Важное
Экипаж поднялся на борт первого патрульного ледокола "Иван Папанин"
"Новая ЭРА" 
|
Что с нами стало. Часть IПрошло более шестидесяти лет. Мы - я имею в виду всех, кто служил и плавал на “Гижиге” в кампанию 1945 года - все разъехались, разобщились, растерялись и, конечно, из тех немногих, кто еще остался жив, сильно постарели.Краснофлотцы и старшины, демобилизовавшись в 1945-46 годах, уехали по домам. Некоторые, остались на сверхсрочную, но вскоре тоже демобилизовались и последовали за остальными. Большинство моих подчиненных было из Сибири. Я сам, как и другие члены нашей кают-компании, вскоре (в 1948 году) уехал с Дальнего Востока в Ленинград на учебу. Специальность мне пришлось изменить, так как по моей любимой штурманской специальности меня учиться не отпускали. Виной этому отчасти был Амурский лиман. После войны с Японией лоцманы, призванные из запаса, были уволены, корабельные штурмана, как правило, лимана не знали и плавать там, без обеспечения, боялись. Штурмана, хорошо освоившие лиман, например А.Н.Мушников и В.И.Кудимов, занимали слишком высокие посты - первый был флагштурманом флота, а второй стал флагштурманом ОВР’а главной базы флота, Советской Гавани - и обеспечивающими штурманами на отдельных кораблях регулярно ходить не могли. А корабли в лимане продолжали плавать. Два года подряд мне отказывали в направлении на учебу по штурманской специальности. На второй год пришлось принять экстренное решение, в результате которого я, по приказу командующего флотом, был направлен в Ленинград на высшие радиотехнические классы (ВРОК). Впоследствии, в 1950 году, я был назначен начальником радиотехнической службы легкого крейсера “Железняков”, перешел с ним с Балтики на Север, и в 1954 году, опять-таки с превеликими трудностями, написав рапорт лично Главкому ВМФ адмиралу флота Советского Союза Н.Г.Кузнецову и получив ответ, уехал на учебу в Военно-морскую академию кораблестроения и вооружения им. А.Н.Крылова на радиотехнический факультет. Причина трудностей состояла, как я понимаю, в моей хорошей, ответственной работе: мне предлагали (на Севере) разные высокие должности по специальности, но учиться не пускали. Я же удерживался всеми возможными силами и способами на занимаемой должности, желая уйти с нее только на учебу в академию. В 1954 году, как я уже сказал, мне это удалось. В 1957 году я окончил академию и был назначен в командную Военно-морскую академию (бывшую Николаевскую), которая тогда находилась на 11-й линии Васильевского острова, старшим научным сотрудником на отдельную дисциплину “Оперативно-тактическое использование связи”. Читал лекции по вопросам организации наблюдения и использования боевых информационных постов. Эти вопросы мне были хорошо известны и теоретически, и практически. Но уже в конце 1957 года (где-то в ноябре) пришло указание из Главного военно-морского штаба подготовить программу и курс лекций на 20 часов по оперативно-тактическому использованию электронных вычислительных машин в штабах соединений и объединений флота. Кибернетика вдруг перестала быть лженаукой. Это указание поручили исполнять мне. Начальник отдельной дисциплины - им был тогда капитан 1 ранга Гонорский Павел Яковлевич - в ответ на мой вопрос : - А почему мне? ответил: - А кому? Я думал над этой проблемой и пришел к выводу, что ты у нас только один - импульсник. А ЭВМ, как я понимаю, это импульсная техника. Так и стал я, с легкой руки своего начальника, заниматься ЭВМ и автоматизацией систем организационного управления. В 1959 году меня назначили старшим преподавателем кафедры“ Оперативно-тактическое использование радио-электронных средств ВМФ” (так стала называться наша отдельная дисциплина). В 1960 году обе академии объединились. При объединении возникла кафедра “Управление силами”, которую возглавил контр-адмирал Рудаков Олимпий Иванович, прославившийся как командир крейсера “Свердлов”, ходившего в Англию по случаю коронации королевы Елизаветы. На этой кафедре и в этой должности я проработал до конца 1978 года. Уйдя в запас и, одновременно, из академии, я пока продолжаю работать по специальности, являясь профессором Санкт-Петербургской академии методов и техники управления (возникшей в результате реорганизации ЛИМТУ – одного из ленинградских институтов повышения квалификации). Хотя, в связи с так называемой “перестройкой”, развалом экономики, излишней политизацией общества, и, прямо скажем, анархией в области управления, мы за последние годы откатились на десятилетия назад и следуем строго в русле уже хорошо протраленном западными фирмами. Так что ждать и надеяться, что мы зацепим и взорвем свою собственную мину на удивление окружающих, в ближайшие годы не очень приходится: не до жиру, быть бы живу. И, тем не менее, мне грех жаловаться на судьбу. У меня всегда была интересная работа, и мне удавалось повышать свою квалификацию и расширять диапазон знаний даже несмотря на возникавшее иногда сопротивление ближайшего начальства. Единственно, где я его не встретил - это при уходе из Военно-морской академии после увольнения в запас. Командир зм “Гижига”, Алексей Алексеевич Прохоров, в мае 1946 года перешел работать в штаб Сахалинской военной флотилии, а затем - в штаб 7-го флота, который находился в Советской Гавани. В 1948-1951 гг. был командиром 7-го отдельного Сахалинского Краснознаменного дивизиона тральщиков, начальником штаба ОВР’а в Советской Гавани, начальником штаба 20-й дивизии ОВР’а 7-го флота, командиром 113-й бригады ОВР’а Южно-Сахалинской военно-морской базы. К этому времени он уже имел звание капитана 2 ранга. Для дальнейшего продвижения нужно было окончить либо академию, либо академические курсы. Но для учебы в академии уже вышел возрастной ценз. Оставались курсы. В декабре 1954 года Алексей Алексеевич ( получив в июле 1952 года звание капитана 1 ранга) направляется слушателем на академические курсы офицерского состава (АКОС) при Военно-морской академии (в которую я пришел работать в 1957 году). Окончив эти курсы он назначается командиром 105-й бригады ОВР’а Кронштадтской военно-морской крепости (КВМК), а с ноября 1958 года занимает должность зам. коменданта по тылу - начальника тыла КВМК. 7 марта 1961 года он был уволен в запас по болезни и в связи с сокращением вооруженных сил. Находясь в запасе, нигде, насколько мне известно, не работал, переехал с семьей в Феодосию, и теперь уже его нет в живых. Командир БЧ-III, Сероп Мегердычевич, или, как его теперь называют, Сергей Макарович, Захарьян в декабре 1946 года уехал в Ленинград на Высшие офицерские классы (ВОК) по своей, минной, специальности. Окончив их, вернулся на Тихоокеанский флот, во Владивосток, где в период с января 1948 года по август 1950 года был командиром БЧ-II-III тральщика, помощником флагманского связиста по гидроакустике, минером на отдельном дивизионе больших охотников. С августа 1950 года по ноябрь 1951 года он занимал должность советника командующего Северо-Восточным флотом Китая. В ноябре 1951 года был направлен на работу в Москву, в Морской Генеральный штаб. Оттуда был послан на специальные курсы, после окончания которых, до увольнения в запас в сентябре 1973 года, работал сотрудником и старшим научным сотрудником в одном из научно-исследовательских институтов ВМФ. Начальником отдела он не стал и по этой причине звания капитана 1 ранга не получил. Так и пребывает капитаном 2-го ранга с 29 августа 1959 года, теперь уже, разумеется, в отставке. Иногда мы с ним видимся, так как живет он в Санкт-Петербурге, но чаще - перезваниваемся и обмениваемся информацией по телефону. Командир БЧ-V, Святослав Борисович Никольский с зм “Гижига” в феврале 1949 года уехал в Москву на специальные курсы, на те самые, куда в 1953 году был направлен Захарьян. Дело не обошлось без помощи дяди инженер-адмирала Брыкина, имевшего какое-то отношение к этим курсам. Таким образом наш “Светик” переквалифицировался из дизелиста в торпедисты. После окончания специальных курсов Никольский работал сначала инженером, а затем - старшим научным сотрудником в Ленинграде, в том же научно-исследовательском институте, куда впоследствии был назначен Захарьян. Он очень маялся с жильем, переезжая с женой и сыном с квартиры на квартиру. Году в 1961 он поступал в Военно-морскую академию, уже почти поступил, но был поставлен своим институтским начальством перед дилеммой: или академия или квартира. Он избрал второе и от поступления в академию отказался. Поскольку он также не был начальником отдела, то в институте не мог получить звания капитана 1-го ранга, а 2-го ранга он уже получил в 1959 году. Ради получения этого звания в сентябре 1963 года он перешел старшим преподавателем в Высшее военно-морское училище подводного плавания им. Ленинского Комсомола. В 1966 году получил желаемое звание, а в сентябре 1973 года был уволен в запас по возрасту. Уволившись, некоторое время занимался общественной работой, но здоровье его было неважным и в 1987 году он умер. Начальник медико-санитарной службы, Либкнехт Николаевич Крылов после ухода с зм “Гижига” в 1949 г. довольно длительное время продолжал служить на Дальнем Востоке. Он окончил курсы врачей-стоматологов и работал в различных частях по этой специализации. В дальнейшем он еще более сузил специализацию, став протезистом. С Дальнего Востока он перевелся на Балтику, в Калининград, откуда в начале 60-х годов ушел в запас в звании майора. Перебрался в Ставрополь и до 1991 г. мы с ним переписывались. В конце семидесятых годов он потерял жену, а в конце восьмидесятых - единственную дочку, оставшись жить с внучкой и правнуком. В середине 1991 г. связь с ним прервалась, и до сих пор ничего определенного о нем узнать не удалось. Учитывая состояние здоровья и груз трагических событий, свалившихся на него, можно предположить, что и его уже нет. Замполит Евгений Зосимович Игнатьев, уйдя с зм “Гижига” в 1946 г., как в воду канул: никто и нигде из моих знакомых его не встречал и ничего о нем не слышал. Трагически сложилась судьба у обоих помощников командира. Михаил Петрович Иванов, покинув борт зм “Гижига” в Николаевске-на-Амуре, в начале октября 1945 г. был назначен штурманом (он же начальник штаба) 17-го отдельного дивизиона тральщиков СТОФ. Через год с этой должности его перевели офицером-оператором по флоту штаба Сахалинской военной флотилии. В марте 1947 г. он был назначен старшим офицером-оператором по флоту 2-го отделения оперативного отдела штаба 7 ВМФ, а в самом конце этого же года получил должность офицера по боевой подготовке в штабе Южно-Сахалинской ВМБ (Корсаков) 7 ВМФ. На этом его военно-морская служба окончилась. 25 мая 1949 г. он был уволен из ВМС по статье 44 п.”б” как осужденный военным трибуналом к восьми годам лишения свободы в исправительно-трудовом лагере (ИТЛ) без поражения в правах. Борис Юрьевич Тимашевский был переведен с зм “Гижига” вскоре после моего отъезда в Ленинград на учебу, в сентябре 1948 г. Его назначили командиром ТЩ-589 7-го отдельного Сахалинского Краснознаменного дивизиона тральщиков через месяц после того, как этим дивизионом стал командовать Алексей Алексеевич Прохоров. Командир упорно тащил за собой своего бывшего подчиненного. После того, как Алексей Алексеевич ушел с командования дивизионом, начались перемещения Бориса Юрьевича. В мае 1950 г. он был назначен старшим помощником коменданта при торговом порту в Советской Гавани. В июне этого же года - командиром спасательного судна “Исса”. В апреле 1951 г. - командиром плавучей торпедной мастерской “Богдан Хмельницкий”. В июле этого же года - командиром сухогрузного транспорта “Ладога”. Из этих беспрерывных перемещений хорошо видно, что служба у него “не шла”. На транспорте “Ладога” он продержался почти два года и 18 июля 1953 г., уже после смерти Сталина, был уволен из кадров ВМС по статье 57 (по приговору суда) как осужденный трибуналом на 6 лет с лишением свободы в исправительно-трудовом лагере. Удивительно схожие судьбы двух помощников командира. Военно-морской архив больше о них никаких сведений не имеет. Очевидно, что-то хранится в архиве КГБ, но доступ туда до сих пор слишком сложен. По слухам, которые иногда вдруг долетают с попутным ветром, Б.Ю.Тимашевский, освободившись из мест заключения (вернее всего - реабилитированный), уехал на жительство в Тбилиси. Об М.П.Иванове никаких слухов до бывших гижигинцев не долетало. Большинство офицеров зм “Гижига”, участвовавших в кампании 1945 г., - Л.Н.Крылов, С.М.Захарьян, С.Б.Никольский и я - дружили и переписывались пока были живы. Теперь нас осталось только двое - я и Захарьян. Оба мы живем в Санкт-Петербурге (правда, далеко друг от друга) и, как я уже писал, по мере возможностей, которых у нас остается все меньше и меньше, стараемся поддерживать связь. Также поддерживают связь и мои однокашники по училищу, выпускники ТОВВМУ 1945 года. 5 и 6 апреля 1980 г. в Ленинграде состоялась первая юбилейная встреча выпускников, посвященная 35-летию окончания училища. На этой встрече собралось 50 выпускников из 89 человек, адреса которых удалось разыскать. Не найдены были пять выпускников. 28 выпускников к этому времени погибли или скончались. Из Ленинграда на юбилей прибыло 24 выпускника, из Владивостока - 2, из Калининграда - 5, из Москвы - 6, из Риги - 1, из Перьми - 1, из Таллинна - 2, из Одессы - 1, из Киева - 3, из Лиепаи - 1, из Горького - 1, из Иркутска - 1, из Смоленска - 1. Вот такая география! Большинство выпускников прибыли с женами, а некоторые и с детьми. К этому времени еще служили выпускники, достигшие адмиральских званий - адмирал Ховрин Николай Иванович, командующий Черноморским флотом; вице-адмирал Неволин Георгий Лукич, начальник Высшего военно-морского училища подводного плаванья; контр-адмиралы Румянцев Александр Александрович, старший преподаватель Академии Генерального штаба и Гераськин Юлий Николаевич, старший оперативный дежурный штаба Тихоокеанского флота. Из капитанов 1-го ранга служили, по-моему, один или два человека. Все остальные были уже в запасе. С тех пор встречи выпускников проходили в Ленинграде регулярно, один раз в пять лет. 22-е апреля 1995 года в зале Революции ВВМУ им. М.В.Фрунзе отмечалось 50-летие выпуска из ТОВВМУ. Приказ о выпуске был подписан 29 марта 1945 года. Из 124 человек в зале собрались только 21. Четверо погибли ещё в войне с Японией: двое - лейтенанты В.Я.Драпеко и М.Ф.Леонов - при высадке десанта на остров Шумушу 18 августа 1945 года; лейтенант В.Н.Морозов - при тралении возле Камчатки; лейтенант В.М.Козьмин - в походе на подводной лодке Л-19, по всей видимости подорвавшейся на мине. 56 человек скончались от ран и болезней. Многие не смогли приехать в связи с обстановкой в странах СНГ и галопирующей инфляцией. Председатель организационного комитета, бывший командир соединения подводных лодок капитан 1 ранга в отставке М.К.Мальков предложил почтить память ушедших минутой молчания. Затем собравшиеся подвели итоги своей ветеранской деятельности и обсудили перспективы. Решили, что несмотря на трудности бытия, нужно смотреть в будущее с оптимизмом. Так посоветовал один из выпускников, бывший старшина роты и командующий Черноморским флотом адмирал в отставке Н.И.Ховрин. Пролил бальзам на душу ветеранов курсант 5-го курса ВВМУ им. М.В.Фрунзе С.П.Волошин, который заверил их, что молодое поколение флотских офицеров будет свято продолжать традиции, что оно убеждено: флот у России должен быть сильным. На другой день юбиляры посетили строящийся крейсер “Пётр Великий”, приписанный к Тихоокеанскому флоту, обзорную экскурсию по которому провёл командир корабля капитан 1 ранга Е.Н.Добрышев. В апреле 2000 г. пятидесятипятилетие выпуска отмечали в командирском салоне крейсера «Аврора». Все там уместились. Собралось всего девять человек однокашников. В апреле 2005 г., к шестидесятилетию, на квартире у одного из однокашников, Михаила Григорьевича Гордиенко, собралось только пятеро, причем один, Борис Федорович Ланской, приехал из Москвы. Убедились, что у всех «есть еще порох в пороховницах». Отправили поздравительные письма каждому из однокашников во Владивосток, Калининград, некоторые другие населенные пункты, посидели, поговорили и разошлись с пожеланием самим себе встречаться еще неоднократно. С некоторых пор в Санкт-Петербурге такие встречи теперь проходят ежегодно. Из тех, кто 15 апреля 1945 г. прибыл в Советскую Гавань на военном транспорте “Лейтенант Шмидт”, сейчас живы, очевидно, только двое: я и Лев Бычковский, коренной ленинградец, в настоящее время проживающий в США, регулярно звонящий мне по телефону и интересующийся судьбой однокашников. Мы оба закончили службу преподавателями, я - в академии, он - в училище. Левинтас Михаил Михайлович скоропостижно скончался в Калининграде, пребывая в высокой должности капитан-директора тунцеловной флотилии. Демобилизовался он еще в пятидесятых. Поташов Самуил Аронович умер в 1993 г. в Гомеле. О Германе Афанасьевиче Олюнине никаких сведений добыть не удалось. Собираясь на юбилейные встречи или просто встречаясь, мы, естественно, предаемся воспоминаниям, но, кроме этого, нередко обсуждаем проблемы Дальнего Востока. Живя в различных местах, мы ощущаем себя (как это может быть ни странно и ни нахально!) дальневосточниками. Я, например, до сих пор - и чем дальше, тем больше и глубже - интересуюсь деятельностью Геннадия Ивановича Невельского по освоению Приамурья. Часто заглядывая в его книгу “Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России”, я прихожу к выводу, что далеко не всем в России нужен был этот “крайний восток”. Невельской (при поддержке генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н.Муравьева), по сути, доказав отсутствие у Китая прав на владение левобережьем Амура и правобережьем Уссури, вынудил Николая II и Российское правительство (при активнейшем сопротивлении министра иностранных дел графа Нессельроде) приобрести для России огромный край площадью свыше миллиона квадратных километров и выход к морю из Восточной Сибири. Невельской, на свой страх и риск, 1(13) августа 1850г. поднял над Приамурьем русский флаг, основал Николаевский пост, объявив собравшимся гилякам и манчжурам, что отныне Россия считает весь этот край с островом Сахалином своей принадлежностью”. Нессельроде, возмущенный самовольными действиями Невельского, решил разжаловать его в матросы. Об этом состоялось постановление Особого комитета, был составлен соответствующий указ и прислан на подпись Николаю I. Последний, по ходатайству Н.Н.Муравьева, в присутствии вызванного им Невельского, разорвал приказ о разжаловании, вернул ему чин капитана 1-го ранга и вдел в петлицу Владимирский крест, сказав при этом: - Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен. В дальнейшем участниками Амурской экспедиции основываются Константиновский пост (в нынешней Советской Гавани) и Муравьевский пост (в заливе Анива, около нынешнего Корсакова). Там также поднимаются российские флаги. Действиями Амурской экспедиции была очень недовольна Российско-Американская компания. Она считала ее своим “противником” и готова была придраться к любому случаю, чтобы что-то недодать, недослать и как-то насолить. Вернувшись в Петербург в 1856 г. и представившись Александру II, незадолго до этого вступившему на престол, Невельской услышал от него, что Россия никогда не забудет его заслуг. Однако, это было не совсем так. Его травили в печати и в аристократических кругах, у него было слишком много недоброжелателей. Причины этого крылись не только в самостоятельности действий и мнений Невельского, но и в оскорбленном самолюбии министров и руководителей Российско-Американской компании. Главной причиной было наглядное доказательство их ошибок в Амурском вопросе. А этого не могли простить. За последнее десятилетие, когда стало значительно легче обращаться с архивными материалами, мне удалось многое уточнить и получить представление о том, как же всё-таки высаживались десанты на Южный Сахалин и Курильские острова. Ведь каждый из нас не мог видеть общей картины. У меня лично всё началось с ошибки, допущенной когда-то в книге “Тихоокеанский флот” (М., Воениздат, 1966.). Расскажу об этом подробнее. Вскоре после выхода этой книги, обнаружил я в ней описание десанта в Отомари. “В 5 час. 30 мин. 23 августа минный заградитель “Океан”, 8 тральщиков, 4 сторожевых и 6 торпедных катеров с десантом на борту вышли из Маока”. Утром и днём стояла хорошая погода: ветер 2 балла, видимость 15 миль. К вечеру погода резко ухудшилась, поднялся шторм до 7 - 8 баллов. Буксирные тросы, на которых торпедные катера шли за тральщиками, часто рвались. Катера заливало водой, и создавалась угроза их потери. Всю ночь моряки боролись со стихией. Исключительное мужество в борьбе с разбушевавшимся штормом проявил личный состав 17-го отдельного дивизиона тральщиков под командованием капитан-лейтенанта Ф.И.Усатенко. Старшины и матросы ТЩ-599 (командир капитан-лейтенант В.И.Бодров), ТЩ-600 (командир капитан-лейтенант Г.А.Прибылов), ТЩ-601 (командир старший лейтенант В.В.Волков), ТЩ-602 (командир старший лейтенант И.К.Хурс), ТЩ-603 (командир старший лейтенант Л.Г.Лавлинский) и ТЩ-604 (командир старший лейтенант И.И.Суханов) мастерски заводили на катера новые буксирные концы, рискуя подчас жизнью. Не уступали им в самоотверженности и экипажи катеров. Однако шторм не утихал. Утром 24 августа, с разрешения командующего флотом, корабли с десантом вошли в порт Хонто, чтобы переждать шторм. Население порта вышло к советским кораблям с белыми флагами. Только к вечеру шторм утих. В 20 час. Корабли с десантом, оставив в Хонто роту моряков, продолжили поход в Отомари. В 6 час. 25 августа они подошли к причалам военно-морской базы и приступили к высадке десанта...”. Прочитал я эти строки, и взяло меня сомнение: а продолжили ли свой путь в Отомари (после захода в Хонто) минный заградитель “Океан” и торпедные катера? Моя личная память против этого возражала. Обратился к друзьям - они тоже засомневались: мол, по крайней мере, до конца августа “Океан” в Отомари не появлялся. Пожалуй, он пришёл туда числа 31-го, незадолго до выхода десантов на Кунашири и Шикотан. Кто-то сказал, что хорошо бы заглянуть в вахтенный журнал “Океана”. Но вахтенный журнал находился в архиве, а архив был закрыт для доступа “простых смертных”. Всех нас закружили текущие дела, и уточнение обстоятельств десанта в Отомари было отложено на неопределённый срок. Вперед Содержание Назад
|
.jpg)