Прямо из карельской зимы мы через три дня перенеслись почти
сразу в южное лето. Здесь, в станице Родниковской у деда в это
время уже картошку начинают сажать.
Благодать станичной весны омрачалась непролазной грязью.
Приходилось ходить по двору в галошах, а на выход обувать сапоги или
что-нибудь в этом роде. Кубанский чернозём тоннами налипал на обувь и
приходилось с трудом вытаскивать ноги из этого прилипалы.
Специально для очистки обуви от налипшей грязи у каждого дома и
учреждения была этакая чистилка обуви в виде небольшой металлической
горизонтальной перекладинки, об которую, перед заходом в помещение,
каждый должен был отвалить куски налипшего на подошвы местного
чернозёма.
С окончанием школьных каникул, то есть с 1 апреля нам предстояло
учиться в местной станичной средней школе целую 4 четверть.
В новой для нас школе в 4-а классе я уже был на половину свой, так
как Вовка Важинский, Сашка Кадора и Толик Ващенко - ребята-соседи по
улице, учились со мной в одном классе. Многих других местных казачат
я уже знал по летним пребываниям в станице в качестве 'курортника' на
отдыхе.
Первым делом в новом классе я обратил внимание на девчонок. Прямо
цветник настоящий, и все мои новые одноклассницы на уровне нашей
Софки Тогуновой. Казачки с румянцем во всю щёку на лице, весёлые,
полные здоровья и сильные физически от постоянных нагрузок на свежем
воздухе в домашнем хозяйстве, не шли ни в какое сравнение с моими
бывшими бледными и худосочными одноклассницами в школе нашего
поселка в Карелии.
Новая классная, очень пожилая учительница русского языка, оставалась
всегда довольной моими успехами в учёбе. Учился я нормально благодаря
Марии Васильевне Михайловой, которая каждый божий день спрашивала
нас и не по одному предмету ещё в гарнизонной школе.
Отец немного отошёл от пережитых неприятных событий, связанных
со скоропалительным сокращением из армии и бегством из Карелии.
Жизнь приходилось начинать с нуля, а поэтому нужно было шевелиться
и не падать духом.
Из досок, привезённых в контейнере вместе с нашим скарбом, был
построен маленький свинарник и небольшой сарайчик над погребом.
Здесь на Кубани доски были страшным дефицитом и стоили огромных
денег, а там, на севере они стоили буквально копейки.
После завершения строительства отец уехал в Армавир, где устроился
на Завод испытательных машин учеником слесаря-лекальщика. Летом планировался наш переезд в Армавир, где отцу должны были дать
новую квартиру в соответствии с постановлением Правительства 'Об
обеспечении жильём военнослужащих уволенных с военной службы по
сокращению штатов'.
Уже через несколько дней в новом свинарнике появилась маленькая
розовая хрюшка - бабушка купила её у соседей. Корову они с дедом
продали незадолго до нашего приезда. Уж очень дорого она обходилась,
нужны были комбикорма и сено, которые были в дефиците.
Кубань это не средняя полоса России, где можно косить сено почти
везде, где только растёт трава. Здесь все угодья распределены и пустой
земли не бывает.
Мы с восторгом ухаживали за маленькой скотинкой, которая, умильно
похрюкивая, поедала всё, что ей не подавай. Даже установили очередь
кому, когда кормить поросюшку. Мы ведь и не думали, что через полгода
из этой игрушечной свинки вырастет огромная толстая свинья с ушами
наподобие свёрнутых лопухов и челюстями способными перекусывать
даже металл.
Быстро пролетели два месяца нашего пребывания в станице. 4-ый
класс школы я закончил очень хорошо, у меня была только одна четвёрка
по русскому языку. Пожилая учительница говорила матери, что мальчик
очень способный, но вот с русским языком у него никак на 'пять' не
выходит, он ведь украинец и поэтому в диктантах обязательно хоть одну
ошибку, но сделает.
Какой я украинец, думал я про себя, если не знаю ни единого слова на
этом языке, да и на Украине никогда не бывал.
Бабушка с дедом свободно говорили по-украински, но языком общения
всегда был русский. Когда у них бывали гости, и за столом наступало
время песен тут уж не до русского. Все, включая и моего отца, начинали
балакать и исполнять песни только на украинском языке. Тут тебе и
'Запрягайте хлопцы коней', и даже 'Реве тай стогне Днипр широкий', и
много других красивых напевных песен. На Кубани вообще в ходу смесь
двух языков и говорят здесь на каком-то среднем языке, мало похожем на
чисто украинский, но специфическом.
Что мне понравилось в станице это, то, что каждый станичник гордился
своим трудом на хлебородной ниве, потому что хлеб был богатством
Кубани.
По местному радио всегда сообщали о том, как идёт посевная или жатва
хлебов на полях, велись разные репортажи с полей и ферм, в которых
отмечали передовиков сельского хозяйства, и отмечали их труд не только
морально. Всегда во всех радиопрограммах подчёркивалось, что Кубань
- это жемчужина или житница России.
Однажды, вместе с дедом я случайно оказался на торжественном
собрании колхоза, посвящённом празднику урожая, в станичном парке.
Это был настоящий праздник - гуляла вся станица.
На сцену выходили чёрные от загара комбайнёры и механизаторы,
выдавшие свои передовые намолоты зерна и обеспечившие рекордные
урожаи хлеба. Как их дружно приветствовали местные жители своими
аплодисментами, а правление колхоза 'Маяк революции' награждало их большими ценными подарками и приличными денежными премиями за
столь нужный стране хлеб.
Второй раз в летнем клубе я с местными ребятами был на проводах
колхоза в армию своих молодых призывников. У меня до сих пор стоят в
глазах эти трогательные напутствия матерей и руководителей правления
колхоза будущим солдатам, чтобы ребята честно служили в армии, и не
дай бог опозорить честь станичных казаков и колхоз.
Каждому казаку вручали чемодан и всё что нужно в дорогу, начиная
от электробритв и заканчивая наборами продуктов питания. Здесь же
новобранцев передавали представителю военкомата, который сажал их в
автобус и вёз дальше в Краснодар. И никаких тебе пьянок до полусмерти и
отчаянных пьяных прощаний с друзьями и родственниками, создающих
впечатление, что человек прощается со своей жизнью.
В июле месяце отцу в Армавире выдали ордер на новую квартиру от
военкомата, и мы срочно поехали на новое место жительства. Срочность
эту можно объяснить ещё и тем, что у мамы никак не складывались
нормальные отношения с дедом. Она для него всё также оставалась
предательницей павловской породы и шпионкой иностранной разведки.
До сих пор не пойму, чем же руководствовался дед в своих обидных
для матери высказываниях, ведь она жена родного сына и надо же такое
городить пожилому человеку.
Армавир! Арр-ма-вирр! Звучное и яркое сочетание звуков 'ар' и 'ир'
названия этого города звучали для меня почти как французская песня.
Словно с высоты Эйфелевой башни летели звуки дрожащего голоса с
прононсом французского шансона самой малютки мадам Эдит Пиаф. Это
красивое нерусское название, напоминающее историю Армении Великой,
столицей которой когда-то в давние века, ещё до новой эры был тоже
Армавир, и эти созвучия армянско-французского языка мне лично очень
нравилось.
Город Армавир в то время был крупным промышленным центром
Краснодарского края, насчитывал около 160 тысяч жителей.
В далёкие исторические времена это был армянский аул, а в 1913 году
аул превратился в город. Это была большая узловая железнодорожная
станция. Само название города в переводе с армянского означало - долина
ветров.
Ну, раз раньше был армянский аул, то и армяне никуда не подевались,
а проживали в городе с чисто армянским названием. Странным было
только то, что самой распространённой фамилией у армян была фамилия
Каспаровы. Каспаровых в городе было, пожалуй, больше чем Ивановых в
Москве и её окресностях.
Промышленных предприятий здесь было много и поэтому работы
хватало всем, но вот с жильём было, как и везде, трудно и люди ютились
в больших и странных многосемейных домах похожих на маленькие
Шанхаи.
Иногда было страшно смотреть на такие муравейники, в которых
проживало по несколько семей, ну точно как в старой Армении. Но были
и старинные кирпичные особняки, которые наше родное правительство
тоже использовало в режиме общежитий.
Окрестности улицы им. Урицкого
Но город рос и разрастался с небывалой быстротой. Кругом что-то
строили и строили.
Было много больших набирающих мощь заводов и фабрик, такие
как Завод испытательных машин, Электротехнический завод, Завод
подошвенной резины, Завод 'Армалит', Консервный завод, Винзавод,
Масложиркомбинат, Мясокомбинат, Ремзавод, Завод ЖБК, музыкальная
и табачная фабрики.
Одним словом город был рабочим, выпускал не только подошвенную
резину, но и тяжёлые весы, электродвигатели, баяны и даже танковые
двигатели ремонтировал. Вокруг были совхозы и колхозы, выращивавшие
пшеницу, кукурузу, подсолнечник, патиссоны и всё прочее, что могло
произрастать на благодатной кубанской земле. Сочетание промышленности
и сельского хозяйства отражено на скромном гербе нашего Армавира в
виде шестерёнки и колосьев пшеницы.
Квартира под номером 52 была трёхкомнатная с балконом на четвёртом
этаже нового кирпичного дома, который совсем недалеко от центра города построил 'Завод подошвенной резины'. Нам эта квартира показалось
неописуемой роскошью после всех наших мытарств по гарнизонным
лачугам и финским домикам.
Герб города Армавир
Дом стоял под уклон вдоль улицы Урицкого и поэтому в первых двух
подъездах было пять этажей, а в двух других – по четыре.
Во втором подъезде одну трёхкомнатную квартиру полуподвала
занимало помещение котельной. Получалось так, что сам котёл находился
точно под нашей квартирой, но только в полуподвале. Не дай бог взрыв
котла, от нашего подъезда остались бы одни воспоминания.
Улица была примечательна тем, что на ней располагался
железнодорожный переезд, а подальше, в конце улицы, находилось
городское кладбище. Так что последний путь всех покойников,
следовавших туда под звуки траурного оркестрового марша Шопена и
другие скорбные мелодии, неминуемо пролегал мимо нашего дома.
Теперь у нас с братом была своя комната, в которой стояли две кровати
и стол, вот только окно комнаты выходило на эту самую скорбную улицу,
по которой периодически, а иногда по несколько раз в день следовали
траурные процессии.
Мама, заслышав звуки оркестра, всегда прибегала в нашу комнату
и смотрела в окно на следовавшую внизу колонну, направляющуюся в
сторону железнодорожного переезда. Мы её по-своему ругали за это,
ведь нельзя каждый раз расстраиваться из-за похорон даже незнакомых
нам людей.
Когда мы приехали из Родниковской, шёл затяжной дождик, а мне не
терпелось пойти на улицу, в новый двор. Я с интересом разглядывал всё,
что было видно за деревянными окнами.
Двор меня поразил своими огромными размерами. Посередине, как
раз напротив нашего балкона, был настоящий фонтан, сложенный из
небольшого булыжника в виде горки высотой полтора метра, на вершине
которой находилась трубка для распыления воды.
Ну, прямо фантастика, да и только. Фонтан, конечно, не работал, но
сам факт его наличия говорил сам за себя.
На этой территории раньше располагалась организация под названием
'Зеленстрой', которая занималась благоустройством по озеленению
всего города. В наследство от неё в глубине двора остались два больших
застеклённых парника с цветами.
Слева от фонтана росли три огромных конских каштана, усыпанные
зелёными шариками плодов, похожими на маленьких ёжиков. Сбитые
дождём ёжики падали с деревьев и раскалывались на половинки, а из
них выскакивали коричневые каштаны. Таких чудес мне видеть ещё не
доводилось.
Двор, как и полагается после новостройки, был неухожен, остатки
строительного мусора и всякой рухляди возвышались своими кучами.
Перпендикулярно нашему дому со стороны первого подъезда через
десять метров стоял такой же кирпичный дом, но только состоящий из
двух подъездов. Так, что в нашем дворе насчитывалось сто с лишним
квартир, если точно, то 111 квартир. По тем временам это очень много,
всего шесть подъездов.
С первым пацаном во дворе я познакомился сразу, это был Славка
Грибков, из соседнего дома, потом вышли из четвёртого подъезда Вовка
Аникеев и Витька Титов. Постепенно перезнакомились со всеми ребятами,
включая и девчонок. Но первые оказались наиболее близкими, с которыми
мы были всегда более дружны.
В то время почти всем пацанам в нашем дворе обязательно давались
клички, порой безобидные, но иногда и весьма неприятные. Только
Аникееву была присвоена кличка совпадающая с его именем – 'Вовчик'.
Например, брата моего Валерку прозвали 'Пеца', а меня сначала
'Пупик', потом, благодаря родному брату, меня стали называть 'Чан', а
позже моя кличка сменилась на более человеческую - 'Симочка'.
Интересно проследить природу этих самых кличек, так уж получается,
что клички с возрастом иногда меняются.
Вышел на улицу гулять Витька Титов, познакомились и для краткости
стали звать его Тит, он и не обижался сам. Правда, когда Аникейчик для
проверки слуха произнёс побасёнку про Тита:
- Тит, а Тит! Пошли молотить.
- Брюхо болит!
- Тит, а Тит! Пошли кашу есть.
-А где моя большая ложка?!
Этого оказалось достаточно, чтобы Тит замахал своими руками словно
крылатая мельница и, надвигаясь всей своей мощью на маленького
Вовчика, угрожал избить его, убить и ещё что-то в этом духе, но, правда,
свои огромные кулаки в ход не пустил. Теперь мы уже знали, что Тит не
способен не только ударить, но и за себя толком постоять.
Потом мы заметили, что у Тита лопоухое правое ухо и между собой
стали звать его 'Лопендик'.
Однажды сидели вечером в песочнице, к нам подошёл мой сосед через
стенку дядя Саша Хаскель, видимо был немного выпивший и разговорился
с нами. Потом вдруг, как бы невзначай, спросил:
- Ну, а кого из вас тут самая большая хлеборезка?
Я и не понял о чём идёт речь. Оказалось, что хлеборезка, это, попросту говоря, морда. Ясное дело, что у Тита была самая большая голова и
личность. Почти все дружно воскликнули:
- У Тита! У Тита!
Вот тебе Тит-Лопендик и стал 'Хлеборезом'. Как бы в подтверждение
своей новой клички он почти всегда выходил из своего подъезда гулять
на улицу, держа в руке огромную горбушку белого кубанского каравая,
намазанную маслом, и на ходу её смачно уплетал, да так быстро и ловко.
Чем не хлеборез, очень точно было подмечено.
Тит, конечно, очень обижался на такое неприятное прозвище, вплоть
до попыток мордобоя, но куда он денется - улица есть улица и у неё
существуют свои неписаные законы.
Важное
