Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
КМЗ как многопрофильное предприятие

КМЗ:
от ремонта двигателей
к серийному производству

Поиск на сайте

Главная / Издания / Литература / Книжная полка / Михаил Богачев. Воспоминания и размышления

Испытания жизнью

Глаза адмирала наливались кровью, злой белизной гнева, пальцы рук комкали лист, на котором значилось:

"Акт государственной комиссии приёма комплекса "Водопад-НК" на вооружение".

Конференц-зал полигона, где проходило подписание акта, оцепенел, и только два Генеральных конструктора ракеты и торпеды шушукались о чём-то явно постороннем, словно специально показывая: это ваши внутренние разборки.

Мой непосредственный начальник, умнейший человек и тончайший политик Виктор Иванович Леонов, опустил голову, чтобы не встречаться взглядом с ещё не пришедшим в себя адмиралом.

Тот не мог и не хотел понять то, что услышал:

"Я, капитан 2 ранга Богачёв, как член государственной комиссии и руководитель пусков от подписи отказываюсь и считаю, что испытания проведены не в полном объёме и по облегченной программе" - было сказано мною, когда очередь дошла до меня и я должен был подписать акт.

Начальник Управления Противолодочного Вооружения Флота долго и пристально разглядывал меня, как будто впервые видел, потом приказал:

"Виктор Иванович, объявите минут на 15 перерыв, а мы здесь побеседуем келейно, думаю 15 минут нам хватит".

Он уже пришёл в себя и знал, что будет делать с этим строптивым засранцем, которому накануне всё вроде объяснил начальник полигона.

"Лев Вениаминович, Радий Владимирович - приглашаетесь в кабинет командира, вы уж не обессудьте" - обратился он к Генеральным конструкторам.

Когда дверь за последним представителем промышленности закрылась, адмирал спросил:

"Начальник управления капитан 1 ранга Леонов, за каким хреном мы здесь собрались? Вы доложили - акт готов, промышленность подписи поставила, мне в 15.00 Главкому докладывать. Он завтра в ЦК документы должен везти, и не только акт, но и представления на ордена, должности, звания. Вы что здесь балаган устраиваете?! Сами подписывайте за вашего подчинённого, что молчите?"

Виктор Иванович, старый служака, начинавший после войны артиллерийским офицером на эсминцах Северного флота и прошедший школу полигона от момента его создания, был скорей всего искусным политиком, набившим руку компромисса - и волки сыты, и овцы целы. Он прекрасно знал мою позицию, более того, разделял её, но знал он и другое: в документах на всяческие виды поощрений по результатам испытаний его фамилия стояла рядом с Генеральным - лауреат Ленинской премии. Это был достойный венец его карьеры, и он не мог и не хотел портить сейчас отношения ни с кем.

Но совесть офицера и классного специалиста мучила его: комплекс сырой.

Опыт говорил ему и другое: если доложить о том, что его офицер отказывается подписывать акт, то, скорей всего, акт подпишут в Москве, уберут подпись строптивца, нарушив всё и вся, но кто будет знать об этом? Кто будет что-либо доказывать? Только те, кто, не дай бог, будут расплачиваться своей кровью за сегодняшние лауреатства и блага.

Только вот такой скандал и мог что-либо сделать, ибо уже не замазать сказанного и протокольным словом опечатанного.

"Товарищ вице-адмирал, я думаю", - начал потихонечку его загонять в расставленные сети Леонов, - "приказывать мы здесь не вправе, а вот убедить в ошибке мы могли бы. Но сделать это мы должны при всех, чтобы все понимали нас и не было потом беготни по особым отделам".

Виктор Иванович прекрасно знал, что всё происходящее здесь будет немедленно известно в Комитете, а кому хочется оправдываться в этом ведомстве?

Услышав "убедить в ошибке", а ещё и упоминание Комитета, адмирал согласился.

"Капитан 2 ранга", - лязг металла в голосе, - "10 минут и ни минутой больше. Приглашайте промышленность в зал".

Лев Вениаминович был явно заинтересован происходящим, да и он больше меня знал о слабом месте комплекса, но его торопили. Через некоторое время он возвращался к своим огрехам, но это уже были другие ракеты.

Мне предстояло за 10 минут убедить двух Генеральных продолжить испытания. Я не знал, с чего начать. Почувствовав мою скованность и страх, Лев потянул руку, как в первом классе, прося слова:

"Пока наш уважаемый оппонент соберётся с мыслью, я расскажу вам о своём первом докладе Сталину.

Кабинет, знаменитая трубка во рту, прохаживается по кабинету. Я волнуясь, начинаю, он минут пять послушал и говорит со своим знаменитым кавказским акцентом:

"Лев Вениаминович, знаете, почему вас, евреев, так не любят?"

Молчу, боюсь шевельнутся, только улавливаю блеск пенсне Берии.

"Заумно слишком говорите, не понимают вас люди, проще, проще, Лев Вениаминович".

Я уложился в отведённые мне 10 минут. В зале стояла тишина. Я знал, что возразить мне мог только кто-нибудь из двух Генеральных.

Академик Исаков был немногословен:

"Да, он прав, и то, что он говорит, известно многим. Пуски на предельных, допустимых режимах не проводились. И как поведёт себя торпеда после разделения на максимальных нагрузках, я не берусь судить. Могу только поддержать предложение - провести дополнительные пуски".

Люльев подытожил:

"Будем ждать плохой погоды и закроем акт по результатам".

Закрывая заседание комиссии, адмирал не замечал меня:

"Леонов - один пуск, один, ясно? Когда будете готовы, доложите, я лично прилечу посмотреть, как этот умник не нарушит условий пуска. Вот тогда и выводы сделаем".

Вечером у меня поднялась температура. Моя жена, пичкая меня таблетками и протирая голову уксусом, меняя компрессы, не могла понять причин такой бешеной температуры до 40.

В конце месяца мы дождались у моря плохой погоды. Нам дали добро, никто ещё не стрелял в таких штормовых условиях, но главное было - мы должны были выполнить полигонные условия: приводнить торпеду в радиусе системы самонаведения и обязательно с правого борта относительно лодки цели. Это была не просто ювелирная стрельба - нужно было попасть в ушко иголки при штормовом ветре. При невыполнении этих условий пуск считался отрицательным: это и было то, о чём меня предупредил начальник Управления Противолодочного Воружения Флота.

Боже, как я вылизывал данные расчёта, до последней минуты копаясь в цифрах поправок!

Команда: "Пуск" - прозвучала шёпотом, у меня не было голоса, я охрип. И только доклад измерителей: "Изделие приводнилось в расчётной точке" - вернул и голос и жизнь.

Через несколько дней были готовы все результаты измерений: разделения ракеты и торпеды не произошло.

Акт государственных испытаний был подписан через 2 года, были проведены сотни дополнительных наземных испытаний, построен специальный стенд, имитирующий процесс разделения, сделаны доработки и проведены пуски на всех предельных режимах.

Виктор Иванович Леонов по окончании испытаний стал лауреатом Ленинской премии.

Мне же было не стыдно за то, что мы делаем, и я уверен сейчас, что комплекс не подведёт в любых условиях.

А мы продолжали испытывать свои судьбы жизнью.


Главное за неделю