Важное
Испытания МРК "Буря" вышли на финишную прямую
Судостроителям предложили 
|
Мгновения вахты Алая полоска зари начинает рассвет, ночь всё ещё качается на карусели волн, но через какой-то промежуток времени, когда рыжая завязь на горизонте окрепнет, прозвучит: "Все вниз. Задраен верхний рубочный люк. Срочное погружение" - голос командира начнет отсчёт новому дню.
И так каждый день- собака (утренняя вахта с 2часов ночи до 6часов утра), полудрёма до завтрака, дневной рацион обязанностей, вечер с его почти свободой ничего неделания и вновь - собака. Густая тишина на мостике разлетается на сотни осколков голосом вахтенного механика: "Мостик, лодка осмотрена,ёмкость аккумуляторной батареи..., температура подшипника линии вала..., содержание кислорода..., углекислого газа... вахтенный механик капитан 2 ранга Купришвили". "Есть, Лаврентьич" - репетует мой командир боевой части. И вновь тишина, только ветер продолжает горланить свою запойную песню под сумасшедший аккомпанемент волн. Горизонт закрыт пеленой тумана, до рези в глазах вглядываюсь в темень, боясь пропустить огни судна. "А ты знаешь" - не выдерживает шеф долгого молчанья - "Твоя вина за вчерашнее. Если бы ты осматривал горизонт, а не болтал, мы бы не пропустили сухогруз". "Анатолий Андреевич, но ведь сухогруз-то появился в вашем секторе обзора" - пытаюсь как-то прервать его обвинения. "Вот я и говорю, что во всём виноват комбат, техника ломается - я виноват, матрос обязанностей не знает - опять я, сухогруз просрали - виноват, конечно же, я. Инженер у нас ни за что не отвечает". Я молчу, понимая, что у моего в общем-то очень неплохого комбата просто плохое настроение. Пелена тумана начинает растаскиваться на рваные клочья ветром,в прорехах забрезжил рассвет. "Прошу разрешения подняться на мостик, старший лейтенант Бескоровайный". "Добро, Константин" - Андреич явно обрадован, что наше молчание можно будет разрядить, а там и до погружения близко. Костя поднимается, зябко потягивается: "Давненько я на мостике не был". Костя женат,имеет двух дочерей.Первая родилась в училище на третьем курсе и в возрасте трёх лет он привёз её на Север. Через три года, став командиром боевой части, он заразился манией приобретения машины. И так увлёкся этой идей, что когда узнал о том, что скоро у него будет прибавление, твёрдо был уверен - будет сын. А значит, по его рассуждениям - это никак не скажется на приобретении машины. Мы никак не могли понять, в чём разница, если сын - покупаю, дочь - увы? Тогда мы стояли в Росте, доковый осмотр перед автономкой. Костя ежедневно вечером бегал на Главпочтампт - звонил домой. Накануне выхода из дока Костя принёс портфель коньяка и произнёс тост: "За дочь, которая съела машину". "Костя" - спрашивает шеф - "Когда в Питере праздник открытия фонтанов?" "В мае, Андреич, а что?" "Да, вот вспомнил твой тост, что дочь, не успев родиться, съела твою машину. А у меня магазины съедают всё: и фонтаны, и музеи, и театры. Жена в Питере только по магазинам с утра до вечера, потом как верблюд тащу. Поступлю в академию, тогда, надеюсь, этой верблюжатины не будет, всё посмотрю". Академия - это самая дорогая мечта моего шефа. Вторая, менее дорогая, но тоже основная - завести псарню и скрещивать собак с волками. И эти две мечты доминируют над всеми другими человеческими желаниями. Академия - шеф два года приближает эту мечту зубрёжкой математики. Найдя матроса, обладающего навыками черчения, он заставил его на огромном листе белоснежного ватмана каллиграфическим почерком выписать все таблицы интегралов. Это творение он повесил у себя в каюте на ПКЗ (плавказарме), белый лист с иероглифами интегралов так диссонировал с грязью каюты и заполненными окурками пустых стаканов, как мечта и действительность. Каждый раз ложась на койку, ботинки шефа упирались в белоснежную вязь цифр, превращая высокое искусство математики в грязь следов и подтёки размытых крючков. Уже потом, закончив академию, я понял, как мало значит для принятия в академию высокое искусство математики. И что определяющим в карьере служат далеко не профессиональные знания и качества, а нечто другое - партийность и имитация веры в непогрешимость догматов партии. В академии доктор математических наук, заместитель начальника кафедры ракетно-артиллерийского вооружения Михаил Павлович Ганин рассказывал, как ему пришлось принимать экзамены у одного такого нужного партии кандидата. "По двум теоретическим вопросам он даже не смог правильно сформулировать вопросы билета, а о задаче и говорить нечего. Когда я попросил его начать отвечать после двухчасовой подготовки, он попросил дополнительного времени, я дал. Прошло ещё два часа, он стоит, доска пустая. Я опять спрашиваю о готовности, он ещё просит время. Я даю. Так продолжалось до шести вечера, он стоит и молчит, просит время. В шесть вечера пришёл начальник учебной части и попросил меня на два слова. Слова эти были - поставить три. Я отказался. А он всё стоит у доски. Через ещё полчаса явился секретарь парткома академии. Приняли его условно, но перевели на другой факультет и, что вы думаете, закончил академию и получил блестящее распределение в управление Военно-морским флотом". Алая полоска зари прибивает муть дождя. На мостик поднимается командир. В прорезиненном меховике, кирзовых сапогах, меховых перчатках и бессменной с лейтенантских времён шапке. "Ну что, ребятки, пора нырять?" - спрашивает командир. "Пора, Лев Владимирович" - голос комбата вязнет в холодной стылости утра. Командир достал сигарету и, спрятавшись за ограждение мостика, закурил. "Ну что ж, пора так пора". Через двадцать минут лодка удифферетована на глубине 100 метров. Начинался новый день автономного плаванья. Девятимесячная одиссея. "Приди ко мне, скажи с улыбкой - здравствуй. Я ничего иного не прошу. Я выслушаю молча повесть странствий и книгу Одиссея напишу". Как мало нам в жизни надо - только был бы тот, кому можно рассказать. Как много нам в жизни надо - только был бы тот, кому нужен этот рассказ.
|
