- Мне не положено менять маршрут движения. Это не предусмотрено,
- услышал я в ответ.
- Двигай к училищу, заплатим тебе за твои труды. Чё тебе не понятно!
– несколько погрубее нажал на упрямца сидящего за рулем Лёха.
Машина затормозила у парадного подъезда училища. У огромной
дубовой двери застыл мой Федя, вытянувшись в струнку в позе приветствия
большого начальника. В наглаженной белой форменке, в белой фуражке с
палашом на поясе и повязкой на левом рукаве он выглядел очень эффектно
на фоне этих огромных тёмно-коричневых дверей. А пшеничные усы под
его носом придавали ему вид бравого боцмана с крейсера. В этот день
ему крупно не повезло, он стоял помощником дежурного по училищу.
Как только дверца машины открылась, и мы с Тамарой вышли из неё,
он во всю мощь своих лёгких рванул команду 'Смирно!' и, приложив
руку к фуражке, чётким строевым шагом подошёл к нам с рапортом.
- Товарищи новобрачные! Во время моего дежурства происшествий
не произошло. Личный состав училища занимается по распорядку дня.
Помощник дежурного по училищу мичман Соколов!
-В ольно! – поддерживая Юркин сценарий, гаркнул я, напугав не
ожидающую от меня такой прыти Тамару.
На крики, шум и гам поздравлений от друга, созданный нашей пятёркой,
вышел дежурный по училищу и они уже официально с Юркой поздравили
нас с необычным днём в нашей жизни.
К огромному чёрному якорю лежащему у входа мы положили большой
букет цветов.
Сквозь открытую дверь парадного подъезда я показал Тамаре стоящего
по стойке 'смирно' часового курсанта у шкафа со Знаменем нашего
училища. Это было впечатляющее зрелище.
- Вот так бывало, стоишь на этом посту №1, а сквозь стекло двери глазеют
и рассматривают тебя любопытные прохожие. И ты знаешь, гордость
какая-то возникает за наше училище и силы прибавляется от важности собственной персоны. А ночью тишина и стоишь один-одинёшенек со
своим Знаменем и автоматом, а тебя в сон прямо на этот шкаф валит, -
пояснял я картинку поражающего своей красотой вестибюля.
В этом вестибюле всегда поддерживалась идеальная чистота и порядок.
Медь и латунь сверкала, ковры и ковровые дорожки на лестнице красиво
оттеняли голубую лестницу, ведущую в Адмиральский коридор. На этом
фоне красное полотнище Знамени в стеклянном шкафу и стоящий рядом
часовой с автоматом, блестевщим примкнутым штыком, смотрелось
совсем нереальной картинкой.
Под ту же команду 'Смирно!' нас, как адмирала, Федя проводил в
дальнейший путь.
- Ну, вот! А ты дрейфил со своим маршрутом! Что случилось? Хоть
посмотрел, как встречают и провожают будущих адмиралов флота, -
надавил Лёха на мозоль водителю свадебной 'тройки'.
- Ладно, шут с вашими деньгами. Хоть увидел, как отдают честь
флотские мужики, - смирился водила.
Торжественный свадебный ужин проходил на 2 этаже в банкетном
зале столовой на Среднем проспекте под простонародным названием
'Лондон'. Гостей собралось 38 человек. Самыми близкими мне гостями
на свадьбе были брат с женой и всё тот же Тит со своей Светкой. Друг
мой Колька был в отъезде на студенческой стройке, но его отсутствие
заполняли мои друзья по училищу.
Гуляли хорошо и культурно, пока ко мне не подошла официантка и
тихо на ухо сообщила:
- Там к вам пришёл ваш друг Леонардо да Винчи. Просит вас выйти к
нему.
- Леонардо да Винчи?! Так он же умер 450 лет назад, - удивился я
серости официантки. - Гоните этого Леонардо взашей. Нет у меня таких
знаменитых друзей из итальянцев.
- Так что ему передать? – очевидно, не поняла меня женщина.
- Гена! Посмотри, что там за друг мой из эпохи Возрождения пожаловал.
Что это за живописец к нам на свадьбу прибыл, - через стол попросил я
своего друга Генку Шкирина.
Я совсем не подумал о каких либо скверных последствиях этой просьбы,
а зря. Генка был здоровый, как бык-производитель, и весьма был не прочь
начистить морду любому Леонардо.
Когда Гена подошёл к закрытой стеклянной двери, ведущей на лестницу
общего зала столовой, то за стеклом увидел стоящих трех местных
василеостровских алкашей. То ли плюшевые, то ли замшевые затёртые
пиджаки и небритые физиономии говорили о большой претензии на
внешность свободных художников. У одного из них в руках был большой
букет крапивы. Где они только смогли найти на бетонно-гранитном
Васильевском острове такой букетище этого сорняка.
- Вам кого надо? – для начала учтиво спросил Гена.
- Мы пришли поздравить своего друга, - обрадовались, что им уделили
внимание, трое новоиспечённых поздравлянтов.
Прически их немытых волос действительно походили на взлохмаченные
и висящие лохмы итальянских хиппарей.
Гена смело открыл дверь и спросил:
- А как вашего друга величать?
- ?, - не ожидали такого вопроса личности с букетом.
- Мужики валите отсюда подобру-поздорову, - закончил допрос Гена и
стал закрывать дверь.
Самый маленький и самый волосатый успел поставить ногу в дверной
проём, пытаясь удержать двери. Гена без слов и предупреждений открыл
дверь и молча двинул в челюсть маленького нахала. Кулак у Гены
небольшой по размерам, но сила в нём была нечеловеческая.
Хилые слипшиеся в пряди от немытости волосёнки фонтаном ринулись
вперед, в то время как маленькая головка, венчавшая худосочное тело
в полубархатном пиджаке, резко подалась назад. Свободный художник
улетел вниз по лестнице, а остальные двое взвыли и ринулись, размахивая
крапивой, на Гену. Гене дай волю, он уложил бы в ряд всех троих на этой
лестничной площадке.
На вой питерской 'интеллигенции' выскочили ещё несколько моих
одноклассников во главе с уже размахивающим для разминки своими
железными кулаками Хромеевым.
Завидев такую толпу наших амбалов, Леонардо со своими
учениками бросили крапиву на лестнице и ретировались подальше от
негостеприимного 'Лондона'.
Подвыпивший Гена уже вошёл в раж и пытался организовать
преследование отступающего противника, всё порываясь пуститься
вдогонку. Только подошедшая невеста смогла уговорить его и вернуть на
место.
- Геночка, ты так ненароком всех местных забулдыг жизни порешишь.
Ну, это они так пошутить хотели. Успокойся, я тебя очень прошу, - взяв
под ручку и уводя с места сражения, уговаривала Тома нашего бойца.
- Надо было всё-таки им начистить хорошенько, чтобы не мешали
хорошим людям жить. Я за своего Вовку им всем пасть порву и моргала
выколю, - бурчал Гена, усаживаясь на свой стул за свадебным столом.
А дальше всё шло прекрасно. 'Горько' кричали не только нам с
невестой, но и до тёщи дело дошло. Во как свадьба разгулялась!
Поскольку моих родителей на свадьбе не было, то Тамарины отец с
матерью заменяли их для меня во всём, даже отсутствие тамады нисколько
не сказалось на процессе.
Волнение и переживания всех накопившихся за последнее время
страстей с дипломом, знакомством с новыми родственниками, свадьбой
и подготовкой к выпуску из училища, несомненно, взбудоражили мою
нервную систему до предела.
Усталость накапливалась, и приходилось работать на предельных
нагрузках. Я ведь осознавал, что я кардинально меняю свою жизнь.
Теперь у меня будет своя семья, новый круг родственников а совсем скоро
меня ждёт новая дорога в жизнь на флот и на корабль. Возбуждение и все
эти нервотрёпки сказались в этот самый неподходящий момент нашего
торжественного дня.
К концу свадебного пиршества у меня прямо за свадебным столом
вдруг из носа потекла алая кровь. И что я только не делал, она упрямо ручейками стекала мне на губы и не позволяла вести себя как прежде.
Какое уж тут 'Горько!' даже с любимой женой.
Поднялся небольшой переполох. Жених на глазах у гостей вышел из
строя. Тёща с Тамарой кружились около меня и всеми средствами пытались
остановить этот нежелательный процесс. Холодное мокрое полотенце,
заботливо предоставленное официанткой, постепенно остановило кровь
и все срочно стали собираться по домам.
Мы вышли развесёлой свадебной толпой на Средний проспект белой
питерской ночи и такой полуцыганской армадой двинулись на ночлег
к родственникам на 3 линию. А на улице теплынь стоит, совсем как на
юге.
Новые свадебные туфли жали Тамаре ноги всей своей неразношенностью
кожи заграничной фирмы. Ей было больно двигаться, а впереди был путь
в два квартала.
- Да снимай ты их! Хватит тебе мучаться! Всё равно под твоим платьем
не видно босая ты или обутая, - дал добро на разоблачение я своей молодой
жене.
Она с облегчением вздохнула, сорвав с ног эту импортную колодку,
рассчитанную явно не на наши советские ноги. Под ручку с босой женой
по тёплому асфальту мы, как ни в чём не бывало, продолжали движение
дальше.
Толпящийся народ, снующий по Среднему, останавливался и смотрел
вслед нашей процессии. Непривычно было, что столько внимания
уделялось нам, возглавляющим это свадебное шествие.
Надо же тому случиться, что одна наблюдательная питерская дева
в джинсах и голой кофте, следовавшая параллельным с нами курсом,
заприметила голые пятки невесты, сверкнувшие из-под подола свадебного
платья. Казалось бы, какое тебе до этого дело, но она подошла ко мне и
потихоньку произнесла:
- Курсант, смотри, застудишь свою молодую жену.
Это была явная провокация на то, чтобы я нёс свою невесту на руках,
так как застудиться на таком тёплом асфальте невозможно даже спящему
бомжу. Я, конечно, сообразил про тонкий намёк, но не мог я нести два
квартала 45 килограммов своей жены. Уже не было сил, да и кровь только
что перестала течь из моего носа.
- Не переживай, дорогая. Мы из закалённых людей и нам сегодня море
по колено. Хочешь, присоединяйся и похиппуй вместе с нами, а за заботу
danke sch?n, - ответил я ей тоже негромко и даже вспомнил немецкий.
В небольшой двухкомнатной коммуналке питерской коридорной
системы у дяди Саши вся родня располагалась на ночлег, точно как
цыганский табор. Нам отвели целую комнату, а остальные все вповалку
разместились прямо на полу, а кому и на диване досталось место.
На этой всеобщей лежанке выпало расположиться рядышком двум
двоюродным братьям из новой родни. После торжественного ужина в
'Лондоне' они вдруг вспомнили свои далёкие детские обиды.
Дядя Коля вдруг вспомнил, что, когда они были пацанами и спали
в одной кровати, брат Борька во сне попросту обоссал его. И вот тут
они начали выяснять отношения, специально это было сделано или случайно.
- Борька, ну признайся, как на духу, вот здесь при всех родственниках.
Ну, ты ведь специально меня обоссал? И я знаю за что! За то, что я тебе
по морде дал. Ты ведь заслужил тогда это. А ты из мести ночью, как
последний засранец, напустил мне целую лужу, - позорил брата дядя
Коля.
- Ну, может и специально, что я помню что ли, - отбивался дядя Боря от
наседающего и готового постоять за себя и свою обиду брата.
Всё равно пришли к выводу, что Борька это сделал специально, и
дело чуть ли не дошло до кулачного сражения за честь и достоинство
опозоренного в детстве.
- Ну, хватит вам выяснять обоссал, не обоссал! Может ты сам, надул
в кровать, а сваливаешь на Борьку. Вы что тут ко мне пришли выяснять
отношения? Вы на свадьбу к моей племяннице приехали, хватит тут херню
всякую молоть, - совсем уж по-родственному осадил раздухарившихся
братьев хозяин.
Кое-как удалось уладить внезапно возникший конфликт и все
погрузились в сон.
Я смотрел на взрослых, уже пожилых мужиков, и стало так весело
и легко на душе, что улетучилась накопленная за все эти испытания
усталость, и захотелось жить и радоваться жизни молодого женатика.
Нам бы сейчас такие проблемы – кто кого в детстве подписал и нарочно
он это сделал или нет.
Мы с благодарностью дядьке всю ночь упивались любовью и в
перерывах строили красивые воздушные замки своей будущей жизни.
Хотя какая она будет на самом деле ни я, ни Тамара не представляли себе
в полной мере.
Где ещё и когда представится такая возможность побыть один на один с
молодой женой, да ещё на такой перине и подушках, которые приготовили
нам родственники. Ведь у курсантско-студенческой пары за душой ни
кола, ни двора.
Белая питерская ночь вместе с нами не сомкнула своих глаз. В её свете
я, впервые нисколько не смущаясь, разглядывал голое тело своей жены.
Теперь это можно. Муж я или не муж!
То, что я увидел, значительно превосходило мои представления о
красоте женского тела. Нерастраченная мужская сила позволяла мне
почти всю ночь напролёт ласкать и гладить эту нежную атласную кожу
красиво стоячей девичьей груди и прогиб грациозной осинной талии,
переходящей в изящные полуокружности оттопыренной упругой попки.
Чем больше я смотрел и целовал эту прелесть, тем больше убеждался,
что в этом совершенстве чудного создания нет ни одного изъяна. Ну,
прямо идеал, ну просто та самая юность Венеры или молодость Земли.
Важное
