Южное солнце – коварная штука и поэтому с ним нужно обязательно
считаться, а мы об этом в то время мало что знали. Загорали себе и
загорали, сколько заблагорассудится. Я то ладно, к солнцу привыкший, а
вот Алка со своим германским загаром.
В общем, когда вечером пришли с пляжа в свой лагерь, она почувствовала,
что обожгла кожу на груди над лифчиком. Мазали и кремом, и сметаной,
но это мало что дало. Назавтра у неё это место представляло собой
настоящий большой волдырь.
Теперь я сидел в палатке у её постели и вздыхал, что, к сожалению,
ничем помочь не в состоянии и остаётся только на словах выражать своё
соболезнование.
Кожа облезла и я представлял какую же боль она бедолага испытывала.
На этом месте ведь очень нежная кожа, а она стала представлять собой
сплошную рану.
Но на следующий день мы опять ходили загорать и купаться, только
своё обожжённое место она прикрывала полотенцам.
Море всё так же вызывало у меня небывалый восторг и особенно,
когда волны прибоя с шумом вылетают на берег и с шуршанием гальки
скатываются назад, утратив свою энергию.
Я стал кататься на волнах. Встаёшь спиной к идущей на тебя большой
волне, а в момент ею прихода, подпрыгиваешь. Волна несёт тебя на своём
гребне прямо на берег, ты, как бы, катишься на её гребне.
Раз - другой всё получалось складно и красиво. Но один раз зевнул и не
подпрыгнул в момент прихода волны. Масса воды мгновенно сбила меня
с ног, и, перевернув вверх ногами, врезала личиком в прибрежную гальку. У меня был полный рот мелкой гальки и все волосы в песке.
Только тут я представил на своём месте простого обывателя. Ну,
просто обыкновенного человека, а не пловца. Ведь для него это бы точно
кончилось трагедией.
Это меня, свободно ориентирующегося в воде с всегда открытыми
глазами и владеющего дыханием, так долбануло о дно, а что бы могло быть
с другим. Такая огромная силища скрыта в волне, кажущейся абсолютно
безобидной с берега. Ну, ужас, да и только! Оказывается море тоже нужно
уважать, а иногда и просто бояться.
Поскольку Алке не желательно было жариться на солнышке, то мы
иногда сидели с ней в тени на бережке нашей речушки. А в этот день мы
с ней кашеварили на наш табор.
Костер горел и булькал в котле кипяток для первого. Все ушли на
пляж, а мы сидели в тени своей огромной акации и, как обычно, болтали
о всякой всячине и в перерывах целовались, поскольку губа моя, как ни
странно, быстро заживала.
Бывает иногда такое ощущение, что вот просто чувствуешь на себе
чей-то пристальный взгляд. Почувствовал это странное ощущение и я,
когда целовал Алку среди бела дня.
Вот прямо нутром чую, что кто-то смотрит на нас, но как ни странно
вокруг никого. И тут меня осенило, что на окошке двухместной палатки
натянута белая сетка и только там может находиться этот соглядатай, чей
взгляд я словно ощущаю на себе.
- Алл, ты ничего не чувствуешь? У меня такое ощущение, что кто-то
нас прямо сверлит своим взглядом, - поделился я своими подозрениями.
- Вов, да никого в палатках нет, все ушли на море, я сама видела, -
попыталась меня успокоить Алла.
Я встал и, подойдя к палатке, в которой жил Леба и Слепенчук, отвязал
свёрнутый клапан окна и задёрнул его. Бережёного бог бережёт. Теперь
моя душа была спокойна, и я мог выражать свои чувства без посторонних глаз.
Лебедев Слава и Слепенчук Александр
Я оказался прав на все 100. Вечером у костра Леба, кстати, его за язык
никто не тянул, сам рассказывал мне.
- Сижу в палатке... Ну, думаю, никого нет, можно и закурить. Закурил,
но на всякий случай подсел к окошку, чтобы дым тянуло наружу. Глядь,
а там… Сима с Алкой целуется во всю. Прямо, как настоящие... Как в
кино! Ну, я решил посмотреть, а тут ты подходишь, и клапан задёрнул. Я
и понял, что выдавать себя сейчас никак нельзя, а то ещё обидишься, чего
доброго, - словно какой-то анекдот рассказывал Леба, стараясь, чтобы его
никто, кроме меня, не слышал.
Леба с Сашкой, оказывается, втихаря иногда покуривали у себя в
палатке, хотя остальные наши пацаны никто этим не занимался.
Вечером в субботу прошёл слушок, что все девчонки решили всей
толпой сходить на танцы в студенческий спортивный лагерь, который
находился совсем рядом. Основоположниками этой идеи были Наташка
и, по-моему, Лариска. Нашим музыкантам не терпелось приобщится к
цивилизации питерской интеллигенции.
На танцы так на танцы. Надели брюки, которые мы уже забыли, когда
последний раз использовали, и рубашонки и, с благословения Марии,
не девы, конечно, а нашей классной, почти всем табором пошли в свет
студенческой демократии.
Народу набежало, словно со всего побережья собрались все дикари, да
и сами студенты в полном составе. Здесь, конечно, это вам не там.
Настоящий ВИА исполнял настоящую живую музыку, под которую вся
эта пестрая толпа выделывалась, как только могла. Здесь никто ничего
никому не запрещал, поэтому танцевали и твист, чарльстон, рок-н-ролл и
бог весть какие неизвестные мне танцы.
Потряслись и оторвались здесь вдоволь и мы. Мы с Алкой в этой толпе
потеряли наших таборских и поэтому путешествовали по этому морю
танцующих самостоятельно.
Странное чувство собственника не давало мне покоя - на мою подругу
косились волосатые студенты и так и норовили пригласить, ангажировать
и увести. Ну, как тут в такой обстановке оставаться спокойным.
-Алл, пошли отсюда. Тут эти волосаны тебе покою не дадут. Скачут,
как марионетки, что им своих девок не хватает, – пытался я увести её с
этого разгула южных танцевальных страстей.
-Вовочка, ну давай ещё немного потанцуем. Где ещё можно послушать
такую музыку и танцевать всё что хочешь. А на этих волосатых ты
внимания не обращай, я ведь с тобой и ни с кем из них танцевать не
собираюсь, - как могла в свою очередь уговаривала меня Алка.
Я понял, что ей здесь очень понравилось, и мы продолжали трястись
в общей массе ликующего студенчества, которое умело грамотно
отрываться в минуты своего отдыха. Они себя вели достаточно раскованно,
целовались взасос абсолютно без стеснения, обжимались и кокетничали,
что для нашего почти сельского взора было особенно непривычно. Но
мы не пялились на все эти прогрессивные молодёжные новшества, мы
отдыхали по-своему.
Впечатлений было предостаточно и от самих музыкантов, которые лобали на своих гитарах-досках, и от разноликой толпы студентов, среди
которых были даже негры и какие-то иностранцы.
В 23 часа, как было указано вышестоящим руководством, все прибыли
в свой табор. А потом мы ещё долго делились, сидя у костра, своими
впечатлениями от всего услышанного, увиденного и потрясшего
наше детское воображение из образа жизни современного питерского
студенчества.
Хорошее время летит всегда быстро и незаметно. Мы так все сдружились
и стали понимать друг друга. Ведь нигде так вместе ещё побывать не
приходилось. Мария наша была довольна, что у нас в классе основалась
настоящая дружба.
Тем же путём, но только в обратном порядке, загорелые и с массой
новых впечатлений от путешествия и моря возвратились мы по своим
домам.
Наконец-то дома в своей привычной обстановке, где нет постоянного
шума морского прибоя, а простая кровать показалась мягкой, словно под
тобой не матрац, а большая перина.
Мать сразу со своими волновавшими её вопросами. Как и чем питались,
уж больно похудел за эту двухнедельную поездку.
Рассказал, что очень мне понравилось Чёрное море, и очень интересно
было с нашими одноклассниками. Что и кашеварили сами и посуду мыли
тоже сами, и никто за нас ничего не делал.
На следующий день мы с Колькой предстали перед тренером и
доложили, что прибыли без замечаний, а спортивную форму блюли и
поддерживали, как могли.
- А это мы сейчас проверим, как вы блюли свою спортивную форму, - с
подтекстом обрадовал нас Михаил Юсупович.
После разминки он и точно устроил нам контрольный проплыв на
время, чтобы убедиться насколько мы выбились из своей обычной колеи.
Но, в общем, то получилось нормальное время, всего то на две секунды
похуже, чем в лучшие времена. Но шеф, был бы не шеф, если бы всё
равно недовольно не сказал:
- Сейчас работать надо на всю катушку, а не отдыхать на курортах
Чёрного моря.
- Будем стараться, Михаил Юсупович, - выпалили мы с Колькой, и
пошли тренироваться дальше.
В конце тренировки теперь вместо 'салочек до умопомрачения и до
упаду' разворачивались ватерпольные баталии. Мы ставили ворота,
оставленные нам после чемпионата и носились по водному полю с мячом
уже на уровне любителей этой игры.
Поскольку Колька плавал брассом, то стал прекрасным вратарём нашей
сборной команды по водному поло. На воротах он стоял нормально и
стойко защищал три штанги ворот от посягательств мяча противника.
Своими длинными руками он намертво перекрывал большую часть
ворот, а когда выпрыгивал из воды на летящий в ворота мяч, то казалось,
что он просто отталкивается своими скрытыми в воде конечностями об
дно. Хотя до дна там было сантиметров 50 даже для его роста.
Здесь в бассейне на тренировках я сразу почувствовал себя в своей тарелке, все знакомые физиономии наших пловцов и пловчих сразу
настраивали тебя на тяжкий труд во имя рекордов нашего спорта.
В группе появились какие-то новые девчонки, которых раньше не
было, и они явно проявляли излишний интерес к нашим персонам. Они
сделали нам с Колькой комплимент по поводу нашего морского загара и
тут же успокоили, что с помощью хлорки в нашем бассейне через неделю
мы ничем не будем выделяться среди них.
Колькины ворота всегда на замке
Мы проходили с Алкой около танцевальной площадки парка у летнего
кинотеатра 'Победа', откуда доносились мелодии оркестра со знакомыми
ритмами румбы.
- Вова, пошли на танцы зайдём. Потанцуем! - предложила Алка.
Меня словно током прошибло это предложение, и я начал соображать,
как ей сказать получше, что я просто панически боялся этих мест скопления
бандитских рож. Что на танцах существует армянская и разные прочие
группировки, которые и были там хозяевами жизни.
- Алл, как бы тебе сказать... Понимаешь... - подбирал я слова, чтобы не
выглядеть в её глазах трусом.
- Откровенно сказать, я боюсь таких сборищ, - пролепетал я.
- А что там за сборище? - непонимающе спросила подруга.
- Когда мы были пацанами, то часто пропадали в этом парке. То
военный оркестр слушали в лектории, то в 'Победу' в кино лазали через
забор. А иногда и, сидя на деревьях, смотрели на эти самые танцы. Там
такая... фигня творится. Понравилась смазливая девушка какому-нибудь
армяшке - всё, он от неё не отстанет. А парня, если начнёт защищать свою подругу, просто выводили за ворота и в кустах молотили до полусмерти.
И милиция не могла помочь.
- Вовочка, ты что боишься? - уколола подруга в самое больное место.
- Да, боюсь, - честно признался я. - Но боюсь я не за себя. Я за тебя
боюсь. Армавир - это вообще какой-то бандитский город. Я тоже хочу
танцевать с тобой, но танцевать без страха за тебя. Ты меня, конечно,
можешь позорить, что я трус. Но мне за тебя страшно.
- Ладно, успокойся, уже и я не хочу на танцы, - внесла ясность Алка.
- Я еще раньше столкнулся с этими гадами. Мы часто ходили в кино
в 'Армалит'. Купишь билет и ждёшь начало сеанса. К тебе подходит
маленький армянчонок и требует денежку на мороженое. Я его оттолкнул,
а он лезет и набивается на драку. Этих пацанов называли 'тянушки'. Я
его двинул, а в этот момент из-за угла выходят несколько парней лет по
16, и давай тебе лепить по роже. Ты пошто, гад, малыша обижаешь?
У меня до сих пор в глазах стоит парень, которого убили на танцах в
ДК 'Армалит'. Мы случайно вечером проходили мимо. Красивый парень
лежал на асфальте около выхода из зала, у него из уха текла маленькая
струйка крови. Они его, сволочи, хотели ударить шилом в висок, но попали
в ухо. А рядом на земле сидела и выла в истерике его девчонка. Такое в
жизни не забудешь. Да и сколько случаев было на этих танцах, - слушала
мой 'утверждающий к жизни' монолог Алка.
Любимым местом нашей вечерне-ночной стоянки был наш Армянский
скверик, всего в 30 метрах от моего дома.
Темнота…, хоть глаз коли. Ни один фонарь, ни в жизнь там не работал и
поэтому вечером в сквере собиралась одна шпана и влюблённые парочки.
Хорошее соседство, не правда ли?
Нет бы, как люди, сели на лавочку, но мы почему-то предпочитали стоять
у заборчика, и в обнимку, прижавшись друг к другу и к заборчику, могли
стоять так и целоваться до очередного великого потопа или апокалипсиса.
Так моднее сейчас придумали.
Важное
