Важное
Испытания МРК "Буря" вышли на финишную прямую
"Торнадо-С" вооружили 
|
МОБИЛИЗАЦИЯ РУССКИХ ВОЙСК. СОЗДАНИЕ ДУНАЙСКОЙ АРМИИ И СОСРЕДОТОЧЕНИЕ ЕЕ В БЕССАРАБИИ. ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ И РАЗВЕРТЫВАНИЕ ДУНАЙСКОЙ И КАВКАЗСКОЙ АРМИЙ. ОРГАНИЗАЦИЯ БЕРЕГОВОЙ ОБОРОНЫ И ПОДГОТОВКА ЧЕРНОМОРСКОГО ВОЕННО-МОРСКОГО РУССКОГО ФЛОТА К АКТИВНЫМ ДЕЙСТВИЯМ. РАЗВЕРТЫВАНИЕ ТУРЕЦКИХ ВОЙСК НА БАЛКАНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ И В МАЛОЙ АЗИИПеред открытием военных действий Россия провела ряд частных мобилизаций.Первая мобилизация была объявлена 13 ноября 1876 года; по ней было мобилизовано двадцать пехотных дивизий (1 5 9 11 12 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19,31, 32, 33, 34, 35, 36,39, 41-я) и Кавказская гренадерская с их пешими артиллерийскими бригадами и подвижными лазаретами, четыре стрелковые бригады (3, 4, 5-я и Кавказская), семь кавалерийских дивизий (7, 8, 9, 10, 11, 12-я и Кавказская) с их конными батареями, две саперные бригады (3-я и Кавказская), Донская казачья дивизия, ряд казачьих полков и другие отдельные части. Вторая мобилизация была объявлена 15 апреля 1877 года; по ней было мобилизовано еще семь пехотных дивизий (2, 3, 16, 20, 21, 30 и 38-я) с их артиллерией, две кавалерийские дивизии (4 и 13-я) с их артиллерией, 2-я саперная бригада и ряд отдельных частей. Попутно с мобилизацией полевых войск была проведена и мобилизация тыловых войск (местных, запасных и т. п.). Мобилизация каждый раз длилась от 9 до 26 дней и в общем прошла успешно (неявка составила 1/2 %); всего по первым двум мобилизациям было призвано 372 000 солдат и унтер-офицеров; большинство прибывших из запаса состояло из солдат срока службы 1864 и 1865 гг.— они недолго находились в запасе, поэтому их военная подготовка была еще свежей; солдаты срока службы 1855 года насчитывались единицами; однако среди запасных было немало и нестроевых, не умевших обращаться с ружьем. На пехотный полк приходилось по 1400-1500 человек запасных. Унтер-офицеров запаса был избыток. Артиллеристов в запасе до штата не хватало, их заменяли кавалеристами(1). Таким образом, с мобилизацией рядового и унтер-офицерского состава дело обстояло благополучно. Много хуже обстояло дело с доведением до штатов военного времени офицерского состава. Даже для частичного развертывания всей русской армии по этим штатам требовалось 11 000 офицеров, а их в запасе не было. Ввиду этого для удовлетворения потребности в офицерах по штатам военного времени военное министерство провело ряд мер: было прекращено увольнение офицеров в отставку; начат прием на службу отставных офицеров; произведены в офицеры портупей-юнкера, состоявшие в войсках на стажировке; допущены к производству в офицеры без экзамена унтер-офицеры из вольноопределяющихся за «обыкновенные» отличия и унтер-офицеры, служившие по набору, за «боевые» отличия; произведен ускоренный выпуск из военных и юнкерских училищ. С количественной стороны все эти меры удовлетворительно решили вопрос комплектования офицерским составом — в армию влилось около 6 000 человек офицеров, за всю войну — 11 500 человек. Однако качество офицерского состава было неудовлетворительным. Особенно плохой контингент дали отставные офицеры (всего до 4 000 человек). Они не удовлетворяли даже самым низким требованиям, так как согласно отчету полевого штаба Дунайской армии не только отставали от современных требований военного дела, но и имели еще «престарелый возраст, телесные недуги и дурную нравственность». Что это значило, можно понять из следующего примера: из 19 офицеров, прибывших из отставки в Бородинский пехотный полк, 11 вскоре убыли из полка главным образом из-за своих неудовлетворительных моральных качеств. После проведения первой мобилизации было создано шесть армейских корпусов (с 7-го по 12-й), а в феврале 1877 года — еще восемь армейских корпусов (с 1-го по 6-й, 13-й и 14-й). Каждый армейский корпус состоял из двух — трех пехотных и одной кавалерийской (казачьей) дивизии; гвардейский и гренадерский корпуса имели особую организацию. Не вошли в состав корпусов десять пехотных дивизий (2, 3, 19, 20, 21, 23, 38, 39, 40 и 41-я) и три кавалерийские (14-я, Кавказская и Кавказская сводная казачья). Дивизии между корпусами были распределены следующим образом:  Дунайская армия, предназначенная для действий на Балканском театре военных действий, создавалась постепенно в соответствии с развитием плановых соображений о войне. Летом 1876 года, когда вместо войны считалось возможным ограничиться лишь занятием Болгарии севернее Балкан, в состав Дунайской армии намечалось ввести лишь два корпуса. В сентябре 1876 года русское правительство решило в состав Дунайской армии ввести уже четыре корпуса (8, 9, 11 и 12-й) с резервом для них в Киевском военном округе. В конце апреля в состав Дунайской армии, в соответствии с новыми плановыми наметками, были дополнительно включены 4, 13 и 14-й корпуса. В войну Дунайская армия вступила в составе четырех корпусов и ряда других частей; 4, 13 и 14-й корпуса фактически вошли в состав Дунайской армии несколько позже. С точки зрения организации Дунайская армия обладала рядом существенных недостатков. Так, например, в результате запоздалой организации корпусов войска не успели ознакомиться со своими начальниками, а начальники — с войсками. Вся конница оказалась распределенной между корпусами, вследствие чего в распоряжении командования армии не оказалось конницы для решения армейских задач. Недостаточное количество инженерных войск не могло не сказаться отрицательно при действиях в горной местности, пересеченной многими реками. Войска Кавказской армии к началу войны развернулись, как показано в табл. 1 (стр. 456). При распределении войск по отрядам организационная целостность соединений была очень сильно нарушена. Управление Дунайской армией было организовано на основе объявленного в 1876 году «Положения о полевом управлении войск в военное время». Во главе армии стоял главнокомандующий, права которого были довольно широки. В области ведения военных действий он был самостоятелен в пределах утвержденного плана войны.  Схема 9. Боевой состав русской Дунайской армии в начале войны. Только в определении состава армии и некоторых других вопросах он сносился с военным министром, в основном же главнокомандующий подчинялся только царю. В отношении подчиненных ему войск главнокомандующий пользовался правами назначения начальников отдельных частей, начальников отрядов и военных губернаторов, мог смещать и удалять из армии лиц, не считаясь с их чинами и должностями, имел широкое право награждения. Весьма значительные права предоставлялись главнокомандующему в хозяйственном отношении внутри армии, а также в отношении подчиненных ему округов и занятой русскими войсками территории. Главнокомандующим Дунайской армией был назначен брат Александра II, генерал-адъютант Николай Николаевич (старший). Он родился в 1831 году, в молодости в период Крымской войны на значительном удалении от поля боя присутствовал пару часов в районе Инкерманского сражения, за что получил Георгия 4 степени; в мирное время командовал кавалерийскими дивизиями и гвардейским корпусом; перед началом войны был главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа, генерал-инспектором кавалерии и по инженерной части. Фактически Николай Николаевич не имел ни боевого опыта, ни широкого военного кругозора. По характеру он был упрям, но не обладал твердой волей, быстро переходил от крайних увлечений к упадку духа, в работе был несистематичен, военного авторитета не имел, критики своих действий не выносил. По своим политическим убеждениям Николай Николаевич был ярый реакционер, к войскам относился по-крепостнически. Не обладая мужеством и чувством ответственности, Николай Николаевич, однако, любил разыгрывать роль смелого, самостоятельного и прямого человека. Назначение Николая Николаевича можно понять, если вспомнить, что войну в единоборстве с Турцией царь и его окружение считали делом легким, а победу — обеспеченной. Такая легкая, победоносная война должна была, по мысли царя и его приспешников, укрепить положение царизма. Война же, выигранная, по мысли царя, под руководством «особы царской фамилии», могла еще больше поднять авторитет царизма. Поэтому-то во главе Дунайской армии был поставлен Николай Николаевич, а главнокомандующим Кавказской армией назначен другой брат царя, Михаил Николаевич. В этих лицах, как в фокусе, были сосредоточены все типичные недостатки представителей реакционных правящих кругов царского режима. При такой серой и бездарной в полководческом отношении фигуре, какой являлся Николай Николаевич, нужен был энергичный и образованный начальник штаба. Понимая это, Милютин рекомендовал на должность начальника штаба Дунайской армии генерала Обручева, человека в военном отношении, несомненно, талантливого. Являясь одним из главных авторов плана войны, Обручев, как никто другой, подходил к роли начальника штаба. Но Николай Николаевич отверг кандидатуру Обручева, в чем ему помогло то обстоятельство, что Обручев слыл «красным». Некоторая доля "правды в этом была. Обручев, как и многие офицеры генерального штаба, слушатели и профессора Военной академии, принимал в 60-е годы участие в кружках революционеров-демократов(2).  Схема 10. Полевое управление Дунайской армии. Если он и не входил в состав революционной организации «Земля и воля» 60-х годов, то во всяком случае был участником какой-то революционной организации, которая предшествовала первой «Земле и воле»(3). Известно, что Обручев ездил в Лондон устанавливать связи с Герценом и Огаревым, тесно общался с Н. Г. Чернышевским и Н. А. Добролюбовым, принимал участие в «Великорусе» и пр. Известно также, что Обручев в 1863 году отказался выступить в Польшу на подавление восстания в составе гренадерской дивизии, начальником штаба которой он являлся(4). Впоследствии он отошел от революционной деятельности и избег репрессий, но репутация «красного» за ним осталась. Одного этого было ужо. достаточно, чтобы Александр II уважил протест брата, хотя к 1877 году Обручев был уже не более чем либеральным монархистом. Начальником штаба Дунайской армии, по просьбе Николая Николаевича, был назначен генерал-адъютант и генерал от инфантерии Непокойчицкий. В то время ему было уже 63 года. В молодости он принимал участие в подавлении Венгерского восстания, затем участвовал в Крымской войне; перед войной 1877—1878 гг. он двадцать лет служил на административных должностях и в последнее время был председателем военно-кодификационной комиссии. За время длительного пребывания на чисто канцелярской работе Непокойчицкий сильно оторвался от войск. Не будучи способен - к оперативному руководству, Непокойчицкий целиком передоверил его своему помощнику генералу Левицкому, который, как это будет видно из дальнейшего, к такой работе также совершенно не был пригоден. На должности начальника штаба Некопой-чицкий хорошо приноровился к Николаю Николаевичу и не спеша занимался административными и хозяйственными делами, обворовывая, — где только можно было, — казну. Между делом штамповал оперативные бумаги, исправно получая награды за победы русских войск. Отрицательной фигурой являлся и второй помощник Непокой-чицкого, генерал Кучевский. Главнейшим недостатком организации полевого управления Дунайской армии было отсутствие четкого функционального распределения обязанностей между входившими в его состав лицами. При слабо развитом расчленении штаба и управлений армии по отдельным видам работы имелось довольно значительное число лиц, предназначенных для выполнения эпизодических приказаний (всякого рода порученцев, адъютантов, прикомандированных, ординарцев и т. д.). Николай Николаевич, Левицкий и Непокойчицкий совершенно не умели использовать состоявших при штабе офицеров генерального штаба, самых способных и подготовленных во всем полевом управлении армией; они не имели определенных обязанностей (конкретной работы), использовались от случая к случаю, изнывали без дела, к их голосу мало прислушивались. Зато огромная свора адъютантов и ординарцев блаженствовала; не бывая даже в сфере огня, эти люди ухитрялись получать награды и чины. Таким образом, главнокомандующий Дунайской армией и верхушка его штаба явно сидели не на своих местах. Безобразное и даже преступное руководство были причиной главной части неудач этой армии во время войны. Не лучше обстояло дело на Кавказе. Великий князь Михаил Николаевич являлся главнокомандующим Кавказской армией и вместе с тем кавказским наместником. Он обладал некоторыми познаниями в области артиллерии, но его военный кругозор был узок, а полководческие способности отсутствовали; особенно отличался он своей нерешительностью. Большое влияние на Михаила Николаевича оказывал его помощник Святополк-Мирский. Влияние это было самое отрицательное, так как в военном отношении Святополк-Мирский представлял собой полное ничтожество. Почти с самого начала мобилизации началось сосредоточение Дунайской армии в ее первоначальном, четырехкорпусном составе в Бессарабии. По планам главного штаба это сосредоточение должно было закончиться к 1 января 1877 года, фактически же оно закончилось в основном к 7 января 1877 года. За время мобилизации русские железные дороги перевезли 178 000 человек, за время сосредоточения 254 000 человек (не считая конского состава и материальной части). Если принять во внимание техническое несовершенство тогдашних русских железных дорог, то станет ясно, что выполнение ими воинских перевозок почти точно в намеченный планом срок являлось крупным шагом вперед не только в сравнении с Крымской войной, когда войска, двигавшиеся из России в Севастополь, находились в пути месяцами, но даже, например, в сравнении с франко-прусской войной 1870 года. Известно, что на французских железных дорогах во время мобилизации установился тогда полный хаос. Русские же железные дороги выполнили перевозки по мобилизации и сосредоточению быстрее и значительно более организованно. В период сосредоточения Дунайской армии в Бессарабии проводились мероприятия по организации тыла армии. Однако при организации тыла Дунайской армии были допущены крупнейшие ошибки и просчеты. В основном они коренились в самом порядке устройства и службы тыла действующих войск, определенном «Полевым управлением войсками». Порядок этот был недоработан и имел серьезные ошибки. В Дунайской армии, например, тылы располагались на территории своей страны (Бессарабия), на территории союзной страны (Румыния), а по переходе русскими войсками Дуная они неизбежно должны были расположиться и на территории, отнятой у противника (Болгария). Такое неоднородное состояние армейского тылового района не могло не сказаться самым отрицательным образом на военных сообщениях армии, особенно железнодорожных. В начале кампании из Бессарабии к Дунаю вели через Румынию две железные дороги: 1) Унгени, Яссы, Роман, Бухарест, Журжево и 2) Бендеры — Галац. Основная масса войск Дунайской армии снабжалась по первой дороге. Дорога Унгени — Журжево была проложена весьма неудовлетворительно (весной она подвергалась размыву полотна, зимой — заносам), технически плохо оборудована (слабые мосты; недостаточное развитие станционных путей и сооружений, мало телеграфных средств и т. п.), недостаточно оснащена подвижным составом. В силу этих обстоятельств пропускная способность дороги в лучшем случае не превышала семи пар поездов в сутки, практически же была и того ниже. Кроме того, румынские железные дороги имели отличавшуюся от русских узкую колею; только на участке Унгени — Яссы ширина железнодорожной колеи равнялась ширине русской. Часть этой железнодорожной линии принадлежала частному румынскому, часть — австрийскому обществам, а часть являлась собственностью румынского государства, и сквозные перевозки по всей железнодорожной линии требовали предварительного согласования стремя хозяевами. Наконец, для снабжения основной массы войск Дунайской армии, располагавшейся у Зимницы — Систово, дорога Унгени — Яссы — Журжево могла быть использована лишь до Фратешти, откуда начиналось грунтовое звено подвоза. Дорога Бендеры — Галац хотя и была свободна от многих недостатков, свойственных румынским железным дорогам, но по своему расположению могла быть использована только для питания крайней левофланговой группы войск Дунайской армии, которая была немногочисленна и играла вспомогательную роль. В первый период по объявлении мобилизации, когда предполагалось иметь Дунайскую армию в относительно небольшом составе, русское командование не придавало серьезного значения румынским железным дорогам, и потому ему не были известны их данные. Считалось, что питание небольшой армии предъявит румынским железным дорогам такие скромные требования, что они с ними легко справятся. Во весь рост значение недостатков румынских железных дорог встало перед русским командованием только перед самым объявлением войны, когда с полной определенностью выявился значительно увеличенный против первоначального численный состав Дунайской армии. Все русские планы устройства и службы тыла, которые основывались на использовании румынских железных дорог, оказались ошибочными. Русское командование почти до последнего момента не было уверено, будет ли война или нет, а если будет, то когда точно. Состояние неопределенности тормозило всю подготовительную тыловую работу (комплектование тыловых управлений армии, создание и подтягивание тыловых учреждений, заготовку и накопление всякого рода запасов, выработку условий конвенции с Румынией, наиболее благоприятных для устройства тыла, и т. д.). Поэтому объявление войны застало органы тыла Дунайской армии неподготовленными. Сходная обстановка создавалась и в тылу Кавказского театра военных действий. Единственная там железная дорога, доходила в то время лишь до Владикавказа (Дзауджикау); далее подвоз надо было осуществлять по грунтовым путям. От Владикавказа до Эрзерума через Каре по прямому направлению 500 км; учитывая горный характер театра, фактическую длину грунтовых путей подвоза нужно удвоить. Само собой понятно, что строить подвоз для стотысячной армии на основе грунтовых путей сообщения в 1000 км длиной представляло собой весьма сложную задачу. Во многом ее удалось бы решить легче и проще, если бы можно было заблаговременно предусмотреть подвоз морем. Но море было использовано лишь частично, так как и на Кавказском театре заблаговременная организация тыла тормозилась неуверенностью в том, дойдет ли дело до войны. Перевозки Черным морем при господстве на нем турецкого флота можно было использовать, как тогда казалось, только до объявления войны, а промежуток между тем временем, когда неизбежность войны вполне определилась, и началом войны был слишком мал, чтобы можно было завезти морем многочисленные грузы и снабдить армию. В силу всех этих причин в устройстве и службе тыла обеих русских действующих армий создавалось весьма напряженное положение. Быстро ликвидировать напряженность в обслуживании войск органы тыла русских армий не могли вследствие значительной непригодности к тыловой службе кадров, руководивших общей деятельностью тыла. Комплектование тыловых должностей зачастую производилось без заранее продуманного плана, да к тому же еще часто в последний момент, без прохождения кандидатами специальной подготовки и т. п.; конечно, ни знаниями, ни опытом тыловой службы такие лица не обладали. Так, например, комендантами румынских железнодорожных станций перед самым началом военных действий были назначены не имевшие представления о службе военных сообщений строевые офицеры из дивизий; инспектор госпиталей, генерал Косинский, ничего не понимал в медицинском деле и перед войной был делопроизводителем военного министерства. В то же время общая трудность с комплектованием офицерских должностей (в силу отсутствия офицерского запаса) заставляла комплектовать тыловые должности лицами, которые не годились для службы в строю: офицерами, уволенными в запас или отставку за пьянство, воровство и проч. Насыщение учреждений должностными лицами подобного рода неизбежно создавало в тылу условия, в которых процветало воровство и другие преступления. Эти обстоятельства в первую очередь и привели к тому, что организация и служба тыла действующих армий оказались, как показала война, во многом неудовлетворительными. Они стоили русским войскам многих жертв и лишений, вызвали излишнюю трату огромных народных средств и весьма отрицательно сказались на самом ходе военных действий. В Дунайской армии наиболее неблагоприятно обстояло дело с интендантским снабжением. Пока Дунайская армия находилась в Кишиневе, интендантство исправно снабжало армию всем положенным. Но уже в этот период в полевом управлении армии возникли серьезные опасения в отношении интендантского снабжения армии после перехода ею государственной границы и сосредоточения в Румынии. Румыния во время нахождения русских войск в Бессарабии придерживалась политики нейтралитета. Из боязни подвергнуться нашествию турок румынское правительство не заключало союза с Россией. Объявление о союзе с Румынией не входило также в интересы и русского правительства. Союзные обязательства были подписаны лишь в день объявления Россией войны Турции. В этих условиях интендантство не могло заблаговременно создать в Румынии промежуточные склады для питания войск Дунайской армии как во время движения через Румынию, так и во время сосредоточения там войск. Командование Дунайской армии подняло вопрос о высылке армии золота для заготовки продовольствия и фуража, но до середины апреля получило всего 50 000 золотых рублей. Насколько мизерна была эта сумма, видно из того, что среднее дневное содержание армии в 200 000 человек обходилось в 174 000 золотых рублей, а месячная потребность армии в золоте доходила до 3,25 миллионов рублей(5). Только накануне войны Дунайской армии было отпущено 3 миллиона золотых рублей. Русское правительство не хотело тратить своего золотого запаса, опасаясь падения курса рубля. Таким образом, выход из затруднения со снабжением путем заготовки в Румынии продфуража самими войсками оказался нереальным. Возможность обеспечения войск, двигавшихся по Румынии, интендантским транспортом также исключалась. В связи с увеличением численности Дунайской армии перед самым объявлением войны средств интендантского транспорта для такого способа снабжения оказалось совершенно недостаточно; весь штатный интендантский транспорт мог поднять лишь три суточные армейские дачи(6). Для обеспечения питания войск Дунайской армии оставался только один из принятых в то время способов заготовки продовольствия и фуража — помощь частных коммерсантов. Наиболее обычным видом заготовок продовольствия и фуража при помощи частных коммерсантов был подрядный. Частный коммерсант-подрядчик обязывался заготовить продовольствие по тем ценам, которые определялись подрядным договором и которые, как правило, не изменялись на все время действия договора. Подрядный способ, если цены были определены верно, не превышены против средних существующих цен, был выгоден для казны, так как способствовал оплате поставок в течение длительного срока действия подряда по одним и тем же ценам. Когда командование Дунайской армии обратилось к подрядникам, то они потребовали выдачи им на заготовку продовольствия и фуража золотого аванса. Такого требования Дунайская армия удовлетворить не могла, так как золота не имела. Встала задача подыскать таких подрядчиков, которые взялись бы за поставки с оплатой их в кредитных рублях по установленным подрядным договором твердым ценам. Времени для обычного в таких случаях объявления торгов и сдачи подряда тем подрядчикам, которые предложили бы более выгодные для казны условия, уже не оставалось. Это обстоятельство в корыстных целях верхушки армии было раздуто и привело к тому, что снабжение армии было сдано не с торгов, а одному монопольному товариществу. Командованию армии — Непокойчиц-кому, интенданту и даже Николаю Николаевичу — было удобнее делить прибыли с одним юридическим лицом, чем с рядом подрядчиков. Командование армии обратилось к товариществу Грегера, Гор-вица и Когана. В отличие от прочих подрядчиков это товарищество брало на себя заготовку с оплатой в кредитных рублях, золото же для расплаты в Румынии соглашалось достать само, используя свои международные банковские связи (в частности, с Рокфеллером). Однако за это оно потребовало принять его условия договора. Условия эти заключались в следующем: товарищество заготовляло продовольствие и фураж не на правах подряда, а на правах комиссии, то есть не на свой капитал, а на суммы, отпускаемые ему командованием Дунайской армии в кредитных билетах по биржевому курсу. При этом закупка продовольствия и фуража производилась не по однажды принятым договорным ценам, а по тем ценам, которые были к моменту закупки на местном рынке, то есть по меняющимся ценам. Себе товарищество сверх этих цен брало 10% комиссионных от суммы закупок и оплату некоторых организационных расходов. Эти условия для интересов государства были совершенно невыгодны, так как товарищество могло вздувать цены, как ему было угодно, и получать весьма высокое комиссионное вознаграждение. Договор с товариществом был подписан лишь 28 апреля, следовательно, времени для подыскания другого товарищества, с более выгодными для государства условиями, уже не оставалось. С этого момента снабжение Дунайской армии в Румынии мукой, крупой, чаем, сахаром и фуражом происходило в основном через товарищество. Войсковым частям, за исключением порционного скота и приварка, а также, с особого разрешения, фуража, запрещалось самим заготавливать продовольствие и фураж, если они предоставлялись им интендантством или товариществом. Снабжение войск Дунайской армии при помощи упомянутого товарищества принесло много вреда. Во-первых, к беззастенчивому грабежу русского солдата со стороны верхушки армии и развращенного казнокрадством интендантского чиновничества прибавился грабеж хищнической кампании Грегера, Горвица и Когана. Грабеж, таким образом, стал двойным. Во-вторых, заготовляемое товариществом продовольствие и фураж были низкого качества, хотя цены на них были много выше тех, по которым могли бы заготавливать сами войска. В-третьих, страдала военная тайна. Ввиду слабости и неповоротливости интендантства продовольствие и фураж часто попадали в войска не через интендантство, а непосредственно со складов товарищества. Более того, товарищество часто получало наряды от интендантства на заготовку продовольствия в определенном пункте, для определенной части, на определенное количество едоков. Таким образом, товариществу с его многочисленной, совершенно непроверенной агентурой становилась известной не только точная численность, но и дислокация армии. В-четвертых, деятельность товарищества вовсе не вела к сохранению полноценности русской валюты, так как для оплаты своих заготовок в Румынии оно меняло на золото получаемые им в кредитных рублях суммы на международном денежном рынке и тем самым снижало ценность русского кредитного рубля. Условия договора Дунайской армии с товариществом Грегера, Горвица и Когана были, таким образом, невыгодны не только для русских войск, по и для русских финансов. Невыгодность договора с товариществом для войск Дунайской армии сказалась сразу же. Поставляемые товариществом продовольствие и фураж оказались несвежими, низкого качества, цены — вздутыми. У местного населения войсковые части могли бы в изобилии и по дешевке закупить первосортное продовольствие и фураж, но по условиям договора войска к таким закупкам могли прибегать лишь в случае отказа в выдаче нужного продовольствия и фуража как интендантством, так и товариществом. Войска негодовали и проклинали товарищество. Плохо обстояло дело и с организацией снабжения войск вещевым имуществом. Складов вещевого снабжения в Румынии и Болгарии создано не было. Все внесрочное вещевое снабжение должно было основываться на подвозе из глубинных складов России. Как выяснилось вскоре, такой подход к организации вещевого снабжения являлся совершенно нежизненным. Организация артиллерийского снабжения, а также медицинского обеспечения войск и эвакуации больных и раненых в основном отличалась от организации прочих видов службы тыла в лучшую сторону. Тем не менее и она имела много недостатков. Так, в деле медицинского обеспечения войск и эвакуации больных и раненых отрицательно сказывались: 1) двойственность руководства медицинской службой в армии (полевой инспектор и инспектор госпиталей); 2) назначение на руководящие должности медицинских учреждений офицеров, не имевших медицинского образования; 3) недостаточность военно-лечебных учреждений на театрах войны и мест в них (в Дунайской армии из 64 военно-временных госпиталей только 20 было развернуто в Болгарии, остальные — в России и Румынии; в Кавказской армии все 78 военно-временных госпиталей были развернуты с втрое меньшим против штатного числом мест; дивизионные подвижные лазареты имели лишь половинное, против штата, число мест); 4) отсутствие штатного санитарного транспорта в корпусе и армии; последний начал создаваться лишь под конец войны, и на это было истрачено только 60 000 рублей из 125 000 рублей, отпущенных для этой цели(7); почти полностью отсутствовал вьючный санитарный транспорт, который на горных театрах войны играл весьма существенную роль(8); 5) некомплект медицинского состава; к концу войны из числа положенных по штату в обеих армиях 13 000 военно-медицинских работников он составил около 2 500 человек; 6) плохие хозяйственные кадры госпиталей и, наконец, 7) недостаточное внимание строевого начальства и штабов делу медицинского обеспечения и эвакуации. В конечном итоге можно прийти к заключению, что уже в подготовительный период войны в большинстве отраслей службы тыла выявилось очень много недостатков. В ходе войны эти тыловые недочеты привели не только к дополнительным тяготам и лишениям для действующих войск, но в ряде случаев отрицательно сказались и на развитии военных действий обеих русских армий. Вторым мероприятием крупнейшего значения, проведенным во время сосредоточения Дунайской армии в Бессарабии, было обучение войск. В полки по мобилизации было влито большое число запасных, не знавших последних образцов оружия и не обученных согласно последним требованиям военного дела. При всех отмеченных уже недостатках подготовки русских войск обучение в период сосредоточения принесло ту пользу, что дало некоторое однообразие в подготовке запаса. Это положительно сказалось на действиях армии во время войны. Во время сосредоточения Дунайской армии в Бессарабии проводились крупные мероприятия по приведению в оборонительное состояние побережья Черного моря. Главное внимание при организации береговой обороны было обращено на северное Черноморское побережье. Общее руководство его обороной было возложено на командующего войсками Одесского военного округа генерал-адъютанта Семеку. Общий надзор за морской частью этой обороны лежал на главном командире Черноморского флота генерал-адъютанте Аркасе. Вся оборона северного побережья была в организационном отношении подразделена на береговую и морскую. К береговой обороне были отнесены войска 7 и 10-го армейских корпусов, а также береговые батареи; к морской обороне относились минные заграждения и активная оборона, осуществлявшиеся судами Черноморского военно-морского флота.  Схема 11. Расположение отрядов 7-го и 10-го корпусов для обороны Черноморского побережья к началу августа 1877 г. Проверить в действии всю систему пассивной обороны не уда-лось, так как центры обороны в Севастополе, Очакове, Одессе и Керчи ни разу за всю войну не подверглись нападению, а десантов, кроме небольших на Кавказе, нигде не высаживалось. Если надо признать правильным затрату времени, сил и средств на подготовку побережья к обороне от непосредственного огневого нападения на него турецкого флота, то никак нельзя оправдать затрату сил двух корпусов на подготовку побережья к предстоявшему якобы отражению неприятельских десантов. Главной целью противодесантной обороны Причерноморья (кроме Кавказа) русское верховное командование считало отражение английского десанта, который был маловероятным. После опыта Севастополя, где вся тяжесть войны для союзной армии пала на французов и где все же результаты, с военной точки зрения, были более чем умеренные, англичане ни за что не рискнули бы на высадку в Причерноморье крупного десанта в 1877 году. Для отражения же мелких демонстративных десантов как английских, так и турецких вполне хватило бы одной — двух дивизий и местных войск. В этой нерасчетливой трате сил, столь нужных в Дунайской армии и на Кавказе, как нельзя более была видна не только военная бездарность царского верховного командования, но и совершенно необоснованная боязнь Англии. Для осуществления активной обороны Черноморского побережья у «Русского общества пароходства и торговли» было изъято на время войны за весьма крупную плату (от 200 до 400 рублей в день) 12 мелкосидящих пароходов. Они были вооружены небольшим количеством легкой (4-фунтовые крупповские пушки) артиллерией и предназначены для устройства и охраны минных заграждений у побережья и портов; вместе с пароходами было принято и до 20 гребных судов(9). Кроме того, были доставлены из Балтики и куплены у частных лиц 12 минных катеров и несколько барж. Поскольку мелкосидящие пароходы были непригодны для дальнего крейсерского плавания в результате ограниченности радиуса их действия и тихоходности, у «Русского общества пароходства и торговли» было взято четыре крупных быстроходных парохода(10). Для осуществления идеи Макарова эти пароходы, а также быстроходная императорская яхта «Ливадия» были вооружены минными паровыми катерами и минами. Аркас, в отличие от многих других лиц высшего русского морского командования, сочувственно отнесся к предложению Макарова и помог ему преодолеть косность и рутину в военно-морском министерстве. Макарову были выделены пароход «Великий князь Константин» с машиной в 160 лошадиных сил и четыре минных паровых катера — «Минер», «Чесма», «Синоп» и «Наварин». По выработанной им самим системе Макаров оборудовал пароход приспособлениями для подъема катеров на борт и спуска их на Шлюп-балках на воду. Он добился также того, что пары на катерах можно было подымать в пять минут вместо обычных полутора — двух часов. Катера были вооружены шестовыми минами и минами «крылатками»; первые были укреплены на железном шесте, другой конец которого был приделан к катеру, и направлялись на объект атаки ходом самого катера; вторые буксировались катером на тросе, при помощи которого и подводились под днище атакуемого судна. Мины взрывались или автоматически от удара об объект или по желанию минера при помощи провод-пика, проходившего через трос. Создание пассивной береговой обороны северного побережья и развертывание средств активной обороны значительно увеличили безопасность русского Черноморского побережья и связали на Черном море действия турецкого военно-морского и гражданского флотов. В марте 1877 года румынское правительство дало России принципиальное согласие на пропуск через территорию княжества войск Дунайской армии. В назначенный день, 24 апреля, войска Дунайской армии перешли границу и четырьмя колоннами двинулись через Румынию к Дунаю на участке от Александрии до Рени. К 2 мая русские войска заняли побережье Нижнего Дуная от Браилова до Черного моря. Вступление Дунайской армии в Румынию вызвало в Европе большой шум. Особенно ратовало за «целостность» Турции и сохранение прежнего положения английское правительство. Теперь, когда Россия уже не могла избежать войны, английский премьер-министр Биконсфильд под видом защитника Турции старался обеспечить почву для будущих захватов Англии и в то же время ограничить для России возможные результаты ее будущей победы. Продвижение войск Дунайской армии через Румынию к Дунаю было задержано сильными дождями и половодьем, которые сделали непроходимыми грунтовые дороги. И без того слабые румынские железные дороги не могли выполнить в срок ранее запланированных воинских перевозок. Все эти причины привели к значительному запозданию развертывания Дунайской армии. Лишь в двадцатых числах июня можно было признать развертывание в основном законченным. Главные силы Дунайской армии (8, 9, 11, 12, 13-й корпуса) развернулись к этому времени на участке от Турыу-Магурелли до Журжево. 14-й корпус развернулся на Нижнем Дунае у Галаца и Браилова. Весь северный берег Дуная от Турну-Магурелли до Черного моря был прикрыт цепью кавалерийских постов, поддержанных местами пехотой. 4-й корпус ожидался к середине июля; без него в Дунайской армии состояло, не считая тыловых войск и нестроевых, около 180 000 человек(11). Вверх по Дунаю от Турну-МагуреЛли развернулась мобилйзо-ванная румынская армия в составе двух корпусов. Главная квартира главнокомандующего расположилась в Плоешти. Туда же 6 июня прибыл и Александр II. За время развертывания Дунайской армии было сформировано болгарское ополчение. Приказ об этом был отдан главнокомандующим 29 апреля, само же формирование началось еще раньше, в течение апреля, в Кишиневе; в дальнейшем, в мае — июне, ополчение формировалось в лагере под Плоешти (Румыния). Согласно приказу ополчение должно было состоять из трех бригад пехоты и одной конной сотни; каждая бригада — из двух пятиротных пеших дружин по штатной численности отдельного батальона (930 рядовых). Рядовой состав дружины подлежал комплектованию из добровольцев-болгар, командный — из русских и русской службы болгарских офицеров и унтер-офицеров. Ядром ополчения являлись добровольцы-болгары из состава русско-болгарской бригады, принимавшей участие в турецко-сербской войне на стороне Сербии; в Кишиневе их было сперва 137 человек(12), затем присоединилось еще 1056(13) человек(14), а в Плоешти все продолжали прибывать задержавшиеся в Сербии добровольцы русско-болгарской бригады; лишь за 20 дней мая их прибыло 314 человек(15). Всего в ополчение вошло до 90% бывшей в Сербии русско-болгарской бригады4; большинство участников этой бригады в свое время принимало участие в апрельском восстании 1876 года(16). Таким образом, ядро ополчения составилось из революционно настроенных лиц, имевших боевой опыт действий против турок в Сербии. Вокруг этого ядра группировались болгарские добровольцы из числа революционной эмиграции, рассеянной в России и Румынии и не воевавшей в Сербии, добровольцы-болгары из числа батраков, работавших по найму в Румынии(17), и, наконец, 208 болгар, служивших рядовыми в русской армии и переведенных в ополчение из войск Одесского военного округа(18). На 27 июня в ополчении уже состояло 7444 рядовых. По классовому составу большинство рядовых ополченцев принадлежало к обезземеленным крестьянам, разорившимся ремесленникам и интеллигенции. Политическое и классовое лицо болгарских ополченцев предопределило отношение к ним как чорбаджийства, так и реакционной верхушки русского командования. Болгарское чорбаджийство свирепо ненавидело болгар-ополченцев, опасаясь, как бы оружие в руках ополченцев не обратилось со временем против них. Поэтому проживавшие в Румынии болгары-чорбаджии стремились восстановить против ополченцев высшее русское командование. Реакционеры из числа лиц высшего русского командования и без того ненавидели болгар-ополченцев, относились к ним крайне недружелюбно и подозрительно, опасаясь «дурного» влияния болгар-ополченцев на русские войска и видя в них в будущем помеху планам царизма в Болгарии. Только то обстоятельство, что царское правительство вынуждено было прикрывать свои захватнические планы маской борьбы за освобождение Болгарии, заставляло его мириться с существованием болгарского ополчения. Взгляды ополченцев и царского правительства на роль ополчения были различны. Ополченцы свое вступление в болгарское ополчение рассматривали как продолжение своей национально-освободительной борьбы, но в других, отвечающих новому моменту, формах; ополченцы революционно-демократического направления считали, что они будут драться бок о бок с русскими в передовых линиях и что ополчение явится тем ядром, вокруг которого объединятся восставшие с его приходом болгарские трудовые массы для решения задач национально-освободительной борьбы и буржуазно-демократических преобразований. Царское правительство, наоборот, видело в ополчении средство, при помощи которого можно направить в нужное ему русло активность болгарских революционеров, легко контролировать и обуздывать эту активность, исключая или ограничивая тем самым возможность развертывания революционного болгарского народного восстания. Наряду с этим царское правительство видело в ополчении, очевидно, после основательной его «чистки» от революционных элементов, ядро будущей болгарской армии, которая могла бы обеспечить благоприятное русскому царизму устройство Болгарии(19). Только исходя из таких соображений, царское правительство могло соглашаться с образованием болгарского ополчения. Относясь к ополчению недоброжелательно, царское правительство всячески третировало его, искусственно сокращало приток в ополчение болгарских пополнений, численно ограничивало и т. д. Командный состав ополчения в основном был русским. Он не отличался однородностью — входили в него офицеры из армии и гвардии, из стрелков, из кирасиров и даже кавалергардов, с личным опытом Крымской войны и действий в Туркестане и без всякого боевого опыта. Большая часть офицеров держалась передовых взглядов на воспитание солдата и уважала в ополченцах борцов за национальное освобождение, но были и завзятые реакционеры, презиравшие болгар как «инородцев» и пытавшиеся относиться к ополченцам по-крепостнически. Девять офицеров и некоторое количество унтер-офицеров были болгарами по происхождению, служившими в русской армии и переведенными в ополчение из различных частей. Во главе ополчения стоял генерал-майор Столетов. Он являлся высокообразованным человеком — окончил университет и Военную академию, знал несколько западноевропейских и восточных языков. Свою военную службу Столетов начал рядовым, имел боевой опыт (участвовал в Крымской войне, воевал в Средней Азии). Столетов искренне сочувствовал борьбе болгар за свое освобождение и пользовался среди ополченцев уважением. Он много заботился о судьбах ополчения. Все это позволяет считать его назначение удачным. Рядовые имели особую форму и были вооружены ружьями Шаспо, устаревшими и качественно плохими. В период формирования болгарское ополчение успешно проходило напряженную боевую подготовку. Уже в самом начале формирования ополчения газета «Русский инвалид» писала: «Успех формирования первых двух батальонов превзошел ожидания. Понятливость, дисциплина, рвение и любовь к делу, добровольно на себя принятому, отличает всех этих болгар до последнего человека»(20). Относительно использования болгарского ополчения у русского высшего командования не было единого мнения. Сначала предполагалось использовать ополчение для поднятия восстания среди болгар при вступлении русской армии в Болгарию. Затем верх взяло мнение, что болгар следует назначать для несения гарнизонной службы в городах, которые будет занимать русская армия. Против этого предположения решительно возражал Столетов, настаивая на включении болгарского ополчения в передовые части русской армии. По его мысли, оно должно было идти впереди русских войск и «своим примером вдохновлять болгарское население освобождаемой территории на последний бой с турками»(21). Несколько забегая вперед, надо заметить, что в ходе войны болгарское ополчение было использовано в боях наравне с русскими войсками, на передовой линии, но задача поднять восстание среди болгар была с него снята. В этом сказалось, с одной стороны, недоверие к нему русского царского командования; опасались, как бы ополченцы, возглавив поднятое ими восстание, не повели его по «чересчур радикальному» пути; в таком случае восстание вырвалось бы из рук царского командования и могло стать помехой его планам. С другой стороны, задача поднятия восстания среди болгар не была обеспечена (об этом — ниже). Оценивая объективное значение создания болгарского ополчения, следует отметить, что болгарское ополчение, будучи производным от болгарской национальной революции, наравне с русско-турецкой войной 1877—1878 гг. являлось фактором освобождения Болгарии. Об этом В. Коларов говорил: «Итак, два фактора создали Болгарию как свободное и прогрессивное государство: русско-турецкая война и болгарская национальная революция... Болгарская национальная революция, как и предшествовавшие ей национальные революции других балканских народов, не только облегчила победу русского оружия, потрясши турецкое господство и раскрыв слабость Оттоманской империи, но и дала вооруженную помощь русским войскам в лице славных болгарских ополченцев»(22). Совместные с русскими войсками бои болгарского ополчения во время войны 1877—1878 гг. укрепили славные исторические традиции боевой дружбы русского и болгарского народов. Турецкие вооруженные силы в мирное время состояли из 128-тысячного низама и 10-тысячной внутренней стражи. К началу войны вся турецкая армия, по турецким сведениям(23), насчитывала 494 000 человек регулярных войск. Из этого числа 186 000 человек находилось в районах Виддина, Рущука, Силистрии, Добруджи, Шумлы, Тырнова, Габрово, Адрианополя, Варны, Ниша и Софии; 107 000 человек — в Боснии, Герцеговине и Албании; 10 000 человек — на Крите; 15 000 человек — в Янине и Лариссе; 20 000 человек — в Константинополе; 140 000—156 000 человек — в Малой Азии и Африке. Всего в Европе находилось, таким образом. 338.000 турок, из числа которых непосредственно против Дунайской армии предназначалось 206-тысячное регулярное войско. Не говоря уже об общей разбросанности турецких вооруженных сил, турецкие войска, расположенные против Дунайской армии, также не были должным образом сосредоточены. Главная масса турецких войск находилась в четырехугольнике крепостей, прочие же войска были разбросаны мелкими частями на фронте от Кюстендже до Ниша. Левофланговая группа войск, которая по плановым наметкам должна была сосредоточиться на участке от Систово до Рахово и нанести контрудар по Дунайской армии, не была образована. На Кавказском театре военных действий к началу войны во главе армии стал мушир (маршал) Мухтар-паша. Всего в первой линии было 65 000—75 000 турок(24). В составе всех этих войск преобладали запас, ополченцы и иррегулярные части, особенно на батумском направлении. При таком состоянии турецких войск наступательные планы турецкого главного командования были нереальны. К началу войны турецкая армия развернулась в следующих группировках: а) Карский отряд, под командованием самого Мухтара-паши, состоял из дивизий Гуссейна Хами-паши, Ахмета Мухлис-паши и Али-паши — всего 47 таборов пехоты, 11 сотен конницы и 6 полевых батарей; б) Ардаганский отряд Гуссейна Сабри-паши—10 таборов с 2 батареями; в) Алашкертский отряд Татлы-Оглы Мехмет-паши—12 таборов, 4 сотни, 2 батареи; г) Ванско-Баязетский отряд Фаика-паши — 4 табора, 2 сотни, 1 1/2 батареи; д) Резерв в Саганлы Шахина-паши — 6 таборов; е) Общий резерв в Эрзеруме— 12 таборов, 5 сотен, 4 1/2 батареи; ж) Батумский отряд Дервиша-паши. (1) См. Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Бал канском полуострове, вып. 6, СПБ, 1898, стр. 77. (2) 1 См. С. А. Р е й с е р. К вопросу о революционных связях Н. А. Добролюбова, «Известия АН СССР», Серия истории и философии, 1952, т. XI, № 1. (3) См. М. В. Нечкина. Н. Г. Чернышевский в годы революционной ситуации, Сб, «Исторические записки», АН СССР, 1941, № 10. (4) См. Д. А. Скалон. Мои воспоминания 1877—1878 тт., т. I, СПБ, 1913, стр. 112. (5) См. Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 96, СПБ, 1910 г., стр. 75—87. (6) См. Поливанов А. Очерк устройства продовольствования русской армии на Придунайской театре в кампанию 1853—1854 и 1877 гг., СПБ, 1894, стр. 222. (7) См. Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 96, СПБ, 1910, стр. 510. (8) См. Семека С. и Маслинковский Т. Русско-турецкая война, Энциклопедический словарь военной медицины, т. IV, М., 1948, стр. 1265. (9) См. В. Чуб и не кий. Об участии моряков в войне с Турцией в 1877-1878 гг., СПБ, 1889, стр. 117. (10) Там же, стр. 118. Впоследствии из того же общества пароходства было изъято еще два парохода. (11) См. Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балканском полуострове, вып. I, СПБ, 1900, стр. 32. (12) Кон обе ев. Русско-болгарское боевое содружество в войне 1877—1878 гг., «Вопросы истории», 1951, № Ю, стр. 51. (13) Там же. (14) Там же. (15) Там же, стр. 44. (16) Там же. (17) Там же, стр. 51. (18) Там же. (19) Об этом см. статью Е. Е. Рынкевича «Записки о болгарском ополчении», «Военный сборник», 1902, № 4, стр. 57. (20) «Русский инвалид», 1877, № 100. (21) Козьменко И. В. Из истории болгарского ополчения (1876—-1878 гг.), «Славянский сборник», М., 1946, стр. 127. (22) Речь министра В. Коларова по случаю 70-летия освобождения Болгарии, София, 1948, стр. 5—6. (23) См. 3убдетуль - хакаик. Сборник турецких документов о последней войне, СПБ, 1879, стр. 11. (24) По данным самого Мухтара-паши, без Батумского отряда, который не был ему подчинен, он имел к началу войны 60 000 штыков и сабель с 96 полевыми орудиями; из этого числа 1/4 людей была больна и числилась в нестроевых и местных войсках. (А. Мухтар. История русско-турецкой войны 1877—1878 гг. в Анатолии. «Военный исторический сборник», 1914, № 4.) Вперед Оглавление Назад
|
