Есть такое классическое изречение: «Писатель в России должен жить долго». Чтобы дождаться признания. Это не всегда удается. Марк Кабаков этот завет выполнил, и сегодня он признан не только как поэт, продолжающий романтическое восприятие моря, заложенное в стихах Алексея Лебедева, Николая Флерова и Всеволода Азарова, но и как прозаик и публицист, всегда остро воспринимающий события и реагирующий не менее остро на эти события. Особенно, если они касаются флота. Он неизменный и желанный гость на всех флотах нашей страны. Первоклассный поэт и капитан первого ранга публицистикой он стал активно заниматься после увольнения запас в 1974 году и в качестве корреспондента «Правды», «Красной звезды», «Литературной газеты» и Советской России объездил, обплавал и облетал всю страну. В 2003 году ходил на эсминце Беспокойном из Балтийска в Петербург. На том же эсминце в 1997 –1998 годах ходил в Польшу, Германию, Великобританию, Голландию, Бельгию. В 2003 году летал на Камчатку, был в Совгавани, во Владивостоке. Уходить в плавания после семидесяти – это достойно занесения в книгу рекордов Гиннеса. Подвижность и неуемность в творчестве – вот главные его доминанты. В последний мой приезд в Москву бродили мы полдня по знакомым переулкам – от Малой Бронной, где теперь он живет, до Остоженки, где раньше была его квартира, и он без устали говорил и говорил, открывая мне все новые и новые подробности об известных людях, живших здесь, об архитекторах… Я уже еле брел, а он не уставал от ходьбы и все продолжал восхищаться своим любимым городом…
Есть у него еще один любимый город – Балтийск, его поэтическая родина. К разговору об этом городе и шестидесятых годах мы всегда возвращались. Для меня то время и сейчас остается некоей поэтической сказкой, в которой почти все флотские офицеры или сами писали стихи, или были влюблены в поэзию. И среди них были три главных рыцаря стиха, три неразлучных друга: Марк Кабаков, Никита Суслович, Анатолий Краснов. Они так хорошо дополняли друг друга, что иногда воспринимались, как единое целое. И в этом едином шумел громкоголосый Никита, легко сочинял блестящие импровизации Марк, и остужал порывы точный Анатолий. Дом, где жили Марк и Никита, расположенный на берегу, рядом с маяком, был главной поэтической гаванью военного порта. В этом доме все полнилось стихом. Стихи были не только устные, висела своя стенгазета со стихами, сменялись плакаты, один оставался все время: «Привет членам Союза писателей и членам их семей! Привет членам Союза журналистов!» Членство в различных союзах тогда не очень приветствовалось. В 1961 году вышли из печати первые книги. У Марка Кабакова книга называлась: «Романтики».
Путь его в поэзию не был дорогой в цветах, он был не отделим от флотской жизни и эту флотскую жизнь Марк Кабаков познал во всех вариантах.
Родился поэт 24 апреля 1924 года в городе Ленинграде в семье «бывших» мать училась до революции в Петербургской консерватории у профессора Глазунова, успела окончить два курса. Отец успел окончить три курса Петербургского университета, последующие события помешали учиться дальше. Родители были выходцами из богатых минских семей. Время не жаловало «бывших». В 1928 году отца арестовали и он строил Беломорский канал, вернулся в 1931 году, все эти годы мать не имела жилья, скитались по родным, приходилось порой спать на полу. В 1940 году Марк Кабаков поступил в первую московскую Военно-морскую спецшколу, она только тогда открылась. По тем временам это было очень элитное учебное заведение. С 1940 года и по 1974 год вся жизнь была связана с Военно-морским флотом: училище (1942) Дзержинского, Северный флот, Балтийский флот, Черноморский флот… Во время войны в соответствии с приказом наркома Кузнецова практики курсантов были на действующем флоте, поэтому в 1944 году Марк Кабаков участвовал в боевых действиях на Северном флоте: Большой охотник «Штурман», дублер моториста. Сопровождал конвои на Баренцевом море. Участник обороны Москвы – дежурство на крышах во время учебы в спецшколе, рытье оборонительных сооружений. 1947 год – 1950 год был инженер-механиком на 6-м дивизионе тральщиков (Северный флот), участвовал в трех послевоенных боевых тралениях в Баренцевом и Карском морях. И всюду, куда бы не бросала его судьба была с ним верная муза его поэзии – его жена Майя. Ее потеря стала самым тяжелым ударом для поэта. Она была тонким ценителем стиха и опорой. Поэзия была их главной общей целью.
Стихи Марк Кабаков начал писать с детства, первая публикация во флотской печати состоялась в 1942 году. Подарила судьба достойных литературных учителей – Борис Томашевский в Дзержинке – преподаватель немецкого языка позже крупный пушкинист, поэт Сергей Спасский, впоследствии Азаров и Флеров. Книги выходили в Симферополе, Москве, Североморске, всего написал и издал 17 книг из них 14 поэтических и три книги прозы.
Столь насыщенная жизнь продолжает одаривать поэта новыми сюжетами и наполнять стихи и прозу воспоминаньями. В творчестве он не истощим. Все его приезды в Калининград превращаются в «дни и ночи поэзии». Он будто магнитом притягивает к себе людей, объединяет очень разных по воззрениям на жизнь, отбрасывает споры, заряжает всех энергией стиха. Экспромты рождаются в нем постоянно, и каждое утро он начинает новым стихом. А потом зарядка и не простая, а со сложными упражнениями и длительными стойками на голове. И весь день без малейшего отдыха – круговорот событий. Так привык он жить без остановок. Таким он встретил свое восьмидесятилетие. Именно таким должен быть лидер флотской поэзии.
Сугробы плачут в три ручья,
Звенят сосульки, как подвески,
И праздничная толчея
Перегораживает Невский.
Нырнуть в бурлящий Ленинград,
Потом в трамвай без промедленья.
Бегут минуты увольненья
Быстрей обычных во сто крат.
Твой дом от Мойки напрямик,
Забыта сессия, зачеты...
Ты жарко шепчешь:
- Видят, что ты...
И гладишь синий воротник.
Качаются беседки за бортом,
Орудуют кистями строевые.
И тянут вентиляторы стальные
Апрельский воздух пересохшим ртом.
Так Балтика встречается с весной.
И это ежегодное свиданье
Прекрасно,
Словно вечер выпускной,
Как дальнего похода ожиданье.
Нет уже ни фока,
Ни бизани,
Не глядит в туман
Впередсмотрящий,
И антенны, словно марсиане,
Круглые глаза свои таращат.
Но одно на Флоте неизменно:
И о море зная понаслышке,
О тельняшке будут непременно
Грезить сухопутные мальчишки.
Будут бескозырки и бушлаты,
Даже роба не уйдет в преданье,
Потому что волны бесновато
Также будут палубы таранить,
Потому что никаким антеннам
Штормовые ночи не стреножить.
Море
Остается неизменным,
Ну а значит, наша форма тоже.
Ты трудной вахтой измочален,
Скамья уходит из-под ног,
Но снова в сердце прозвучали
Начала выстраданных строк.
И до утра тебе неймется,
И карандаш бумагу рвет,
Пока в стихи не перельется
Зеленых волн водоворот.
А на рассвете
Трель подъема
И холод рубки ходовой,
Где потолок стального дома
Навис над самой головой.
Давайте-ка отбросим
Беспочвенные споры,
Забудем на минуту,
Кто прав, кто виноват.
И снова по Балтийску
Шагают фантазеры,
И каждый неизвестен
И рифмою богат.
А мы еще такое
Строкою звонкой скажем!
А мы в такие дали
Сегодня уплывем!
Он впереди шагает,
Моряк - косая сажень,
Чуть дальше - флотский дотор
С механиком вдвоем.
Куда они сегодня
Шаги свои направят
И где содвинут чарки
Во славу всех морей?
Мы, зная нрав поэтов,
О том судить не вправе
В лукавом зыбком свете
Балтийских фонарей.
Уходят три поэта,
Три друга неразлучных,
Шумящей синевою
Кончается бетон.
Им вовсе нету дела
До наших бед докучных
Соленая дорога
Лежит со всех сторон.
Иллюминатор - настежь!
Как снежно за кормой,
Какое это счастье:
Домой, домой, домой!
На койке деревянной,
Унылой, как черта,
Ворочается пьяный,
Не пивший ни черта.
Он с нею, с нею, с нею.
Он хочет одного,
Труба - и та краснеет
От помыслов его.
Отдраенный, отмытый
Несется сухогруз
В когда-то знаменитый
Немеренный Союз...
А жены, жены, жены
Прически берегут
На трижды напряженном
Бессонном берегу.
И шторм пути не застит,
И чисто за кормой.
Какое это счастье:
Домой, домой, домой.
Я знаю сумасшедшую страну,
Где мальчики в Торжке или Клину
За полчаса получку пропивали...
Где пенсия у нищенки в руке
Дешевле, чем котлета в кабаке,
В котором киллера короновали.
В ней жить - как в бурю плыть:
Одни шторма;
В ней может человек сойти с ума
От ругани, от вони и распутства.
Но как в ней интересно, видит Бог,
Как волны ударяют о порог,
Какие ослепительные чувства!
Мы шли весь день.
И необъятным
Казался моря серый круг.
В холодном небе стыли пятна
Вечерних сумерек.
Как вдруг
На горизонте заклубился,
Едва для глаза различим,
И в хмуром небе растворился
Предвестник встречи –
Белый дым.
Он рос.
Сначала зачернели
Надстройки стройные одни,
Потом на дальней параллели
Засемафорили огни.
На рандеву,
Врезаясь в волны,
Развив по ветру вымпела,
Помчались с веста самым полным
Сторожевые катера.
Сломалась кромка горизонта –
И в тесном море
Не пройти:
То шли на нас
Дымящим фронтом
«Юнайтеды» и «Либерти».
Взлетела флагов
Вереница,
И, уходя в ночной туман,
Мы повели к своим границам
Шестой по счету
Караван.
По училищным коридорам
Роковую разносит фразу:
- Не пришла она из дозора!
- Не вернулась лодка на базу!-
И я вижу,
Еще в спецшколе,
Крутолобый, кричишь мне что-то…
Эх, Володя,
Закурим, что ли,
В увольненье пойдем в субботу.
В южном небе звезд полыханье,
На асфальте луна дробится;
О неведомом Зурбагане
Хорошо в ночи говорится.
Нет,
Оборвано резко это,
Нам с тобой не встретиться снова.
Только грустно глядят с портрета
Очертанья лица родного.
Только волны Балтики знают,
Где уснула лодка навеки,
Так подводники погибают:
Выпив залпом воздух
В отсеке.
Нептуновы угодники,
Без мачт,
Без рей,
Подводники, подводники,
Гроза морей!
Норвежскими фиордами
Врагу на страх
Ходили лодки лордами
У вас в руках.
И вдруг в пучину черную
Ныряли так,
Что ахали ученые:
- Погибнут, факт! –
Внизу слова командные –
Как взмах бича!
Торпеды беспощадные
Неслись рыча.
Бурун вздымался палевый,
В клочья –
Цель!
И пили на причале вы
Победы хмель.
По радио, в газете ли:
«Подводный ас…»
Ах, как мы вами бредили,
Как знали вас!
Актера популярного
Что слава?
Нуль.
По улицам Полярного
Мы шли в июль,
Где травы бирюзовые,
Где шелк зари,
Где девочки бедовые
По форме три.
Налиты чарки полные:
- За тех, кто жив! –
Гранит шлифует волнами
Седой залив…
Подводники,
Подводники,
Гроза глубин!
Цветы на подоконнике,
Багет картин.
За дверкою зеркальною
Ряды наград…
Но слышу:
Грома дальнего
Гремит раскат!
В феодосийском порту установлен
памятник героям-десантникам
Опять декабрьские шторма,
Опять авралы до утра,
И рвутся якорь-цепи,
И море,
Цвета буйных трав,
Уже захлестывает трап,
Того гляди –
Зацепит.
В такую ночь безлюден порт:
Кого укрыл надежный борт,
А кто –
Под теплой крышей.
И только двое
Смотрят в мрак,
Как будто ждут условный знак,
Как будто бой им слышен.
Им не покинуть пьедестал,
Он их последней вахтой стал,
Последним наступленьем.
А им все кажется:
Сюда
спешат десантные суда,
Идут по пояс в пене.
- Держись, браток,
Держись за флаг! –
И он трепещет в их руках
Подбитой алой птицей.
Уже патронов в дисках нет,
Уже, как бинт, набух рассвет
И окружают фрицы.
О мол взрывается накат,
И трубы звонкие трубят:
Да славятся герои!
А город спит
И видит сны:
Вернулись все его сыны
И с ними эти
Д в о е.
Модели бригов и фрегатов,
Эсминцы в рамках диорам…
Все это двигалось когда-то
Наперекор любым ветрам.
Волна от залпов закипала,
отвагой битва решена.
О, тишина музейных залов,
Обманчивая тишина…
Иду по скользкому паркету,
Как будто в прошлое иду.
Я в сорок пятом видел это,
В незабываемом году.
Я видел,
Как в Неву входили
В соленых брызгах,
Как в пыли,
Отмерив огненные мили,
Родного флота корабли.
В строю стояли экипажи,
Сияли славой ордена.
И в двадцать первом веке даже
Их не померкнут имена.
Придет потомок отдаленный,
И здесь,
В музейной тишине,
Вот этот флаг краснознаменный
Ему расскажет о войне.
Важное
Есть такое классическое изречение: «Писатель в России должен жить долго». Чтобы дождаться признания. Это не всегда удается. Марк Кабаков этот завет выполнил, и сегодня он признан не только как поэт, продолжающий романтическое восприятие моря, заложенное в стихах Алексея Лебедева, Николая Флерова и Всеволода Азарова, но и как прозаик и публицист, всегда остро воспринимающий события и реагирующий не менее остро на эти события. Особенно, если они касаются флота. Он неизменный и желанный гость на всех флотах нашей страны. Первоклассный поэт и капитан первого ранга публицистикой он стал активно заниматься после увольнения запас в 1974 году и в качестве корреспондента «Правды», «Красной звезды», «Литературной газеты» и Советской России объездил, обплавал и облетал всю страну. В 2003 году ходил на эсминце Беспокойном из Балтийска в Петербург. На том же эсминце в 1997 –1998 годах ходил в Польшу, Германию, Великобританию, Голландию, Бельгию. В 2003 году летал на Камчатку, был в Совгавани, во Владивостоке. Уходить в плавания после семидесяти – это достойно занесения в книгу рекордов Гиннеса. Подвижность и неуемность в творчестве – вот главные его доминанты. В последний мой приезд в Москву бродили мы полдня по знакомым переулкам – от Малой Бронной, где теперь он живет, до Остоженки, где раньше была его квартира, и он без устали говорил и говорил, открывая мне все новые и новые подробности об известных людях, живших здесь, об архитекторах… Я уже еле брел, а он не уставал от ходьбы и все продолжал восхищаться своим любимым городом…
