Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Импортозамещение в судостроении

Как "Северная верфь"
решила вопросы
импортозамещения

Поиск на сайте

Вступление в должность

Наступило время знакомиться с подчиненными. Собственно, этим я начал заниматься с первого дня пребывания на корабле, и именно они рассказали мне о всех злоключениях, произошедших с кораблем до моего появления. Оказывается, начальство любит использовать “Гижигу” для всех перевозок, как вне, так и внутри самой Советской Гавани, и начинает гонять ее с весны, как только позволяет ледовая обстановка, до поздней осени, до полного ледостава. В конце ноября 1944 г., маневрируя во льду, погнули винты. Так и стояли всю зиму с поломанными винтами. Механика перевели на другой корабль, штурман убыл в спецкоманду для получения американских кораблей. Карты не корректированы. Необходимого ЗИП’а нет. Словом, картина неприглядная. А подчиненные заслуживали того, чтобы к ним прислушаться.

Как я уже упоминал, меня назначили командиром сразу двух боевых частей (БЧ) - I (штурманской) и IV (связи). Если в штурманском деле я считал себя достаточно приличным специалистом, то в вопросах связи - и технических, и организационных - чувствовал изрядную слабину. Правда, в дипломе у меня стояла квалификация ”вахтенный офицер”, и это означало, что я могу нести самостоятельную вахту и способен разбираться в любых вопросах, связанных с управлением кораблем, но это было на бумаге. А на самом деле все было не так. Единственно, что я умел как связист - это пользоваться азбукой Морзе, флажным семафором и сводом сигналов.

Поэтому я решил начать со связи и пригласил к себе в каюту радиотелеграфиста 2 класса старшину 2-й статьи Долгова Степана Григорьевича, который возглавлял радиотелеграфное отделение. Он оказался высоким, степенным, вежливым сибиряком, состоящим на действительной службе с 1940 года и почти все время прослужившим на этом корабле. Я пригласил его сесть, и мы с ним довольно долго беседовали “на равных” (а я все время думал, какое “на равных”, он служит здесь столько же, сколько я учился в училище, знает все до детали, а я - ничего; кроме того, он старше меня на целых два года!). Из разговора я узнал, что из четырех штатных должностей радиотелеграфистов две - вакантные: радиотелеграфиста 1 класса и радиотелеграфиста 3 класса, и если скоро мы будем плавать и вахту придется нести круглосуточно, то для этого остается всего два человека: сам он, Долгов, и краснофлотец Стадников. Долгов мне очень понравился своей рассудительностью, я сразу проникся к нему симпатией и, отпустив, решил добиваться того, чтобы назначить его на вакантную должность радиотелеграфиста 1 класса с присвоением звания старшина 1-й статьи (хотя бы пока, а потом и главного старшины, вот Брагин-то получил, а чем он лучше?) и подчинением ему и отделения сигнальщиков, где из трех штатных должностей была одна вакантная - сигнальщика 2 класса. На двух остальных должностях - сигнальщиков 3 класса - находились старший краснофлотец Воловиков Василий Аверьянович, 1943 года призыва, и краснофлотец Муранов Олег Константинович, 1944 года призыва. Поговорив с ними со всеми, в том числе и со Стадниковым, я объявил им, что с сего дня Долгов является моим заместителем по всем вопросам, касающимся связи, и я прошу их всех ему подчиняться как их непосредственному строевому начальнику. Воловиков, как старший среди сигнальщиков, уже исполнял обязанности командира отделения, и я (про себя) решил перевести его на вакантный штат сигнальщика 2 класса с присвоением звания старшины 2-й статьи.

Разобравшись с делами в БЧ-IV, я приступил, наконец, к БЧ-I, в делах которой считал себя специалистом. В БЧ-I было два отделения: рулевое, где по штату числилось три должности, рулевой 2 класса и два рулевых 3 класса, и электронавигационное, где по штату состоял только один специалист, электрик штурманский 3 класса.

Должность командира отделения рулевых занимал старший краснофлотец Шабашкин Николай Александрович, состоящий на службе с 1939 года, хотя он стоял на штате рулевого 3 класса. Это был в высшей степени аккуратный и деликатный человек с мягкой пританцовывающей походкой. Его белобрысые волосы и серые глаза, вместе со всем остальным, делали его похожим на официанта из хорошего ”бывшего” ресторана. Но впечатление это было обманчиво. Единственное, что напоминало ресторан, так это любовь при случае пропустить лишний стаканчик адской смеси (об этом я узнал много позднее, так как, даже пропустив стаканчик, Шабашкин держался в рамках приличия, не теряя человеческий облик). До военно-морской службы он работал шкипером на речных судах. Имел прекрасный почерк. Умел корректировать карты, лоции и другие навигационные пособия. Великолепно, я бы сказал, артистически стоял на руле. И вообще, был незаменимым человеком в штурманском деле.

На втором штате рулевого 3 класса находился краснофлотец Одинцов Николай Александрович. Он был значительно моложе Шабашкина и относился к нему уважительно.

Должность электрика штурманского 3 класса исполнял старший краснофлотец Федорян Владимир Николаевич, как и Шабашкин, состоящий на службе с 1939 года. Это был культурный, развитой, весьма начитанный городской человек (он призывался из Омска и жил там до этого), хотя имел образование 8 классов средней школы. Дело свое он знал в совершенстве (гирокомпас марки Сперри) и, надо отдать ему должное, любил. Был он самолюбив, очень переживал, что не может быть старшиной, так как стоит на штате электрика штурманского 3 класса, а другого штата нам не полагалось. И это, действительно, было несправедливо, когда человека, хорошего специалиста, нельзя было продвинуть по службе. Он любил что-то возглавить и чем-то поруководить, и у него были к этому способности. На корабле он довольно много занимался разной общественной работой и часто с пользой для дела. Мне же, откровенно говоря, было странно, что на корабле такой специалист один, что у него нет замены и, если что-либо с ним случится, то гирокомпас, по сути, останется без присмотра, а корабль, как в старину, будет вынужден плавать по магнитным компасам, которых у нас было два: на верхнем (открытом) мостике и в рулевой рубке. Жил Федорян в гиропосту, который размещался в выгородке, сделанной во втором минном трюме. Место там было отнюдь не комфортное. На длительных переходах он вынужден был постоянно наблюдать за своей техникой, порою не смыкая глаз по несколько суток. Обо всем этом Федорян рассказал мне при первом же знакомстве, и мне понадобилось много времени, чтобы убедиться, насколько он прав. Выход состоял в том, чтобы найти ему ученика - дублера из молодых краснофлотцев, призываемых на службу. Впоследствии этим выходом я воспользовался, хотя, конечно, это тоже был не выход, и Владимир Николаевич Федорян прослужив на флоте верой и правдой восемь лет демобилизовался в звании старшего краснофлотца.

Была у Федоряна и еще одна особенность, с которой мне пришлось познакомиться довольно скоро: любил он показывать свои знания и проверять начальство. Придет, бывало, в каюту и начнет рассказывать, что он сделал со своим гирокомпасом, где почистил контакты, сколько этих контактов, как часто их надо чистить, чтобы гирокомпас работал, “как часы”, и т.д., и т.п., а потом и резюмирует: Так что, товарищ лейтенант, полагается мне для протирки контактов 200 граммов спирта. - По первости я слушал, и спирт, который я всегда держал в каюте, на протирку давал. После нескольких таких случаев я уже не сомневался, что Федорян меня “проверяет” (тем более, что сам он не пил, но друзей у себя в выгородке угощать любил), и решил “освежить” в памяти соответствующее ПШС (правила штурманской службы), где описывался порядок эксплуатации гирокомпаса и указывались нормы расхода протирочных материалов. Во время очередного рассказа о контактах и их протирке я ему и выложил наизусть, по пунктам, нужную часть этой инструкции. Реакция была самая доброжелательная. Федорян сказал буквально следующее: - А я вижу, товарищ лейтенант, что инструкцию-то Вы подучили основательно. Молодец! После этой похвалы такого рода посещения и рассказы о контактах закончились. Это было в самые первые недели моей службы на корабле. И это было поучительно.

Моя "Гижига"


Назначенья интрига
обернулася благом:
по приказу "Гижига"
состояла минзагом,

но явилась на службу
из торгового флота,
и была ей не чужда
никакая работа.

Моря каверзный стиль
здесь усвоен, по сути.
Я на мостике стыл,
согревался в каюте,

ожидал берегов
и просторам дивился,
и в семье моряков
моряком становился.

По вечерам в кают-компании часто возникали “воспоминальческие” разговоры о Ленинграде. Больше половины офицеров были очень тесно связаны с ним и, можно сказать, жили в нем. И сам командир, и замполит, и артиллерист Олег Ефимов. Никто из них уже очень давно не видел города, последним видел его я в середине июля 1941 года, но ведь столько воды утекло с тех пор и какой воды, блокадной, кровавой... Однако вспоминали Ленинград всегда почему-то мирным, довоенным. Перебирали названия улиц, старые и новые. Перемещались по маршрутам трамваев. Бродили по пригородам.

Приходя из кают-компании к себе в каюту я погружался в свои собственные, личные, воспоминания. Они накатывались на меня, как волны.

* * *


Родная, милая, далёкая, святая,
услышь мой зов,
услышь, услышь, услышь...
Слова летят и, кажется мне, тают.
В каюте оглушающая тишь...
... Услышь, услышь ...
Немые провода
парят в парах весеннего тумана
и капает настойчиво из крана
колючая, хрустальная вода.
Зачем же - кап - тоскливо так.
Зачем же - кап - в душе тревога.
Грусть - кап - чиста.
Мечта - проста.
Кап, кап, кап, кап...
Я жду дороги.
Хоть жизнь моя - сплетение дорог...
Наверное, мне слишком много надо.
... А, в сущности, - дожить до Ленинграда.
Четыре года - очень долгий срок...

В конце апреля прибыл, наконец, долгожданный механик, командир БЧ-V инженер-лейтенант Никольский Святослав Борисович, 1922 года рождения, выпускник 1945 года дизельного факультета Высшего военно-морского инженерного училища им.Ф.Э.Дзержин-ского. Худой, немного выше среднего роста, очень подвижный и общительный, мне он как-то сразу приглянулся. Разговорились. Он поступил в училище в 1940 году. С началом войны, с курсантами других училищ, работал на оборонных работах (вместе, ведь, в это время в Ленинграде были, может быть где-то рядом работали, думалось мне), поздней осенью эвакуировался через Ладогу. Старая баржа развалились и утонула. Множество народа погибло. Он каким-то чудом уцелел, находясь много часов в воде, держась за рассыпающуюся дощатую конструкцию. Несколько раз над водой на бреющем полете пролетали немецкие самолеты и били из пулеметов. Несколько раз мысленно прощался с жизнью. Но в конце концов был в полубессознательном состоянии вытащен из воды на катер и спасен. По этой причине с тех пор праздновал свой день рождения дважды в год - и когда родился, и когда спасся. Выяснив, что на корабле много офицеров-ленинградцев, весело сказал: - А я - пензяк. Или - как - пензюк? Поведал о том, что у него дядя инженер-контр-адмирал, а фамилия у дяди - Брыкин. Я немедленно вспомнил, как в училище, готовясь к экзамену по артиллерии, старшина нашего класса Тимофей Карагодин, или просто Тимоша, твердил: - Кто изобрел стопор с собачкой? И сам себе отвечал: - Брыкин. Потому он и называется стопор Брыкина. Вспомнил и рассказал об этом Никольскому. Он только улыбнулся: - Про стопор я не знаю. Зато он знал многое другое и быстро вошел в курс дела, став и для начальников, и для подчиненных своим человеком. Меня он окрестил “товарищ Ш” - по первой букве моей должности - штурман. Мы же стали и в глаза, и за глаза называть его Свет или, ласково, Светик.

Так вот, Светик моментально вошел в курс дела, днем лазал по заводу или по трюмам, а вечерами рассматривал чертежи и изучал техническую документацию. Часто я от него слышал: “Пока стоим на заводе надо все дыры заштопать, а дыр, знаешь сколько, одна на одной.” Я тоже занимался заштопыванием дыр по штурманской и связной частям и нередко с восхищением думал о Светике: вот ведь, даже позднее моего прибыл, а сколько уже успел... Но тут же утешал себя: - Ведь и он не один, у него прекрасные старые специалисты, опытнейшие старшины. Просто умеет организовать работу.

А специалисты у него были, действительно, превосходные. Моторные отделения возглавляли старшина 1 статьи Коковин Александр Петрович, призыва 1938 года, и старшина 2 статьи Иванченко Антон Михайлович, призыва 1939 года. Машинное отделение возглавлял старшина 1 статьи Шляхов Иван Иванович, призыва 1941 года. Котельным отделением руководил старший краснофлотец Ширинкин Николай Прокопьевич, призыва 1938 года; электромеханическим - старшина 1 статьи Гиншевский Лев Фердинандович, призыва 1939 года; трюмным - старшина 1 статьи Кожуренков Павел Георгиевич, тоже призыва 1939 года. Да и рядовые краснофлотцы служили на корабле уже года по 3-4, а некоторые, например, старшие краснофлотцы Иванов Василий Иванович и Печенкин Евгений Петрович с 1939 года. Пожалуй, после окончания войны флот наш никогда не обладал такими прекрасными специалистами.

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

30.04.45 г. Принял боевые части и доложил об этом командиру письменным рапортом.


9 мая 1945 года, стоя на заводе в Курикше, бурно отпраздновали день победы над гитлеровской Германией. Подняли флаги расцвечивания. Устроили салют: с мостиков кораблей стреляли из ракетниц. Выпили разбавленного спирта на торжественном обеде в кают-компании. Произносили тосты. Кое-кто изрядно поднабрался. Но это был все-таки “не наш” день, радостный, но “не наш”. Мы чувствовали, что у нас все еще впереди - и война, и свой день победы. Но какая это будет война, как она пройдет и кто из нас доживет до “нашего” дня победы, мы не знали. И это вселяло некоторую тревогу. Хотелось не осрамиться перед погибшими на Западе. Хотелось, уж если эта война все равно будет, скорее бы, скорее бы, скорее бы ... Окончательная победа. И - всеобщий мир. Может быть наивно. Конечно, наивно. Но это было действительно так.

К середине мая заводские работы были закончены, начальство надавало нам кучу заданий по всевозможным перевозкам, и мы начали плавания по внутренним водам Советской гавани.

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

15.05.45г. Начали путешествовать по бухтам Советской Гавани. Стояли в торговом порту. Занимались перевозкой металлических поверхностей для аэродромов (сделали три рейса). Проходили размагничивание на станции Вест.


Сейчас трудно припомнить все детали этого периода. Да вряд ли это и надо, они малосущественны. Металлические поверхности для покрытия взлетных полос грунтовых аэродромов были получены от американцев. Они представляли собой узкие длинные тонкие ажурные плоскости, которые, подобно деталям конструктора, могли сцепляться между собой, образуя поверхность взлетно-посадочной полосы. Удобны ли были такие полосы для авиаторов и насколько широко они применялись впоследствии, не знаю. Почему-то думается, что у нас они не привились.

Станции размагничивания кораблей обычно назывались именами румбов - Ост, Вест и так далее. Они предназначались для снятия магнитного поля корабля, влияющего на взрыватели магнитных мин, и существовали во всех сколько-нибудь значительных военно-морских базах. Без прохождения размагничивания корабли в море не выпускались. Так это делается и теперь, хотя способы размагничивания нынче значительно усовершенствованы.

20 мая на “Гижигу” были назначены краснофлотцы призыва осени 1944 г., срока службы 1945 г., окончившие теоретический курс обучения по специальности в школах учебного отряда Тихоокеанского флота (ТОФ) для прохождения практической стажировки. Их называли учениками. В мое подчинение поступили: ученики-рулевые краснофлотцы Каблуков Иван Пантелеймонович и Петраченко Петр Николаевич и ученики-сигнальщики краснофлотцы Анисимов Владимир Дмитриевич, Богданов Виктор Иванович и Мордасов Илья Васильевич. Кроме того, 23 мая были зачислены на штатные должности прибывшие из флотского экипажа ТОФ рулевой 3 класса краснофлотец Кошкин Виктор Петрович и сигнальщик 3 класса краснофлотец Муранов Олег Константинович, оба срока службы 1944 г. Этого же числа, уже по моему представлению, старший краснофлотец Шабашкин Н.А. с должности рулевого 3 класса был переведен на должность рулевого 2 класса. Присвоить ему сразу звание старшины 2-й статьи не удалось - надо было прежде поставить его на соответствующую должность.

Таким образом были решены и некоторые кадровые вопросы, хотя с радиотелеграфистами и штурманскими электриками дело обстояло очень плохо. Только в июне удалось получить ученика-радиотелеграфиста. Им был краснофлотец Полянский Алексей Васильевич.

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

31.05.45 г. Работали на мерной миле. Уничтожали и определяли девиацию магнитных компасов и радиопеленгатора.

1.06.45 г. Подверглись инспекторской проверке флагманскими специа- листами штаба СТОФ.


Мысли на мерной миле


Начать. Попробовать себя.
Отбросить хворость.
Развить, сомнения рубя,
побольше скорость.

Надёжно выверить компас
на главных курсах...
Ведь не потрафишь всякий раз
на румбы вкусов.

Удачи этим не обресть,
и труд напрасный...
Курс нужен истинный,
но есть
и курс компасный,

и пусть мы истину, порой,
берём на веру,
но просим опыт свой: - Открой
поправки меру.

Нельзя в походе не учесть
размеров сноса:
когда придёшь куда невесть -
посмотрят косо.

А, вдруг, решил продаться ты
нечистой силе?..
Вот и крутись до темноты
на мерной миле.

* * *


Мне снились белые цветы,
их по волнам влекло лениво...
И я увидел - это ты
стоишь у Финского залива.

...Поймал промокший лепесток.
Он потемнел. Утратил запах...
Проснулся - понял: здесь - Восток,
а там, где помнят, это - Запад.

Инспекторская проверка


Корабль покрашен и помыт,
и на шкафуте, справа,
держа равнение, стоит
строй личного состава.

А перед ним - старпом застыл
торжественно и строго.
И вдруг - призывно зачастил
знакомый звук: "Тревога!"

Одно мгновенье моряки
разбили на этапы.
Протанцевали каблуки,
озвучивая трапы.

И вот - расчёты на постах.
Железо, как живое.
И у матросов на устах
слова: - " Готовы к бою!"

Они везде, они - в любом,
как долг и честь мундира.
Их по инстанции старпом
донёс до командира...

И, завершив суровый суд,
сказал начальник штаба:
- Недотянули шесть секунд!
Могли бы лучше. Слабо.

Вперед
Содержание
Назад


Главное за неделю