Важное
Испытания МРК "Буря" вышли на финишную прямую
Военным показали 
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / А.Д. Санин. Полярная одиссея Святой Анны и штурмана Альбанова
Записи в судовом журнале01 февраля 1914 года. Кончился запас тюленьего сала. Топили им около месяца. Осталось 25-30 пудов медвежьего сала.02 февраля 1914 года. Около 8 часов на судне ощущалось 3 сильных толчка. В расстоянии 200 шагов от кормы лед сильно торосило и нагромоздило большой торос мелкого льда. 03 февраля 1914 года. Спустили на лед 2 бота, в которые сложили на всякий случай провизию. 27 февраля 1914 года. Введено сокращение в расходе сухарей и хлеба… Свежий хлеб будет выдаваться по полфунта к завтраку 4 раза в неделю. На шхуне продолжаются работы по постройке каяков. Команда, не занятая подготовкой к уходу со шхуны, регулярно ходит на охоту во главе с гарпунерами Шленским и Денисовым. На шхуну поднимается группа, ходившая на охоту. Возвращаются довольно унылые - зверя никакого нет уже на протяжении всего февраля. Альбанов периодически занимается астрономическими наблюдениями: перед выходом в поход надо очень точно определить место шхуны. Приходит к себе в каюту, садится за стол, проводит необходимые вычисления, и те приводят его в недоумение… Альбанов смотрит на карту, которую сделал сам, и удивленно восклицает: - Вот это да, что же, получается, что мы сейчас находимся на Земле Петермана, а где она!? Ведь вокруг сплошные льды. Одно из двух: либо наша карта дает такую громадную ошибку, либо этой Земли не существует! Вряд ли я ошибся в измерениях, но сообщу Георгию Львовичу, пусть он тоже сделает измерения. У форштевня шхуны треснул лед, и образовалась полынья размером до 2.5 саженей. В трещине показались 3 белухи. Все забегали, засуетились, но пока прибежали с гарпунами, белухи уже скрылись. Трюм. Стоят 4 каяка, готовые к покраске. Архиреев говорит Альбанову: - Господин штурман, в трюме красить нельзя, очень холодно, краска замерзнет, загубим всю работу. Надо красить в тепле. Может, испросите разрешения у Георгия Львовича, чтоб красить в нижней кухне, на юте? Вскроем световой люк и будем опускать туда по паре каяков на покраску и просушку. - Да, видимо, придется спросить, ничего не поделаешь! У форштевня шхуны на льду разбита палатка для хранения готовых покрашенных и испытанных каяков. Каяки испытывают тут же, в трещине льда у форштевня шхуны. Солнце все дольше и дольше остается над горизонтом. Вся команда помогает уходящим готовиться к походу. Кто портняжничает, кто сапожничает, сидя в кормовом помещении команды. При входе в помещение видно только небольшое красноватое пятно вокруг маленького дрожащего огонька коптилки, к которому жмутся со своей работой едва различимые силуэты. В помещении - отпотевающий потолок. На потолке, чтобы с него не бежала вода на койки и столы, подвешены тазы, видны куски толи, войлока, прикрепленные для утепления. Закопченные лица работающих за столом еле просматриваются. От шхуны к стоящим на льду каякам, выкрашенным в черный цвет, постоянно бегают люди, что-то измеряя, прикрепляя к ним… Каяки как кузова установлены на сани-нарты и пришнурованы к ним парусиновыми боковинами. Денисов хоть и остается на шхуне, но постоянно помогает уходящим, возится то в трюме, то у каяков. Баев подначивает его: - А что, Михалыч, может с нами пойдешь? Гляди, ведь зверя совсем эту зиму нет, скука тебе будет здесь. - Ничего, все впереди, я еще и на китов поохочусь… Альбанов часто перед уходом со шхуны залезает в смотровую бочку на грот-мачте, на высоту около 80 футов, надеясь увидеть землю. Ясный солнечный день. Альбанов сидит в бочке. Чуть слышно шумит ветер в снастях шхуны, покрытых инеем. Шхуна, засыпанная снегом, с высоты кажется узкой и длинной. Альбанов сидит и мысленно разговаривает cо шхуной: - Как в белом одеянии лежишь и спишь ты, красавица "Святая Анна"! Полтора года спокойно спишь на своем ледяном ложе. Суждено ли тебе в одно прекрасное утро незаметно вместе с ложем твоим, на котором ты почила далеко в Карском море, очутиться где-нибудь между Шпицбергеном и Гренландией? Проснешься ли ты тогда, покойно сойдешь со своего ложа на родную тебе стихию-воду и радостно полетишь по голубому морю? Или в холодную полярную ночь, когда завывает метель, когда не видно ни луны, ни звезд, ни северного сияния, ты внезапно будешь разбужена ужасным треском, злобным визгом, шипением и содроганием? С грохотом полетят вниз мачты, стеньги и реи, ломаясь сами и ломая все на палубе… В предсмертных конвульсиях затрепещет твой корпус, затрещат, ломаясь, все суставы твои и через некоторое время кучи бесформенных обломков укажут твою могилу... Вьюга будет петь над тобой погребальную песню… А у ближайших ропаков кучка людей будет в отчаянии спасать, что можно, из своего имущества, все еще хватаясь за жизнь, все еще не теряя надежды… Брусилов сидит за столом в своей каюте и заканчивает писать предписание Альбанову и его группе. Входит Альбанов. - Мне передали, что Вы просили меня зайти. - Да. Я хочу ознакомить Вас с предписанием на выступление Вашей группы в поход. Вот послушайте, я его Вам зачитаю: "10 апреля 1914 года Штурману Вал. Ив. Альбанову Предлагаю Вам и всем нижепоименованным, согласно Вашего и их желания покинуть судно, с целью достижения обитаемой земли, сделать это 10 апреля, следуя пешком по льду, везя за собой нарты с каяками и провизией, взяв таковой с расчетом на два месяца. Покинув судно, следовать на юг до тех пор, пока не увидите земли. Увидев же землю, действовать сообразно с обстоятельствами, но предпочтительно стараться достигнуть Британского канала между островами Земли Франца-Иосифа и следовать им как наиболее известным к мысу "Флора", где, как я предполагаю, можно найти провизию и постройки. Далее, если время и обстоятельства позволят, направиться к Шпицбергену, не удаляясь от берегов Земли Франца-Иосифа. По достижении Шпицбергена представится Вам чрезвычайно трудная задача найти там людей, о месте пребывания которых мы не знаем, но, надеюсь, на южной части его это Вам удастся - найти живущих на берегу людей или застать где-нибудь промысловое судно. С Вами пойдут, согласно их желанию, тринадцать человек из команды - старший рулевой Петр Максимов, матросы Александр Конрад, Евгений Шпаковский, Ольгерд Нильсен, Иван Луняев, Иван Пономарев, Прохор Баев, Александр Шахнин, Павел Смиренников, Гавриил Анисимов, Александр Архиреев, машинист Владимир Губанов, кочегар Максим Шабатура. Капитан судна "Святая Анна" лейтенант Брусилов. Место судовой печати. 10 апреля 1914 г. в Северном Ледовитом океане (широта 82°55/5 N, долгота 60°45'Оst) Расчет причитающихся всем уходящим денег произведен, все Вы на нем расписались и согласились с ним. Теперь перейдем к списку предметов, которые Вы берете с собой и по возможности должны будете вернуть. Вот этот список: 2 винтовки Ремингтон, 1 винтовка норвежская, 1 двухствольное дробовое ружье центрального боя, 2 магазинки шестизарядные, 1 механический лаг, из которого сделан ходометр, 2 гарпуна, 2 топора, 1 пила, 2 компаса, 14 пар лыж, 1 малица 1-го сорта, 12 малиц 2-го сорта, 1 совик, 1 хронометр, 1 секстан, 14 заспиниых сумок, 1 бинокль малого размера. Список весь? Валериан Иванович, я ничего не забыл записать? Альбанов, у которого при чтении этого списка уже началось раздражение и спазмы подступили к горлу, все же сдержал себя и сказал: - Вы забыли записать палатку, каяки, нарты, кружки, чашки и ведро оцинкованное… - Да, палатку я запишу, посуду - нет. А каяки, нарты тоже не пишу, думаю, что к концу пути они будут сильно поломаны, да и доставка их на Шпицберген будет дороговата. Но если Вам удастся доставить их в Александровск, сдайте их на хранение исправнику. Альбанов в сильнейшем возбуждении выходит из каюты Брусилова, думая про себя: - Боже мой, что он, забыл, что мы идем в тяжелый путь по дрейфующему льду, к неведомой земле? Как будто у трапа "Святой Анны" будут стоять лошади, которые отвезут нас на ближайшую станцию… Неужели в этот последний вечер у него не нашлось заботы важнее, чем сумки, топоры, пилы? Альбанова останавливает Денисов и спрашивает: - Валериан Иванович, откуда Вы будете отправлять почту, из России или из Шпицбергена? Мы свою почту отдаем Георгию Львовичу, а мне просто нужно знать, как писать адрес жене в Норвегию. Альбанов уже не выдерживает: - Да пошли Вы со своей почтой! За первыми же ропаками на льду я выброшу ее к чертовой матери в полынью, вместе с чашками, ложками и топорами! Я Вам не провидец и не знаю, доберусь ли я вообще до почтового поезда в России или в Норвегии! Денисов, очень удивленный такой неожиданной реакцией Альбанова на его вопрос, молча поворачивается и уходит. Альбанов же, придя к себе в каюту, спохватывается, резко разворачивается и буквально бежит к Денисову. - Михаил, ради бога простите меня, не сдержался я после разговора с Брусиловым, вот Вам и нагрубил. Вы-то ни чем не виноваты. Я твердо Вам обещаю, что куда бы ни попал, постараюсь, чтобы почта дошла до адресата! Не обижайтесь на меня, Вы очень хороший человек, мне так помогли и поддерживали в дни моего одиночества на шхуне. Я благодарен Вам за это. Еще раз прошу, простите меня. - Валериан Иванович, я все понимаю, будем считать, что ничего этого не было. Скажите лучше, чем я Вам могу еще помочь перед походом? - Вроде уже все подготовлено. Завтра я попросил бы Вас помочь мне в определениях места шхуны перед нашим выходом. - До завтра. Брусилов сидит у себя в каюте, перебирая в уме разговор с Альбановым: - Да, конечно, штурман посчитал меня мелочным человеком и скупердяем. Но не мог же я ему прямо сказать, не повернулся у меня язык, что связан кабальным договором и дядя спросит с меня за каждую копейку! Что даже если судно выйдет из ледяного плена, все равно экспедиция закончится полным провалом и меня вместо участия в пушной концессии ждёт бесславное возвращение в Петербург! Стук в дверь. В каюту входит Ерминия. - Юрий Львович! Я принесла сделанную мной выписку из судового журнала. Получилась довольно объемная, 18 листов. Передает Брусилову выписку. - А это мои личные письма. - Спасибо, Ерминия Александровна, сейчас я буду укладывать почту. Письма Денисова, Шленского и остающихся членов команды уже у меня. Так что давайте сюда и Ваши. Ерминия выходит из каюты, а Брусилов берет пакет, вкладывает туда "Выписку из судового журнала", "Таблицы глубин, измеренные шхуной "Святая Анна", свой рапорт начальнику Гидрографического управления генералу Жданко М.Е. Опечатывает пакет сургучными печатями "Зверобойное судно "Святая Анна" и надписывает на пакете адрес: "Начальнику Гидрографического управления генералу Жданко М.Е." Пакет вкладывает в жестяную банку, туда же кладет документы уходящих. Смотрит на банку и раздумывает: - А вот личные письма не лежит душа у меня отдавать Альбанову… Уж больно в неважных отношениях мы были почти целый год. А ведь в этих всех письмах довольно много всего личного о жизни и взаимоотношениях на шхуне, такого, чего кроме тех, кому они адресованы, никому и знать не нужно… Не хочу и не имею права плохо думать о штурмане, но человек, не имеющий отношения к нашим конфликтам, мне, кажется, будет более надежным почтальоном в данном случае… Петра Максимова я знаю давно, еще по службе на "Вайгаче"… Вот ему и передам личные письма. Берет все личные письма, заворачивает их в коленкоровую бумагу, крепко перевязывает и вкладывает письма в небольшую парусиновую сумку на ремне. Стук в дверь каюты. - Входите! Входит Петр Максимов. - Господин лейтенант, старший рулевой Максимов прибыл по вашему приказанию! Брусилов даже улыбнулся, глядя, как браво доложил Максимов. - Вот что, Максимов, есть у меня для тебя очень важное личное поручение. Передаю тебе эту сумку. В ней наши письма родным. Возьми ее, носи под одеждой. Когда доберетесь до места, откуда можно будет их отослать, откроешь пакет и отправишь письма по адресам. Ты человек ответственный, надеюсь на тебя. Сумку с письмами никому не передавай и помалкивай о ней. - Не сомневайтесь, господин лейтенант, все выполню, как велели. Ну а если вдруг не дойду, то не обессудьте! - Дойдешь, дойдешь! Удачи! Вперед Оглавление Назад
|
