Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
КМЗ как многопрофильное предприятие

Преимущества
нового катера
ПК1200 "Сапфир"

Поиск на сайте

Евростратегический вариант СССР

16.04.10
Автор: Джеймс МакКоннелл, НИЦ анализа военно-морских проблем. 1980 год
Перевод: Центральный Военно-Морской Портал. Сноски по запросу в редакцию
В предыдущие пятилетки все усилия были направлены на развитие межконтинентальных вооружений. Однако пятилетний план 1976-80 гг. предполагал эволюцию оперативно-тактического ЯО. Ядерную артиллерию с ее высокой точностью в ближнем бою впервые предлагалось использовать в оперативных целях; модернизировались и вводились в действие такие устаревшие "тактические" и "оперативно-тактические" ракетные комплексы как "Точка" (Frog), Т7 (Scud) и "Темп" (Scaleboard). Тем не менее, основное внимание уделялось нововведениям на евростратегическом направлении. А именно бомбардировщику Ту-22М (Backfire), якобы превосходившему свой американский аналог FB-111, и особенно баллистической ракете средней дальности РСД-10 "Пионер" (SS-20). Повышенная точность, малая мощность и возможность автоматизированного заряжания этой ракеты способствовала появлению нового, самостоятельного варианта нанесения контрсилового ядерного удара на европейском ТВД. Еще одним свидетельством смещения акцента в сторону оперативного звена было перебазирование шести атомных подводных ракетоносцев проекта 629А (Golf-II) с Северного флота на Балтийский в 1976 году. Радиус действия их ракет (1200 км) и время переброски, совпадающее с появлением других предпосылок развития евростратегического варианта, свидетельствуют о намеренном выведении этих подлодок из безопасной зоны базирования подлодок проекта 667 в Баренцевом море, ведь целями субмарин этого проекта всегда были экономические и гражданские объекты. Казалось бы, это разделение является предпосылкой для использования субмарин проекта 629А в качестве самостоятельного средства на евростратегическом направлении. Как пишет Тревертон, все эти перемены "наводят на мысль, что русские относятся к перспективе ядерного противостояния на европейском ТВД более серьезно, чем предполагалось". Действительно, в отличие от устаревших SS-4 и SS-5, ракеты SS-20 нельзя попросту охарактеризовать как переходный этап на пути к межконтинентальной "перестрелке".

Мне кажется, об этом стоит задуматься. В конце 1975 года – снова как раз на границе смены пятилеток – начали появляться свидетельства намерений СССР относительно евростратегического варианта в совокупности с возрастающими возможностями русских. Как всегда, эти намерения не были представлены открыто; чтобы ясно сформулировать их смысл, читателю приходится самому по кусочкам сводить их в единое целое. Первый клочок сведений был опубликован в работе адмирала Горшкова, подписанной в печать в ноябре 1975-го и охарактеризованной читателями и самим автором как "конкретное выражение доктрины", т.е. военно-научная работа, которая "исходит из доктрины" и "доказывает" ее.

Формула, которой пытается подкупить Горшков, является одной из самых старых в Советском Союзе. Ее продолжали повторять в первой половине 70-х в абсолютно том же виде, предложенном Соколовским в 60-х: "война, развязанная американскими агрессорами, немедленно перенесется на территорию США..." Теперь же Горшков дает другую версию этой формулы и, скорее всего, он сказал то, что и хотел сказать. Во втором издании своего труда он не просто повторил затертую формулу слово в слово, но и интерполировал вступительный абзац, в котором подчеркнул "особую важность" своего тезиса при оценке "мировой стратегической обстановки". Было сказано следующее:

"Сегодня, если американские империалисты начнут войну против стран социалистического содружества, театром военных действий, в отличие от предыдущих войн, может стать территория США..."

Налицо старый логический прием, который применялся к доктринам локальной и межконтинентальной контрсиловой войны. Если война "может" проходить на территории США, это неизбежно означает, что в равной степени и не может; в обоих случаях отсутствует какая-либо уверенность. А если территория США якобы будет полем боя при нанесении Советским Союзом ударов по военным или по гражданским объектам, это в равной степени допускает и то, что США станут безопасной зоной с точки зрения межконтинентальных ударов. Возникает вопрос: если Соединенным Штатам дается иммунитет против ядерного оружия, означает ли это, что территория СССР также приобретет статус безопасной зоны? С самого начала читателю становится очевидным, что это один из важнейших вопросов, которые нам придется решить. Согласитесь, довольно трудно представить, что Москва заведомо выбирает вариант, допускающий асимметрию, даже в отношении побочного ущерба.

Что имеет в виду Горшков, говоря о войне, которая дает США преимущества безопасной зоны? Еще одна порция обрывочных сведений содержится в докладе конференции по "новым" американским стратегическим концепциям, проводившейся в 1976 году, судя по всему, в НИИ проблем США и Канады. Зная о склонности русских двояко интерпретировать так называемые "взгляды США", маскируя под ними собственные намерения, с величайшим интересом мы наблюдаем за появлением на той конференции новой идеи, представленной все с той же небрежностью и уклончивостью, характерной даже для самых важных открытий. Как считает один из первых докладчиков Мильштейн, господин Шлезингер дополнил американскую доктрину о реалистическом сдерживании

"новым типом боевых действий – так называемой "ограниченной стратегической ядерной войной", означающей ограниченный обмен стратегическими ядерными ударами по незначительному количеству военных объектов. Этот тип боевых действий основывается на идее о том, что ни одна из сторон не будет заинтересована в эскалации ядерного конфликта и обе предпочтут выбрать возможности ограничить его…"

Якобы ссылаясь на доктрину Шлезингера, Мильштейн, скорее всего, имеет в виду два вида ограничений. Первый - ограничение вооружений - действительно упоминался в доктрине, а вот о втором (географическое ограничение) не было сказано ни слова. То, что Мильштейн имел в виду именно географическое ограничение, свидетельствуют более поздние комментарии другого участника конференции Генри Трофименко. По его мнению, американская концепция "так называемого "ограниченного" применения ядерных сил подразумевает "их ограниченное применение не на территории главного противника, а, так сказать, непосредственно на ТВД в оперативно-тактических целях (что они считают вполне возможным вследствие планируемого США резкого увеличения точности стратегических ракет)…"

Г.И. Святов также рассуждает на тему ограниченного применения, затронутую на конференции.


"За последние годы в США не изменилось количество средств доставки ядерного оружия, однако улучшились их качественные показатели. Уже сегодня число стратегических ядерных боеприпасов превышает количество целей. Как говорят американцы, боеголовки находятся "в поиске мишеней". Это может означать, что определенная часть стратегических вооружений будет использована в интересах оперативно-тактических ядерных сил".

Л.С. Семейко говорил о том же. Он назвал "очень опасным симптомом" "попытку Пентагона связать стратегические ядерные силы с боевыми действиями на ТВД – опасным с точки зрения возможной эскалации такого вида ядерной войны".

Что же нам теперь известно? Что США планируют войну на ТВД с применением как стратегических, так и тактических ядерных сил; что удары будут наноситься исключительно по военным объектам; что территории США и СССР будут безопасными зонами; и то, что существует "вероятность" эскалации, но это не несомненный факт. Я не заметил, чтобы кто-нибудь из участников конференции принял противоположную позицию, пусть и косвенно.

Это было только начало дискуссии. Наиболее четко новый политический курс сформулировал генерал-майор Раир Симонян в мастерски построенной статье, опубликованной в "Красной звезде" в мае 1976 года. С аналитической точки зрения статья была шедевром. Меня всегда интересовало, почему бы шутки ради Москве при очередном пересмотре доктрины не объявить личное первенство среди авторов и узнать, кто сможет в наиболее сложной и запутанной манере выразить новый курс партии, оставаясь при этом понятным только для посвященной элиты. Победитель такого "соцсоревнования" сделал бы блистательную карьеру, в совершенстве овладев искусством освещать неясные стороны вопроса, однако, при иных обстоятельствах, вновь погружая их в тень непонятности. Проводись такое соревнование на рубеже 1975-1976 годов, Симонян бы с легкостью его выиграл.

В начале своего повествования Симонян сообщает о том, что Пентагоном разработана "новая" классификация войн. Учитывая тот факт, что Пентагон ничего подобного не делал (по крайней мере, в отношении сказанного), нам придется просто смириться с тем, что это своего рода Русская Мечта и смысла в ней не больше, чем в обычной фантазии. По мнению Симоняна, слова которого впоследствии дословно повторят Латухин и Суриков, Пентагон отказался от понятия "всеобщая" ядерная война и теперь оперирует лишь термином "стратегическая" ядерная война. Ни Симонян, ни его плагиаторы не объясняют причин такого поведения Пентагона, но, возможно мы догадаемся сами. "Всеобщая" ядерная война, по представлению русских, является синонимом их "мировой" ядерной войны; а понятие "стратегической" ядерной войны просто подразумевает применение стратегических вооружений. Поскольку в Советском Союзе стратегическим считается любой ракетный комплекс с дальностью действия более 1000 километров, включая РСД-10 "Пионер" (SS-20), сразу же возникает вопрос, почему Симонян не включает в понятие "стратегической ядерной войны" евростратегические ядерные конфликты наряду с мировыми. Еще большее сомнение вызывает тот факт, что из четырех категорий войн, приписанных новой классификации "Пентагона", лишь стратегическая ядерная война не привязана к какому-либо географическому пространству. Хотя это упущение советского автора достойно не меньшего внимания.

Вероятнее всего, здесь и скрывается объяснение. Вспомним, что ранее на конференции в Институте проблем США Мильштейн ввел понятие географических ограничений, приписав его концепции ограниченной "стратегической" ядерной войны Шлезингера. Да и сам Симонян после заседания Совета НАТО в мае 1978-го сказал, что "общий итог выполнения всех программ НАТО позволит блоку вести стратегическую ядерную войну теми средствами, которые расположены в его еврозоне..." Косвенно Симонян говорит о том же в своей статье в "Красной звезде", которую дословно повторит Суриков. Оба они пишут, что, несмотря на то, что США заменили термин "всеобщей ядерной войны" на понятие "стратегической ядерной войны", европейские члены НАТО все еще придерживаются старой номенклатуры. Это отнюдь не означает, что Пентагон и его союзники говорят о разных видах войны. Наоборот, западноевропейская концепция всеобщей войны "соответствует" идее Пентагона о стратегической войне. Так что же – война с применением стратегических вооружений будет "всеобщей" для европейцев и в то же время не являться таковой для американцев? Все просто: это именно то, что сам Симонян называет "евростратегической ядерной войной". Как неустанно твердят он и ему подобные, все дело в безразличии по отношению к европейцам – вне зависимости, будет ли ядерная война мировой или локальной, последствия для них окажутся теми же.

Симонян также утверждает, что, по мнению Пентагона, "стратегическая ядерная война может… вестись с неограниченным применением сторонами всех имеющихся сил и средств..." Опять старый логический прием, предполагающий, что "стратегическая" ядерная война – мировая или европейская – не обязательно приведет к эскалации и может быть либо ограниченной, либо тотальной. Понимая тех, кто перевел этот отрывок иначе, я, тем не менее, интерпретировал его по-своему. И не только с точки зрения грамотности, а скорее потому, что он соответствует другим заявлениям Симоняна на эту тему. В 1977 году, а затем и в 1978-м он повторял те же фразы о том, что Вашингтон рассматривает два вида стратегической ядерной войны: первый – "с неограниченным применением всего арсенала средств ядерного нападения"; и второй – "ограниченная" стратегическая война, …в которой ядерные удары наносятся исключительно по военным объектам".

С такой же неопределенностью рассматривают эту гипотезу Латухин (в 1978-м) и Суриков (в 1979-м). Дословно повторив тезис Симоняна, что "по мнению Пентагона", стратегическая ядерная война "может" иметь неограниченный характер, каждый из авторов на нескольких страницах рассуждает на тему того, что тотальная война не является единственно допустимым сценарием. Они также заявляют, что американская избирательность в определении целей, в сущности используемая в "многочисленных вариантах", в том числе сценарий, якобы призванный "ограничить потери сторон" путем уменьшения количества целей, в действительности направлена на одностороннее снижение ущерба США в результате нанесения упреждающего контрсилового удара. Однако, по мнению Сурикова, сами американцы признают, что этот вариант ядерной войны скрывает в себе "реальную опасность" (но не содержит наверняка, заметьте) эскалации и, следовательно, принимая свою концепцию выбора целей, США все-таки продолжают готовиться к тотальной ядерной войне. Даже генерал-майор Сергеев, сначала заявляя, что, по взглядам американского военно-политического руководства, обе стороны применят "весь арсенал средств поражения" в случае "стратегической ядерной войны", видимо, не имел в виду, что такие средства будут применены на неограниченной основе. Через несколько страниц он, подобно Латухину и Сурикову, продолжает характеризовать стратегию избирательности в целях как многовариантную концепцию, в которой "особое место" занимает вариант, предусматривающий "внезапный массированный удар стратегических наступательных сил США по военным объектам Советского Союза..."

Мы помним, что статья Симоняна 1976 года, являющаяся эталоном для большинства последующих рассуждений, появилась до того, как блок НАТО обеспокоился евростратегическими намерениями СССР и на всякий случай пригрозил принять ответные меры. В действительности же этот шаг НАТО, в отличие от ложных взглядов, приписываемых Вашингтону и Брюсселю в 1976-м, теперь давал Москве шанс сыграть роль потерпевшей стороны и лишь "отвечать" на инициативы Запада. Мы уже убедились в том, какого жалкого уважения достойна эта трактовка; советские евростратегические амбиции были зашифрованы во всех политических трудах с 1975-76 годов. Тем не менее, стоит более внимательно рассмотреть советскую реакцию на обеспокоенность НАТО с 1978 года хотя бы для того, чтобы подтвердить или опровергнуть то, что мы уже узнали о советских намерениях. И, что немаловажно, определить, как Советский Союз собирается решить проблему неравного побочного ущерба при евростратегическом варианте. По крайней мере, пока Западу ясен этот вариант, побочный ущерб будет действительно асимметричным.

Чего же, по мнению русских, мы намерены добиться, развертывая стратегические комплексы в Европе? Прежде всего, в их расчетах нет ни намека на то, что эти комплексы предназначены для тотальной войны с СССР. Они усматривают опасность в нанесении обезоруживающего контрсилового удара, скорее всего, по советским стратегическим ракетным комплексам в Европе. Удара, который "лишит вероятного противника [СССР] возможности нанести своевременный ответный удар".

По мнению советских авторов, развертывая баллистические ракеты средней дальности и крылатые ракеты наземного базирования для ударов по военным объектам, США преследуют две цели. Для нас крайне важно разобраться в их советской формулировке, поскольку это может каким-то образом пролить свет на планы русских относительно "американской стратегии". Мы руководствуемся предположением, что Москва вряд ли стала бы говорить о проблеме, заведомо не зная ее решения; не имея козыря на руках, русские предпочли бы не кричать о своей некомпетентности.

Первая цель американцев характеризуется как "принципиально новая", хотя, очевидно, не это больше всего беспокоит СССР. "В контексте всеобщей войны эта цель заключается в нанесении по Советскому Союзу двойного удара – не только американскими стратегическими средствами, но и в будущем более мощными европейскими, в то время как советский стратегический удар будет нацелен лишь на территорию США". Такая формулировка ценна тем, что показывает советские опасения по поводу асимметричности побочного ущерба. Однако, ограничиваясь лишь западными представлениями о намерениях СССР, невозможно понять, как Москва собирается решить эту проблему. Если советские евростратегические комплексы останутся в СССР в качестве сопоставимых целей для западных ракет, Москва могла бы "до посинения" производить РСД-10 и Ту-160, не решая проблему "двойного удара". Единственным ее решением может быть отказ от переговоров ОСВ и сопоставление каждой западной баллистической ракеты средней дальности с советской межконтинентальной баллистической ракетой, но Москва не дает и малейшего намека на принятие этого курса. С другой стороны, проблема "двойного удара" может быть решена одним простым способом: переместив цели западноевропейского стратегического удара – советские евростратегические ракетные комплексы – за пределы СССР в страны Восточной Европы. В этом случае баланс будет восстановлен – и США, и Советский Союз будут подвергнуты угрозе одиночного удара, ведь западноевропейские стратегические ракеты будет направлены на Восточную Европу, а не на СССР.

Вторая цель, приписываемая американцам, также является свидетельством советских опасений по поводу асимметричности побочного ущерба: "в условиях ядерного конфликта постараться максимально отдалить угрозу советских ядерных ударов, ограничивая противоборство европейскими рамками..." Другими словами, проблема состоит в излюбленном американцами приеме получения в одностороннем порядке статуса безопасной зоны в ходе евростратегической войны. Рассуждая логически, в ответ на такую стратегию русские могли бы избрать один из трех курсов: лишить США ядерного иммунитета путем наращивания вооружений; угрозами и уговорами заставить НАТО отказаться от развертывания стратегических сил в Европе; либо, если предыдущие варианты не принесли плодов, добиться паритета в статусе безопасной зоны с США.

Если когда-либо и возникала ситуация, требующая неизбежной эскалации, это как раз тот случай. Вариант с евростратегическими ракетными комплексами, базирующимися на территории СССР, является нестабильным по своей природе – независимо от того, кто нанесет удар первым, Советский Союз понесет ущерб на своей территории, тогда как США его избежит. Стало быть, для Москвы было бы более чем естественным отбить охоту Вашингтона развертывать ракетные комплексы в Европе, угрожая неминуемой эскалацией. Тем не менее, Симонян считает, что евростратегический конфликт "может перерасти в мировую ядерную войну..." Касатонов говорит о "большой вероятности" эскалации. По мнению Мильштейна, применение американцами ядерного оружия передового базирования, даже в ограниченных масштабах, станет "угрожающим шагом к всемирной ядерной катастрофе"; "может привести... к необратимому перерастанию "локального конфликта" в тотальную ядерную войну..." По всей видимости, Семейко имеет такое же неопределенное мнение относительно неизбежности эскалации. Напомним, на конференции 1976 года он заявлял лишь о "возможности" эскалации, и, судя по всему, не изменил своей оценки даже после того, как блок НАТО заговорил об ответных мерах.

"У натовской евростратегии есть тенденция... в конечном счете, увеличить риск ядерной войны... Существующие "тактические" ядерные силы НАТО выглядят как своего рода "связующее звено" между обычными (неядерными) силами в Западной Европе и стратегическими силами США. Есть подозрение, что эта связь будет гарантией "достаточно плавной" эскалации конфликта вплоть до мировой ядерной войны, а при определенных условиях даже предотвратит ее. Однако такие расчеты по своей природе достаточно рискованны. С созданием качественно нового оружия – так называемых евроракет, предназначенных для выполнения стратегических задач – такая эскалация почти наверняка ускорится".

Совершенно ясно, что без войны, которая почти наверняка дойдет до своего апогея, эскалация вряд ли "почти наверняка ускорится". Короче говоря, мы снова, по всей видимости, имеем дело с дедуктивным методом, предполагающим, что евростратегическая война может и не обостряться. Аналогично тому, как русские применяют этот метод в других вариантах, использование его здесь подразумевает, что путем эскалации Москва не намерена восстанавливать симметрию в побочном ущербе, а фактически рассчитывает удержать конфликт на евростратегическом уровне. Следовательно, русские ищут решение проблемы асимметрии в другом направлении.

Всякий, кто знаком с печатными трудами этого периода, не может не прийти к выводу, что в действительности острие советской угрозы направлено на Западную Европу – США рискуют, а наши союзники, видимо, наверняка станут его жертвой. Вместо эскалации упор здесь делается на "ответные меры" со стороны СССР. США обвиняются в превращении Западной Европы "в стартовую платформу для американских стратегических вооружений и, соответственно, цель для ответного удара". Советский Союз, подвергнувшись евростратегической атаке, будет "вынужден" ответить "тем же оружием". По утверждению министра обороны Устинова, "если развернутое [в Европе] стратегическое вооружение будет применено, ответное действие будет [а не может быть] направлено против соответствующих западноевропейских стран..." По мнению первого заместителя начальника генерального штаба Ахромеева,

"США вводят европейцев в заблуждение. На самом деле территории этих государств становятся стартовыми площадками. И если США используют их для решения стратегических задач, в конечном итоге расплачиваться придется европейцам. В этом случае Соединенные Штаты окажутся, так сказать, на скамейке запасных, поскольку советские ракеты средней дальности не базируются в соседних с США странах, а достать американцев с территории СССР такие ракеты не смогут".

Все эти угрозы советского евростратегического ответного удара, конечно, хороши, если только они приведут к тому, что наши союзники откажутся от дополнительных евростратегических функций. Но если их это не убедит, советские угрозы ответного развертывания вряд ли решат проблему симметрии в побочном ущербе – проблему, созданную самими русскими, стоящую у них как кость в горле и поэтому требующую решения. Не коснется это и предпочитаемой европейцами стратегии постепенной эскалации. Скорее наоборот, ответные меры русских некоторым образом поспособствуют этой стратегии европейцев, которая рассчитана на асимметрию в сопутствующем ущербе супердержав. Это позволит сохранить эскалацию и заставить войну вестись у них [европейцев] над головами. Поэтому нас и удивляет, что имел в виду Брежнев, заверяя немецкого канцлера Шмидта в том, что "несомненно, в случае базирования таких американских ракет в Западной Европе, СССР и его союзники предпримут все меры, чтобы восстановить баланс".

И вновь развертывание советских евростратегических сил в Восточной Европе становится для Москвы единственным способом одновременно и одним ударом разрушить "американскую" стратегию одностороннего преимущества и безопасности в евростратегической контрсиловой войне, "американскую" стратегию двойного удара в межконтинентальной контрсиловой войне и западноевропейскую стратегию постепенной эскалации. Это восстановило бы паритет в побочном ущербе супердержав, но не увеличением планируемого ущерба США путем обострения евростратегического конфликта или увеличения арсенала советских МБР, а пропорциональным уменьшением планируемого ущерба Советскому Союзу путем позиционирования Восточной Европы как цели для евростратегического контрсилового удара. В то же время восстановление баланса в побочном ущербе обеспечивает б?льшую стабильность евростратегическому конфликту и в известной степени отделяет его от межконтинентального уровня, а это - крест на западноевропейской стратегии эскалации.

Тем не менее, это не единственный наиболее логичный курс для Москвы. В открытой печати говорится о нем лишь завуалированно, тогда как на встречах при закрытых дверях советские лидеры прямо-таки угрожают его принять. К примеру, той же прошлой осенью Брежнев встречался в Москве с рабочей группой по разоружению, в состав которой входили эксперты из стран соцлагеря. Как было сказано на пресс-конференции первым секретарем международного отдела ЦК КПСС В. В. Загладиным, дипломаты пришли к выводу, что "если в Западной Европе появятся новые "Першинги", Кремль рассмотрит возможность размещения ракет РСД-10 в Восточной Европе". Формально, нет никаких причин недооценивать эту угрозу. Подлодки проекта 629А (Golf-II) могут нести боевую службу, скажем, у берегов Польши, бомбардировщики Ту-160 вместе со своими группами прикрытия могут приземляться на восточноевропейские аэродромы, а расчеты РСД-10 могут просто форсировать Буг и развернуть боевые позиции в нескольких милях от советско-польской границы. А.Н. Латухин, говоря о советских "мобильных стратегических ракетных комплексах" и их способности "обслуживать несколько театров военных действий", уверяет, что "переброска таких ракет с одного ТВД на другой осуществляется специально разработанным транспортом". Если бы автор, подобно нам, связывал мобильность только с живучестью, он описал бы эти транспортные средства немного иначе.

Было бы излишним и даже невыгодным развертывать такие стратегические силы в Восточной Европе на постоянной основе, так как это может вызвать тревогу восточноевропейцев по поводу назначенной им роли громоотвода. Это приведет к диверсионным действиям против советских евростратегических сил и увеличит риск превентивного удара с Запада – решение нанести такой удар по Восточной Европе вызвало бы меньшую волну эскалации, нежели по территории сверхдержавы. Гораздо лучше, чтобы эти силы выдвигались на передовые позиции только в случае кризиса и за такой интервал времени, чтобы дать Западу возможность обдумать все варианты развития обстановки и успеть реализовать свои ответные меры.

Такие прецеденты утаивания сил и средств, предназначенных для применения на европейском направлении, в советской армии есть. По имеющимся данным, ни одна советская тактическая ракета "Темп" (Scaleboard), равно как и ядерные боеголовки к любой тактической ракете не установлены в Восточной Европе и в критической ситуации будут доставлены туда из Советского Союза.

Несмотря на то, что такой отказ от евростратегической стратегии выдавался Москвой за ответную меру, в косвенной форме его истинный смысл можно обнаружить уже на той самой конференции в начале 1976 года – по тем же причинам, что и позднее. Конечно, Запад имел значительный евростратегический потенциал и, несмотря на явное преувеличение его возможностей русскими, тем не менее, мог бы нанести значительный сопутствующий урон при контрсиловом ударе, что вынудило бы Кремль применить евростратегический вариант. Однако побочный ущерб вряд ли можно считать единственной причиной для отказа от европейской стратегии. Москва понимает все плюсы того, что при необходимости размещения сил в Европе, она сделает это второй. Расчет, присущий дипломатии силы. "Я принимаю легкие решения, а трудные оставляю противнику" – это всегда был ее основной принцип и, очевидно, такой же привлекательный для русских, как и для нас самих. Опередив оппонента в евростратегическом развитии и находясь на середине эскалационной лестницы, Кремль теперь может почувствовать преимущества стратегии реагирования, ранее являвшейся прерогативой Запада. Недоступный в своем евростратегическом лидерстве, Советский Союз может заставить классового врага принять стратегию эскалации. Очевидно, что в этом контексте нарушение связи между европейским и межконтинентальным конфликтом утяжелит бремя принятия решения, возлагаемое на Вашингтон; привлекая межконтинентальный потенциал для компенсации пробелов на европейском уровне, Соединенные Штаты сами сделают роковой шаг к вовлечению своей территории в конфликт и, соответственно, к увеличению военных расходов. Однако, если США не развернут силы в Европе, первое же применение советского евростратегического варианта будет означать, что этот роковой шаг сделал СССР, облегчив агонию Вашингтона и уступив ему дорогу к вершине противоборства. При определенных обстоятельствах, недостаток такого развития событий – и Кремль это прекрасно осознает – состоит в том, что если Советский Союз опередит США и в межконтинентальном развитии, Вашингтону не останется ничего, кроме как утирать слезы, ведь конфликт может приобрести глобальный характер и тогда придется рассчитывать лишь на стратегические силы, развернутые на территории США.

Таким образом, последствия принятия решения обеими сторонами убеждают нас в том, что развертывание стратегических сил в Европе является наиболее логичным вариантом для русских. Если мы правильно понимаем этот вариант и причины, которые за ним стоят – а здравый смысл заставляет нас серьезно оценивать угрозу – существует лишь одна вероятность развития событий, которая могла бы вызвать перемены: осознание русскими неблагоприятного дисбаланса в евростратегическом соотношении сил. В этом случае можно подозревать, что подход Кремля будет совершенно иным. Оказавшись более не способной выгодно использовать евростратегический вариант и, следовательно, более не нуждаясь в нем, Москва в то же время не захочет оставлять силы в Восточной Европе незащищенными. Она даст понять, что эти объекты остаются в Советском Союзе, что ничто не может заставить их покинуть СССР и любая атака против них перенесет конфликт на территорию сверхдержавы, освободив Советский Союз от всех ограничений и ускорив тем самым "неизбежную эскалацию".

Тем не менее, сегодня Кремль, скорее всего, не придерживается таких взглядов. Возможно, наряду с новым евростратегическим вариантом мы даже наблюдаем появление ряда новых ограниченных военно-политических целей. Причем напрямую не связанных с евростратегическим противостоянием. Связь настолько косвенная и расплывчатая, что возникают сомнения, существует ли она вообще. Мои догадки о ее наличии основываются на том, как в 1976-м Симонян обсуждал классификацию войн, якобы данную Пентагоном. Он не упоминал абсолютно ни о каких политических целях евростратегического конфликта. Симонян лишь отметил, что всеобъемлющая категория "стратегических" ядерных войн "может" иметь неограниченный характер и, соответственно, неограниченные политические цели. После чего он переходит к тому, что мы бы назвали "тактическая ядерная война на ТВД" или "ядерная война на передовой". По мнению Симоняна, Пентагон и НАТО установили "ограниченные" политические цели для такого рода войны, "не ставящие под сомнение само существование социальной системы противника..." Генерал-майор Сергеев также не вдается в полемику относительно тактического ядерного конфликта и подробно описывает американские взгляды:

"В отличие от тотальной или мировой ядерной войны, ограниченная война ведется для достижения совершенно определенных политических целей, суть которых помогает установить четкую зависимость между задачей и теми силами, которые необходимо применить для ее достижения. В общем, по их [американцев] мнению, ограниченная война ставит перед собой ограниченные задачи, а вовсе не полное уничтожение противника".

Симонян не согласен с тактическим ядерным вариантом "в той форме, в которой его представляют" и, как ни странно, придерживается "исключительно военной точки зрения", а не политической. По советским оценкам, в чем нам предстоит убедиться, тактическая ядерная война в конечном итоге перейдет на "стратегический уровень", хотя, возможно, и не сразу. На этом фоне неудачная попытка Симоняна и Сергеева поставить под сомнение политические цели объясняется их признанием того, что такие цели могут лежать в основе евростратегической войны. Достойно ли это толкование нашего внимания или нет – а у меня на этот счет есть свои предположения – оно выглядит как общее признание Советским Союзом связи между ведением ограниченной ядерной войны и ограниченными задачами, несмотря на то, что в прессе русские никогда не признают своей двусмысленности.

Предисловие Центрального Военно-Морского Портала
Предисловие автора
Стратегия США в 1950-е и 1960-е годы
Советская стратегия 1950-х годов
Советская коалиционная стратегия 1960-х годов
Советская доктрина о локальных войнах
Советский вариант ограниченной межконтинентальной войны
Евростратегический вариант СССР
Будущие варианты


Главное за неделю