Важное
SIPRI: общемировые военные расходы установили новый рекорд
Импортозамещенные 
|
Часть 1-31Вечером двадцать пятого на Токийском вокзале Каваи Чийоко села на экспресс в Симоносеки по пути в Мийядзиму, где ей предстояло встретиться с Ямамото — договорились заранее. Устроилась в купе спального вагона - не такая уж редкость в те времена. Ямамото, в цивильной одежде, — поблизости, на вокзале Мийядзима-гучи, — встречал ее. Вдвоем пересели на паром до Ицукусимы, острова неподалеку от Ивакуни, возле юго-западного побережья основной части Японии; там зарегистрировались в старой, элегантной гостинице. Им предложили приятную, без претензий комнату рядом с маленьким красным мостиком через ручей; здесь они провели ночь вдвоем.Ямамото записался в регистрационной книге под чужим именем — отчасти, возможно, потому, что он с женщиной, но и из соображений безопасности. За несколько лет до того на курорте горячих источников в префектуре Ниигата он проставил в регистрационной книге отеля адрес города Нагаока псевдоним: «Ямамото Чорьо, 52 года, моряк». Возможно, и на этот раз он использовал то же вымышленное имя — Чорьо, — написанное с двумя китайскими иероглифами: его можно прочесть и как «Нагаока», и к тому же он любил им пользоваться, когда писал стихи. Никто в гостинице какое-то время не обращал особого внимания на позднего гостя. Даже когда хозяин и еще один-два человека догадались, кто это, — согласились: может быть, есть какая-то особая причина, что главнокомандующий Объединенного флота в такое время приехал на их остров инкогнито, — и решили держать язык за зубами. Кто-то, зайдя к нему в номер, чтобы приветствовать, обнаружил его сидящим в молчании перед Чийоко за игрой в цветочные карты. А утром 26 ноября ударная группа под командованием Нагумо подняла якоря и отчалила от сборного пункта в Эторофу. Когда носы кораблей стали медленно разрезать волны и показались якоря, покрытые илом со дна бухты Хитокаппу, офицеры и матросы на кораблях наверняка с волнением думали, что, возможно, в последний раз видят японскую землю. Ударная группа, состоявшая из тридцати одного корабля, выстроилась в «кольцо», растянувшись так, что в итоге дистанция между передним и задним судами составила около 50 миль. 1 декабря, на шестой день после отплытия из бухты Хитокапту, на пути к Гавайям, ударная группа пересекла Международную линию. В два часа в тот же день в Императорском дворце в Токио состоялась заключительная конференция; на ней присутствовали весь кабинет Тодзио, президент Тайного совета Хара, начальник морского генерального штаба Нагано и начальник генерального штаба сухопутных войск Сугийяма. Тодзио Хидеки руководил церемонией и изложил свое видение проблемы как премьер-министр. Нагано Осами, представляющий оперативный персонал армии и флота, сделал обзор плана операций. Президент Тайного совета Хара задал ряд вопросов, на которые отвечали правительство и генеральный штаб. Таким образом было принято официальное решение объявить войну Соединенным Штатам, Британии и Голландии. Сам император во время заседания хранил молчание. В тот же день Ямамото получил телеграмму из морского министерства с вызовом в Токио и, оставив свой флагман на якоре в Хасидзимаво, во Внутреннем море, сел на поезд, идущий в Токио через Ивакуни. На следующий день он зашел в морское министерство для обсуждения некоторых вопросов. Закончив дела, заглянул к начальнику бюро статистики Такеи Даисуке. Такеи несколько раз слышал, как Ямамото заявлял, что начинать войну, которую невозможно выиграть, — безумие; сам он держался того же мнения и спросил Ямамото: — Ну и что вы собираетесь сейчас делать? — Закрой дверь! — попросил Ямамото и, когда они остались одни, продолжал: — Учитывая, насколько я против этой войны, я, честно говоря, должен подать в отставку, но это просто невозможно. Единственное, что мы сейчас можем предпринять, — это рассеять на юге Тихого океана как можно больше субмарин: пусть противник окажется внутри роя шершней. Когда шершни сильно жужжат, даже такие крупные животные, как лошади и коровы, начинают тревожиться. Американское общественное мнение, всегда отличалось способностью быстро меняться, так что остается одна надежда — заставить их как можно скорее почувствовать, что бесполезно бороться с роем смертельных жал. Дальнейшие события наглядно показали, что эта «шершневая » теория Ямамото основывалась на неправомерной переоценке боевых возможностей японского подводного флота. Еще он добавил тогда, чем, по <его мнению, является налет на Пёрл-Харбор: — И кроме того, нам следует избегать риска, чтобы не потерять в самом начале половину наших боевых сил. В 17.30 того же дня различные подразделения Объединенного флота получили приказ от имени Ямамото: «Ниитака-йяма ноборе (поднимайтесь на гору Ниитака. — X. А.) 1208». Сейчас многие знают, что это означало: «Операции начнутся 8 декабря, в 0 часов»; но это послание не было, как многие полагают, отправлено азбукой Морзе, буква за буквой. В целях удвоения мер безопасности на флоте обычно имелись книги кодовых фраз, покрывающих все аспекты боевых действий, и фраза «Ниитака-йяма ноборе », которая означала начало военных действий, во многом похожая на телеграфные сокращения, была отправлена слог за слогом, используя пятизначный код случайных чисел. Каким бы совершенным ни был код, все равно методом азимутальных засечек можно установить местонахождение корабля, регистрируя посланный им сигнал. Даже если пользоваться кодовыми обозначениями кораблей, то, несмотря на любые попытки замаскироваться, всегда существует вероятность, что противник догадается об их содержании. А даже если не разгадает кодовые обозначения или не сумеет расколоть код, то, пока ловит радиосигналы и определяет местонахождение корабля, их излучающего, ему остается лишь пропустить эту информацию через осциллограф, чтобы выявить различие между, скажем, «Нагато» и «Акаги» по характерной форме волн, излучаемых передатчиками. Короче, одного слова достаточно, чтобы выдать ударную группу; потому на всех кораблях под командованием Нагумо ключи на радиопередатчиках были опечатаны или сняты, чтобы сделать корабли немыми (но не глухими), пока они следуют к Гавайям. Оставалось полагаться на станцию связи номер 1 в Токио, — из-за этого все испытывали тревожное состояние. Во избежание каких-либо недоразумений в приеме сигнала по техническим или «человеческим» причинам эта станция излучала одновременно одно и то же закодированное сообщение на четырех различных длинах волн — три на коротких волнах, на частотах 10 тысяч, 8 тысяч и 4 тысячи килогерц, и одно на сверхдлинной волне, которое улавливалось подводной лодкой при поднятом над водой перископе. Ночью 8 декабря ударная группа получила из Токио короткую цифровую радиограмму, озаглавленную «Срочное оперативное сообщение». Шифровальщик раскодировал его, зарегистрировал сообщение «Ниитака-йяма ноборе» на обычном бланке и доставил старшему шифровальщику, а тот передал в группу связи, Так главноко- мандующий Нагумо и его группа узнали, что жребий брошен. Запись в дневнике Масуды, командира звена на «Акаги », гласит: «Все решено; ни здесь ни там нет ни печали ни радости». 2Примерно в то время, как ударная группа получила и переваривала его приказ, Ямамото отправился на секретную встречу с Чийоко в Уменодзиму. Умерью — под этим именем ее там знали — не было на месте; одна гейша ему сказала, что та уехала домой к господину Ямасите в компании с господином Хори. В доме влиятельного бизнесмена, где среди гостей были маркиз Кидо, Хара Йосимичи и Хори Тейкичи, а Чийоко и еще одна гейша из Симбаси развлекали гостей, вечеринка была в разгаре. Днем раньше Хори получил назначение на новый пост — президента верфи Урага, так что эта компания, возможно, собралась, чтобы отметить его назначение.Ямамото позвонил домой Ямасите, попросил Чийоко к телефону и сказал ей, что приехал в Токио под большим секретом и хотел бы встретить Хори этим вечером. Примерно в восемь Хори, которому Чийоко тут же обо всем сообщила, отправился в Накамурайю. Ямамото он застал (как вспоминал потом) лежащим на татами, явно в подавленном настроении. — Что случилось? — спросил Хори. — Принято окончательное решение. Он вылетает, вероятно, двадцать шестого. («Он» — это генерал Тераучи Хисаичи, верховный главнокомандующий сухопутных войск. — X. А.) — Кажется, хотел высказать многое, но... — Бесполезно. Теперь ведь быть беде? — Да, быть беде. Полагаю, приняты меры, чтобы остановить флот, если на переговорах что-нибудь получится, но... — Когда ты встречаешься с императором? — Завтра. Послезавтра утром улетаю. — Я тебя провожу. — Помни, что официально я отъезжаю от здания министерства. На следующий день, 3 декабря, Ямамото прибыл во дворец на аудиенцию у императора, от которого получил следующее предписание: «В части командования нашими действующими вооруженными силами мы вверяем Вам командование Объединенным флотом. Перед Объединенным флотом стоит задача огромной важности, и вся судьба нации зависит от него...» В распоряжение, позднее отправленное Ямамото по радио всему флоту, включен и его ответ: он «благоговейно принял приказ императора и заверил его императорское величество, что все офицеры и матросы Объединенного флота целиком посвятят себя выполнению возложенной на них миссии, чтобы осуществить пожелания его императорского величества». Можно только догадываться о сложных чувствах этих двоих — правителя, который не любил войн, и его подданного, который лучше чем кто-либо понимал нежелательность этой войны, — когда они совершали ритуальный обмен фразами. Ответ Ямамото подготовлен начальником штаба Угаки. Днем раньше Ямамото послал его Такеи Даисуке, главе бюро статистики, чтобы узнать его мнение. — Сам бы я так не написал, — высказался Такеи. — Я тоже, — ответил Ямамото. У Такеи сложилось впечатление, что, громко прочитав императору ответ, Ямамото хотелось что-то добавить о своих истинных чувствах. В тот вечер впервые за много месяцев Ямамото неожиданно появился у себя дома в Токио. Его жена Рей- ко и четверо детей все удивились этому визиту. Несмотря на полную, внушительную фигуру, Рейко не отличалась хорошим здоровьем, — в тот день она оставалась в постели, однако тут же поднялась. Вшестером они поужинали, и — редкое событие — Ямамото провел ночь под одной крышей с женой. В девять часов утра 4 декабря в морском министерстве были устроены секретные проводы Ямамото. Среди присутствовавших советник императора вице-адмирал Са- медзйма Томосиге, принц Такамацу, капитан 1-го ранга Хосойя (помощник адмирала флота принца Фусими), министр, начальник морского генерального штаба и чиновники из министерства, а также Хори Тейкичи — со стороны личных друзей Ямамото. Своим присутствием Хори обязан согласию заместителя министра, но флотские обычно недолюбливали офицеров, ушедших в отставку, так что при его появлении у некоторых поднялись брови. Разлили вино, специально присланное императором, и подняли бокалы после тоста, провозглашенного министром: — За успех миссии главнокомандующего Ямамото! Ямамото вначале намеревался вылететь самолетом, но потом решил уехать спецпоездом в 15.00, так что после церемонии поехал в Уменодзиму повидаться с Чийоко. В тот день ее подруга Тосико собиралась купить китайской писчей бумаги, которую Ямамото попросил ее достать, поэтому удивилась, застав в Уменодзиме самого Ямамото за поздним обедом вместе с Чийоко. Ваза полна роз, которые он принес ей. Через некоторое время Тосико поручила служанке вызвать такси и ушла с Ямамото. На нем марлевая маска — из тех, что иногда надевают при простуде, — чтобы его не узнали, — в руке обернутый темно-красным крепом рулон. Судя по бережности, с которой он обращался с рулоном, не доверяя ей нести, она догадалась — там либо послание императора, либо еще что-то в этом роде. Расстались они в районе Гинза, — Ямамото уехал в такси на Токийский вокзал. В то время действовали строгие ограничения на проводы людей на вокзалах, поэтому Хори поехал на вокзал Иокогама, где заставил начальника станции продать ему билет на перрон, и уже ожидал на платформе «Фудзи», поезда Ямамото до Симоносеки, — тот подошел в 15.26. Ямамото уже на смотровой площадке; при стоянке в одну минуту можно обменяться лишь несколькими фразами. Не успел поезд прибыть на станцию, как зазвучал колокол отправления. Хори взял Ямамото за руку: — Ладно... Береги себя. — Спасибо, — ответил Ямамото. — Не думаю, что вернусь. А когда поезд начал отходить, крикнул с площадки: — Береги Чийоко! В этом случае «Чийоко» относилось к жене Хори, — она заболела. По сравнению с тем, как два года и четыре месяца назад Ямамото уезжал с назначением на пост главнокомандующего Объединенного флота, сейчас происходило грустное короткое прощание. Так Хори в последний раз увидел друга всей своей жизни Исороку. Младший брат друга Ямамото, хозяина бани в Нагаоке, оказался в том же поезде. Армейский доктор по службе, он направлялся в Пекин, чтобы руководить армейским медицинским корпусом в Северном Китае. Как только проехали Ханамацу, Ямамото зашел в его купе и болтал с ним более часа о Нагаоке и прочих подобных вещах в своей обычной манере. Конечно, в тот момент средства массовой информации еще ничего не знали о Пёрл-Харборе или о том, что вот-вот разразится война; и, только приехав в Пекин и услышав эту новость, он понял, что происходило в тот момент. «Фудзи» прибыл в Миядзима-гучи на следующее утро, в 6.09. В книге Угаки «Сенсороку» есть такие слова: «5 декабря, пятница; погода отличная. Главнокомандующий вернулся на борт в 8.30 утра». Услышав от Ямамото о его аудиенции у императора, Угаки записал в своем журнале: «Его величество, как мне конфиденциально сказано, в очень хорошем настроении с того момента, как он определил для себя, что война неизбежна, и на заключительном совещании при императоре первого числа этого месяца он немедленно дал согласие на такое решение. При мудром правителе нет трусливых воинов». Тем не менее сомнительно, чтобы император и в самом деле был в таком «жизнерадостном настроении». В книге «Гавайская операция», подготовленной отделом военной истории Агентства обороны, утверждается, что в конце дня, предшествовавшего этому последнему императорскому совещанию, во дворец неожиданно вызвали Нагано и морского министра Симада и задали им ряд вопросов о положении дел на флоте. — Похоже, стрела будет окончательно пущена, — сказал император. — Если это произойдет, я уверен — это означает затяжную войну. Сможете ли вы управлять ходом событий согласно плану? Спросил еще, чего можно ожидать, если Германия выйдет из войны. Отсюда можно сделать вывод — он все еще глубоко озабочен, тот ли курс избрала Япония. — Всё и все готовы, — ответил Симада, — и ждут приказа императора... Верю, что мы выиграем эту войну, какие бы трудности ни пришлось преодолеть. Что касается Германии, мы не возлагаем на эту нацию больших надежд. Уверен, что как-нибудь справимся, даже если она выйдет из конфликта. Этот ответ Симада объяснял тем, что не хотел нарушать образ мыслей императора за день до того, как тому принимать окончательное решение. Однако странно тогда, зачем — если на Германию нельзя положиться — так необходимо прежде всего заключить Трехсторонний пакт. И наверное, куда более непочтительно говорить императору полуправду, если боишься «нарушать образ мыслей». Так что можно понять, почему Ямамото называл своего одноклассника «льстивым купцом». Существует и заметный раскол между мнением Угаки: «При мудром правителе нет трусливых воинов» — и Ямамото: «...остается единственная возможность — чтобы император принял личное решение...»; Ямамото (об этом свидетельствует его приказ: самолеты, которым приказано атаковать Пёрл-Харбор, должны вернуться, если вдруг будет достигнут прогресс на переговорах в Вашингтоне) до самого конца питал слабую надежду, что войны удастся избежать. В письме Хори Тейкичи от 6 февраля 1941 года Ямамото выразил несогласие с назначением Угаки начальником штаба Объединенного флота; изложил свои взгляды на назначения в ряде других случаев. И все-таки судьба распорядилась так, что в решающие моменты рядом с ним оказывалось немного людей, даже среди доверенных подчиненных, которые действительно понимали, как он воспринимает происходящее. По сути, он чувствовал себя покинутым. Вернувшись на «Нагато» из Токио, он в тот же день пишет Чийоко: «Я огорчен, что на этот раз у меня было только три дня, и был так занят делами, что не мог уделить тебе много времени и тем более остаться на одну ночь. Прости меня! И все равно я счастлив, что мы смогли встречаться каждый день, пусть даже на короткое время. Я надеялся, что смогу уехать спокойно, в нормальном состоянии мыслей; я так сожалею, что мы не смогли пройти с тобой даже до Овари-чо... Розы уже завяли? Ко времени, когда падают первые лепестки... «Береги себя, и мои приветы всем. Поторопись прислать свое фото. Пока». Последние несколько строк более подобают страдающему от несчастной любви школьнику, чем адмиралу; они просто показывают его сильное стремление поделиться своим одиночеством, не заботясь о внешней форме, с женщиной, которую так давно знал. 3Покинув гавань на Курилах, флот Нагумо взял курс 97° и двинулся в восточном направлении; в точке 165° западной долготы и 43° северной широты он изменил курс до 145° и теперь приближался к Гавайям с севера, образуя, если смотреть на карту, стрелу, направленную вниз. Команды промерзли до костей от непрекращающихся плотных туманов, без каких-либо проблесков солнца, но 5 декабря корабли покинули холодные, мрачные воды севера Тихого океана и вошли в более спокойные и постепенно теплеющие просторы. Один из неисчислимых источников беспокойств в этом рейде, влиявших на работу ударной группы, для штаба Объединенного флота во Внутреннем море и морского генерального штаба — погода. Статистика за предыдущие десять лет показывала, что в северной части Тихого океана, где должна плыть группа, на декабрь приходится семь спокойных и двадцать четыре штормовых дня. Возможности спокойной дозаправки в открытом море Тимиока, начальник Оперативного отдела морского генерального штаба, оценивал как пятьдесят на пятьдесят. К счастью, флот сопровождался в продвижении на восток фронтом высокого давления, вторгшимся в океан из Сибири, и море оставалось спокойным до 3 декабря. «Фронт высокого давления с небес!» — не раз отмечал Ямамото, просматривая погодные условия.6 декабря «Тохо-мару», «Тоеи-мару» и «Ниппон-мару» 2-го отряда снабжения по завершении своей миссии просигналили: «Мы молимся за ваш успех!» — и, эскортируемые эсминцем «Касуми», развернулись на запад и отправились домой. Другая проблема — возможность встречи судов третьих стран/Одной из причин, почему, несмотря на трудности дозаправки в море, выбран северный маршрут, стало то, что американские патрульные самолеты не совершали полетов над северной частью острова, что, само собой, создало удобное отверстие в сети. В начале года, когда казалось, что о Гавайской операции прознали американцы, их патрули стали следить за всей периферией Оаху, но в апреле или мае по необъяснимым причинам они ослабили наблюдение за северной половиной. (Крайне циничный наблюдатель мог бы сделать поспешный вывод, что это специальная ловушка, устроенная Америкой, чтобы заманить японский флот; но это абсурд.) Еще одна причина — этот маршрут самый удаленный от путей, которыми следовали торговые суда в Тихом океане. И все равно морской генеральный штаб по-прежнему считал, что вероятность обнаружения пятьдесят на пятьдесят. Произойди такое — и смысл налета утерян; существовала даже возможность, что беспорядочная схватка в открытом море произойдет до «дня икс» и при этом ударной группе придется обороняться. Приказы Ямамото на такой случай предельно строги: контратаковать имеет право только подразделение, подвергшееся нападению; другие части не позволяют втянуть себя в военные действия. В действительности 6 декабря силы Нагумо заметили проходивший мимо корабль третьей страны. Командование ударной группы следило за движением этого торгового судна с высшей степенью напряженности. Покажи оно какие-нибудь признаки того, что передает кому-то по радио информацию о передвижении ударной группы, — очутилось бы на дне морском. Корабль, однако, вероятно, посчитал, что флот Нагумо занят учениями (а может, и догадался о его цели и боялся просигналить о своей наход- ке), потому что скоро исчез из виду, и ничего не произошло. Беспокоил и вопрос, будут ли основные силы американского флота на якоре в Пёрл-Харборе в «день икс» — 8 декабря. Единственная гарантия — для американского флота обычно находиться в гавани с субботы до воскресенья для отдыха и ремонта. Здесь все зависело от противной стороны. Вот почему основные критики операции окрестили ее аферой. Сведения об американском флоте представляли исключительную важность, а доклады информаторов из японского консульства в Гонолулу через Токио поступали на флот Нагумо каждый день. Среди японских шпионов в Гонолулу ведущая фигура — чиновник министерства иностранных дел, по имени Моримура Тадаси. Моримура (настоящее имя Йосикава Такео), вольноопределяющийся на флоте, покинул службу по болезни и наслаждался жизнью у себя дома в Мацуяме, когда его вызвали в Токио: он стал служить в 3-м управлении (разведка) при морском генеральном штабе неполный рабочий день. В марте того же года ему поменяли имя на Моримура Тадаси и отправили в консульство на Гавайи. Иосикава опубликовал детальный отчет о своей шпионской деятельности. Ему пришлось среди прочего мыть посуду в офицерских клубах, выдавая себя за безработного филиппинца; прихватив с собой гейшу, он совершил обзорную экскурсию на самолете, чтобы рассмотреть Пёрл-Харбор сверху; прятался на плантациях сахарного тростника. В результате его информация, в высшей степени аккуратная, содержала сведения о точном положении и методах стоянки на якоре в гавани американских кораблей. Помимо этих докладов Моримуры, которые поступали через станцию связи номер 1 в Токио, командование ударной группы постоянно получало прямые сообщения от частных коммерческих станций в Гонолулу. Частные объявления, которые передавались по радио, нередко содержали такие внешне безобидные фразы, как «пропала немецкая овчарка, по имени Майер...» или «китайский ковер, почти новый...». Под немецкими овчарками, китайскими коврами и т. д. подразумевались авианосцы и другие боевые корабли в Пёрл-Харборе; радиовещание организовал и финансировал генеральный консул в Гонолулу. 7 декабря корабли «Киокуто-мару», «Тенио-мару» и «Сикоку-мару» 1-го отряда снабжения покинули флот, выполнив свою миссию. Другие суда ударной группы, которым приходилось подстраиваться под медленный ход танкеров, сумели поднять скорость. Они сменили курс, двинувшись строго на юг, и перешли в состояние «готовность номер один» и на боевой паек, когда Гавайи через Токио передали сообщение, которое начиналось словами: «Невада, Пенсильвания, Аризона, Калифорния, Теннесси». Отсюда с большей или меньшей степенью уверенности следовало, что в «день икс» все линкоры Тихоокеанского флота США будут находиться в Пёрл-Харборе. Отплытие «Лексингтона» к тому же подтвердило факт, что на якоре в гавани не останется ни одного авианосцу к очевидному огорчению тех экипажей, которые отвечали за атаки на авианосцы. Конечно, более важным было возникшее подозрение: простое ли совпадение, что оба американских авианосца, «Лексингтон» и «Энтерпрайз», покинули порт в одно и то же время, — это противоречило уже сложившемуся на выходные дни порядку. Вперед Оглавление Назад
|
