Важное
Испытания МРК "Буря" вышли на финишную прямую
|
Первый походИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ4.06.45г. В 13 час. 12 мин. вышли в первый поход для обеспечения хозяйственных нужд базы. Хорошая погода. Определили остаточную девиацию. Вечером встали на якорь в бухте Гроссевича
Это хорошая гора, высокая, приметная (если, разумеется, нет тумана): вершина ее имеет вид шапки и напоминает трапецию. Склоны горы словно из меха сшиты - лесом поросли. Эту гору ни с какой другой не спутаешь. Пока гору разглядывал, открылся мыс Песчаный с одноименным маяком. Маяк высокий, в виде башенки, и рядом несколько низеньких домиков. А время-то как бежит. Скорость хода - пустяковая, около 7,5 узлов, а время бежит быстро. Стараюсь все разглядеть (благо погода прекрасная), запомнить, по ходу дела почитать лоцию и определяться не реже, чем раз в час: хочется еще и скорость уточнить, ведь по оборотам машин ее учитываем. А дрейф? А течение? Наверное, тоже есть. Миновали бухту Аджима, названную так потому, что в ее вершину впадает река Аджима. Это маленькая река, недоступная даже для шлюпок. А вот и мыс Крестовоздвиженский с одноименным маяком, стоящим на довольно высокой естественной каменной подушке. Этот мыс окаймляет с юга бухту Гроссевича, хранящую память о топографе П.Гроссевиче, участнике экспедиции полковника Л.А.Большева, осуществлявшем летом 1874 г. топографическую съемку западного побережья Татарского пролива. Здесь нам, по каким-то причинам, полагается остановиться. Берега бухты низкие, песчано-каменистые. Глубины в 8 кбт на NE от м. Крестовоздвиженский 10-12 метров. Грунт - галька, камень. Плохо, якорь не будет держать так, как надо. Но делать нечего, встаем на якорь. Ненадолго, рано утром двинемся дальше. На берег, в селение Гроссевичи, отправляется шлюпка во главе с помощником, а я получаю возможность “расслабиться” часов на 5 - 6. Устраиваясь на отдых, вдруг вспоминаю: холм, который возвышается на западном берегу бухты Гроссевича и может служить хорошим ориентиром для опознания бухты, называется Джари. Джари, Джари, надо запомнить... ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ 5.06.45 г. Утром вышли из бухты Гроссевича. Видимость отврати- тельная, временами до нуля. Совершили просчет при выходе на рейд Единка ( на 10 минут по счислению в сплошном тумане) и выходили в точку дважды. К вечеру видимость улучшилась. В 17.43 прошли траверз маяка Золотой.
Часто вспоминается, как мы определяли свое место в сплошном тумане, предвидя близость высокого скалистого берега. Я включал секундомер, а вахтенный офицер ( или кто-нибудь по моей просьбе) резко дергал за шнур гудка, давая единичный короткий сигнал. Я засекал время и ждал появления эхо. Если эхо приходило, скажем, через 11 секунд, то предполагалось, что до берега около одной мили. При этом ход, как правило, стопорили, и корабль находился в дрейфе. Нередко прибегали и к другим ухищрениям, например, прислушивались к шуму прибоя. В условиях хорошей видимости плавать было значительно легче, но погода нас не баловала, а заданий от начальства мы получали много, так что приходилось плавать в любую погоду. И, несмотря на то, что все мы нередко ворчали по этому поводу, ругая и погоду, и начальство, школа плаванья на этой тихоходной “Гижиге” была хорошая. ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ 7.06.45 г. Останавливались на рейдах Ахобе и Нахтахе. Грустные места. Погранзаставы. Отгружали какое-то продовольствие и фураж. Погода была ветреной. Связь с берегом не простой. А в голову лезли разные мысли, в том числе и лирические: молодость есть молодость.
8.06.45 г. Около 16.30 пришли на конечный пункт, в бухту Терней. Зыбь и накат. Встали на рейде в 12 кабельтовых от берега ... Бухту Терней я запомнил на всю жизнь. И думаю, из нашей команды не я один. На переходе я изрядно устал, так как от самой Совгавани спал мало, а последние сутки, до постановки на якорь, и вообще спать не пришлось. Так что, как только мы встали на якорь, я ушел в свою каюту, залег на койку и уснул немедленно. Проснулся я от какого-то странного перемещения световых полос по переборкам каюты и ее иллюминаторам. В каюте было темно. Я с минуту еще полежал, пытаясь понять, что это за полосы, но, ничего не поняв, поднялся и посмотрел на часы. Было около восьми часов вечера. Заглянул в иллюминатор, но ничего не увидел. Через штурманскую рубку и застекленный ходовой мостик вышел на правый борт шлюпочной палубы и сразу понял, что это были за световые полосы: по темным волнам шарил луч нашего самого сильного прожектора, размещавшегося в кормовой части ботдэка. Ботдэк был заполнен народом, все стояли на правом борту и напряженно всматривались в даль. Несомненно, пока я спал, что-то произошло. Но что? Я тихонько подошел к одному из стоящих (кажется, это был Долгов) и спросил, краснея в темноте от неприличной неосведомленности: - Что случилось? - Шестерка перевернулась, - ответили мне. - Понтон спустили, пытаются спасти, кого можно, да в темноте видно плохо. Прожектор продолжал светить в сторону берега, но долгое время ничего не было видно. Наконец в луче показались понтон, заполненный людьми, и буксируемая за ним шлюпка. Они удивительно медленно приближались к борту. - Всех подобрали? - крикнул кто-то. С понтона не ответили. Он продолжал приближаться и, наконец, подошел к правому трапу, который был спущен. Люди начали подниматься на палубу. Их было много, и я не мог понять, кто из них спасатели, а кто спасенные. Лица в темноте сверху, с ботдэка, были видны плохо. Стоящие рядом произносили какие-то фамилии, обменивались тихими репликами, но я их не слышал: я смотрел как поднимались люди: одни это делали легко, другие с трудом, некоторых приходилось поддерживать. Одним из последних вышел Захарьян. Он подошел к командиру, стоявшему у трапа, и сказал: - Двоих не нашли, Ефимова и Романова.
До берега добрались благополучно, высадились, решили все необходимые вопросы, затратив на это часа полтора. Можно было возвращаться назад. С моря шла сильная зыбь, и волны накатывались на низкий берег небольшой бухты, с грохотом разбиваясь об острые скалы обрамляющих ее мысов. Отходить было трудно, требовалось умение и сноровка. Сорокин предложил Ефимову: -Товарищ лейтенант, может дадите приказание надеть спасательные пояса? Обойдемся без поясов, - ответил тот. Или мы не моряки? Выбрали момент, и с очередной откатывающей волной начали отходить. Гребли изо всех сил. Первая встречная волна окатила всех холодной водой. Продолжали неистово грести. Берег удалялся. Вторая встречная волна повторила действие первой, но менее яростно. Было чувство, что все, уже отошли, уже в море... Но тут - может быть вильнула шлюпка, может быть гребцы сбились с такта - третья встречная волна ударила в борт и в мгновение опрокинула шестерку. Все оказались в воде, даже не сразу поняв, что происходит... С корабля внимательно следили за отходом шестерки и, увидев, что она опрокинулась, немедленно спустили на воду понтон и отправили спасательную команду под руководством лейтенанта Захарьяна. Довольно быстро подобрали пятерых, еще двое были обнаружены под опрокинутой шлюпкой: они держались за банки и дышали тем воздухом, который оставался между днищем шлюпки и водой. Шлюпку удалось перевернуть. Доктор сам выбрался на берег. Двоих, как ни искали, обнаружить не удалось. Пограничники “обнадежили”:- Вы не ищите, завтра они сами найдутся. В пять часов утра будут вот тут... И показали место. - Это у нас уже не первый случай. И всегда их выбрасывает именно здесь... Пограничники оказались правы. Никто из погибших не утонул. Оба они разбились на скалах. ПОЛИТДОНЕСЕНИЕ Гибель личного состава. З.м. “Гижига”. 8.06 к-р БЧ-II лейтенант Ефимов Олег Александрович, кандидат ВКП(б), кр-ц Романов Иван Михайлович, беспартийный. 8 июня 1945 г.в 20 ч.08 мин. при выходе из реки Терней к борту зм “Гижига” на баре перевернуло шлюпку под управлением лейтенанта Ефимова, в результате чего утонули: лейтенант Ефимов и краснофлотец Романов. Причины происшествия и принятые меры: 1. Личная недисциплинированность Ефимова, не выполнившего приказания командира корабля о запрещении выхода на шлюпке в штормовую погоду. 2. Случай разобран с офицерским составом зм “Гижига” и на совещании командиров и нач.ПО соединений, командиров отдельных кораблей и частей и их заместителей по политической части. (ЦВМА, ф.307, д.24579, л.14) Этот документ я обнаружил сравнительно недавно. Что можно сказать по его поводу? Ефимов и Романов не утонули, а разбились о скалы, но это мало существенная деталь: в конечном итоге они погибли. Командир корабля, насколько мне известно, ничего не говорил о запрещении выхода; более того, он дал приказание возвратиться на корабль до наступления темноты. На предложение боцмана Сорокина надеть спасательные пояса Ефимов действительно отреагировал отрицательно; это, конечно, было ухарство. Но ведь никто не утонул. Я знаю, что долго думали, на кого свалить всю вину, чтобы не пострадали остальные, командир, например. И решили - на Ефимова, тем более, что он был командиром шлюпки. И был мертв. ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ 9.06.45г. Похороны Ефимова и Романова на мысе Первенец, у триангуляционного знака. Первый поход и такая трагедия. Все ходили тихо. Утром высадили команду для рытья могилы. Решили хоронить их на самом высоком месте, на северном мысе, обрамляющем бухту Терней, который назывался Первенец - высокий скалистый мыс. Могилу рыли долго, долбили кирками, хотели даже взрывать грунт подрывными патронами, но обошлось. Сколотили с помощью пограничников два гроба, положили в них погибших, опустили рядом в могилу, накрыли корабельным флагом. Оркестра не было. Команда на похоронах присутствовала не полностью, не более трети, остальная оставалась на корабле. Я на похоронах не был, командир меня не отпустил. Сам он тоже остался на корабле. Похоронами руководил помощник капитан-лейтенант Иванов. Мы только смотрели с мостика в бинокли и слышали салют из винтовок, залпы которого прозвучали, когда гробы опускали в могилу. На могиле поставили сваренный из металла памятник, который с мостика было видно плохо. Но зато, рядом с могилой, стоял триангуляционный знак, прекрасно видный далеко с моря, и всякий раз, когда мы потом проходили здесь, на траверзе этого знака сигнальщики приспускали военно-морской флаг, а все свободные от вахты выходили на верхнюю палубу и безо всякой команды вставали вдоль борта.
В четверг, 14 июня, днем мы пришли в Совгавань. Мой самый первый самостоятельный поход был закончен, но, конечно, не так, как бы мне хотелось.
 В штурманской рубке Вперед Содержание Назад
|
