Важное
Hyundai Heavy Industries продвигается на оборонный рынок США
"Микран" внедрил новые 
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / Юрий Виноградов. До первой ошибки. Рассказы о минере
СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОКМолодоженов проводили до самой квартиры. Алексютович открыл ключом дверь, пропустил Валентину вперед и, когда за ним щелкнул замок, облегченно вздохнул:— Вот и прошла наша свадьба... ...Они познакомились в Минске, где Алексютович проводил отпуск. Однажды, возвращаясь вечером домой, он встретил белокурую девушку у моста через речку Свислочь. Дощатый настил моста оказался разобранным. Девушка посмотрела на моряка, не зная, на что решиться. Перебираться по деревянным балкам — страшно, внизу бурлила темная река. — Давайте вместе, — предложил он. Он полагал, что девушка откажется, но та неожиданно согласилась. Он первым ступил на широкую балку, а девушка, балансируя руками, неуверенно пошла за ним. — Как ваше имя? — спросил Алексютович спутницу. — Валентина. Перешли благополучно. Потом часто встречались. После отъезда Алексютовича год переписывались. И вот теперь Валентина стала его женой. — Товарищ майор! Майор Алексютович! — донеслось с улицы. Алексютович насторожился, отстранил от себя Валентину. — Гости. Хотят к нам, а парадный закрыт. Не спится чертям! Сейчас я их пошлю подальше. Он подошел к раскрытому окну с намерением отругать надоедливых друзей, но перед ним стояли два незнакомых матроса. — В чем дело? — Мина на корабле! — выпалил матрос. — Как это — на корабле?.. — Не знаем. На землечерпалку попала. Немецкая. Нас прислал за вами оперативный дежурный по флоту! Алексютович оглянулся. Валентина не слышала разговора. Он никогда не говорил ей о своей профессии. Она знала лишь, что он служит на берегу в специальной инженерной части, но и не подозревала, что разоружает мины. Разве сказать сейчас? Но это значит вселить в душу жены вечный страх и мучительные переживания... — Ждите меня, — крикнул Алексютович матросам и стал переодеваться. Жене он сказал: — Срочно вызывают. Буду часа через два. Что же произошло в порту? Землечерпалка «Обь», углубляя проход в Купеческую гавань, вместе с грязью подняла в ковше немецкую мину. Работа сразу же прекратилась. Команда покинула землечерпалку. Минера встретил багермейстер землечерпалки. — Все машины остановлены? — Все. — Немедленно на катер и уходить! — распорядился Алексютович и, когда катер отошел, направился на корму, к ковшам. Черная, облепленная грязью, почти трехметровая мина, слегка наклонившись, покоилась в ковше. Такую мину Алексютовичу приходилось видеть впервые. Вскочив на край ковша, он приложил к корпусу ухо, стремясь узнать, ожил ли механизм. Внутри мины было тихо. — Отлично! Мина оказалась не магнитной. Стояла пора белых ночей, и на фоне неба отчетливо вырисовывались темно-серые здания Таллина, массивные черные стены древнего Вышгорода. А впереди — тихий рейд. Казалось, огромная бухта залита жидким стеклом, и оно, застыв, отсвечивает хрустальным холодком. Кое-где в воде сверкали яркие мерцающие огни. Это на якорях и бочках стояли военные корабли. Замер морской порт. На причалах дремали портальные краны. Издалека они походили на застывших причудливых птиц с длинными, вытянутыми шеями. Около них сбились в кучу корабли. Густой лес мачт уходил за мол и там терялся в темноте. Порт затих в ту минуту, когда стало известно, что землечерпалка подняла со дна бухты немецкую мину. В такую ночь смотреть бы с Валентиной на спящий город, на серебристую бухту, вдыхать свежий солоноватый запах моря... А тут приходится сидеть на пороховой бочке, в которой заключено более шестисот килограммов мощного взрывчатого вещества. Алексютович нашел возле борта железное ведро, зачерпнул им воды и стал лить ее на крышку горловины, смывая липкую грязь. Показалась небольшая круглая крышка, окрашенная в зеленый цвет. Появились немецкие буквы — индекс мины, — выведенные на корпусе красной краской. Разобрав индекс, Алексютович обнаружил, что мина акустическая — чувствительная к звуку. Небольшой стук, шорох, скрип, шум мотора пролетающего самолета, гудок могут повлиять на чуткий механизм звукового реле — «уши» мины. Стрелка замкнет контакт, и тогда может произойти взрыв. В лучшем случае сработает сложнейший прибор кратности, поставив мину на следующий крат, который может быть боевым. «На сколько крат поставлена немецкая мина?»— первое, о чем подумал Алексютович. Он знал, что в минах подобного образца можно установить до двенадцати крат. Практически это значит, что над ней могут пройти одиннадцать кораблей — прибор кратности будет срабатывать вхолостую, а двенадцатый корабль окажется роковым. А сколько крат фашисты установили на этой мине? Два, три, пять, десять?.. Только не один, ибо мина уже взорвалась бы в ковше. Значит, прибор кратности уже сработал вхолостую. Минер должен рассчитывать сейчас на то, что боевая установка на следующем крате. Алексютович вынул из сумки ключ и с предельной осторожностью стал отвинчивать прижимные гайки. Мина молчала. Под крышкой оказалась пластмассовая пробка, герметически закрывающая доступ в горловину. Под пробкой — первичный детонатор и провода, которые шли к запалу. К ним и добирался инженер-майор, намереваясь один из них оборвать и тем самым нарушить замкнутую электрическую цепь. Но не так просто бесшумно вывернуть пробку из горловины. Вывинчиваясь, она терлась о металл; «уши» мины — звуковое реле — всегда начеку. А может быть, мина не боевая? Нет, на это нельзя рассчитывать. Торцовым ключом, постепенно усиливая нагрузку, Алексютович стал вывинчивать пробку. Наступил самый ответственный момент в разоружении. Губы минера плотно сжались, глаза не мигая смотрели на горловину. Пробка неожиданно сдвинулась с места. До слуха донеслось еле уловимое скрипение, но его сразу же заглушило частое тиканье часового механизма: стрелка реле замкнула контакт, и прибор кратности заработал. Алексютович отпрянул от мины, отдернув от пробки ключ. В ушах протяжно загудело, но гул скоро оборвался, вместо него все явственнее и явственнее раздавалось торопливое: «тик, тик, тик...» «Значит, мину установили на три крата, и теперь прибор, чтобы встать на следующий крат, будет отрабатывать целых пятьдесят секунд», — догадался Алексютович. В это время, не опасаясь шума, можно делать с миной что угодно. Только бы успеть. Только бы успеть! Пробка вывинчивалась, но секундная стрелка на ручных часах мчалась с невероятной быстротой. Алексютович не спускал с нее глаз; из-за этого ключ выпадал из выступов и сбивал ему руки. Если пройдут подаренные ему счастливой случайностью пятьдесят секунд — на пятьдесят первой сработает третий крат, боевой, последний. Прошло уже сорок пять секунд, сорок шесть... Пора кончать, пробку все равно не вывинтишь. Руки минера застыли в воздухе, и вместе с ними остановился часовой механизм, мина зловеще замолчала, прислушиваясь к каждому шороху человека. Напрягая память, вспомнил все характеристики акустических мин. И за секунду их, кажется, тысяча промелькнула в его голове. «Буду вырезать пробку». Он снял ботинки, бесшумно, на носках подошел к мине. Конечно, вырезать пробку без шума невозможно, но он рассчитывал на временную характеристику звукового реле, равную, по его подсчету, секунде. Если длительность звука будет меньше, то стрелка не дотянет до контакта. Если больше — взрыв неминуем. Через каждые три секунды он может сделать лишь один надрез. Правда, это его личные догадки и предположения. Он, как и любой человек, может ошибиться и своей смертью расплатиться за просчет. Но иного пути не было. Обливаясь потом, Алексютович поставил кончик ножа на край пробки и не дыша надрезал пластмассу. Прибор кратности не работал — его расчеты оказались правильными! — Двадцать один, двадцать два, двадцать три...— беззвучно шептали губы, отсчитывая секунды. Опять отсчет трех секунд и — новый надрез. Алексютович сердцем чувствовал, как стрелка звукового реле следит за ним, каждый раз отклоняясь к контакту, но продолжительности звука не хватало, и она нехотя шла на прежнее место. Пластмасса, в палец толщиной, поддавалась с трудом: каждый раз нож делал лишь неглубокую царапину. Алексютович понимал: с такими темпами на вырезание всей пробки уйдет полдня. — Двадцать один, двадцать два, двадцать три... Наступило утро. Небо за городом стало желто-красным, и зеркало бухты, покрытое блестящей позолотой, отсвечивало всеми цветами радуги. Город просыпался, а порт и рейд подозрительно безмолвствовали. Сухие губы Алексютовича беззвучно отсчитывали: — Двадцать один, двадцать два, двадцать три... Иногда взгляд его рассеянно скользил по рейду или порту. А что, если оперативный дежурный по флоту забыл оповестить всех о минной опасности? Вдруг над рейдом пролетит самолет?! Или вблизи землечерпалки проскочит катер?! Тогда весь его труд пропадет. Прибор кратности мгновенно сработает от шума. Мелькнула мысль узнать об оповещениях у оперативного дежурного, но как с ним связаться? Телефона нет, он один-одинешенек на землечерпалке. Ныла спина, руки наливались свинцом. Хотелось вытянуться во весь рост, развернуть грудь, размять пальцы, но за ним следила стрелка реле. Мина, казалось, только и ждала, что человек выбьется из сил, нарушит режим работы, — тогда она оживет. С моря потянул легкий бриз. На мачте рейдового поста неожиданно повис толстый черный крест. «Ожидается шторм. Этого только не хватало!» — с горечью подумал он и с силой надрезал ножом твердую как камень пластмассу.. — Двадцать один, двадцать два, двадцать три... Пробка была прорезана примерно на одну треть круга. В узкую щель виднелись два тонких провода: красный и синий. До них и добирался минер. Но он так мало сделал за шесть часов работы. Нужно прорезать хотя бы еще столько же и тогда попытаться оборвать один из проводов. А сколько на это понадобится времени? Ноги подкашивались от усталости. Во рту пересохло, и хотелось пить. От переутомления в ушах гудело, голова начинала кружиться. Перед глазами мелькали картины последних событий: свадьба, нарядная и счастливая Валентина... А вот они идут по балкам разобранного моста... Под ними бурлит Свислочь. Валентина вдруг вырывается из его рук и падает в реку... Алексютович встряхнул головой и широко раскрыл глаза. По спине поползли колючие мурашки: он мог упасть на мину, и она бы сработала... — Двадцать один, двадцать два, двадцать три... Нож надрезал пластмассу. Несколько минут, тяжело дыша, Алексютович соображал, как выломать пробку. Потом вставил нож в прорезь и, затаив дыхание, нажал на рукоять, стремясь приподнять пробку. Пот струйками стекал за воротник кителя. Пробка чуть выгнулась, минер навалился на нож, и ее изрезанный край приподнялся над горловиной. Пальцы левой руки подхватили пробку и выломали ее. В то же мгновение нож выскользнул в ковш, а пальцы в мертвой хватке вцепились в красный провод. Рывок на себя, режущая боль в кисти, и Алексютович в изнеможении грудью повалился на грязную мину... Когда он отдышался и пришел в себя, то заглянул в утробу обезглавленной мины. Его интересовала боевая установка крат. Указатель на приборе кратности стоял против цифры «три». Третий крат был боевой. Взгляд минера остановился на короткой бронзовой цепочке, с помощью которой запал прикреплялся к корпусу. «Возьму на память. Для Валентины». Когда-нибудь, под старость, он расскажет ей, как достался этот свадебный подарок... Вперед Оглавление Назад
|
.jpg)
