Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Логистика военных грузов

Нюансы доставки
военных грузов

Поиск на сайте

Глава 4. Я вижу море

02.03.11
Текст: Владимир Викторович Дугинец
Художественное оформление и дизайн: Владимир Викторович Дугинец
Измерив нам с Нечаевым температуру, Ибрагим убедился в том, что она выше 38 градусов. Это уже серьёзно.

Помазал своим коронным лекарством виски и, записав в свой амбарный журнал наши показания, он дал нам освобождение от занятий и разрешил отдых в койках. Поэтому этот день и ночь мы провели в сидячем на спине положении в своих койках и впервые отоспались до утра по- человечески.

Поскольку Нечаев оказался в другом классе, а Тит вообще на другом факультете, то у меня постепенно появились новые друзья.

Все однокашники ведь не могут быть друзьями. Выбираешь себе их постепенно, приглядываясь к человеку, и только, когда удостоверишься, что с этим парнем можно делить всё, начиная от ржаного сухаря и сигареты, до наболевшего на душе, то записываешься к нему в друзья.


Куншин Л.П., Соколов Ю.Ф., Шкирин Г.

Мы как-то сразу сошлись с Соколовым Юркой, Лёхой Куншиным и Генкой Шкириным, а Славка Мамаев был моим лучшим другом из когорты наших ленинградцев.

На этих фотографиях сидят ещё кандидаты в курсанты, поэтому все в гражданской одежде и с цивильными прическами.

Хотя Генка был тоже из Нечаевского класса, но, тем не менее, у нас почему-то оказалось больше общего.

Простая рязанская морда, до умопомрачения сильный и накачанный пацан. Он роста был небольшого - с меня, но силищей обладал неимоверной. Ему бы в Рязанское десантное поступать, но тоже моря захотел.

Особенно мы с ним сдружились после того, как вместе заступили в наряд по охране нашей шлюпочной базы на озере, и целые сутки исполняли обязанности лодочников. Эту шлюпочную базу для краткости называли 'плавучка'.


Чернавских Н., Мамаев В.И., Прилищ А.

У меня от грубой кожи прогаров и маяты на строевых занятиях на ноге появился большущий волдырь на пятке. Мыслимо ли столько вышагивать на строевых и не заиметь мозоли от такой обуви, в которой на ноге был обыкновенный носок, а не портянка, как у солдата.

Плавучка находилась в шести километрах от лагеря на красивом озере 'Зеркальное' среди прекрасного соснового бора. Летом красота там была неимоверная. Совсем, как в Карелии! На этом озере мы учились ходить на шлюпках на вёслах, а потом и под парусом. Вот нам и выпала честь сутки заниматься охраной наших шлюпок.

Можно, конечно, было заполучить освобождение от этого наряда у доктора Ибрагима, но совесть не позволяла. Если не я, то ведь кто-то другой за меня должен был пойти на плавучку.

Туда-то я кое-как дошкандылял, а потом нога и вовсе разболелась, и ходить было просто невмоготу. Да и температура поднялась к вечеру. Генка ухаживал за мной, как за маленьким дитём. Он приносил мне из столовой еду и кормил меня в нашем шалаше, где мы ночевали по очереди, так как со шлюпок велено было не спускать глаз ни днём, ни ночью. На флотское добро наших плавсредств было слишком много желающих. Ночью мы с ним долго сидели у костра, а за это время можно было рассказать о себе всё и больше.

- Вов, давай я тебя завтра после смены на себе потащу в лагерь. У тебя вон смотри, нога совсем распухла, - уже заранее уговаривал меня Генка на следующий день.

- Гена, хватит выдумывать. Я знаю, что ты со своими способностями меня можешь хоть десять километров тащить. Сам дойду, - хорохорился я.

Но на следующий вечер, когда нас пришли менять другие курсанты, возвращение в лагерь действительно стало проблемой, и полпути я прошёл сам, а остальную половину - частично верхом на спине у Генки. С тех пор он стал для меня, как родной брат.

Соколов Юрка это был вообще уникальный кадр. Он был самый старший из нас, так как ему было уже 23 года, и, по сравнению с нами семнадцатилетними пацанами, он уже успел повидать суровую правду жизни и хлебнуть всякого. Из него так и пёрло устное народное творчество, собранное им за свою небольшую, но насыщенную событиями жизнь, проведённую в тесном контакте с уголовным миром и строителями БАМа.

Образование у него было восемь классов средней школы, потом работа на стройках БАМа в конторе Мостострой, которая занималась строительством мостов на трассе Абакан-Тайшет. Потом срочная служба на флоте, с которой его вчистую комиссовали из-за серьёзной травмы ноги. Дома в Липецке он с помощью своего тренера по самбо восстановил подвижность ноги и, купив Аттестат о среднем образовании, приехал поступать вместе с нами в училище.

Само собой на экзамене по математике получил два шара и был отчислен из кандидатов в училище. Но домой Юрка не поехал, а ночевал на вокзалах и где придётся. Написал письмо начальнику училища вице-адмиралу Ванифатьеву А.Г. и лично бросил ему в почтовый ящик в адмиральской квартире. И эту ночь проспал на коврике у адмиральской двери, словно сторожевой пёс, так как некуда было больше податься.

В письме он подробно изложил всё о своих скитаниях и службе на флоте. Написал, что в отличие от тех пацанов, которых принимают сейчас в училище, он знает, что такое корабль и служба морского офицера, о которой он больше всего мечтает в своей жизни.

И надо ж такому случиться, старенький вице-адмирал был наповал разжалоблен такой биографией и приказал разыскать Юрку на вокзале и зачислить в училище, а сам впоследствии стал курировать его учёбу. Поэтому Федя (его так потом прозвали в классе) из кожи вон вылезал, чтобы не получить двойку или не завалить экзамен в сессию, он очень боялся потерять это самое адмиральское доверие.

Вскоре в лагерь приехал сверхсрочник Клочков, а это значило, что мы скоро начнём учебные стрельбы на настоящем стрельбище.

Клочков был уникальный человек в стрелковом деле. Он пристреливал нам автоматы, а мы стояли и смотрели, как он всего с 2-3 выстрелов выставлял нам мушки на нужную высоту, и мы отправлялись уже сами выполнять учебную стрельбу по мишеням.

Уникальность Клочкова состояла в том, что он настолько чутко чувствовал пальцем спусковой крючок и мог его нажимать так медленно и плавно, что при стрельбе на одиночном огне у него за одно нажатие курка успевало выскакивать из ствола по две пули.

Многие, конечно, сочтут это за флотскую байку, но я бы об этом никогда не говорил, если бы не увидел это собственными глазами и не слышал своими ушами. Это был скромный и незаметный мужичок, но своё дело он знал туго, значок 'Мастера' на груди он носил не зря.

Отстреляв, положенные три патрона по грудной мишени или шесть по ростовой, мы с победными криками краснокожих индейцев тройкой неслись к своим мишеням, чтобы воочию убедиться, что не боги горшки обжигают.

Но, по первости, стреляя своими кривыми и нетренированными пальцами, не всегда находили все свои дырки на зелени бумаги или на 'молоке' мишени, бывало, что их вообще не было. Значит, пули просто усвистали в белый свет, а это не приносило желанных и нужных очков. Ротный мичман нас успокаивал, что не всё сразу даётся, нужно и потренироваться вхолостую, чтобы глаз привык к рогульке прицела и мушке.

Кидали мы даже гранаты типа Ф-1. Правда, гранаты были без взрывчатого вещества, сбоку у неё было просверлено отверстие для выхода газов, но взрыватель в гранату вкручивался настоящий боевой. Поэтому все меры безопасности соблюдались полностью, и не дай бог, кто-то допускал какое-нибудь нарушение. Его тут же отправляли на скамейку запасных изучать инструкцию и тренироваться на болванке. Выдернув кольцо и бросив гранату, падаешь на землю и, прижавшись к ней, к родной, ждёшь, когда раздастся хлопок взрывателя. Только потом идёшь искать эту многоразовую тренировочную гранату и передаёшь её следующему курсанту.

По вечерам в свободное время, находившись в пешем строю с оружием и без оружия до одури и изнеможения, мы всей толпой нашего барака устраивали спевки под гитары.

Здесь заводилами устного творчества выступал наш Сашка Светлов и Витька Колесников из Абхазии из соседней роты. Они настраивали свои гитары и начинали величать своё искусство ленинградского и абхазского фольклора.


Светлов А. и Коляда Б.

Витька со своим карим, как у Кёр-Оглы, глазом, со свойственным ему темпераментом заводил всю нашу толпу восточной лирикой, а Светлов военно-морской тематикой. Сашка прилично играл на гитаре и знал столько песен, отчего создавалось впечатление, что он только и занимался этим в школе. Все песни бардов, Высоцкого и военно-морские он знал на зубок и разучивал с нами провинциалами, как настоящий учитель пения. Мы с остервенением и, представляя себя солдатами той самой группы 'Центр' со своими АКМами в руках, горланили:

По выжженной равнине -
За метром метр -
Идут по Украине
Солдаты группы 'Центр'.
На 'первый - второй' рассчитайсь!
Первый - второй...
Первый, шаг вперёд! - и в рай.
Первый - второй...
А каждый второй - тоже герой, -
В рай попадёт вслед за тобой.
Первый - второй,
Первый - второй,
Первый - второй...

Постепенно мы выучили весь репертуар наших композиторов и представляли собой довольно-таки спевшийся монолит голосов. У каждого взвода обязательно должна была быть своя строевая песня, которую мы должны исполнять при прохождениях в строю на смотрах. Когда наш мичман при переходе однажды своим зычным голосом подал команду:

- Взво-о-од! Запе-е-вай!

Моня, Сашка Аристархов и ещё кто-то вдруг дурачась, загнусавили песню из абхазского репертуара:

Как турецкая сабля твой стан!
Твои губы рубин раскалённый.
Если б я был турецкий султан,
Я бы взял тебя в жёны.

Мичман прослушал куплет этого жалкого подобия строевой песни и рубанул:

- Отставить! У вас, что патриотизм начисто отсутствует. Или как? Что вы тут всё каких-то турок пропагандируете. В строю исполнять песню советских композиторов, а не всякую блатную лирику.

- Взво-о-од! Запе-е-вай! - повторил наш руководитель.

Моряк вразвалочку
Сошёл на берег,
Как будто он открыл 500 Америк,
Ну не 500, так 5, по крайней мере,
И все на свете острова
Он знал как дважды два.

- Вот! Эта хоть и детская, но для вас на первых порах сойдёт. Пока вы ещё сами дети, - дал добро взводный на исполнение песни Эдуарда Хиля, и мы уже всем взводом загорланили продолжение наивной песенки.

Весь день лагерной жизни расписан буквально по минутам, свободного времени не было, а если и появлялось, то хотелось спать, спать и ещё раз спать. К концу заполошного рабочего дня хотелось пообщаться и с другими, кроме мельтешащих все сутки перед тобой лицами.

Я, конечно, имел в виду маму и своих друзей из недалёкого прошлого. Только тут признаёшь, что они для тебя теперь стали представлять наивысшую ценность. Письма от матери и друзей теперь носил в нагрудном кармане и, когда становилось невмоготу от однообразной жизни по непривычным ещё законам, сидел и перечитывал их, предаваясь добрым воспоминаниям о былом.

Писала мама и сестра, писала мне и Томка Демьяненко. Она была у меня бесценный источник информации о наших одноклассниках и всех изменениях, ведь иногда я и между строк находил дорогое имя Алла. Раньше я никогда не испытывал чувства 'хотеть спать', ну позеваешь там немного и потом сон проходит. Только здесь, в лагере я впервые понял по-настоящему страшную правду чеховского рассказа 'Спать хочется'. Я мог незаметно, а может быть, это мне только казалось, чутко спать на занятиях в сидячем положении. Ну, а если уж голова падала набок, Генка всегда успевал подставить своё крепкое плечо. Я мог находиться в полусознательном состоянии, когда занимался строевыми занятиями, даже в строю, при выполнении строевых упражнений и приёмов, мог на какие-то мгновения отключаться на кратковременный сон, в то время как мои ноги и руки действовали автоматически.

Сон и голод вот два монстра, которые постоянно преследовали в лагерной жизни всех здоровых курсантов. На свежем воздухе и при таких физических нагрузках меня всегда преследовало чувство пустоты и несмолкаемое урчание в желудке, словно мой чревовещатель выражал недовольство нашей лагерной пищей.

Магазинчик, который был в лагере, в свободные минуты всегда атаковали толпы голодных курсантов, глазами готовых сожрать всё, что есть на витрине. Ассортимент магазинчика был скуп и однообразен: лимонад, молоко, коржики и печенье.

Денег на руках были копейки, и мы постояно завидовали нашим ленинградцам. К ним по выходным целыми ордами наезжали родители и родственники, ещё хорошо помнящие голод блокады, и пичкали их колбасами и деликатесами прямо у ворот КПП или в своих машинах.

Страницы 3 - 3 из 16
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | Конец | Все 



Оглавление

Читать далее

Предисловие
Глава 1. Страна голубых озёр, лесов и аэродромов
Глава 2. Кубань - жемчужина России
Глава 3. Вот она какая - первая любовь
Глава 4. Я вижу море
Глава 5. Море любит ребят солёных
Глава 6. Дальний поход
Глава 7. 'Океан' в океане
Глава 8. Ах! 5-ый курс!


Главное за неделю