Мы с Натальей тоже присели на траву у края обрыва и любовались
звёздным небом и умирающим отсветом заката за горизонтом. Наконец-то сообразили, что зря теряем безжалостно убегающее от нас время на
созерцание местных красот.
Кому первому пришла в голову эта шальная мысль мы не выясняли, но
стали целоваться уж точно, как перед концом света или в последний раз
в своей жизни.
Целовалась она классно, по-питерски. Я держал её тело в своих руках
и тоже не терял времени даром. Разогретые парами даров Бахуса мы
улетали в самое поднебесье в своих длительных бездыханных засосах.
И меня уже совсем не устраивало ощущение влажного от пота
кримплена под моими руками. Мне вдруг ужасно захотелось ухватиться
за настоящее тепло голого тела.
Я обнаглел почти до самого предела и залез рукой в вырез платья
за лифчик, и тут ощутил настоящую негу девичьей груди. Наташка
слегка вздрогнула, как поражённая током моего наглого рукосуйства,
но никаких препятствий моим мужским ласкам не совершала. Упругий
перекатывающийся под рукой шар и влажные раскрытые Наташкины
губы вконец отключали моё сознание и вызывали настоящие инстинкты
самца-гамадрила.
И только выработанное за дальний поход прямо таки какое-то
материальное ощущение текущего времени заставило меня оторваться от
важного дела, зажечь спичку и посмотреть на часы.
Стрелка циферблата неумолимо приближалась к 23 часам. Словно какое-то озарение моментально заставило вспомнить про Ляку, покоящегося
своей буйной головушкой на Томкиных коленях.
- Наташ! Подержи меня на всякий случай за ноги, - попросил я свою
подругу и ползком пополз к краю обрыва за своей бескозыркой. Ухватив
белеющую на самом краю бездны беску, я не удержался и посмотрел вниз.
Там внизу на 30-ти метровой глубине блестела вода и тихо плескалась о
берег.
Да! Далеко бы ей пришлось лететь до воды.
- Ляка! Витька! Подъём! На корабль пора, - пытался я вырвать из
пьяного сна своего друга.
Томка стала тереть ему уши своей ладошкой, и Витька издал хоть
какой-то человеческий звук:
- Да пошли вы все… Дайте поспать человеку.
Кое-как мы вывели Витьку из состояния алкогольного анабиоза
и поставили на неуверенные ноги. Его качало и мотало во всех 3-х
плоскостях пространства, и я с отрезвляющим ужасом подумал о том, как
же я смогу транспортировать это полуживое тело через центр города, аж
до Минки. В городе патруль на патруле, а уж около наших причалов они
всегда перевыполняют свой план по задержаниям нарушителей воинской
дисциплины.
Пока мы все втроём, поддерживая Витьку с трёх сторон, вели его к
причалу катера, он немного оклемался. Этого было достаточно только
для того, чтобы он самостоятельно мог передвигаться в указанном ему
тычком направлении.
На катере среди многочисленных пассажиров я усадил бедолагу на
лавочку, и он снова уснул, запрокинув голову на спинку решётчатого
сидения.
Как мы умудрились не попасть на глаза патрулю в таком жалком виде,
остаётся только удивляться. Просто случайно нам здорово повезло.
По крутому трапу на корму 'Смелого' я сзади подталкал Ляку,
держащегося за леера, и кое-как передвигал его наверх этаким тандемом.
Но честь мы всё-таки отдали, хотя флаг уже давно был спущен.
Дежурный по кораблю, целый старший лейтенант из РТС, завидев такого
странного 'тяни-толкая', взобравшегося по трапу на корабль, почему-то вскочил из-за раскладного столика, где принимал возвращавшихся из
увольнения матросов, и со всех ног, придерживая рукой болтающийся
сбоку пистолет, рванул по правому борту.
Мы, естественно, кинулись его догонять. Ведь нужно было сдать свои
увольнительные записки.
И тут, как по заказу, из дверей кормовой надстройки вышел замполит,
и очумело уставился на нас.
- Стоять! – скомандовал он нашей паре, бегущей вслед за дежурным.
- Товарищ капитан-лейтенант, мы только увольнительные хотели сдать
дежурному, - пояснил я заму наши действия.
- Давайте ваши увольнительные и чтобы вас ни одна живая душа здесь
не видела. Бегом спать в свой кубрик, - распорядился старший по званию
нашими дальнейшими действиями.
Когда Ляка с грохотом скатился по трапу в спящий кубрик, нам
навстречу в майке и трусах подошёл Аркаша.
- Володь, а говорил, что ты не пьёшь вообще, - с некоторой издёвкой в
голосе припомнил он мне былое. – Как это вы на патруль не нарвались?
- Аркаш, ну получилось так. Чего не сделаешь ради хороших баб,
- пояснил я ему наше нынешнее состояние. – А про патруль… Просто
повезло.
Аркадий перехватил Витьку за пояс руками и словно простой дорожный
чемодан отнёс его на койку. Как заботливый денщик, он стащил с
обмякшего тела одежду и уложил его под одеяло.
- Спасибо, тебе Аркадий. Ты настоящий друг, - единственное, что я смог
выразить в благодарность Аркаше. - Я с ним уже вымотался в доску, пока
транспортировал это тело в таком виде с Северной стороны.
Ну, а утром, как обычно, на стенке нас строил и проверял наш внешний
вид и душевное состояние руководитель практики Мищенко.
Замполит уже, конечно, успел ему настучать о том, что мы с Лякой
прибыли из увольнения в не совсем потребном для советского моряка
виде. Вежливый и тактичный Мищенко не стал нас позорить при всём
честном народе, но выводы сделал.
- Товарищ Лякин! Товарищ Дугинец! До конца практики я лишаю вас
увольнения в город. Вопросы есть? – коротко и ясно подвёл руководитель
итоги нашим вчерашним похождениям по Северной стороне города-героя.
Мы с Лякой и не протестовали, помалкивали и, понурив, больные
головы, соображали, что теперь накрылись проводы на вокзале наших
подруг, завтра отъезжающих в Питер. Вот жалость–то какая! Мы ведь
не знаем даже их ленинградских адресов, да и фамилии тоже толком не
спросили.
А неделя без берега… до конца практики осталось ровно 4 дня,
переживём и такую катастрофу.
Присутствие перед нашим строем на стенке преподавателя училища
ярко вырисовывали передо мной мои скорые перспективы по пересдаче
экзамена под названием 'Политическая экономия'.
Последние дни на 'Смелом' и дорога в поезде до самого Питера мной
были посвящены этому учебнику, с которым я теперь не расставался ни на минуту.
В первый же день по прибытию в родные стены ВВМОЛКУ мы с
Гого разыскали пожилого полковника с кафедры марксизма-ленинизма и
выложили ему свои знания.
Седой и требовательный экономист расценил их и расщедрился почему-
то только на 4 балла. Видимо была дана установка - этим обманщикам и
прохвостам больше 4-х баллов оценку не ставить.
Но самую главную цель мы с Серёгой выполнили – в отпуск мы убыли
вместе со своей ротой, а 'академия' осталась для нас лишь пугающим
жупелом в наших воспоминаниях былого обмана.
Важное
Важное
Важное
Важное
