Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Кирпичики для создания любых АФАР

"Микран" внедрил новые
приемо-передающие модули
по 3D-технологии

Поиск на сайте

Боевая служба

Бывают минуты,когда не тревожит
Роковая нас жизни гроза.
Кто-то на плечи руки положит,
Кто-то ясно заглянет в глаза
И над пропастью медленно встанет
Семицветной дугой тишина..."

"Стихи Блока для меня - невероятная пушкинская гармония мира и души" - голос командира с его неожиданной грустью взорвал наш пустой трёп. После слов Льва было трудно что-либо сказать.

Оранжевая дыня луны повисла над чёрным носом нашей субмарины. Мы в квадрате несения боевой службы. Зависли в пространстве времени, огромный бархат чёрного неба с золотыми россыпями звёзд над головой.

"Таинство рождения слова" - командир вновь нарушил тишину мостика - "непонятно, необъяснимо и слава богу. Мне посчастливилось лично знать человека, которому иногда удавалось это знахарство. Иногда, когда же нет, то он болел, мучаясь блевотиной жизни.Однажды приехал к нему. Сидит за столом в изрядном подпитии, початая бутылка на столе, какая-то нехитрая закуска. На диване разлёгся его мохнатый сенбернар, он ему колбасу на блюдце режет и стихи читает: "Ты ведь знаешь, что мы с тобой гости, только странники мы по жизни..." До сих пор помню эту строчку и ещё глаза понимающего сенбернара.

Удивительный был человек, выпавший из своего мира, худой, невзрачный, а обаяние его было безгранично".

"Мостик, метристы. Справа 10 работа радиолокатора, предположительно AN|SPS-10 - американская корабельная станция обнаружения".

С последними словами доклада я уже поднимаю перископ и ловлю в перекрестье огни цели. "Пеленг-15" - через минуту "Пеленг-20"... "Пеленг-25".

Два больших белых огня на топе мачты - большой штатничек, корабль медленно уходит за корму.

"Мих. Мих, перископ не опускай и ползи наверх".

"Есть, товарищ командир". Поднимаюсь на мостик и удивляюсь происшедшей перемене. Ветер поменялся, огромное чёрное облако, стремительно разрастаясь, неслось прямо на нас. Пахнуло таким жаром, словно рядом пылал огонь - песчаная буря.

"Видимо, штатники не захотели классифицировать нас, уходили от песчаной бури, если она накроет, не дай бог, то тонны песка как напильником пройдутся, не оставляя живого места. Месяцами будешь выгребать его, но это не главное - оптика, резиновые уплотнители, сальники - мы вообще не погрузимся. Так что давай команду - срочное погружение".

"Срочное погружение" - кричу вахтенному механику и лечу вниз. Щелчок - верхний рубочный люк задраен. Рёв сирены - срочное погружение. "Заполнена концевая". "Принимать балласт в среднюю. Открыть клапана вентиляции средней" - музыка погружения. Командир стоит рядом с механиком: "Леша, на 60 ныряй. Осмотреться в отсеках".

Лодка в начале нерешительно, задумавшись, начала уходить на глубину под звук воды поступающей в цистерны главного балласта, затем судорожно дёрнулась, как будто нарвавшись на препятствие, зависла и, накренясь на правый борт, словно с горы понеслась вниз.

"Пузырь, пузырь в нос, мать твою..." - заорал механик. Крен потихоньку начал отходить. - "Пузырь в нос и корму" - сказал успокоившимся голосом механик и начал выравнивать лодку. Через несколько минут лодка была удифферентована на глубине 60 метров. Командир, скрывая своё стрессовое состояние, спросил: "Механик, ты не знал о том, что у тебя правый борт заполнен? Решил мёртвую петлю исполнить?" - и уже спокойно приказал: "Разберись, доложи мне вечером".

Я смотрю на механика - лицо белое, под глазами набрякшие мешки, покрытые густой сеткой морщин, отпущенная месяц назад борода покрыта изморозью седины. Где же предел человеческим возможностям, если даже металл имеет порог усталости?

Замполит собрал актив, поднял трюмного, который забыл о том, что правый борт заполнен: "Ковальчук, расскажи, как ты до такой жизни дошёл, что вчера нас чуть не утопил?"

Поднялся здоровый медведеподобный матрос, которого звали Гриша-шкаф, застенчиво улыбается: "Так не утопли же. Я и говорю, что по авралу бегать быстрее нужно. Пацаны по центральному прутся и этих индикаторов не видно, до вахтенного не докричишься снизу. И ещё, товарищ замполит, кашевара нашего нужно на бюро, он мне никогда первого не доливает, вот я и мучаюсь на вахте". Гриша высказал свою основную проблему и по его простодушному лицу можно было понять - и чего шум поднимать немного кувыркнулись, с кем не бывает.

После кульбита с погружением в центральном посту заметно поубавилось разговоров за жизнь. Полумрак, голубоватое свечение сигнализации, хорал докладов и строгая чёткость отдаваемых приказаний. Командир почти не вмешивается в эту отработанную до автоматизма работу, только иногда уточняет: "Акустик, классифицируй цель по пеленгу 30" и, получив доклад, спрашивает штурмана: "Ну что, Пустовалов, получается, типичная картинка корабельной поисковой группы?"

"Похоже, товарищ командир, они решили бреднем почистить наш квадрат".

"Да и с мелкой ячейкой бредень, всю свору борзых пригнали, но ты же, штурман, знаешь, что на хитрую жопу и болт с винтом имеется. Но ты посмотри, как квадратик наш обложили, такое впечатление, что им точно наши координаты известны".

"Механик, Лёша, два узла и ни грамульки больше. Боцман, держи родимую, чтобы не шелохнулась. А, главное, что у нас там с гидрологией?"

Старпом снимает показания прибора и, не поднимаясь, протягивает командиру. Лев привстал, смотрит на ленту: "Старпом, что, не помогают докторские примочки, болит задница?" У Георгиевича обострился приступ геморроя и каждое движение доставляет ему боль.

"Болит, Лев Владимирович, такое ощущение, что в заднице полно гнилых зубов".

Командир внимательно изучает гидрологический разрез, ищет оптимальную возможность найти тот слой воды, где гидролокаторы бессильны.

"Боцман, плавненько на 50 метров. Вахтенный, объяви режим тишины.

Старпом, тебя с больными зубами в заднице не посылаю,а зам с механиком пусть прогуляются по лодке, обесточат всё лишнее, оставить только самое необходимое. Акустики, доклад через 15 минут".

В штурманской выгородке на планшете видно маневрирование поисковой группы, Лев шаманит с расчётами, ища для нас возможность уклонения. Когда после нескольких замеров становится ясна картина поиска, мы благополучно уходим от преследования, растворяясь в глубине Средиземного моря, зависнув в слоях жидкого грунта.

На лице командира орденом сияет улыбка: "Вахтенный объяви готовность - 2. Команде приготовиться к обеду".

В кают-компании Льва не покидает хорошее настроение от сознания добротно сделанной работы.

"И всё же" - командир ещё находится в состоянии уклонения - "я не понимаю, почему они вертолёты с буями не подняли. Буями они нас бы обвеховали, нам мало бы не показалось. Дней пять подержали бы на коротком поводке, мы бы и всплыли. Куда деваться, батареи больше не дадут нам под водой сидеть. А по большому счёту, если подумать, мы все смертники, этакие Матросовы вместо гранаты с ядерной бомбой.

Сколько мы должны болтаться в надводном положении, чтобы провести ракетную стрельбу - от 30-до 40 минут, это без всплытия? Кто же нам подарит столько времени? Получается, что нас накроют до того, как мы свои ракеты выпустим. Вероятность поражения супостата у нас по всем документам - 0.95, выходит, опять мы с голой жопой на врага и, главное, по всем бумагам наших стратегов уже победили".

Командир усмехнулся: "И что я за человек, сам себе всё испортил".

Перед выходом в море замполит получил кучу всякой макулатуры, одной из таких книженций был труд некого полковника, который сравнивал службу подводников ВМФ США и нашу. Гомерический смех из кают-компании привлекает внимание. Слава Быков читает вслух, замполит с помощником, вытирая слёзы не могут сдержать приступы: "80% офицерского и 95% старшин служат из-за денег". Слава комментирует по ходу чтения: "Наш родимый только за идею и на хер ему эти деньги, тем более такие, которые платят".

"Срок автономного плавания не превышает 45 дней" - добавляет Слава, - "притом что обязательно жён и детей привозят в порт захода и даже в море подгоняют красавец лайнер с обязательным борделем для холостых. Это надо же, какое моральное свинство - бордель через 45 суток? Ещё наш царь-батюшка тратил в день по 3 рубля, деньги по тем временам астрономические, для содержания женского обеспечивающего персонала. А наш доктор брому нальёт в компот, что и по приходу женщины не радуют... И вот это - американские подводники не занимаются ремонтом материальной части, вышедший из строя блок или прибор они заменяют на новый. А наш отсек пропах канифолью, какая-то лудильная лавка, только и паяем, выпаиваем и сопли вешаем по схемам пуска ракет. Уже нет ни одной заводской схемы, которой бы не коснулся паяльник умельца.Ну, Степаныч, удружил ты с книжкой, автограф поставь, буду хранить как зеницу ока и внукам читать на ночь, чтобы они знали, где эта кузькина мать и как она нас берегла".

Вытирая слёзы, замполит ставит автограф. Собирает остальные экземпляры: "Это ж надо такое написать, а, главное, в автономку как обязательную литературу сунуть. Да, Быков, ты смотри там, не читай книгу, а, главное, не комментируй, понял?"

На дневном сеансе связи получили приказание о смене района. Лев проложил маршрут, подсчитал время, скорость.

"Механик, если мы в подводном положении начнём движение, то наша ревущая корова (именно так звали тип наших лодок американцы из-за невероятной шумности, вызванной обводами корпуса) соберёт все поисковые группы противника. А потому будем ночью двигаться под дизелями, врубим якорные огни, на выдвижных повесим дополнительный белый огонь - чем не лайнер, тихонько и дотелепаем, как, мех?"

"Нормально, Лев Владимирович, да и зарядку батарей по полной программе сделаем".

"Принято, Лёша. Готовь дизеля. Всплывать начнём пораньше,вроде район чист".

Сдав вахту, спускаюсь к себе - приборная палуба ракетного отсека, где в закутке шкафов, напичканных электроникой, я соорудил маленькую выгородку. На ящиках с ЗиП моя походная кровать и главная ценность - проигрыватель с набором пластинок - Равель, Мусоргсгий, Бородин, Чайковский... Моя келья на девять месяцев, но эта келья лишена самого главного - одиночества, возможности остаться наедине с самим собой.Говорят,что одна из самых страшных пыток - одиночная камера, а я многое бы отдал сейчас за такую пытку. Только одно место на лодке дарит такое поистине царское наслаждение - гальюн, может быть, поэтому он никогда не бывает пуст.

"Иванов" - кричит вахтенный отсека мичман Федун - "гидравлика подтекает, тряпку в руки и вперёд".

В ответ тишина. "Иванов, последний раз повторяю, уберите гидравлику".

"Ну чего вы ко мне прицепились, уберите, уберите. Уберу, не вы же убирать будете".

Я не выдерживаю препирательств: "Матрос Иванов ко мне". Матрос нехотя поднимается с койки. "Товарищ лейтенант". Мне не хочется выслушивать оправдания: "Матрос Иванов, выполните приказание мичмана Федуна. И доложите об исполнении" - понимая, что мой отдых пропал, вытаскиваю грязное бельё и иду стирать. Федун, играя желваками на худом лице, смотрит, как матрос, усмехаясь, берёт тряпку. Видимо, действительно приплыли, приплыли к тому состоянию, когда любое мало-мальское неудовольствие грозит взрывом. Я давно забыл эти официальные обращения - матрос, приказание... до этого всё строилось на уважительном понимании исполнения своих обязанностей. Достаточно было сказать: "Бойцы, что-то у нас гидравлика подтекает" - и тот же Иванов, взяв тряпку без окриков и понуканий уберёт, а потом будет часами возиться, чтобы найти причину и устранить её. Через полчаса возвращаюсь в отсек. Весь мой личный состав столпился у носовой переборки, в углу сидит Иванов и, размазывая кровь по лицу, плачет, под глазом красным полуокружьем сияет фонарь. На палубе блестит неубранная гидравлика. Прохожу мимо,спускаюсь на приборную палубу.

"Иванов, спуститесь ко мне" - почти равнодушно отдаю приказание. Матрос, сопя от обиды, ожидая моей поддержки, всё ещё растирая слёзы, пробирается в мой закуток.

"Я не понял, Иванов, вам мною было отдано приказание, вы его не выполнили, лужа гидравлики расползается по отсеку, а вы сопли растираете".

Матрос, ожидая с моей стороны поддержки и наказания мичмана, опешил.

"Ты должен знать, моряк,что гидравлика для нас в закрытом помещении да с регенеративными пластинами просто смерти подобна. Ты это знаешь?"

"Знаю" - бурчит, успокаиваясь, он.

"Тогда тем более я не понимаю тебя. Ну ладно, тебе жить надоело, но нам с Федуном нет!"

Иванов, ни слова не говоря, поднимается на верхнюю палубу и очень тщательно вытирает подтёки, а через час докладывает об устранении течи.

"Володя, ты прости Федуна, он неправ был, но ты в миллион раз больше".

"Да ладно, товарищ лейтенант, проехали. Я и сам не понимаю что на меня нашло".

Время дневного сеанса связи. Подвсплыли на перископную глубину,подняли антенны. Всё, что творится в мире, мы узнаём из коротких политотдельских сообщений, которые вместе с боевыми распоряжениями приходят в наш адрес в эти короткие минуты. Из них мы черпаем сообщения о достижениях животноводов и металлургов, тружеников полей и строителей, очередных происках империализма. Но информация настолько куцая и её так мало, что замполит читает устаревшие агитки, выдавая их за только что полученные. Иногда он уговаривает командира, если позволяет обстановка, задержаться чуть подольше на перископной глубине, приказывает радистам поймать русскую станцию и, включив прямую трансляцию отсеков, послушать последние новости. Вот и сегодня зам, щёлкнув тумблерами громкоговорящей связи, объявил: "Товарищи, сейчас вы услышите последние известия, услышите голос Родины".

Щёлканье тумблеров, писк настройки и: "Говорит голос Америки из Вашингтона, передаём последние известия".

Из "Каштана" (связь между отсеками) слышен мат зама и голос командира:

"Не знал, Степаныч, что у тебя такая Родина".


Главное за неделю