У невесты на свадьбе было много подруг-комсомолок. Среди шумного
веселья и разряженных гостей я сразу обратил свой взор на Валю.
Её очень стройную и нарядную фигуру подчёркивала толстая подруга
Татьяна, которая всё время крутилась рядом с ней. Эта полублондинка
на своих красивых строевых ногах, заканчивающихся тоненькими
шпильками, казалась немного повыше меня, но это меня нисколько не
смущало.
- Лёх, помоги! Нейтрализуй эту толстую подругу, а я пошёл на прорыв,
- попросил я друга.
Мы с ним ангажировали двух подружек, и все танцы крутились с ними
в вальсах, танго и прочих хореографических миниатюрах.
Валя Субботина, с которой я познакомился, была комсомольским
работником и работала со своей подружкой в горкоме комсомола.
Комсомольские деятели оказались совсем не такими, какими казались
мне раньше в моём сложившемся о них стереотипе. Я представлял
их занудами и с головой набитой лозунгами и цитатами из собраний
сочинений классиков марксизма-ленинизма, позволяющих им быть
учителями нашей молодёжи.
Когда молодые убыли на ночлег и гости начали расходиться, то мы
пошли провожать своих подружек. Сравнительно тёплая ночь и огромные
звёзды на небе толкали наши одичавшие на дикой природе души на
романтику и любовь.
Мы медленно, но верно, шагали по ночному городу, в котором все
нормальные люди уже видели третьи сны и, развлекая своих дам, читали
стихи и несли какие-то были и небылицы про суровые морские походы и
прочую белиберду про курсантскую жизнь.
- Валь, ты сказки любишь? – спросил я свою спутницу.
- Конечно, но только со счастливым концом. Где 'они стали жить
поживать и добро наживать', а не 'умерли в один и тот же день'. А при
чём тут сказки? – вопросом ответила Валя.
- Помнишь такую сказку 'Пале один на свете'? В ней маленький
мальчик Пале утром проснулся и понял, что он остался один на всём
белом свете. Он, конечно, был маленьким жмотом и поэтому начал
шарахаться по безлюдным магазинам, выбирая себе разные игрушки, ел на
халяву мороженое целыми килограммами, катался на трамваях и другом транспорте. А что бы мы с тобой делали, окажись в таком положении?
Представь хотя бы на миг: Луна и звёзды светят только для нас, и никого
с нами рядом нет, - вдруг понесло меня пофантазировать.
- Что бы мы делали...? Наверное, целовались бы на во-о-н той лавочке,
- подумав, несмело ответила Валя.
И точно! На этой первой попавшейся на пути лавочке мы с Валентиной
уже целовались, и я бесстрашно бросился в омут её серых глаз. Нас
уже совсем не интересовали ни звёзды, ни соседство друзей и чем они
занимались в наше 'отсутствие'.
Мы целовались с таким упоением, как будто больше в жизни никогда
ничего другого и делать не умели. Как будто боялись, что вот-вот что-то
может нас разлучить навсегда и эти последние наши мгновения в жизни
нужно обязательно использовать до самой последней секунды.
- Эй, молодежь! Вы там ещё живы? Вы же так задушите друг друга! -
возвращали нас из глубокого улёта Лёхины позывные с соседней лавочки.
- Домой надо топать, а то уже шестой час утра.
Мать честная! Уже стало светло, и на улицах погасли огни, а мы всё
ещё никак не могли добраться до Татьяниного дома.
Уже у дома мы с Валентиной никак не могли расстаться, и я сел на
бетонные ступеньки, а её посадил к себе на колени, и мы на прощание
снова растворились в объятиях друг друга.
Наконец Лёха вернул нас на грешную Землю:
- Ну, вы что совсем с ума сошли!? У вас ещё всё впереди. Так что
прощайтесь и пошли по домам, а то родители уже наверно с ума
посходили.
И посидел-то я на холодных бетонных ступеньках всего каких-то
20 минут, а уже при подходе к Лёшкиному дому почувствовал что-то
неладное в своём организме. В самом центре тела, но только сзади, мне
что-то стало мешать ходить, и появилась какая-то непонятная боль в том
месте, на котором я совсем недавно сидел на ступеньках.
Дома у Лёхи мы сразу повалились спать. Несмотря на усталость
бессонной ночи, я не смог проспать и двух часов.
Вздувшаяся шишка в том самом месте не давала никакой возможности
не только уснуть, но и просто лежать. Словно сотня больных зубов
прорастала сквозь центр моего тела, а точнее, как молодой бамбук на
китайской казни, вот-вот появятся его первые побеги, проросшие сквозь
меня.
Лёха, как профессор кислых щей, посмотрел на мою бедную задницу и
выдал первоначальный диагноз:
- Сим, да у тебя просто геморрой выскочил!
- С чего он вдруг на ровном месте выскочил? – недоумевал я,
сомневаясь в правильности такого диагноза. – Вот этого мне только не
хватало до полного счастья. С такой фиговиной в борту уже не до любви
становится.
Я мучался целый день. Хотелось спать после ночных похождений,
но проклятая боль не отпускала ни на мгновение, и я проваливался на
какие-то минуты в полузабытье и снова возвращался в эту невыносимую
китайскую пытку.
Видя мои нечеловеческие страдания и кислую физиономию, уходящего
на тот свет смертельно больного, срочно был собран совет старейших.
Консилиум, в который подключился Пётр Васильевич, повторил
неутешительный диагноз и Лёха был командирован в аптеку.
Пётр Васильевич присел ко мне на кровать и поделился своим
жизненным опытом:
- Со мной во время войны такая же история приключилась. Молодой
был, как и ты сейчас. Шел пешком по железнодорожному пути на какую-то станцию. Устал и присел на рельсу, отдохнуть. А была осень и рельса
холодная оказалась. Я ведь тогда тоже ничего этого не знал. Посидел минут
15, а когда встал и пошёл, то у меня вдруг такая же помеха образовалась.
Ох, и помучался я с этой хреновиной. Ты, должно быть тоже где-то на
холодном посидел и застудился. Сидел где-нибудь?
- Сидел на бетонных ступеньках около дома, когда девчонок провожали,
- пришлось признать свою вину.
- Болезнь неприятная, но не смертельная, - сделал свой вывод из
богатого жизненного опыта отец.
Лёха примчался и принёс из аптеки какие-то свечи, которые мы сразу
окрестили торпедами. Заполучив из умелых Лёхиных рук пару торпед в
свою корму, я почувствовал облегчение, боль временно утихомиривалась,
и я впал в спячку.
В воспалённом болью и бессонницей мозгу чётко, как наяву, вдруг
всплыла наша интернатовская столовая в Карелии. Очередная жертва,
в которой я узнал себя, поскользнувшись на порции сливочного масла,
размазанного по полу, с грохотом пятой точкой об пол растянулась между
столами.
- Геморройное масло! Геморройное масло! - с визгом орал мне прямо в
ухо разноголосый хор моих карельских интернатовских коллег.
- Чего орут придурки, - пронеслась мысль в спящем мозгу. - Ведь это
так больно, а эти гады ещё и издеваются.
Но проходил час моего беспокойного сна, и это ужасное чувство
прорастающего сквозь меня бамбука вновь возвращалось, хоть на стены
прыгай и бегай по потолку. К тому же поднялась температура, и выглядел
я достаточно квёлым.
Утром консилиум, состоящий всё из тех же лиц и наблюдавший мои
мучения, постановил вызвать 'скорую помощь', а я уже не сопротивлялся
выставлять себя на этот всеобщий позор.
В больнице, куда меня доставили, в коридоре у кабинета хирурга
была большая очередь, и я застыл у стены в ожидании своей дальнейшей
участи.
Вышел пожилой врач в роговых очках и спросил:
- Кого тут на 'скорой' доставили? Проходите!
После позорной позы и осмотра места происшествия, хирург вдруг
спросил меня:
- Вы, вообще-то, кто такой? У вас нет никаких документов.
-Я приехал из Ленинграда на свадьбу к своим друзьям. У меня только
военный билет есть. Учусь в военно-морском училище на третьем курсе,
- лепетал я красный от смущения и перенесённого унижения.
- Ну, пацаны! Ну, неженки! Да, ты, знаешь, что 70% советского народа
страдает таким заболеванием и трудится с этими неудобствами, а он тут
на 'скорой помощи' разъезжает. Да не переживай ты так. Пройдёт твоя
болезнь, только принимай вот эти лекарства и пей поменьше на свадьбах,
да после не сиди на холодном, а то могут быть обострения в дальнейшем,
- отчитывал меня суровый хирург.
После таких экзекуций и такого словесного позора у меня даже боль
поубавилась, и захотелось жить дальше. А что значит жить дальше,
конечно, снова потянуло на любовь.
Уже на следующий день я уговорил Лёху сходить к Валентине на работу
в горком комсомола. Сначала мы зашли в военкомат, где я снялся с учёта,
а потом завалились к подругам на работу. Так хотелось после пережитых
страданий и стрессов увидеть свою новую подружку.
Валентина зашла в этот зал для заседаний, где мы её дожидались, и я
прямо воспрянул, увидев эту стройную фигурку и её глаза.
Но разговор сразу не заклеился, и пришлось выяснять резко
изменившиеся отношения. Она позволяла целовать себя в этом казённом
заведении, но выглядело это как-то принуждённо, совсем не так, как было
несколько дней назад.
- Вовочка! Ты на меня не обижайся, но у меня совсем другие планы на
жизнь, – мне показалось, что это я уже когда-то однажды слышал в своей
жизни.
- Если не секрет, какие же у тебя планы? – мне сразу хотелось прояснить
эти планы.
- Ты очень славный, хороший мальчик! Спасибо тебе за тот вечер, я его
буду помнить всю жизнь. Я думаю, что ты меня поймёшь правильно. У меня есть парень. У нас скоро будет свадьба, и я не могу вот
так всё сразу бросить и изменять свою жизнь. Ты скоро уедешь в своё
училище, а мне что делать. Он ведь будет здесь рядом со мной. Да и
старше я тебя на целых три года, - выслушивал я до боли знакомую по
недавнему прошлому исповедь, но уже не музыканта, а комсомольского
работника.
'Ну, вот опять чуть не влез в чужую жизнь и не переломал все планы
хорошему человеку. И чего это мне так не везёт на любовь в последнее
время', - с огромным сожалением и потухшим взором думал я, выслушивая
Валин монолог.
- Лёха! Что же это такое? Куда не кинь свой взгляд – везде клин. А ты
всё мне говорил, что я везунец. Какой там к чёрту везунец! Ты то, что не
знал, что у неё есть жених? Не мог мне подсказать и вовремя остановить
меня? Такие девы и все уплывают мимо моих расставленных рук, -
плакался я 'в жилетку' другу, когда мы покинули это негостеприимное
здание горкома.
- Как же! Тебя остановишь! Ты, как только её увидел, словно офонарел.
Где уж тут тебя остановишь! - оправдывался Лёха на мои претензии.
- Не переживай, Сима. Пошли лучше в кабак сходим на прощание.
Посидим, музыку послушаем, - успокаивал меня друг.
Вечером мы зашли в ресторан на железнодорожном вокзале. Чистый и
уютный вокзальный кабачок был недорогим, но пользующимся спросом,
заведением у местной молодёжи. Приглушённо играла музыка и в зале
стоял лёгкий туман табачного дыма, вкусно пахло жареным мясом,
какими-то закусками.
Мы слегка привели себя в умиротворённое состояние несколькими
рюмками водочки и вели спокойный разговор, закусывая это дело мечтой
голодного курсанта - отбивной с жареной картошкой.
- Сима, ты чего сюда жрать пришёл? - намекнул мне друг. - Ты особо не мельтеши челюстями, а то ведь вся закусь скоро закончится.
По-интеллигентнее орудуй ножичком с вилочкой.
Неожиданно на импровизированную эстраду заведения вышли местные
лабухи и рванули на своих инструментах, и даже тромбоне, модную
мелодию 'Синий, синий иней…'. Ноги сами зашевелились и требовали
разминки.
За столиком напротив меня сидела красивая блондинка в окружении
трёх молодых и здоровых ребят, одетых в тёмные костюмы. Девушка
мило улыбалась мне и подмигнула одним глазом.
Я ответил поочерёдным морганием глаз, указывающим сторону
движения и, так уж случилось, что она поняла и восприняла этот сигнал,
как призыв 'Выходи'.
Она встала и медленно пошла в проход между столиками, где уже
начали танцевать несколько пар.
- Лёха, секи момент! Я пошёл, - сообщил я соседу свои действия.
Я подошёл к ней, и мы, объединившись в пару, стали танцевать под
этот 'Синий иней'. Она грациозно положила свою голову мне на плечо, и
я был слегка шокирован такой раскованной непринуждённостью.
Я незаметно разглядывал свою партнёршу и отметил про себя её
множественные достоинства женской красоты и многочисленной
бижутерии. Блеск золотых украшений и запах дорогих духов говорили
сами за себя, и мне было понятно, что передо мной не бедная студентка.
При поворотах её несколько раз заносило не в ту сторону, и я догадался,
что моя незнакомка крепко вдаривши. Её звали Натали.
Лёгкий водочный кайф в голове и чувство сытости, модная и громкая
музыка в ушах, а тёплое податливое тело в твоих руках, от которого исходит
запах настоящей женщины, с щекочущим прикосновения белокурых
локонов в районе шеи, просто уносили в заоблачную высь… Я даже имел
наглость не обращать внимание на реакцию личностей, которые остались
сидеть за столиком моей неожиданной незнакомки.
- Откуда вы тут появились, такие славные мальчики? – прошептали её
губы у самого моего уха.
- Из Питера, - многозначительно выдохнул я в её ухо.
Важное
