Раньше я на детских утренниках ужасно боялся этого самого доброго
Деда, который раздаёт подарки. В начале представления я сидел на лавочке
рядом с мамой. Когда же появлялся Дед Мороз, все хором кричали 'Ёлочка
зажгись!' и ёлка действительно вспыхивала разноцветными лампочками.
Тут я срочно перебирался за материнскую спину, и уж оттуда меня
было невозможно вытащить никакими приманками, и даже новогодним
подарком. Ни тебе стишок прочитать, ни песню спеть, а уж про хоровод
вокруг ёлочки-красавицы и речи быть не могло.
Подарок дедовский получала вместо меня мама. Она отдавала его мне
и уже через несколько часов от него оставался пустой мешок полный
только запахами конфет и мандаринов, который убирали на сохранение
до следующего праздника.
В новогоднюю ночь нас укладывали спать несколько раньше обычного,
а уже после боя курантов и прихода первого новогоднего часа мама будила нас и рассказывала, что вот-вот только что приходил Дед Мороз. Отец
сидел за столом обычно в парадной форме со всеми орденами и медалями
и в доказательство недавнего присутствия за столом самого настоящего
Деда Мороза показывал, что половина огромного блюда холодца съедена
им, а под ёлкой лежат наши подарки, которые принёс он. Но это было,
когда я был маленьким.
В этот раз я уже был большим и ничуточку не боялся ни деда с красным
носом, ни его ближайшего окружения. Я нарядился на утренник очень
оригинально.
Сестра Ирина участвовала в школьном хоре, и у неё был девичий наряд
украинки. Шикарный такой венок с лентами, блузка с расшитой юбкой,
ну короче, украинский национальный наряд. Вот его-то я и надел на себя,
а на лицо, чтобы быть неузнаваемым, надел ужасную маску обезьяны.
Получилась симпатичная шимпанзе в украинском наряде.
Пришёл в класс немного пораньше, пока никого не было, быстренько
переоделся. Ножки у меня ничем от девчоночьих не отличались, лица не
видно. Наша классная Мария Васильевна меня так и не узнала, пока я не
снял маску и не показал свою улыбающуюся личность. Замаскировался
здорово.
На параде новогодних карнавальных костюмов я занял призовое место.
Дед Мороз вручил мне приз, книжку детскую, она называлась 'Матти –
весельчак', что-то из карельских сказок. И тут уж Дед Мороз был весьма
удивлён и озадачен, услышав из-под маски обезьяны женского пола мой
мальчишеский голос:
- У меня уже такая книжка есть дома!
Пришлось ему менять подарок настырной обезьяне, на другую книгу
под названием 'Сампо - лопарёнок'. Дети есть дети, их наивность и
простота просто не имеют предела, что выдаст тебе ребёнок через пять
минут одному богу известно.
В новом году на наш аэродром стали приходить новейшие самолёты
МиГ-17. Мы с ребятами часто наблюдали, как их на больших платформах
в закрытых коричневых контейнерах мимо наших домов по дороге
провозили огромные тягачи. Сначала было непонятно, как в этом
контейнере мог вместиться настоящий целый самолёт. А крылья как же?
Оказалось, что крылья были демонтированы и находились в этом же
контейнере. На аэродроме, в ангаре самолёту крепили на своё место
снятые крылья и доводили его до ума в вопросах монтажа оборудования и
вооружения. И уже после этих работ, в которых самое непосредственное
участие принимал мой отец, самолёты обкатывались на земле и в воздухе
нашими гарнизонными асами.
Вот в это время и происходило наибольшее количество всяких аварий
и ошибок, приводящих к катастрофам с трагическими последствиями.
Сколько лет уже прожил у самого настоящего военного аэродрома, а на
самом аэродроме был только один-единственный раз. Однажды за отцом
в выходной день приехали на грузовой машине домой его солдаты. Отец
в это время был начальником ПАРМ (подвижная авиационная ремонтная
мастерская). На аэродром сел какой-то самолёт не из нашей части и ему
нужен был срочный ремонт для продолжения полёта. Отец взял меня с собой, и мы поехали на машине к нему на работу.
Рядом с ангаром стоял большой зачехлённый самолёт, сейчас не помню
уже какого типа, а в ангаре производился ремонт снятого с него агрегата.
Потребовалась какая-то дуговая сварка, а отец был в этом деле
большой дока. Он быстренько приварил раскалённым до бела электродом
необходимую деталь к агрегату. Я с интересом за этим наблюдал, и
поэтому рассмотреть на аэродроме ничего толком не успел, да и полётов
в этот день не было, поскольку было воскресение.
Очень хотелось посмотреть поближе самолёты, как они взлетают и
приземляются. Грохот и шум реактивной авиации мы слышали каждый
день, самолёты видели только издалека в воздухе, уже на высоте. Ну, уж
очень хотелось посмотреть на них вблизи.
Вот однажды весной мы договорились с ребятами о походе на аэродром.
Еще лежал снег, и было довольно прохладно на улице, но договор есть
договор, и мы прошагали все 4 км по дороге до Подужемья с надеждой
увидеть именно новые самолёты.
Дотопали до ограждения взлетно-посадочной полосы, она была
обнесена забором из колючей проволоки. А в моём понятии, раз колючая
проволока, значит, по ней пропущен электрический ток. Ограждение
полосы было сделано скорее не от людей, а чтобы местные подужемские
коровы не попадали на поле и не мешали полётам.
Мы устроились на пригорочке метрах в 30 от бетонной полосы и,
как шпионы, стали высматривать. Ждать пришлось недолго, заревели
запущенные турбины.
Грохот ревущего самолёта мне показался неимоверным, даже
страшновато стало. Воздух и земля дрожали от этой невидимой силы,
низвергающей из сопла форсажное пламя стремительного МиГа.
Серебристые с алыми звездами машины с интервалом в полминуты
пронеслись мимо нас целым звеном, то есть три самолёта, и, оторвавшись
от земли, перестроились в воздухе в клин пошли на выполнение
задания.
Странно было смотреть: вроде бы труба трубой длиною 11 метров с
крыльями, кабиной и хвостом, но столько энергии извергается с рёвом,
аж земля дрожит и огонь брызжет, а сверху пилот сидит и летит, да ещё
не просто летит, а летит со скоростью 1100 км в час.
Вот на этой фотографии запечатлен фронтовой истребитель МиГ-17Ф,
точно такие мы и рассматривали на нашем аэродроме.
Внешне схожий с МиГ-15, он в действительности представлял собой
совершенно другой самолёт. Западные аналитики полагают, что эту
модель спешно разработали после Корейской войны, наглядно выявившей
недостатки МиГ-15 - прежде всего низкую путевую устойчивость, заметно
осложнявшую прицельную стрельбу из пушек.
На самом деле разработка проекта началась еще в 1948 г., это был
самый массовый истребитель, было выпущено свыше 5000 машин.
Возможно, это был последний самолёт, разработкой которого руководил
лично выдающийся авиаконструктор отечественного самолётостроения
М.И. Гуревич.
Вот на таких по тем временам стремительных и красивых машинах погибали наши молодые лётчики.
Самолёт МиГ-17 на форсаже
За первым звеном стали взлетать другие самолёты, и понеслась
воздушная карусель. Одни садятся, другие взлетают, грохот и шум турбин,
а мы стояли, зачарованные и малость обалдевшие от быстротечной
динамики, и наблюдали эту картину под простым понятием для лётчиков
– дневные полёты.
Всё происходило у нас на глазах настолько слаженно и без лишней
суеты, ну прямо как в муравейнике, где каждый чётко знает и выполняет
свои обязанности.
Подъезжали топливозаправщики и на стоянке заправляли баки
истребителей керосином, технари тут же устраняли какие-то
незначительные неисправности и готовили машины к следующему
вылету.
Лётчики деловой походкой в тёплых комбинезонах, шлемах и меховых
унтах подходили к самолётам и занимали свои места в кабинах. Давили
на газ, выруливали на взлётную полосу, включали форсаж и улетали в
небеса. Что лётчики выполняли там высоко в небе, мы не знали, да и не
видно было, но я зауважал эту мужественную профессию.
Ведь если посмотреть внимательно, то все кто крутился около самолётов
были всего лишь обеспечивающей полёты прислугой, а летел в кабине
только он один. Хозяином положения на взлётной полосе и в небе был
только лётчик на своей реактивной машине.
Уставшие от впечатлений и замерзшие мы вернулись домой. Дома,
правда, родителям ничего не говорил, а то ещё будут ругать, что так
далеко уходим от дома без разрешения. Но даже во сне мне несколько раз
чудился вой турбин и грозные МиГи, взлетающие в голубое небо.
Ночью в гарнизоне была объявлена тревога. Солдаты, оповещавшие об
этом событии офицеров и сверхсрочников, с грохотом колотили сапогами
в двери так, что дрожал весь наш утлый финский домик, и, подняв
очередного воина, неслись дальше.
Отец схватил свой тревожный чемоданчик, в котором было бельё и
прочие причиндалы для таких случаев, и убежал на сборный пункт у
столовой, где их обычно ждала крытая служебная машина.
А мы разбуженные встряской дома солдатским сапогом продолжали
спокойно спать, так как уже привыкли к таким способам оповещения. Не
впервой. Лишь бы не война, а подобных учений на нашу жизнь выпало
уже предостаточно.
Война не война, но горели склады, расположенные около аэродрома в
лесу. Там хранились снаряды, вещевое и медицинское имущество. Отец
потом сказал, что сгорели почти все склады, отстоять удалось немногое,
пожар на лес не перебросился и то хорошо.
Для пацанов, конечно, горе невелико, подумаешь, склады сгорели.
Срочно собралась экспедиция для обследования пепелища, а вдруг
повезёт и что-нибудь из этого дела можно извлечь полезного для себя. Я
туда не пошёл почему-то, о чём потом пришлось сильно пожалеть.
Наши исследователи вернулись с пожарища с огромным количеством
трофеев. Чего тут только не было: начиная от сигнальных ракет, дустовых
дымовых шашек, капсюлей для патронов и кончая индивидуальными
перевязочными пакетами и какими-то медицинскими инструментами и
принадлежностями, назначение которых нам было неизвестно.
Среди трофеев были наборы каких-то стеклянных ампул в пакетиках
и коробках, наподобие тех, что применялись в войсковых приборах
химической разведки ВПХР. Трофеи перекочевали в наши тайники,
сделанные под корнями большой сосны и началось освоение новых
горючих веществ.
Мы долго не могли освоить небольшие цилиндрики светящегося
состава от сигнальных ракет, спичкой его не подожжешь, а в костёр - это
каждый раз нужно разводить костёр, не совсем удобно.
Научились привязывать к цилиндрику несколько спичек и, чиркнув о
спичечный коробок, кидали на землю, состав воспламенялся и возгорался
ярким цветом: в зависимости от состава смеси были и белые, зелёные и
красные огни. А лучше всего было бросить несколько штук в костёр, тогда
костёр превращался в разноцветный факел светящийся целую минуту.
Зрелище завораживающее своим колером.
Дальше дошло дело и до ампул. Мы с Афоней нашли старую
керосиновую лампу без стекла и использовали её как воспламенитель
наших фейерверков, очевидно содержащих какой-то эфирный состав.
Мы укладывали ампулу на веточку, а под неё устанавливали
зажженную лампу, прятались на всякий пожарный случай за деревья и
ждали дальнейших событий. Через несколько секунд содержимое ампул
закипало, раздавался хлопок, это лопалось стекло ампулы, и появлялся
огненный шар с полметра в диаметре.
Видимо пары эфира вспыхивали от лампы и превращались в этот
светящийся огненный образ. Эффект был потрясающий и мы с гордостью потом демонстрировали наши достижения остальным пацанам.
Капсюли тоже пошли в дело и в городке стали постоянно раздаваться
пугающие народ выстрелы.
Самый безопасный способ выстрела капсюлем достигался, когда его
прикрепляешь к наконечнику лыжной палки пластилином и кидаешь
палку, как копьё, в дерево или стену.
Обращались мы с опасными предметами довольно-таки умело, никто
ни разу не пострадал, никому так ни разу и не звездануло, все были целы
и невредимы.
Только один раз при подрыве капсюля простым ударом камня
мельчайший осколочек слегка чиркнул мне по правому уху. Кровь шла
долго, мы не знали, что и делать. Однако домой не пошёл, там меня могли
понять по-своему, и получил бы нахлобучку практически не за что. А так,
потом кровь постепенно остановилась сама, и никаких неприятностей не
было.
Закончился 2-ой класс, и на лето мы поехали на отдых к бабушке, но
уже не на хутор Овечка, а в Краснодарский край в станицу Родниковскую
Курганенского района.
Дед к этому времени вышел на пенсию, продал свой дом на хуторе
и купил новый в этой станице. У бабушки была крохотная пенсия на то
время она составляла 50 рублей, у деда немного побольше, рублей 65.
Насколько я помню, мать иногда ругалась с отцом из-за того, что
отец почти каждый месяц посылал деду деньги, не знаю какие суммы,
но помогал он им постоянно. Он ведь был единственный сын у своих
родителей, а моей матери не нравилось это, так как самим не хватало
денег на троих детей.
Станица была большой, около 12 тысяч жителей, колхоз-миллионер
'Маяк революции' набирал силу, станичники начали чувствовать себя
увереннее, в смысле жить зажиточнее.
Что было примечательным в этой станице, это то, что можно в любом
месте копать колодец и на глубине около 5 метров всегда били ключи
родниковой воды, поэтому и название - Родниковская.
Дедовский дом был сложен из самана. Саман это такие большие
самодельные кирпичи, сделанные из глины вперемежку с соломой, они
очень хорошо удерживали тепло. Недостаток только в том, что, попав в
воду, они расползались и разрушались.
В станице строительство домов проходило всегда коллективно.
Приглашались все соседи, обычно в субботу или воскресение, сначала на
замес и изготовление кирпичей из самана.
Важное
