Важное
Испытания МРК "Буря" вышли на финишную прямую
ЦНИИчермет создал 
|
Жизнь в прочном корпусе Штормит. Качели - нос лодки то, проваливаясь, набирает тонны воды, которые через мгновение обрушиваются на давно продрогшую от холода и вымокшую до нитки верхнюю вахту, то взбирается на гребень океанской волны, вновь сбрасывая пол-океана на рубку.
Командир захандрил, сидя на мостике рулевого, трёт красные от соли и бессонницы глаза. Голова опущена вниз, молчит. За кормой маячит огонь судна. По данным штурмана оно скоро скроется. Командир приподнял голову, посмотрел в сторону, где оно должно быть, промолчал. "Что сегодня в кино замполит крутит?" - командир знал, что комбат не пропускал ни одного фильма, и удивлялся его способности смотреть любой фильм десятки раз, причем совершенно по-детски искренне радуясь происходящему на экране. Ему было абсолютно без разницы, что смотреть,его завораживал сам процесс жизни на белой простыне экрана. "Вчера "Похищение огня" начали крутить, это о Марксе, так эти биндюжники заорали: "Давай про баб"! Зам пытался дальше, так стали комментировать, похабень понеслась, Зам остановил, поставили "Полосатый рейс" - тоже не про баб, но смотреть можно. Да и где замполит наберёт столько фильмов про баб?" - горестно выдохнул Андреич. "Прихожу в отсек, спускаюсь на приборную палубу" - продолжил комбат. Командир приподнял голову, вслушиваясь в рассказ - "на доске информации прибит женский лифчик необъятного размера, а внизу подпись: "Моряк! Не проходи мимо, изучай военное дело настоящим образом". Начал разбор полётов, узнал, что вместе с ветошью какой-то шутник нам его для приборок положил. Так оказалось, что до доски информации мои бойцы его вместо повязки вахтенного одевали. Конечно, этим конягам только про баб фильмы показывай". Через 3 месяца после выхода из Видяево мы пришвартовались к плавбазе "Виктор Котельников" в точке якорной стоянки Средиземноморской эскадры. Первое, что мы получили с борта плавбазы, был длинный список проверяющих. Утром весь экипаж стоял на кормовой надстройке, одурев от аквамарина морской воды и голубизны неба. Ноги ватные, мышцы болят от непривычной нагрузки и до боли неестественен режущий глаза солнечный свет. Грязные комбинезоны на фоне ультрамарина утра,прозрачности и синевы неба, белые, белые лица неестественны на фоне этого праздника красок солнца. Борт плавбазы был забит моряками. Загорелые, в чистой тропической форме они, свешиваясь на леера, смотрели на грязь нашей разухи, которая нам казалась в полутёмных отсеках идеально чистой, одутловатость и синюшность наших лиц и молчали. Наши тоже молчали, только кто-нибудь процедит сквозь зубы: "Живут же люди!" Но в этом "живут" не было зависти - скорей осознанность своей исключительности,гордости за мужицкую работу, недоступную пониманию для тех кто там, свешиваясь за борт, смотрит на них. Лицо так истосковалось по этим нежным лучам солнца. Наверное, я бы так мог простоять вечность, но с мостика прозвучала команда: "Всем вниз. Подводную лодку к смотру изготовить". В отсеке худенький, рыжеватый капитан 3 ранга представился: "Капитан 3 ранга Полетаев, пропагандист 5-ой эскадры", панибратски похлопал по плечу и, подталкивая в спину, произнёс: "Ну пойдём, братец, посмотрим твоё хозяйство!" Мне так хотелось ему ответить тем же похлопыванием: "И какого хрена тебе смотреть моё хозяйство, если ты в нём хуже свиньи в апельсинах разбираешься?" - но такой ответ мог стоить мне всей карьеры, а посему я прошёл на приборную палубу в эскорте пропагандиста. По-хозяйски потискавшись среди приборных стоек, пальцем проведя по пустотам выгородок, проверив наличие пыли, он спросил: "Всё это хорошо, но вот что, голубчик - расскажи мне о нравственном климате в боевой части: чем она живёт, чем дышит?" "Голубчики" - не вытерпев его "братец" и "голубчика", начал я - "живут хорошо, климат здоровый, решения партии и правительства, задачи боевой службы выполняем без замечаний..." "Вы, старший лейтенант" - подчеркнул он моё звание модуляцией голоса, - "плохо знаете, чем живёт личный состав, и я сейчас это докажу. Более того, вы, старший пока лейтенант, не работаете с личным составом. Покажите мне план работы, наглядную агитацию, индивидуальные планы, затем я побеседую с моряками. Мои выводы будут в акте проверки лодки 5-ой эскадры, дружок". Дальше агитатор партии молча смотрел то, что я пытался предоставить ему для проверки, качал головой и заполнял записями уже десятую страницу листа замечаний. От дальнейшего меня спасла команда: "Приготовиться к обеду!" Проверяющий улыбнулся и пообещал: "После обеда я буду беседовать с личным составом БЧ, постарайтесь исправить кой-какие замечания,это зачтётся". Выйдя на палубу лодки, я удивился тому, что меня уже совсем не радовал ни блеск солнца, ни голубизна неба, ни лазурь моря. Спустившись вниз, вахтенный центрального поста протянул мне стопку писем, которые догоняли всех нас в течение этих трёх месяцев одиссеевых скитаний. Боже, какой это великий праздник - письма! Больше не существовало ничего и никого - письма. В 14.00 на приборную палубу спустился проверяющий. Посмотрев мне в лицо, спросил с улыбкой: "Письма получили?" "Да" - ответил я и тоже улыбнулся. "Ну тогда не буду тебе мешать - знаю, что такое через три месяца получить письмо, сам с дизелюх вылез, не боись, старшой, прорвёмся. Только совет прими - не ершись, а так всё нормально". В течение суток мы загружались, пополняя запасы продовольствия,воды, зипа, короче, всего того, что позволит нам ещё месяца три-четыре автономить. На плавбазе ребята устроили нам знатную баню, накрыв стол, побаловали зеленью, а мы поделились таранькой и деликатесами собственной провизионки. В ночь отвалив от борта, мы растворились в звездопаде сентября. Мгновения вечности, текущей памятью жизни.
|
