Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Универсальный сваебойный агрегат УСА-2М

Военным показали
универсальный
агрегат для забивания свай

Поиск на сайте

НАСТУПЛЕНИЕ РУССКИХ ВОЙСК НА КАВКАЗСКОМ ТЕАТРЕ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

Наступление Действующего корпуса развивалось довольно Мёдленно. Главные силы корпуса, не встречая никакого сопротивления со стороны турецких войск, к 28 апреля вышли на северо-восток от Карса к Еникею и Займу, продвинувшись, следовательно, за 5 су­ток на 60 км; причиной малой скорости движения были тяжелые, в связи с распутицей, дорожные условия.

К этому времени турецкий главнокомандующий на Кавказском театре Ахмет-Мухтар-паша не только перешел к обороне, но с отря­дом в 5000 человек покинул Каре, где он находился, и перешел в Бозгалу, намереваясь отойти оттуда в направлении на Эрзерум. Причины столь неожиданного на первый взгляд решения турецкого главнокомандующего коренились, по всей вероятности, в преувели­ченном представлении о численности вторгшихся в Турцию русских войск(1). По мнению Мухтара-паши, единственным выходом из по­ложения являлось предоставление Карса собственным силам остав­шегося там гарнизона, отступление с небольшим отрядом полевых войск к Эрзеруму, оборона этой крепости и ускоренное формирова­ние там новых войсковых частей. Мухтар-паша рассчитывал, что обложение и осада русскими Карса даст ему выигрыш времени для создания в тылу, у Эрзерума, целой новой крупной группы войск, которую можно будет противопоставить Кавказской русской армии.

В связи с выходом Мухтара-паши и полевых войск из Карса пе­ред русским Действующим корпусом открылись две возможные перспективы действий.

Во-первых, русский Действующий корпус мог ограничиться оставлением против Карса и Ардагана небольших наблюдательных отрядов, а главными силами повести стремительное наступление вглубь театра, разгромить вышедший из Карса отряд и занять Эр­зерум. Такое наступление могло бы принести русским немало вы­год. Овладев Эрзерумом, Действующий корпус приобретал в его лице прочный опорный пункт, опираясь на который он мог дож­даться подхода подкреплений из России и затем действовать по обстановке. Обладание Эрзерумом позволило бы использовать бо­гатые продовольственные ресурсы Эрзерумской долины и тем устра­нить необходимость весьма нелегкой доставки продовольствия с Кав­каза. С захватом Эрзерума русскими войсками Мухтар-паша не смог бы использовать для новых воинских формирований богатые людские ресурсы района Эрзерума. При условии принятия такого плана действий вскоре после перехода государственной границы и энергичного его проведения в жизнь наступление русского Дей­ствующего корпуса не могло встретить на первых порах серьезного сопротивления со стороны турецких войск.

Вторым возможным образом действий русского Действующего корпуса мог явиться немедленный штурм Карса. Шансы на успех такого штурма были велики. Выход Мухтара-паши с пятитысячным отрядом из Карса не только ослабил гарнизон численно, но и посеял в гарнизоне крепости и населении города сильное смятение и дезорганизацию.

Момент для штурма Карса русскими войсками был, следова­тельно, весьма благоприятный. Штурмуя Каре, русские не изменили бы принятого первоначально плана военных действий.


Схема 21. Первый наступательный этап войны на Кавказском театре военных действий с 24 апреля по 10 июля 1877 г.

В крепости Каре они приобрели бы прочный опорный пункт на подступах к своим границам, который надежно и без большого расхода сил прикрыл бы их коммуникации. Наконец — и это главное — облада­ние Карсом придало бы прочность исходному положению русских сил для дальнейшего наступления по мере подхода в Действующий корпус подкреплений. Отрицательная сторона этого образа действий состояла в том, что он предоставлял туркам время для усиления войск, действовавших на Кавказском театре, за счет подвоза под­креплений и формирования новых частей.

Командующий Действующим корпусом генерал Лорис-Меликов принял решение, которое не использовало ни одной из представляв­шихся возможностей. Отказавшись от немедленного наступления на Эрзерум и от немедленного штурма Карса, он решил прежде всего овладеть Ардаганом, а затем двинуться против Мухтара-паши, раз­громить его и лишь после этого заняться осадой Карса.

Немедленный штурм Карса Лорис-Меликов считал невозмож­ным, так как, по его мнению, Каре можно было взять лишь путем длительной осады (а это вело к затяжке кампании), и поэтому надо было заниматься не осадой крепостей, а действиями против поле­вых войск противника. Однако, по мнению Лорис-Меликова, начи­нать следовало со взятия Ардагана. Взятие Ардагана позволило бы, как думал он, за счет Ахалцихского отряда увеличить главные силы Действующего корпуса, после чего последний вместе с Эриванским отрядом мог бы развернуть действия против полевых войск Мух­тара-паши.

Нетрудно понять, что решение Лорис-Меликова не предупреж­дало затяжку кампании, а способствовало ей. В самом деле, ведь всякая задержка начала действий русских войск против Карса и по­левых войск Мухтара-паши являлась для турок крупным выигры­шем. Оттяжкой являлись также намеченные Лорис-Меликовым действия против такой второстепенной и по положению, и по силе крепости, как Ардаган. Время, затраченное войсками Действующего корпуса на взятие Ардагана, Мухтар-паша мог использовать для укрепления своих полевых войск; за это же время прекратилась бы паника в Карее, он мог быть приведен в полную боевую готовность, и тогда пришлось бы брать его длительной осадой.

Истинные причины столь несуразного решения, принятого Ло­рис-Меликовым, коренились в том, что он привык больше пола­гаться на численность войск, чем на военное искусство. Лорис-Ме­ликов считал совершенно недостаточным наличие русских войск, ко­торые были развернуты на границе к началу войны. С другой сто­роны, он совершенно неудовлетворительно организовал разведку, а потому не представлял себе даже возможности с наличными силами штурмовать Каре или немедленно перейти в наступление на Эрзерум.

Крупнейшая ошибка, допущенная Лорис-Меликовым, не была исправлена главнокомандующим. Решение Лорис-Меликова было утверждено и начало проводиться в жизнь.

Ахалцихский отряд был усилен колонной генерал-лейтенанта Геймана и к 10 мая продвинулся вглубь Турции на 35 км, подойдя к самому Ардагану.

Ардаганская крепость сооружалась под руководством англий­ских инженеров и считалась довольно значительной, хотя к войне не все ее укрепления были закончены. Гарнизон крепости состоял из 8000 штыков и сабель при 95 орудиях (часть последних была в арсенале). Русские противопоставили этим силам 15 000 штыков и сабель при 56 полевых и 20 осадных орудиях.

Дни 14 и 15 мая были использованы для обстоятельных реког­носцировок и разведок. План штурма крепости, рассчитанный на два дня — 15 и 16 мая, — был составлен продуманно.

16 мая после короткой, но хорошо организованной артподго­товки русские войска штурмовали расположенную к востоку от го­рода геллявердынскую укрепленную позицию и взяли ее. 17 мая в 18.00 русские войска вновь перешли в наступление. Пехота хорошо поддерживалась артиллерией, действовавшей с командных высот, наступала цепями. Турецкие войска или выбивались из укреплений штыками или очищали их еще до подхода русских войск. К ночи осталось незанятым лишь одно укрепление; турецкие войска, уце­левшие после штурма, отошли.

Потери турецких войск одними убитыми доходили до 2000 чело­век. Русские потеряли 420 человек убитыми и ранеными. Трофеями боя были 95 орудий, 6 миллионов патрон, много оружия и запасов.

Небольшие потери русских войск надо объяснить удачной под­готовкой штурма — хорошей разведкой и рекогносцировкой, хоро­шим выбором артиллерийских позиций, неплохим планом штурма. Движение русских войск во время наступления цепями и удачное использование наступавшими особенностей местности также способ­ствовали уменьшению потерь.

В бою за Ардаган русские войска весьма ярко проявили прису­щее им боевое превосходство над турецкими войсками, и в тактиче­ском отношении они добились весьма значительных успехов. Однако с стратегической точки зрения овладение Ардаганом являлось вто­ростепенным фактором и не могло возместить стратегического ущерба, нанесенного уклонением от одной из двух возможных глав­ных целей: штурма и овладения Карсом или разгрома войск Мухтара-паши с захватом Эрзерума. Вытекавшая из этого уклоне­ния потеря времени — с 28 апреля по 19 мая, фактически даже больше этого — уже не могла быть наверстана Кавказской армией почти до самого конца кампании; то, чего в свое время можно было легко достичь, используя растерянность и неготовность турец­ких войск, впоследствии потребовало долгих месяцев борьбы.

После взятия Ардагана вновь встал вопрос о том, как в даль­нейшем поступить Действующему корпусу. Сравнительная легкость взятия Ардагана и отход Мухтара-паши от Карса говорили о сла­бости турецких войск и наталкивали Лорис-Меликова на мысль о том, что первоначальный план действий устарел и требует измене­ний. Обратившись по этому поводу за указаниями к главнокоманду­ющему, Лорис-Меликов получил от него ответ, что решение вопроса о дальнейших действиях предоставляется ему самому и военному совету из подчиненных ему генералов.

Лорис-Меликов собрал военный совет и поставил на обсужде­ние три вопроса: 1) можно ли одновременно вести осаду Карса и наступать в направлении на Эрзерум; 2) если нельзя, то можно ли заняться осадой Карса и не обращать внимания на армию Мух-тара-паши; 3) нельзя ли бросить осаду и заняться только разгро­мом армии Мухтара-паши?

Военный совет под влиянием Геймана дал положительный ответ только на второй вопрос. Хотя такое мнение военного совета и не разделялось Лорис-Меликовым и он больше тяготел к наступлению в эрзерумском направлении, тем не менее он согласился с мне­нием военного совета; вариант наступления против войск Мухтара-паши был отклонен, и решили приступить к осаде Карса.

Принятое решение совершенно не отвечало обстановке. К концу мая Лорис-Меликов располагал 6000 человек с 16 орудиями в Ардагане (после взятия последнего часть войск Ахалцихского от­ряда, переименованного в Ардаганский, была взята в главные силы Действующего корпуса), 31 000 человек с 112 орудиями под Карсом и 7500 человек с 30 орудиями в Эриванском отряде под Сурп-Ога-несом. К этому же времени армия Мухтара-паши численностью в 20 000 человек с 28 орудиями располагалась на линии Ольты, Зивин, Алашкерт. В глубине театра сосредоточивались сверх того ре­зервы общей численностью до 15 000 человек. Однако вся эта 35-тысячная армия Мухтара-паши была сильно распылена и нахо­дилась еще в процессе устройства и обучения; боевая подготовка ее была настолько слаба, что артиллерия, например, за все время войны так и не научилась пользоваться шрапнелью и ее на Кав­казском театре турки вовсе не применяли(2).

В этих условиях одновременное наступление русских войск от Ардагана, Карса и Сурп-Оганеса к Зивину, где располагались на позициях главные силы Мухтара-паши, имело много шансов на успех: полевую армию Мухтара-паши можно было разгромить по частям. Даже оставив под Карсом сильный наблюдательный отряд, Лорис-Меликов мог противопоставить полевым войскам Мухтара-паши силы, равные им количественно, но превосходящие их по ка­честву и более выгодно расположенные. Но такое наступление не­обходимо было провести безотлагательно; всякое промедление рус­ских войск было наруку Мухтару-паше, он мог воспользоваться им для окончания устройства, обучения и формирования армии. При­веденная в полную готовность армия Мухтара-паши могла бы явиться серьезной помехой и угрозой для всех действий русской Кавказской армии, в том числе и для осады Карса. Таким образом, нельзя было приступить к осаде Карса, требовавшей длительного времени, не разгромив предварительно полевую армию Мухтара-паши.

Лорис-Меликов понимал это, но не нашел в себе мужества вос­противиться мнению военного совета и начать наступление с целью разгрома армии Мухтара-паши. 8 июня крепость Каре была обло­жена, 12 июня были сооружены осадные батареи — и началась осада. Но завершения своего она на этом этапе войны не получила, так как в силу сложившейся обстановки через месяц была снята.

Обстановка, заставившая снять осаду, складывалась постепенно и отличалась значительным своеобразием. Уже к середине июня к Лорис-Меликову начали поступать сведения об окончании формиро­вания, обучения и сосредоточения полевой армии Мухтара-паши и о том, что Мухтар-паша собирается выступить с ней к Карсу, чтобы заставить русские войска снять осаду.

Вскоре на Саганлуг против армии Мухтара-паши была выслана сильная колонна под командованием Геймана, который на этот раз столь же рьяно требовал действий против Мухтара, как раньше тре­бовал осады Карса. На этом решении Лорис-Меликова и главно­командующего сказалась не только угроза осады Карса со стороны Мухтара-паши, но и события, происшедшие к этому времени в Эри-ванском отряде.

Эриванский отряд двумя колоннами перешел русско-турецкую границу в составе 8000 штыков и сабель при 30 орудиях. Командо­вал отрядом начальник 38-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Тергукасов. Он не имел большого военного кругозора, но ему была присуща военная даровитость. Он имел большой опыт кавказских войн с турками, из которого взял наиболее ценное и умело приме­нял это ценное в новых условиях. Этим Тергукасов выгодно отли­чался от многих своих сотоварищей генералов.

Тергукасов обладал и рядом других выгодных и ценных для на­чальника качеств. «Он навсегда остался близок войскам, был чрез­вычайно чуток до малейших их нужд и кропотливо заботился до всего касавшегося их внутреннего и внешнего благополучия. А. А. Тергукасов не внушал страха подчиненным, не подавлял своей недюжинной личностью, а, напротив, возвышал и одобрял, находя для подчиненных, особенно для солдат, всегда простое, ласковое, одобряющее слово, в котором никогда не слышалось фальшивой ноты. При таких условиях вполне естественно доверие к нему войск и уменье вызвать в них громадное воодушевление»(3).

После перехода границы Эриванский отряд без боя занял 30 ап­реля очищенный турецкими войсками Баязет и простоял там до 7 мая, когда получил задачу отвлечь внимание Мухтара-паши от Карса наступлением через Алашкерт. Выполняя эту задачу, Эриван­ский отряд 10 мая продвинулся к монастырю Сурп-Огаиесу, где простоял до 3 июня.

Против Эриванского отряда действовал отряд из армии Мух­тара-паши под командованием Татлы-Оглы-Магомета-паши, насчи­тывавший до 7000 штыков и сабель при 6 орудиях. Кроме того, в Ване заканчивал формирование отряд Фаика-паши, насчитывав­ший до 4000—5000 штыков и сабель при 9 орудиях; задачей этого отряда были действия против тыла войск Тергукасова в направле­нии на Баязет.

Выдвижение Эриванского отряда в Зейдекяп вынудило Маго­мета-пашу отойти из Алашкерта на позиции к Дели-Бабе. Этот от­ход толкнул Лорис-Меликова на мысль использовать Эриванский отряд для сковывания главных сил армии Мухтара-паши. Исходя из этого, 11 июня Лорис-Меликов отдал Тергукасову приказ: «Немед­ленно энергически производить активную демонстрацию на неприя­теля, сосредоточенного на Саганлуге, дабы воспрепятствовать ему спуститься на выручку Карса. Ввиду крайней важности дела не стесняйтесь могущими быть потерями»(4). Решение Лорис-Меликова было в высшей степени непродуманным. С выдвижением в Зейде-кян слабый Эриванский отряд отдалился от своих баз на 215 км. Для охраны сообщений пришлось ослабить боевой состав отряда до 7000 штыков и сабель, но и после этого его тылы остались слабо защищенными; со стороны Вана обход Фаика-паши вовсе нечем было парировать. В этих условиях выполнение задачи, поставленной Лорис-Меликовым, создавало угрозу разгрома изолированного Эриванского отряда главными силами Мухтара-паши.

Выдвижение Эриванского отряда к Зейдекяну уже начало угро­жать правому флангу позиций главных сил Мухтара-паши у Зи-вина, и поэтому Магомету-паше было приказано во что бы то ни стало задержать дальнейшее наступление Тергукасова. Отряд Ма­гомета-паши был усилен резервами и 16 июня силами 8300 штыков и сабель с 12 орудиями занял позиции у Драм-дагского хребта. В этот же день Эриванский отряд атаковал позиции турок, Маго­мет-паша был убит, его отряд в полном беспорядке разбежался. Мухтар-паша был сильно разгневан столь позорным для турок ис­ходом сражения; много офицеров было им разжаловано, а двоих он даже приказал выпороть розгами. Эриванский отряд потерял всего 150 человек убитыми и ранеными, что в первую очередь надо объяснить превосходным действием русской артиллерии, стреляв­шей с дистанции 1000—1600 м сосредоточенным по важнейшим це­лям огнем, а также целесообразными боевыми порядками пехоты и хорошим руководством боем; английский писатель Норман писал: «Русские двигались в замечательном порядке, быстро перебегали, пользуясь каждой складкой местности, показывая, что они хорошо обучены и дисциплинированы и что их ведут разумно и храбро» (5). Пехота хорошо взаимодействовала с артиллерией и кавалерией; последняя все время обтекала правый турецкий фланг, чем облег­чала задачу пехоте, вынуждая турок к расходованию резервов. От­рицательным явлением у русских войск был слабый ружейный огонь — за время боя в среднем было выпущено только по четыре патрона на винтовку.

Разгром отряда Магомета-паши чрезвычайно встревожил Мух-тара-пашу. Победа русских у Драм-дага имела не только военное, но и политическое значение. Это выражалось в ухудшении морального состояния турецких войск в Малой Азии, в недовольстве ту­рецким командованием со стороны турецкого населения, в возбуж­дении надежд армян на скорое освобождение от турецкого ига. В то же время победа у Драм-дага означала резкий рост угрозы правому флангу главных сил Мухтара-паши. Все эти обстоятельства требо­вали, чтобы войска Мухтара-паши нанесли Эриванскому отряду по­ражение, отбросив его на восток. Поэтому против Эриванского от­ряда к Дели-Баба турки сосредоточили большую часть главных сил армии Мухтара-паши — 14 000—18 000 человек с 18 орудиями под личным командованием Мухтара-паши, а на эрзерумском направ­лении для обороны зивинских позиций был оставлен отряд Изма-ила-Хакки-паши численностью в 10 000—11 000 человек при 18 ору­диях. Кроме того, как бы в виде общего резерва в Кеприкее и Гас-сан-кале был расположен отряд в 2 000 человек под начальством венгерца Кафтан-Магомет-бея. Одновременно с подготовкой глав­ных сил Мухтара-паши к наступлению на Эриванский отряд с фронта отряд Фаика-паши, усилившийся до 11 000 человек с 11 ору­диями, подошел от Вана к Баязету, 18 июня осадил его и тем самым прервал единственный путь сообщения Эриванского отряда с его базой.

Для Эриванского отряда создалось трудное положение, которое еще более осложнилось приказом Лорис-Меликова, полученным в отряде 19 июня. В нем сообщалось о предстоявшем выступлении из-под Карса через Чаплахлы на Саганлуг колонны Геймана и о действиях этой колонны против главных сил армии Мухтара-паши, занимавших, как предполагалось, позиции Саганлугского хребта. В связи с этим Тергукасову ставилась в приказе задача действиями в тылу главных сил армии Мухтара-паши помочь Гейману овладеть Пассинской долиной и тем самым добиться прочного обеспечения осады Карса. По первоначальным наметкам, Эриванский отряд дол­жен был наступать самостоятельно лишь до Алашкерта, а далее мог продолжать наступление лишь совместно с главными силами Дей­ствующего корпуса, которые должны были продвигаться на Саган­луг(6). Однако Лорис-Меликов не остановил Эриванский отряд по до­стижении им Алашкерта, а двинул его далее на Драм-даг.

Отдавая 19 июня новый приказ, Лорис-Меликов, конечно, не знал о сосредоточении главных сил Мухтара-паши против Эриван­ского отряда. Значительное удаление Эриванского отряда от прочих сил Действующего корпуса возбудило, однако, у Лорис-Меликова и у главнокомандующего опасение, что, будучи изолированным, этот отряд может потерпеть поражение, и потому в помощь ему была выслана колонна Геймана. Но чтобы и последняя не оказалась изо­лированной и не потерпела поражения, Лорис-Меликов пытался увязать действия генералов Геймана и Тергукасова; первому было указано действовать против главных сил Мухтара-паши с фронта, а второму — во взаимодействии с войсками Геймана, с тыла.

Приказ этот весьма характерен для образа действий русского главного командования на Кавказском театре в войну 1877—1878 гг. Сперва вместо действий на главном направлении главное командо­вание начало действия на второстепенном, в результате чего был взят Ардаган, но упущено самое выгодное время как для разгрома Мухтара-паши, так и для штурма и взятия Карса. Вслед за тем было принято решение штурмовать Каре, не обращая внимания на армию Мухтара-паши. Наконец, после этого фактически была прервана блокада Карса, — оставшихся под Карсом сил после ухода Геймана было для этого недостаточно, — и началась погоня за армией Мухтара-паши, якобы во имя сохранения... фактически прекращенной осады Карса. Планы действий менялись непрестанно, получалось уже не плановое ведение военных действий, а метание между различными планами. Все это делалось вместе с тем без достаточных оснований, так как не опиралось на действительное знание положения противника вследствие весьма слабых данных разведки. Надо отметить, что при этом каждый последующий план русского главного командования неизбежно был хуже предыду­щего, так как соотношение сил постепенно, но неуклонно изменя­лось не в пользу Кавказской русской армии.

Выполнение приказа Лорис-Меликова уже 21 июня едва не при­вело Эриванский отряд к катастрофе — выручили лишь высокие боевые качества русских войск и умелые действия частных началь­ников. Произошло это следующим образом.

Тергукасов 20 июня передвинул свой отряд к Даяру и распо­ложился там биваком. Он не допускал и мысли о том, что разби­тые им турецкие войска сами перейдут в этот день в наступление, и потому проявил значительную беспечность. В районе, избранном для бивака отряда, позиции на случай необходимости принять бой были крайне неудобны. Бивак находился в лощине, окруженной командующими над местностью высотами, с правого фланга пози­ции легко обходились Даярским ущельем и, кроме того, были рас­тянуты на 7—8 км, что вовсе не соответствовало силам отряда.

Расположившись на биваке, отряд 21 июня стал деятельно гото­виться к предстоявшим якобы совместным действиям с колонной Геймана. Пополнялись боеприпасы, чинилось и чистилось оружие, готовились к эвакуации раненых, пекся хлеб, сушились сухари. В не­которой боевой готовности находились лишь два небольших отряда. Первый, в составе батальона пехоты и двух казачьих сотен под на­чальством майора Гурова, предназначался для прикрытия намечен­ной на этот день фуражировки, а второй, в составе двух рот и семи сотен с четырьмя ракетными станками под начальством полковника Медведовского, — для разведки в направлении Эшак-Эльяси. Оба эти отряда утром вышли с бивака и вскоре столкнулись с турец­кими войсками Мухтара-паши.

Несколько позже в 11.00 Медведовский обнаружил возле Эшак-Эльяси густые колонны турецкой пехоты, а при спуске в Даярское ущелье — турецкую конницу. Это наступали войска Мухтара-паши, насчитывавшие до 15 000 человек. Медведовский правильно оценил важность ущелья, быстро повернул к нему и воспрепятствовал вхождению в него турецких войск. К аналогичному решению само­стоятельно пришел и майор Гуров; он занял высоты, прикрывавшие бивак отряда со стороны Даяра. Эта замечательная частная ини­циатива двух небольших начальников дала возможность Эриван-скому отряду с самого начала прочно обеспечить свой наиболее уязвимый правый фланг, что исключительно благоприятно отрази­лось на всем дальнейшем течении боя.

После 11.00 поднятые по тревоге части отряда по распоряже­нию Тергукасова начали поступать на усиление Медведовокого и Гурова. Образовались три группы: правый фланг под начальством Броневского, центр — Шака и левый фланг— Слюсаренко. К 13.30 в бой были введены все резервы; все части отряда влились в одну 6—7-километровую цепь, причем сильно перемешались: казачьи офицеры командовали в цепях пехотинцами, а пехотные — каза­ками. Наиболее опасным было положение у Броневского; турки направили свой главный удар именно на правый фланг отряда и потеснили его. Частично Броневский получил некоторое усиление за счет центра, главным же образом выручила контратака Шака, направленная во фланг наступавшим на Броневского туркам. Турки дрогнули; это послужило сигналом для перехода в контратаку войск всего правого фланга. Турецкие войска обратились в бегство, рус­ская конница их преследовала до темноты.

Таков был результат наступления Мухтара-паши, на стороне ко­торого были все выгоды внезапности и численного превосход­ства сил.

Войска Эриванского отряда потеряли до 450 человек убитыми и ранеными. Особенно тягостна для русских была утрата энергич­ного, храброго и распорядительного командира Крымского пехот­ного полка полковника Слюсаренко. Турецкие же войска потеряли, по признанию самого Мухтара-паши, до 4000 человек(7).

В этом бою русские войска наглядно показали многие присущие им черты: хорошие боевые качества, взаимную выручку, стойкость, боевой порыв. Прекрасно действовала русская пехота и артилле­рия; не отставали даже нестроевые; когда резервы были исчерпаны, в цепь по собственной инициативе влились наскоро вооруженные музыканты и денщики. На должной высоте находилась и инициа­тива частных начальников, таких, как Медведовский, Гуров, Слю­саренко и другие. Можно сказать, что если бы не широкое приме­нение инициативы всеми русскими начальниками, результаты боя могли бы быть плачевными. Эта особенность Даярского боя так бросалась в глаза, что его прозвали «битвой капитанов».

После боя под Даяром Тергукасов 22 июня отвел свой отряд на более выгодные драм-дагские позиции и стал дожидаться здесь данных о развитии наступления колонны Геймана. Но связь с Лорис-Меликовым через тыл уже несколько дней была прервана Ванским турецким отрядом у Баязета, и никаких сведений о дви­жении войск Геймана в Эриванском отряде не было.

Положение колонны Геймана было следующим. Вследствие не­своевременного прибытия продовольствия колонна выступила из-под Карса к Саганлугу не 19 июня, как писал об этом Лорис-Меликов в своем приказе Эриванскому отряду, а лишь 21 июня. К 22 июня колонна достигла Сарыкамыша. Находившийся при колонне Лорис-Меликов получил туманные сведения о том, что Эриванский отряд окружен армией Мухтара-паши, что 21 июня отряд вел бой, но что обе стороны удержали свои позиции. В Меджингерт колонна Гей­мана прибыла 23 июня, но простояла там до 25 июня, собирая сведения о противнике. Собранные разведывательные — вернее расспросные — данные сводились к тому, что позиции у Зивина заняты отрядом бывшего эрзерумского губернатора Измаила-паши; в отряде насчитывалось 20 таборов и 18 орудий, и он ожидал подкрепления из главных сил Мухтара-паши, расположенных у Дели-Бабы. Это было близко к истине. У Зивина 25 июня позиции были заняты 10 000—11 000 человек с 18 орудиями Измаила-паши, главные же силы Мухтара-паши в количестве 14 000—18 000 человек с 21 ору­диям находились у Кеприкея, Гасан-Калы, Дели-Бабы и Даяра. Вечером 21 июня Мухтар-паша решил возобновить бой с Эриван­ский отрядом, но, узнав о приближении русских войск к Саганлугу, отказался от этого намерения и остался в выжидательном положе­нии на прежних местах.

В колонне Геймана было около 12 000 человек пехоты и 5500 че­ловек конницы при 64 орудиях. В сравнении с Зивинским отрядом Измаила-паши Гейман располагал почти равными силами пехоты, но имел значительное превосходство в коннице и артиллерии. В сравнении с главными силами армии Мухтара-паши колонна Геймана обладала лишь небольшим общим превосходством в жи­вой силе и тройным — в артиллерии. В обоих случаях качественно русские войска значительно превосходили турецкие; особенно это было хорошо заметно в отношении главных сил Мухтара-паши, мо­рально подавленных неудачным для них боем у Даяра. Последнее обстоятельство делало чрезвычайно выгодным для колонны Гей­мана наступление не на укрепленные зивинские позиции Измаила-паши, а на главные силы Мухтара-паши, расположенные к тому же в открытом поле.

Несмотря на эти явные преимущества действий колонны Гей­мана против главных сил Мухтара-паши, Лорис-Меликов решил иначе. Под предлогом — надуманным к тому же — непроходимости реки Араке вброд Лорис-Меликов не счел возможным двинуться на Дели-Бабу и решил пройти на Хоросан, чтобы стать там в разрез обеих частей армии Мухтара-паши. В дальнейшем Лорис-Меликов рассчитывал, смотря по обстановке, нанести от Хоросана удар либо войскам Измаила-паши, либо главным силам Мухтара-паши. Это решение само по себе не было плохим. Хоть и окольными путями, но оно также могло привести к поражению армии Мухтара-паши по частям. Однако на совещании, происходившем 24 июня, верх одержало мнение Геймана, предложившего атаковать зивинские позиции. В основе предложения Геймана лежало совершенно ни на чем не основанное, предвзятое предположение о неизбежности очи­щения Измаилом-пашей зивинских позиций и об отходе его на при­соединение к Мухтару-паше, как только обозначится наступление русских войск на зивинские позиции. В момент этого отхода, по мнению Геймана, войска его колонны перейдут в преследование и с помощью своей многочисленной кавалерии разгромят Измаила-пашу раньше, чем он успеет соединиться с Мухтаром-пашей. В из­вестной мере сказалось на предложении Геймана и пренебрежение к турецким войскам и их позициям, появившееся у него после взя­тия Ардагана. Как ни было фантастично предложение Геймана, оно было принято, и Лорис-Меликов не сумел, вернее не захотел, на­стоять на осуществлении своего решения о движении к Хоросану. Войска колонны Геймана были вынуждены действовать по плану, совершенно безграмотному в теоретическом отношении, основан­ному на непонимании сильных сторон обороны укрепленных пози­ций турецкой пехоты и переоценке способностей русской конницы к массовым действиям в горах против нерасстроенных войск про­тивника. Гейман, воспитанный на кавказских войнах, был непло­хим практиком в действиях против слабо вооруженных горцев. Он был решителен, храбр, но совершенно не обладал ни широким военным кругозором, ни способностями к организации действий крупных сил.

План атаки зивинских позиций был не сложен. Пехота колонны Геймана должна была 25 июня атаковать зивинские позиции в лоб, кавалерия — выйти им в тыл.

Турецкие позиции на Зивинском плато по своим природным свойствам были очень сильны и, сверх того, укреплены несколь­кими линиями траншей и укреплениями для батарей, весьма удачно примененных к местности. Атака этих позиций с фронта была со­пряжена с чрезвычайными трудностями и большими потерями. Не легче обстояло дело и с выходом в тыл зивинских позиций русской конницы. Все свойства местности в районе зивинских позиций стали, однако, известны генералам Лорис-Меликову и Гейману лишь в самом ходе боя, так как до боя они не особенно затрудняли себя рекогносцировкой.

Русская пехота 25 июня в 14.40 перешла в наступление. Левый фланг и центр подвигался весьма медленно из-за крутизны скатов тех высот, на которых были расположены турецкие позиции, что явилось причиной крупных потерь русских от турецкого ружейного и артиллерийского огня. Из-за отсутствия удобных позиций русская артиллерия не могла оказать своей пехоте сколько-нибудь действи­тельной поддержки. Войска центра вскоре вынуждены были совер­шенно прекратить наступление, неожиданно натолкнувшись на два непроходимых ущелья. Войска правого фланга также остановились перед непроходимым ущельем. В таком положении русская пехота оставалась до вечера. К 18.00—19.00 она понесла серьезные потери, израсходовала большую часть боеприпасов, но, несмотря на оставшиеся в резерве шесть свежих батальонов, никак не могла продви­нуться вперед, так как, вопреки предположениям Геймана, турецкие войска вовсе не собирались очищать свои позиции. Пришлось все надежды возложить на действия конницы.

Но кавалерия в пути встретила большие препятствия, а артил­лерию едва можно было протащить по дороге. Связанная ею кон­ница достигла цели лишь к 18.00. В тылу зивинских позиций оказа­лись очень высокие кручи, а поэтому попытка втащить на них артиллерию окончилась неудачей. Казаки и драгуны спешились, взобрались на горы и завязали с турецкой пехотой длительную перестрелку. Начинало смеркаться, когда начальнику колонны ге­нерал-майору Чавчавадзе донесли, что со стороны Кеприкея пока­зались «массы» турецких войск. Боясь очутиться между двух огней, Чавчавадзе решил начать отход.

В итоге боя 25 июня русское наступление не получило никакого успеха, потери же колонны Геймана доходили до 900 человек. Ту­рецкие потери колебались, по различным источникам, в пределах от 650 до 1300 человек.

Неудача наступления на зивинские позиции произвела в России тяжелое впечатление — это была первая крупная неудача русских войск на обоих театрах военных действий.

Казалось бы, из боя 25 июня Лорис-Меликов должен был сде­лать только тот единственно правильный вывод, что принятое им предложение Геймана в корне порочно как по своим основам, так и по способу выполнения. Казалось, что прямым следствием такой оценки боя 25 июня должен был явиться возврат к ранее намечав­шимся решениям об атаке Дели-Бабы или о выходе к Хоросану. Наконец, если бы даже Лорис-Меликов не отважился или не доду­мался двинуться к Дели-Бабе или Хоросану, можно было бы ожи­дать, что он за ночь пополнит боеприпасы, разведает пути подхода к турецким позициям, введет в дело свежие резервы и с рассве­том следующего дня вновь атакует зивинские позиции. И в этом случае были шансы на успех, так как турецкие войска были измо­таны физически и морально больше русских, а турецкие резервы израсходованы.

Поэтому совершенно неоправданным являлось решение Лорис-Меликова бросить всякие наступательные попытки вообще и немед­ленно отойти обратно к Мацре под Карсом. Приведенные Лорис-Меликовым мотивы такого решения — утомление своих войск, на­личие у турок на зивинских позициях 20 000 (!) защитников, под­ход к противнику свежих резервов и т. п. — были явно надуманы и не могли явиться достаточным основанием к принятию решения на отход к Мацре. Истинные причины отхода надо искать в моральной депрессии и растерянности, охватившей Лорис-Меликова после боя 25 июня.

Прибыв к Карсу 5 июля, Лорис-Меликов нисколько не опра­вился от охватившего его вечером 25 июня тяжелого настроения и под его влиянием принял решение совершенно снять блокаду и осаду Карса, отступить непосредственно к русско-турецкой государственной границе и перейти там к обороне в ожидании подхода подкреплений из глубины России; о последних он сразу поставил вопрос. Это решение, прекращавшее русское наступление на всем Кавказском театре, Лорис-Меликов принял, несмотря даже на то, что отход к Мацре, а затем и от Карса совершался без всякого давления со стороны войск Мухтара-паши. Последний несказанно удивился известиям об отходе колонны Геймана от зивинских пози­ций, но, сколь ни был обрадован этому свалившемуся на него как снег на голову счастью, решил действовать с большой осторож­ностью. Приказав Измаилу-паше возглавить войска против Эриван­ского отряда, сам Мухтар-паша начал медленно продвигаться вслед за уходившим к Карсу Лорис-Меликовым. У Мухтара-паши шевелились в голове, очевидно, смутные предположения о том, что внезапный отход колонны Геймана, возможно, таит в себе какую-то ловушку. Поэтому Мухтар-паша лишь к 7 июля прибыл в Тикму и оттуда смог наблюдать, как 9 июля главные силы Действующего корпуса начали отход от Карса.

Все эти события первое время оставались совершенно неизвест­ными Тергукасову. Телеграфная линия у Баязета была прервана, а Лорис-Меликов, имея в своих руках почти шеститысячную массу конницы, не удосужился изыскать способ при ее помощи связаться с Эриванским отрядом и известить Тергукасова о событиях послед­них дней и о своих решениях. Не получая никаких сообщений о действиях войск Геймана, Тергукасов решил начать отход к своим базам. Нет никаких оснований предъявлять Тергукасову какие-либо обвинения по этому поводу. Положение Эриванского отряда и до боя 25 июня было из рук вон плохим, а после отхода колонны Гей­мана от Зивина он оказался просто брошенным на произвол судьбы среди превосходящих сил врага с крайне недостаточным количе­ством боеприпасов. Участник боя, артиллерист, писал, что под Дая-ром «...расход снарядов и патронов был громадный. Когда батареи пополнили свой боевой комплект, то в парке осталось только 72 обыкновенных и полкомплекта картечных гранат. Патронов в парке не было совсем, а в войсках было только по 50 штук на че­ловека»(8).

Отправив вперед обоз, Тергукасов в 17.00 27 июня выступил с бивака на Драм-дагских высотах и направился к Зейдекяну, куда прибыл всеми своими силами к 3.00 28 июня. Отсюда Тергукасов рассчитывал направить на Баязет летучий отряд Амилохвари с целью выручки осажденного гарнизона, но от этого намерения при­шлось отказаться, так как началось наступление турецких войск.

Измаил-паша лишь 27 июня прибыл в Даяр и вступил там в командование наступавшими против Эриванского отряда войсками. С рассветом 28 июня, обнаружив отход Эриванского отряда, Изма­ил-паша, перешел в преследование и к 11.00 подошел к русскому биваку. Войска отряда были подняты по тревоге, развернулись в боевой порядок и заняли близлеЖавшие командующие высоты, Первая атака войск Измаила-паши, находившихся еще под впечат­лением недавних неудач и наступавших вяло, была отражена дей­ствиями одной отрядной артиллерии. После этого Измаил-паша на­правил в обход правого фланга отряда многочисленную турецкую конницу под командованием Гази-Магомы-Шамиля-паши, генерала свиты султана и сына известного гунибского Шамиля. Черкесская конница была встречена артиллерией и конницей Амилохвари и потерпела полную неудачу. Несмотря на то, что войска Измаила-паши численно вдвое превосходили Эриванский отряд и что у них были еще свежие резервы, с наступлением темноты бой прекра­тился.

Ночью с 28 на 29 июня Эриванский отряд начал дальнейший отход. К 30 июня отряд прибыл в Кара-Килису. Еще на марше Тер­гукасов приказал по прибытии на место занять выгодную позицию восточнее Кара-Килисы, но по ошибке или недисциплинированно­сти частных начальников войска отряда стали биваком западнее Кара-Килисы, среди болот, имея рядом лишь неудобные позиции. Тергукасов рассчитывал 1 июля сменить бивак, но не успел, так как уже в 11.00 турецкие войска перешли в наступление и открыли огонь по лагерю. Только выдержка и хладнокровие русских воинов дали возможность организовать и прикрыть эвакуацию огромного обоза.

Сорокадвухкилометровый переход до Сурп-Оганеса был очень труден. Число беженцев армян, следовавших с обозами, возросло до 2500 семейств; тяжело груженные арбы отставали; многие ста­рики и слабосильные в изнеможении падали на дороге. Русские солдаты помогали вытягивать застрявшие арбы, несли на руках де­тей, подсаживали на лафеты и зарядные ящики стариков и отстав­ших. Грозные в бою, русские солдаты отличались великодушием к попавшему в беду мирному населению, всячески ему помогали и де­лились последним. Армянское население видело это и относилось к русским войскам с глубокой признательностью.

В Сурп-Оганесе Тергукасов получил через лазутчиков сведения о том, что Мухтар-паша приказал Фаику-паше атаковать Эриван­ский отряд у Диадина или Сурп-Оганеса и что баязетский русский гарнизон некоторое время в состоянии еще продержаться. Эти све­дения были получены вполне своевременно и в значительной сте­пени предопределили дальнейшее решение Тергукасова. Перед ним стоял выбор одного из двух возможных вариантов. Можно было двигаться прямо на Баязет для выручки его гарнизона, но при этом в случае неудачи возникал риск гибели всего обоза, сопровождав­шего отряд. Неудача же была весьма вероятна. Боеприпасы были на исходе, впереди ожидал Фаик-паша, сзади угрожал Измаил-паша. Второй возможный вариант решения состоял в том, чтобы от Сурп-Оганеса свернуть на Каравансарайский перевал и отсту­пить в Эриванскую губернию на Игдырь. Там можно было осво­бодиться от излишнего обоза, пополнить боеприпасы и после этого немедленно двинуться на выручку баязетского гарнизона. Сведения Лазутчиков дали возможность Тергукасову уверенно и без сомнений остановиться на втором варианте. Между тем положение в Баязете было в это время весьма напряженным.

Баязет во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. был не­большим городком с полутора тысячами населения. В середине этого населенного пункта, на гористом уступе, стоял старый замок-крепость из красного и белого камня. В замке было три двора, здание замка имело три этажа. В первом этаже находился камен­ный бассейн, в который была проведена вода. Этот замок был в свое время выстроен курдским феодалом Исаак-пашей и играл роль крепости, но со временем утратил значение крепости как в от­ношении города, так и в отношении окружавшей его окрестности и теперь мог служить только цитаделью. Цитадель командовала над нижним городом, но здания верхнего города и окружавшие го­род высоты в свою очередь командовали над цитаделью.

В начале наступления, при занятии Баязета Эриванский отря­дом, в нем был оставлен русский гарнизон в составе двух рот Крым­ского и батальона Ставропольского пехотного полка, двух сотен Уманского и сотни Хоперского казачьего полка, пешей команды Кавказского казачьего полка, трех сотен Елисаветопольского и двух сотен Эриванского конно-иррегулярного полка и двух орудий 4-й батареи 19-й артиллерийской бригады; в состав гарнизона входил также и 11-й военно-временный госпиталь. Комендантом Баязета был назначен командир батальона Ставропольского полка подполковник Ковалевский, на смену которому в конце мая при­был подполковник Пацевич; комендантом цитадели являлся смотри­тель госпиталя капитан Штоквич (Штокфиш). Ставропольцы и уманцы стояли лагерем в 4 км севернее города, прочий же гарни­зон располагался в цитадели.

16 июня разведывательный отряд под командованием Пацевича столкнулся со значительными скопищами курдов, бродивших неда­леко от города. Так как после этого столкновения вполне реальной становилась и осада города, то Ковалевский ввел три роты своего батальона в цитадель и приказал свезти туда же все имущество из лагеря, а также запасти продовольствие.

Между тем уже 18 июня отряд Фаика-паши перешел Тепериз-ский перевал и приблизился к Баязету. У Фаика-паши было 4000 человек регулярных войск с 11 орудиями и 7000 иррегуляр­ных войск. Когда 18 июня Пацевич с большинством гарнизона дви­нулся в разведку к Теперизу, то он столкнулся уже со столь значи­тельными силами, что вынужден был отступить. Отступление про­исходило в тяжелых условиях, русские понесли большие потери, причем в числе убитых был Ковалевский, мужеству и энергии кото­рого был обязан разведывательный отряд своим возвращением в цитадель. Местное турецкое население, фанатизм которого был разожжен муллами, открыло по отходившим русским войскам огонь с крыш, из окон и дверей, а дети добивали камнями русских ране­ных. Наконец, в 18.00 войскам удалось дойти до цитадели, и Паце­вич, вступивший в командование, приказал закрыть ворота. С этого момента началась двадцатитрехдневная осада Баязета, составив­шая славную страничку в истории русской армии.

В осаде, внутри цитадели, оказалось 1626 солдат, офицеров и казаков, два врача, чиновник и сестра милосердия, вдова под­полковника Ковалевского; точное число находившихся в цитадели милиционеров неизвестно; кроме того, внутри цитадели находилось 70 лошадей.

Сухарные запасы в цитадели были созданы в размере 356 пу­дов; это количество сухарей обеспечивало гарнизон только на 9 су­ток и то при условии суточной выдачи на человека по 400 граммов. Кроме сухарей, в цитадели оказалось 316 пудов ячменя.

На следующий день, 19 июня, турецкая артиллерия открыла по цитадели огонь. Однако стены цитадели от времени приобрели такую прочность, что почти не поддавались действию артиллерии. Отчаявшись в попытке взять цитадель при помощи бомбардировки, курды 20 июня бросились на штурм. При условии дружного отпора штурм можно было легко отбить, но в это время Пацевич, неожи­данно для гарнизона, выкинул белый флаг, с револьвером в руках заставлял солдат прекратить стрельбу, затем вышел на открытую площадку и стал кричать: «Яваш, яваш, тохта, тохта! — Останови­тесь, сдаемся!» К счастью для гарнизона, турки все же успели его подстрелить и, падая раненым, предатель сказал: «Теперь делайте что хотите!»(9). Сразу же после этого все защитники цитадели бросились на стены и открыли такой огонь, что турки и курды понесли огромные потери и в панике отхлынули от цитадели.

В командование вступил старший в чине командир Эриван­ского конно-иррегулярного полка полковник Измаил-хан-Нахиче-ванский, его заместителем стал казачий войсковой старшина Каванин. Но так как оба эти офицера были кавалеристами и с крепостной обороной знакомы не были, то все принципиальные вопросы решались «военным советом». Душой же обороны был артиллерийский поручик Томашевский.

Для обороны были распределены и закреплены за подразделе­ниями все здания и посты цитадели; ворота были завалены кам­нями, окна заделаны и в них оставлены лишь бойницы для стрел­ков. Последние были вооружены дальнобойными турецкими ружьями, запас которых в цитадели, вместе с патронами к ним, оказался довольно значительным.

Весьма важным оказался вопрос снабжения гарнизона водой. Заполнить с началом осады бассейн не удалось, так как турки отвели воду. Запасов воды, сделанных перед осадой в госпитале, хватило лишь на пять дней; после этого воду приходилось с опас­ностью для жизни добывать из ручья, протекавшего в 300 шагах от цитадели. Вскоре курды заложили ручей трупами людей и животных, которые там разлагались и отравляли воду. От заражен­ной воды начались кишечные расстройства. Суп по недостатку воды готовили только для раненых, но с 5 июля вынуждены были пре­кратить и эту варку. К 5 июля суточные порции воды были со­кращены до 1/4 «крышки», а с 6 июля — до одной деревянной ложки. Несколько выручил обильный дождь, выпавший 7 июля.

Под конец осады весьма серьезное значение приобрел вопрос питания. Сухари выдавались по 400 граммов в сутки на человека только до 22 июня, затем с 22 по 27 июня стали выдавать по 200 граммов, с 27 июня по 3 июля — по 100 граммов, а с 3 июля до конца осады — по 50 граммов. Взамен сухарей стали дополнительно выдавать дробленый ячмень. Лошадей резали и жарили. В резуль­тате такого слабого питания с конца июня начались смертные случаи от истощения. Гарнизон был так истощен, что отдача ружья при выстреле валила стрелка с ног.

Осадившие цитадель войска Фаика-паши не повторяли больше попыток штурма. Они ограничились тем, что перебили армянское население, проявив при этом невероятные зверства над девушками и детьми, выжгли город и, блокировав цитадель, стали ожидать ее падения от голода, болезней и смерти защитников. Впрочем, наряду с этим Фаик-паша и другие турецкие, курдские и черкесские начальники не раз пытались ускорить падение цитадели, засылая в нее парламентеров с предложением капитуляции на самых выгод­ных условиях. Защитники цитадели с презрением отвергли все предложения неприятеля, а затем положили предел засылке «пар­ламентеров» тем, что повесили одного из них (он оказался шпио­ном — «двойником») и сбросили второго со стены цитадели.

Наконец, 9 июля с вышки минарета раздался голос часового: «Наши идут!» — и вдали показались колонны Эриванского отряда. Тергукасов привел Эриванский отряд в Игдырь 6 июля, не потеряв в пути ни одной повозки из огромного обоза. Сдав в Игдырь бежен­цев, раненых, излишний обоз и пополнив боеприпасы, Эриванский отряд уже на рассвете 8 июля выступил в Баязет в составе 7500 штыков и сабель при 24 орудиях и 7 ракетных станках. К 19.00 8 июля отряд уже расположился биваком в 8 км севернее Баязета.

Турецкие войска к этому времени располагались тремя груп­пами. Алашкертский отряд Измаила-паши, численностью в 12 000 человек с 18 орудиями, находился в 25 км западнее Баязета. Блокадный отряд Муниба-паши, численностью в 2 000 человек с четырьмя орудиями, располагался вокруг Баязета. Главные силы Фаика-паши, численностью в 6000 человек с пятью орудиями, стояли у Тепериза. Обнаружив приближение к Баязету войск Эри­ванского отряда, Фаик-паша обратился к Измаилу-паше с просьбой подкрепить его бригадой. Но Измаил-паша был введен в заблужде­ние отрядом полковника Шипшева, который перед выступлением из Игдыря был с весьма умным расчетом выслан Тергукасовым на Каравансарайский перевал и успел его занять. Видя этот перевал занятым, Измаил-паша счел возможным движение через этот пере­вал и всего Эриванского отряда; в таком случае главный удар Тергукасова пришелся бы по Алашкертскому отряду и его, следовательно, нельзя было ослаблять; поэтому-то Измаил-паШа отверг просьбу Фаика-паши. Из этого следовало, что на первое время Эриванскому отряду приходилось иметь дело с одними лишь глав­ными силами Фаика-паши и блокадным отрядом Муниба-паши, которые соединились и заняли позиции севернее Баязета.

Прикрыв себя со стороны Алашкертского отряда конницей Амилохвари, Тергукасов с утра 10 июля двинулся на войска Фаика-паши. Вскоре после начала наступления Эриванский отряд занял командовавший над турецкими позициями гребень, направил оттуда свой огонь во фланг войскам Фаика-паши, а затем проник в город и при энергичном огневом содействии гарнизона цитадели овладел им. Войска Фаика-паши были выбиты с занимаемых ими позиций и поспешно отошли к Вану, оставив пленных и 3 орудия. Запозда­лое наступление Алашкертского отряда было отбито конницей Амилохвари, которую подкрепила пехота из-под Баязета.

Мужественный гарнизон цитадели был освобожден. Раненых и больных, которые больше походили на скелеты, чем на живых людей, уложили на фургоны и подводы, а затем Эриванский отряд выступил из Баязета в Игдырь.

Действия Эриванского отряда, с честью поддержавшие славные традиции русской армии — «Сам погибай, а товарища выручай», — несколько смягчили для войск русской Кавказской армии горечь ряда неудач.

Так закончился для войск русского Действующего корпуса пер­вый наступательный этап войны на Кавказском театре.

Кобулетский отряд на этом этапе войны продвинулся в при­морской части Кавказского театра за два первых месяца всего на 15—20 км. Медленность продвижения объяснялась как исключи­тельно труднодоступной местностью и партизанскими действиями местных жителей-аджарцев, обманутых своими князьями и турецкой агентурой, против русских, так и военной бездарностью начальника отряда.

Турецкие войска, которыми в приморской части театра коман­довал Дервиш-паша, использовали медленность продвижения Кобу-летского отряда и за два первых месяца войны чрезвычайно сильно укрепили свои позиции на хребте Цихис-Дзири. Ввиду этого после­довавшая затем атака войск Кобулетского отряда на эти позиции была отбита, причем русские войска потеряли 750 человек убитыми и ранеными. Однако и турецкая контратака, имевшая место 24 июня, была также отбита, причем турки потеряли 1000 человек. После этого войска Кобулетского отряда отошли на муха-эстатские позиции, расположенные в 5—10 км южнее русско-турецкой гра­ницы, и перешли там к обороне.

Одновременно с этими событиями на фронте войска Кавказской армии вели напряженную борьбу в тылу с высаживавшимися ту­рецкими десантами, общая численность которых достигала до 7 тыс. человек.

(1) Кишмишев С. О. Война В турецкой Армении 1877—1878 гг., СПБ, 1884, стр. 50.

(2) См. Шебеко В. Военные операции в Малой Азии в русско-турецкую воину 1877—1878 гг., «Военный сборник», 1898, № 1. ctр. 16.

(3) Колюбакин Б. Эриванский отряд в кампанию 1877—1878 гг., СПБ, 1893, стр. 292.

(4) Материалы для описания русско-турецкой войны 1877—1878 гг. на Кав­казско-Малоазиатском театре, Тифлис, т. IV, 1908, стр. 76.

(5) Цитируется книге Б. Колюбакин. Эриванский отряд в кампанию 1877—1878 гг., СПБ, 1893, стр. 134.

(6) См. Материалы для описания русско-турецкой войны 1877—1878 гг, на Кавказско-Малоазиатском театре, т. IV, Тифлис, 1908, стр. 1.

(7) См. Колюбакин Б. Эриванский отряд в кампанию 1877—1878 гг., СПБ, 1893, стр. 290.

(8) Юдин, капитан. Описание боевой жизни 19-й артиллерийской бригады в минувшую войну 1877—1878, Тифлис, 1886, стр. 58.

(9) Волжинcкий Г. И. Освобождение крепости Баязета от блокады ту­рок. Варшава, 1911, стр. 21.

Вперед
Оглавление
Назад


Главное за неделю