины на Ниле. Развивалось интенсивное военное сотрудничество.
Довольно любопытно, как я добирался до Египта. Я и еще двое были посланы вдогонку основной группе специалистов. В начале августа 1965 года, после прохождения военного совета Черноморского флота в Севастополе, военного совета при 11 главном управлении Генерального штаба в Москве и экипировки во все гражданское на складах 11-го ГУ, мы перелетели на АН-12 из подмосковного аэродрома на аэродром военной транспортной авиации в Кривой Рог. Переспав ночь, на следующее утро перелетели в Симферополь, откуда, после оформления таможенных формальностей и пополнения запаса водки, которую, как нам сказали, с нетерпением ждали в Каире наши советники, полетели в Каир через Турцию. По команде командира АН-12 при взлете и посадке мы, то есть три пассажира, перебегали из носа в корму и обратно для дифферентовки самолета.
Прилетели в Каир во второй половине дня. Вышли из самолета и задохнулись от дикой жары. Это был жуткий контраст. Летели-то мы в грузовом отсеке АН-12 на высоте около десяти километров и замерзали от холода. За день до нашего прилета с одним из группы прилетевших в Каир специалистов прямо на аэродромном поле случился солнечный удар. Меня, слава Богу, пронесло, если ко всему прочему учесть, что со мной было два года назад, и что я обманул медицинскую комиссию в Севастополе.
Переночевал в гостинице “Грин Вел”. На следующий день утром в аппарате наших главных военных советников, которые размещались в посольском районе на острове Замалек на Ниле, мне дали билет на поезд до Александрии и записку на арабском языке, которую я должен был показать таксисту в Александрии, чтобы он отвез меня, куда мне надо. И одного, без сопровождающего, посадили на поезд Каир-Александрия.
Добрался я до Александрии и до наших военно-морских советников благополучно. Уже вечером я пил с ними бренди “Бык” на десятом этаже гостиницы “Гайд Парк” с видом на шикарную александрийскую набережную и бухту.
Быстрая, всего лишь за три дня, смена страны, ситуации, климата и впечатлений: Севастополь – Москва – Кривой Рог – Симферополь – Каир – Александрия! Это запомнилось на всю жизнь! О Египте даже мечтать было невозможно! О чем рассказать, сразу и не решишь. С работой я справился вроде бы неплохо, хотя для меня все это было впервые. Очень помогли старшие товарищи в группе (в зеленом), для которых, как оказалось, подобные командировки – дело привычное. Ярчайшее впечатление оставили: туристская поездка в Порт-Саид; поездка под Александрию на специально для нас оборудованный пляж на пустынном побережье Средиземного моря; прогулки по Александрии и Каиру; поездка в Гизу и осмотр Египетских пирамид; парад 24 августа в Каире по случаю дня независимости республики, где мимо наших трибун медленно в открытой машине проехали Нассер и Амер в окружении телохранителей (запечатлено на фото); приобретение сувениров и подарков домашним. Все окутано экзотическим флером. И заключительный, организованный специально для нашей группы, прием в загородном стрелковом клубе для высшего египетского офицерства в известном пригороде Каира – Гизе, в непосредственной близости от сохранившегося до наших времен седьмого чуда света – пирамид. Одна из стен клуба, выходящая в сторону пирамид, была из стекла. Трудно передать чувство восторга от увиденного: на фоне абсолютно черного неба, усыпанного яркими звездами, возвышаются специально подсвеченные пирамиды Хеопса, Микерина и Хефрена, а также сфинкс.
В банкетном зале нас обслуживали по специальному ритуалу негры-суданцы в красных халатах и чалмах, расшитых золотыми позументами. В тот раз я впервые попробовал виски, которое большого впечатления не оставило.
Египетские пирамиды – это фантастическое зрелище!
Это все праздничные впечатления, но была и интересная проза. Например, как меня обокрали в Александрии, и что из этого вышло. Иногда я ездил в выходные дни и по вечерам в русский культурный центр, организованный в пригороде Александрии в бывшем дворце . В это время в Египте было много русских, особенно строителей Асуанской плотины, которые на отдых приезжали в Александрию. Уютное место с библиотекой, кинозалом, теннисными кортами и волейбольными площадками. Туда от моей гостиницы надо было ехать на автобусе вдоль знаменитой Александрийской набережной километров десять-пятнадцать. Автобус обычный рейсовый, условно разделенный на два класса. Для того, чтобы автобус остановился, где тебе надо, необходимо было дать знать шоферу, дернув за веревочку колокольчика. В очередной раз я так и поступил на обратном пути в гостиницу. Помню, автобус был набит арабами битком. У гостиницы я сошел, автобус тронулся дальше. Уже подходя к гостинице, я обнаружил отсутствие в заднем кармане брюк кошелька. А в кошельке были: билет на поезд Александрия – Каир, полтора фунта египетских денег и таможенная квитанция на 21 рубль и сами деньги, которые мне разрешили взять с собой таможенники в Симферополе, когда мы вылетали из Союза.
Вот эти деньги и квитанция стали причиной некоторых неприятностей. Мне пришлось сообщить о пропаже своему главному, а тот, ввиду “серьезности” дела, велел обратиться в наше , что я на следующий день и сделал. Помню прекрасное здание консульства – тоже, наверно, одна из бывших резиденций короля или его приближенных. Большой зал, в глубине которого стол, а за столом – сам консул. Выслушав меня, он сказал, что дело серьезное и что, когда я буду в Каире, то должен обратиться с этим вопросом в наше посольство. Ну, думаю, влип. “Впрочем, – сказал консул, – приходите ко мне завтра”. Естественно, я пришел в консульство на следующий день. В зале был тот же консул и еще какой-то неприметный, невдалеке сидящий человек. Позднее до меня дошло, что этот незаметный – “из органов”. Консул прочел мне мораль о потере бдительности, вызвал секретаршу и продиктовал ей справку, которую я до сих пор храню, как реликвию: “Справка, выдана настоящая гражданину СССР Карасеву Леониду Васильевичу о том, что у него в г. Александрии ОАР во время командировки были похищены 21 (двадцать один) рубль советских денег. Удостоверяю. Генеральный консул СССР в г. Александрии ОАР” и подпись, а также большая гербовая печать. Забегая вперед, скажу, что справка мне не понадобилась. Возвращались мы обратно всей делегацией на теплоходе “Латвия” через Одессу. А одесские таможенники посчитали наше пребывание в Египте очень недолгим и не заслуживающим внимания.
О том, как мы возвращались, тоже стоит немного рассказать. Плыли мы по маршруту: Александрия – Пирей (Греция) – Стамбул (Турция) – Констанца (Румыния) – Одесса. В Александрии бывалые наши люди предупредили, что в Пирее мы будем стоять часа четыре, не меньше, и есть возможность побывать в Афинах, чтобы поглазеть на Афинский акрополь, Парфенон и другие достопримечательности. Афины от Пирея примерно в часе езды. Денег нам дадут мало. На такси хватит только в один конец. Но в Пирее работают три русских таксиста, выходцы из СССР или потомки выходцев из России. Одного зовут Костя-одессит, второго – Ильюша-Муромец за его мощный вид, а имя третьего не помню. Эти ребята всегда приезжают в порт к приходу русского теплохода. И прекрасно знают, что денег у русских хватит только до Афин. Они с удовольствием, несмотря на то, что себе в убыток, из любви к бывшим соотечественникам возят русских до Афин и обратно за полцены.
Прибыли мы в Пирей в начале сентября 1965 года, а там накануне были сильнейшие народные волнения, связанные с какой-то сменой власти. Порт пустынен, кругом мусор, битые стекла, бутылки. Сошли мы с теплохода последними, так как таможенники досматривали теплоход часа два-три. Стоим на берегу и думаем, что делать. А делать нечего, кроме как гулять по Пирею. И вдруг, как в сказке, подъезжают два такси. Из одной машины вылезает маленький сухонький человек. “Русские?” – спрашивает. Мы отвечаем, что русские. “Очень хорошо, – говорит, – я – Костя-одессит, а там, в другой машине – Ильюша, сейчас подъедет третий”. Все так и получилось, как нам говорили. Повезли они нас в Афины, точнее к Афинскому акрополю и Парфенону. Там мы подышали воздухом древней Греции, сфотографировались на фоне Парфенона. Костя-одессит оказался бывшим тренером “Спартака” и был в курсе всех наших футбольных дел, в частности, все знал об Эдуарде Стрельцове.
Вот он – знаменитый храм Афины Парфенос на Акрополе, посмотреть на руины которого съезжаются люди со всего света
Хорошо нас встречал Стамбул. С оркестром на молу, который играл русские мелодии, с радостной толпой на причале. Побывали мы на Стамбульском базаре и в знаменитой Голубой мечети.
Расставание с Севастополем
После прибытия в Севастополь судьба сыграла со мной (конечно, не без моего согласия) очередную “шутку”. Началось мое возвращение в родной и любимый Ленинград, но не напрямую, а через Николаев. Порой мне кажется, что обратная дорога в Ленинград началась прямо с Дуная!
Вернулся в свою бригаду ракетных катеров, учил, кого надо, устройству ракетного оружия и основам его боевого использования, регулярно стоял оперативным по бригаде, ходил на ракетные стрельбы и делал массу других флотских дел. Попутно воспитывал двух дочерей и потихоньку окончательно восстанавливал здоровье.
И вот однажды, осенью 1965 года, приехал в Севастополь из Николаева районный инженер военной приемки, начальник военных приемок всех южных судостроительных заводов и конструкторских бюро, капитан 1 ранга Грушин. Он набирал кадры в военную приемку в связи с новой программой военного кораблестроения и открывшимися вакансиями. В отделе кадров флота ему в числе других кандидатов рекомендовали и меня. Состоялась моя беседа с ним в гостинице “Украина”, где он остановился. Я ему, наверно, понравился. К тому времени я уже кое-что слышал о военной приемке, как об одной из элитных структур флота, поэтому дал согласие на должность военпреда на Черноморский судостроительный завод в Николаеве. С женой я не посоветовался, что само по себе неправильно, но в данной ситуации было принято единственно верное решение. Жена мое решение о переводе в Николаев приняла в штыки. Ее понять можно: Николаев – не Севастополь. Влюбленность в красавец Севастополь, только что полученная квартира и с трудом налаженный быт, школьницы – дети, нежелание вновь переезжать на новое место – неотразимые доводы жены. Ехать в Николаев она категорически отказалась. Но и меня тоже понять надо: бесперспективность службы в занимаемой должности угнетала.
Два взаимоисключающих мнения в семье сыграли, как это ни странно, положительную роль в нашем переезде в Ленинград в дальнейшем.
Николаев
Осенью 1965 года я оказался в Николаеве. Если память не изменяет, таких, как я, из Севастополя прибыло еще трое. В бытовом отношении, конечно, было не очень хорошо. Снимал частное жилье. Сначала один, потом на пару с Витей Четвериком, тоже переведенным из Севастополя. Он страстный рыбак, прекрасный специалист и радиолюбитель, при мне собравший хороший телевизор. В начале 1967 года получил комнату в гостинице – офицерском общежитии. С деньгами тоже было туго. Семья – в Севастополе, я – в Николаеве. Оклад у военпреда не ахти какой, “плавающих” нет. Домой, в Севастополь, приезжал раз в полтора-два месяца. Добирался на автобусе более полусуток. Питался скудно, зато “шила” было вдосталь. Служба и работа были по душе.
Приняли меня в ракетно-артиллерийской группе приемки очень хорошо. Заместитель старшего военпреда капитан 2 ранга Матвеев Лев Николаевич оказался тоже родом из Ленинграда. Из Ленинграда был и Леня Ферапонтов, впоследствии военпред в Невском ПКБ в Ленинграде – головном бюро по проектированию наших авианосцев. Свобода в обращении, полугражданская служба и интересная работа с новейшей техникой и людьми, ее создающими. Строились новые корабли, на них устанавливались новые образцы оружия. Все это очень мне помогло в дальнейшем в обретении соответствующего качества как специалиста – прикладного ученого в 1-м ЦНИИ МО.
К моменту моего появления в Николаеве на Черноморском заводе уже велось интенсивное строительство наших первых авианесущих кораблей – вертолетоносцев проекта 1123: головной – “Москва”, второй – “Ленинград”. В конце концов, в верхах победила идея, за которую в свое время пострадал уважаемый всеми моряками адмирал флота Советского Союза Н.Г.Кузнецов: авианесущие корабли необходимы флоту.
Одновременно с проектированием (Невское ПКБ) и строительством корабля разрабатывались для размещения на нем и новейшие образцы оружия и вооружения. В моем ведении находились зенитные ракетные комплексы (ЗРК). Головной (главный конструктор Г.Н.Волгин, ВНИИ “Альтаир”) проходил испытания на опытовом корабле ОС-24, командиром БЧ-2 которого в то время был я. Во время государственных испытаний головного вертолетоносца не сходил с корабля почти полгода.
Весной 1967 года на завод приехала группа специалистов отдела вооружения 1-го ЦНИИ МО – головного института военного кораблестроения во главе с начальником отдела капитаном 1-го ранга Горшковым Николаем Ивановичем. Одна из важнейших функций института – научно-техническое сопровождение вновь проектируемых и строящихся кораблей ВМФ. Вот для этого группа и прибыла в Николаев на завод и в нашу военную приемку.
Попутно надо было посмотреть, а не найдется ли в военной приемке нужный отделу вооружения специалист. Вакантное место имелось. Глаз положили на меня. Был дан запрос в Главное управление кораблестроения ВМФ. И в сентябре 1967 года приказом главкома я был переведен на службу в 1-й ЦНИИ МО в Ленинград! Глубоко признателен Александру Михайловичу Ярукову – выпускнику нашего училища 1952 года. Напомню, что в училище он был сталинским стипендиатом и знаменосцем нашего парадного расчета. Дело в том, что в упомянутой группе специалистов 1-го ЦНИИ был и он, к тому времени капитан 3 ранга, старший научный сотрудник. Именно он при просмотре моего личного дела обнаружил, что я выпускник того же училища и замолвил доброе слово за меня.
Вот так, по прошествии четырнадцати лет, я вернулся в безгранично любимый мною Ленинград. Была вроде бы цепь случайных событий, но я считаю, что все события выстроились в закономерный ряд, который и привел меня в Ленинград, разумеется, не без моего активного участия. Трудно представить, кем был бы я, в каком положении была бы моя семья сейчас, после распада Союза, и что бы мы делали в Николаеве или Севастополе? Воистину, что ни делается, все делается к лучшему.
При всей трудности бытия в Николаеве я очень благодарен военной приемке и хорошим людям, окружавшим меня, за науку и практику. Там я познал азы военного кораблестроения и новейшую технику. Это помогло мне достаточно быстро адаптироваться в институте.
Ленинград
После приезда в родной город, особенно в первое время, восторгам моим не было предела. Со службы домой я ходил пешком по маршруту: улица Чапаева от Гренадерского моста – улица Куйбышева – Кировский мост – Марсово поле – Садовая – Дзержинского – Загородный – Бронницкая у Технологического института. Жил я у мамы два с половиной года, пока менял квартиру в Севастополе на Ленинград.
Несколько слов об учреждении, в котором я прослужил и проработал более 30 лет, где нашел свое окончательное место на флоте и в жизни.
Первый центральный научно-исследовательский институт военного кораблестроения МО РФ () является головным институтом в области кораблестроения. Прообразом этой специализированной научной организации, разрабатывающей основы технической политики строительства флота, стал учрежденный в 1801 году “Ученый комитет”. Менялись с годами структура “Ученого комитета” и его названия, совершенствовалась его деятельность, но неизменным оставалось стремление руководства российского, а затем советского флота сосредоточить в нем усилия по определению научно-обоснованных перспектив развития кораблей, по применению новейших достижений науки и техники в военном кораблестроении. Возрастание роли науки в строительстве флота привело к созданию в 1931 году, в дополнение к существующему Научно-техническому комитету военно-морских сил (НТКМ), научно-исследовательского института военного кораблестроения (НИИ ВК), формирование которого было завершено 2 сентября 1932 года. Эту дату принято считать днем рождения 1 ЦНИИ МО. С января 1948 года институт размещается в зданиях бывших казарм лейб-гвардии гренадерского полка, расположенных на берегу реки Карповки. напротив Ботанического сада.
При непосредственном участии Института возрождался отечественный военно-морской флот в довоенный период и создавался современный ракетно-ядерный океанский флот в послевоенный период. В 1970-е и 1980-е годы в создании новых кораблей и их оружия и вооружения принимал активное участие и я, начиная с исследований в области программ военного кораблестроения, проектирования кораблей, научно-технического сопровождения проектирования кораблей в ЦКБ и КБ и кончая испытаниями и отработкой кораблей и оружия. В предыдущей короткой фразе вместились огромный объем собственных работ и взаимодействие с десятками конструкторских бюро и НИИ ВМФ и промышленности, занимающихся проектированием и созданием как собственно кораблей, так и их оружия, вооружения и техники. Сотни командировок по стране “от Москвы до самых до окраин”: Москва, Севастополь, Одесса, Николаев, Херсон, Феодосия, Зеленодольск, Нижний Новгород, Хабаровск, Таллинн, Калининград, Балтийск и так далее. При моем непосредственном участии (под проектными чертежами стоит моя подпись) были созданы новые эсминцы, ракетные катера, авианесущие корабли, суда плавучего тыла и корабли на новых принципах движения. Смело могу сказать, мне есть чем гордиться. За участие в создании тяжелого атомного ракетного крейсера “Петр Великий” в 1985 году я был награжден орденом Красной Звезды.
Из общей цепи повседневной, трудной и многоплановой работы хочется выделить два интересных и важных для меня события: командировку во Вьетнам и защиту кандидатской диссертации.
В феврале 1981 года я был направлен в Ханой во главе группы специалистов для оказания помощи вьетнамцам в вооружении их кораблей (в основном бывших наших) новыми зенитными средствами.
Командировка была тяжелой физически, но познавательно интересной. Достаточно сказать, что за две недели я проехал по Вьетнаму более 2,5 тысяч километров. Командировка пришлась на тот период, когда у Вьетнама крайне обострились отношения с Китаем. Будучи в Холонге (Северо-восточная часть Вьетнама), отчетливо слышал артиллерийскую канонаду на границе. Там же, во Вьетнаме, 11 февраля узнал, что под Ленинградом разбился самолет, и погибли многие офицеры из командования Тихоокеанского флота. Уже после возвращения в Союз узнал, что в числе погибших были Джемс Чулков и Вадим Коновалов. Вечная им память!
Для диссертации выбрал тему, которую подсказала конференция по проблеме “эффективность, качество и надежность эргатических систем”, на которую я был делегирован от института в 1976 году. Диссертация была связана с цифровым моделированием корабельных боевых полиэргатических систем. Большую помощь в разработке темы оказал однокашник Володя Евграфов, который в области систем “человек-машина” был к этому времени уже докой. Вскоре он стал доктором наук. Мой путь к защите был мучительным и долгим, но я не падал духом, хотя к этому были все предпосылки. В январе 1983 года я успешно защитился в 14 НИИ ВМФ (радиолокация и радиоэлектроника). В том же году, будучи на должности начальника лаборатории, получил звание “капитан 1 ранга”.
Краткий итог
Завершая повествование о работе в 1-м ЦНИИ МО, не могу не сказать, что вместе со мной в одном отделе служил Володя Вашуков (пришел на три года позже меня), а в аналогичном нашему отделе у подводников служили Миша Шмелев (вечная память) и Норд Лебедев. Они зарекомендовали себя очень хорошими специалистами.
Не ради хвастовства, а объективности ради, отмечаю, что у меня более 60-и научных трудов, из них более 30-и – печатных; 13 авторских свидетельств на изобретения, из них три – внедрены. Мне трижды продлевали службу на пять лет каждый раз. Уволился в запас в 1989 году, имея 40 календарных лет службы.
Подводя итог, с полным основанием могу сказать, что я прошел большую школу службы во многих ее сферах: командирской, штабной, преподавательской, военпредовской и научной. Послужил и на катерах, и на крейсерах, и на берегу.
На момент написания этих записок работаю в должности старшего научного сотрудника на прежнем рабочем месте. Полный титул, которым я при необходимости (например, на отзывах по диссертациям) подписываюсь, такой: “старший научный сотрудник отдела вооружения 1 ЦНИИ МО, кандидат технических наук, капитан 1 ранга в отставке”.
Мои дорогие потомки и наследники
Но главный мой итог жизни – две дочери, внук и три внучки. Надеюсь дожить до правнуков.
Город Пушкин, март 2001 года
Продолжение следует
