Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Импортозамещенные системы водоочистки

Судовые системы
водоочистки
защитили от санкций

Поиск на сайте

Глава 5. Море любит ребят солёных

02.03.11
Текст: Владимир Викторович Дугинец
Художественное оформление и дизайн: Владимир Викторович Дугинец
После крепкого сна на таком ложе моя спина представляла собой тело, покрытое вдавленными углублениями от пробковых шариков и Федя, как всегда, сморозил:

- Сима, ты как на булыжной мостовой в беспамятстве лежал. Только булыжники ма-а-а-ленькие такие на той мостовой были. Ну, как тебе пробка?

- Нормал. Для уставшего карася и такое ложе сойдёт, - в такт вопросу ответил я.

Корабль ожил, загудели вентиляторы котлов, зашевелились механизмы и прочие корабельные приспособления, забегали матросы, готовя помещения и оружие к походу.

Залетевший по трапу в наш кубрик матросик задраил нам все иллюминаторы.

- Почто лишаешь нас кислорода, милейший? - придуриваясь завопил Аристархов. – Мы ж тут заживо задохнёмся в этой тесноте.

Матросику тоже палец в рот не клади и он парировал:

- Ничего с вами пассажирами не случится. Будете задыхаться, можете подняться на верхнюю палубу и там балдеть, а иллюминаторы на походе не трогать.

- Ну, вот уже и пассажирами нас обозвали. Ух, ты какой – нехороший человек, - с подвывом завёлся Рарик.

Конечно, служба матроса на крейсере значительно отличается от практикантов типа нас, а они уже и относились к нам курсантам соответственно. Бездельники и пассажиры это еще не все самые обидные эпитеты в наш адрес. Каждому своё.

Наша первая корабельная практика носила в основном ознакомительный характер. Первый курс это ведь ещё совсем зелёные дети и до настоящих моряков тут ещё было далеко.

Мы должны были на настоящем боевом корабле изучить организацию корабля, его устройство и основы борьбы за живучесть, боевые посты и их оружие и вооружение, вахтенную и дежурную службу.

Для выполнения обязанностей на корабле мы были расписаны в БЧ-2 дублёрами командиров боевых постов, обязанности которых исполняли корабельные старшины. Мы изучали театр плавания и лоции районов, в которых проходил корабль, но это ни в коем случае не означало, что мы были бездельники.

Для матроса понятие лоция и оборудование театра плавания ничего не говорит. Он знает своё заведование и вверенную ему технику, а так же как правильно таскать швабру, и на этом для него круг познаний заканчивался. Мы же должны были в недалёком будущем командовать кораблями и теми же матросами, и наш кругозор должен был быть на уровне командира, а не рядового матроса и даже старшины. А то, что мы были совсем пацанами по своему возрасту, так в этом не наша вина. Молодость никогда пороком не слыла.

Столовой на кораблях в те времена не существовало. Раньше слово 'столовая' на корабле вообще не применялось. Для офицерского состава и мичманов были кают-компании, а вот остальной личный состав питался у себя в кубриках по системе баков.

На одном баке состояло 10 человек и, так называемые, бачковые или пообиднее 'гарсоны', получали пищу на камбузе, приносили её в кубрик, и здесь уже происходило дальнейшее священнодействие, как обычно. После приёма пищи бачковой мыл посуду и убирал стол и в дальнейшем занимался своими служебными и прочими делами.

Гарсонили по очереди, и только старшины и годки не участвовали в этих унизительных для них процедурах. В итоге хочешь - не хочешь, а получалась настоящая годковщина, потому что пахали, как всегда, молодые матросы. На крейсере экипаж порядка 600 человек и очередь из бачковых у камбуза собиралась более 40 человек.

Осенью седая Балтика частенько срывается с катушек и начинает бузить своими штормами и наводнениями в Финском заливе. Вот тут то и мы впервые столкнулись с настоящим ревущим штормовым морем и качкой до изнурения.

Крейсер в начале сентября, в самом начале нашей практики, шёл из Таллинна в Лиепаю и на переходе выполнял свои задачи. Мы проходили мимо островов Хийумаа, Муху и Сааремаа и через Рижский залив стали выходить в Ирбенский пролив.

Пролив, который из-за своей громадной ширины в 30 км и проливом то не назовёшь, но поскольку он отделяет эстонский остров Сааремаа от материка, то по всем географическим законам он и обзывается проливом. Вот при подходе к этому проливу и началось резкое ухудшение погоды и море пошло вразнос.

Многие считают, что Балтийское море это, тьфу – лужа. Ведь называют же его Маркизовой лужей. Да средняя глубина моря около 60 метров, но обывателю чтобы утонуть и 20 см может хватить. Есть на Балтике и глубины за 200 метров, но дело не в этом.

Море настолько рассвирепело, словно специально решило испытать нас на прочность и окрестить в моряки. Огромный корпус крейсера, длина которого составляла 190 метров, как огромную щепку, раскачивали волны семибального шторма. Наш носовой кубрик находился всего метрах в 20 от носа корабля и его опускало и поднимало вместе с нами, как на гигантской качели.

Вниз и вверх, опять вниз и вверх и амплитуда таких монотонных скачков составляла не меньше 8-10 метров. Сначала в кубрике все пытались хохмить и делать вид, что нам никакая качка нипочём. Однако мне стало тоскливо, голова становилась, как полено, и к горлу начинала подкатывать утренняя пища. Моня тоже пытался изображать из себя героя и пыжился, пытаясь отвлечь нас от грустных мыслей, но не на долго. Дойдя до нужной кондиции, он вдруг закричал:

- Ой, мужики, щас вас всех заблюю. Разбегайсь, кто может! – и со всех ног рванул по трапу наверх, в находящийся там гальюн.

Я не выдержал соблазна и последовал вслед. Мы стояли с ним в гальюне и хохотали от своей детской дурости и нового чувства непередаваемого ощущения. Ощущения слабосилки перед этой бесконечной качелью, которая способна вызвать тебя на откровение, заставив показать твоё внутреннее содержание.

Хохотали и хохотали пока, наконец, не разразился настоящий рвотный процесс. Тут уж действительно стало не до смеха.

Когда меня вывернуло наизнанку, стало значительно легче. Но именно в этот момент наступает неприятная слабость и безразличие. Неприятный липкий пот этой самой слабости начинает покрывать всё тело, а ножки становятся ватными и ручки виснут, как плети. И так до следующего извержения.

Нам стало полегче, и мы вернулись в кубрик, в котором творилась невероятная по своей красочности картина. Все кто был в кубрике, вповалку лежали на койках и периодически травили прямо на пол, как говорится, не отходя от кассы. Пол был заблёван не хуже чем в самом низкопошибном кабаке дореволюционной некрасовской России.

Более находчивые и сообразительные убежали из кубрика на мидель-шпангоут корабля, где килевая качка ощущается значительно меньше. Мидель шпангоут это примерно середина корабля.

А море словно сошло с ума и трепало корабль, который, как старая развалина, скрипел и трещал на волне, но оказывался значительно крепче, чем люди.

Надо ж было тому случится, но именно в этот день я был бачковым. Хочешь ты сам есть или нет, это никого не интересовало. Когда основная масса курсантов лежала в отрубе и смотреть-то на пищу без рвотных позывов не могла, были проглоты, у которых качка наоборот вызывала прилив голода и жажды.

Пришло время обеда и я, зажав свою волю в кулак, собрал бачки и чайник для компота пошёл на камбуз за обедом. На безлюдной верхней палубе свистал один лишь ветер, да низкие свинцовые тучи проносились над качающимися мачтами, а палубу периодически обдавало крупными брызгами волн. Вдоль бортов были установлены стойки и натянуты штормовые леера, держась за которые можно добраться до камбуза, без опасения оказаться за бортом. Очередь на раздаче была небольшой, народ игнорировал пищу, и я быстро получил причитающийся на наш бак обед.

Но добираться назад пришлось без помощи и поддержки штормовых лееров, ведь руки были заняты ведрами с едой. Обдаваемый потоками солёной воды, я, как великий эквилибрист с этим бесценным грузом в руках, кое-как добалансировал до люка.

Когда нос корабля проваливался вниз, то присутствовало полнейшее ощущение состояния невесомости: казалось, ноги отделяются от палубы, и ты вот-вот оторвёшься от этого железа и воспаришь над всей этой сутолокой волн и металла.

Но следом наступал момент подъёма носа на волне, и на твои ноги обрушивалась огромная тяжесть, вдавливающая тебя в палубу.

Вот на этом самом моменте я и сломался, когда опускался в люк. Я полетел вместе с бачками и наваристым украинским борщом вниз по вертикальному трапу.

Для меня это был великий стресс, даже качка перестала раздражать. Как же народ останется без первого?!

Я отнёс в кубрик то, что осталось от обеда и снова попёрся по верхней палубе на камбуз, выпрашивать у кока борщ. Хорошо, что укачавшийся народ не требовал добавки, и первого было, как и второго, в достатке. Кок набухал мне целый бачок борща, глаза б мои на него не смотрели, я же не железный и тоже страдал отвращением к пище.

Добрался до кубрика без эксцессов и предложил едокам своего бака отведать прекрасный обед. Федя, Прилищ и Лёха застучали ложками и с аппетитом поели. Остальная братия изволила стонать от недомогания, лёжа на койках или давно разбежалась из кубрика подальше от ароматных запахов наваристой пищи.

Я тоже через силу заставил себя похлебать первое и съел немного каши. Всё! Кто поел тот и смел, решил я. Теперь задача №1 - нужно было вымыть посуду и убрать со стола.

Корабль слегка поменял курс, и килевая качка ещё больше усилилась. Мама родная! Эта бесконечная гигантская качель любого может свести с ума своей монотонностью смены верха и низа.

Я мужественно приступил к мытью посуды, но скоро понял, что сейчас и меня прорвет всеобщий процесс морской болезни. Лёг, полежал, потом ещё помыл пару алюминиевых мисок. Снова полежал и так почти закончил эту неприятную процедуру, но подкатило под самое горло, и нет спасу от этого рефлекса.

Успел только догадаться, что уже не донести свой обед до гальюна. Схватил бачок с остатками обеда и прямо в него вывернул всё содержимое своей утробы. Никто не видел этого моего позора, всем было не до меня, и каждый сам спасался от разгула стихии как мог.

В кубрик по трапу, несмотря на сильную качку, лихо сбежал командир роты Чукмасов и оторопел, увидев ужасную картину под названием 'Девятый вал'.

Несколько коек были завалены бесчувственными телами наших доблестных мореманов, пол в проходах заблёван и издавал смерд невыносимый. На полу валялись перевёрнутые столы и банки (лавки), которые ерзали на качке и колотились по рундукам и переборкам.

Чукмасов от такого видения дико завращал широко открытыми глазами и стал искать хоть одного живого и способного мыслить курсанта. Но укачавшимся бедолагам было даже не до командира роты. Какой уж тут командир, когда твоя душа вот-вот отлетит из твоего бренного тела на свободу и свежий воздух. Но Чук в своей флотской службе и не такое видел.

Он пинками поднял дневального Вову Коркунова, который выполнял свои обязанности, сидя спиной на рундуке, поскольку залезть на койку этажом выше уже не хватало сил.

Методом принуждения и криками на повышенных тонах Чукмасову удалось привести в чувства и заставить бледного, как поганку, Вову немедленно наводить в кубрике должный порядок и делать приборку с хлоркой.

В открытый люк кубрика иногда заглядывали любопытные матросы, они совсем как на экскурсии, разглядывали дичайший бедлам, творящийся у нас в кубрике. Чего интересного увидели?

Бедный Вова, с худосочной шейкой и с оттопыренными ушками, интеллигентный с виду мальчик ползал на коленях и развозил огромной тряпкой зловонную гадость, невзначай размазанную на полу. При этом он и сам периодически добавлял туда же то, что у него случайно ещё сохранилось в закоулках желудка и кишечника.

Картина была бесподобная и куда там Айвазовскому со своими полотнами. У него романтика, а здесь романтическая жизнь на море. Глядя на всё это, я скорей - скорей домыл посуду и срочно побежал наверх, на свежий воздух от этой вони, которая заполняла всё замкнутое пространство кубрика.

Мы стояли на спардеке, укрываясь от свежего прохладного ветра за башнями орудий универсального калибра , и рассуждали меж собой, когда же, наконец, закончится эта изнуриловка. Федя с Лёхой, как бывалые заправские моряки, ещё и покусывали солёные огурцы.

На верхней палубе около камбуза стояли бочки с солёными огурцами и селёдкой, и каждый желающий мог поправить своё пошатнувшееся на волне здоровье этими солёными деликатесами с сухарями.

- Федь, ты бы посмотрел, что творится в нашем кубрике. Чук пришёл и обомлел. Заставил Вову ползать на карачках и собирать блевонтин. А Вова... Тот вообще никакой и сам добавляет себе работы. Ну, прямо цирк, да и только. Матросы бегают посмотреть сверху в люк нашего кубрика и ржут над нами, что кони, - рассказывал я друзьям маринистские картинки из жизни нашего кубрика.

- Пусть поржут. Они сами-то, небось, в первую приличную качку валялись впаволячку в собственном дерьме ещё хуже наших ребят, - зло говорил Федя. – Если хочешь, сходи, посмотри на миделе, сколько матросов чахнет от качки, правда и наших там полно. Ничего, дня три пройдёт, и все будут, как огурчики.

Страницы 2 - 2 из 32
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | Конец | Все 



Оглавление

Читать далее

Предисловие
Глава 1. Страна голубых озёр, лесов и аэродромов
Глава 2. Кубань - жемчужина России
Глава 3. Вот она какая - первая любовь
Глава 4. Я вижу море
Глава 5. Море любит ребят солёных
Глава 6. Дальний поход
Глава 7. 'Океан' в океане
Глава 8. Ах! 5-ый курс!


Главное за неделю