Важное
Экипаж поднялся на борт первого патрульного ледокола "Иван Папанин"
Комплекс освещения надводной 
|
К забытой БизертеСевастополь. «Отдать концы!»Мой внезапный перелет в Крым, доверительный разговор с частником-таксистом, бывшим подполковником милиции, доставившим меня из симферопольского аэропорта в Севастополь «всего» за полсотни «зеленых», и, наконец, блуждания по улицам города, засыпанным опавшей листвой, — все это было следствием одного лишь долгого телефонного разговора с Владимиром Стефановским.— Выход яхты 12 октября, не опаздывай. В Тунисе нас ждут ровно через две недели. — Он настойчиво повторил тогда последнюю фразу. И я подумал, что не так много у нас людей, которых ждут в Африке, и выбрал самый быстрый способ, чтобы добраться в «ближнее зарубежье»...  Торжественная встреча в Севастополе Владимир Стефановский — бывший флагманский механик соединения подводных лодок, а после офицер запаса и главный инженер судоремонтного завода — давний житель Севастополя. И в советскую пору он не давал покоя тем, кто тихонько растаскивал Черноморский флот, теперь же создал правозащитную ассоциацию «Морское собрание», что объединила всех почитателей русской морской истории. Усилиями ассоциации и был организован поход Памяти в «Тунисию», как именуется Тунис на всех иностранных картах, в порт Бизерту, где закончил свои дни изгнанный большевиками из Севастополя Черноморский флот. Но сделать это — даже в год 300-летия Российского флота — оказалось возможным лишь на частной яхте под украинским флагом... Спасибо Анатолию Шевченко — бизнесмену из Запорожья и владельцу яхты «Галла». Благодаря ему и энергичному капитану яхты Николаю Зубачуку, в самое короткое время была подготовлена команда для этого перехода. Спонсорскую поддержку благородной затее Стефановского оказал Новороссийский морской торговый порт. Видно, судьба русских кораблей в далеком Тунисе напомнила морякам судьбу нынешнего Черноморского флота, пока еще дремлющего в Севастополе под флагами канувшего в лету Союза ССР. Остается лишь гадать, что предстоит: подъем ли родных Андреевских флагов или исход, как в том забытом, 1920 году... Мало кто теперь помнит о Русской эскадре — части Черноморского флота, — покинувшей Крым в самый разгар гражданской войны. В наших учебниках истории этот эпизод был обозначен как «бегство белогвардейцев под натиском Красной армии, сбросившей в море барона Врангеля». Однако «бегство» было организованной эвакуацией не только белого воинства, верного присяге, но и множества гражданских лиц, включая женщин и детей, не пожелавших довериться большевикам. Что же до пребывания русских кораблей в Бизерте в роли «флота в эмиграции», то об этом наши историки хранили полное молчание. Между тем горечь изгнания под сенью Андреевского флага познали не только моряки и их семьи, но и юные кадеты Морского корпуса, эвакуированные из Севастополя. Новый поворот в судьбах изгнанников произошел 29 октября 1924 года. В тот день в связи с признанием Францией Советского Союза Русская эскадра в Бизерте была объявлена распущенной, и с заходом солнца на всех кораблях эскадры «Андреевские флаги были спущены с тем, чтобы более не подниматься». По счастью, это пророчество из мемуаров свидетеля драмы не осуществилось. Ныне на кораблях Российского флота снова развеваются флаги святого Андрея Первозванного. И потому задуманный символический подъем флага на месте стоянки Русской эскадры становился акцией примирения и, если хотите, почитания и покаяния. Флаг этот, освященный на родине Российского флота в Воронеже, мы взяли с собой... По тропкам, вьющимся среди камней седого Херсонеса, я спустился к бухте, где у небольшого причала стояла красавица «Галла», получившая на время похода Памяти второе имя — «Петр Великий». Предстояли парадные проводы у Графской пристани, и мне поневоле пришлось выступить в роли спичрайтера петровской эпохи. Со мной рядом стоял высокий красавец, актер Минского драмтеатра Иван Иванович Мацкевич в униформе Петра Великого. — Потренируйся для начала. — Я подаю Ивану листки с парадной речью. — ...И велю выкатить бочку вина заморского на потеху жителям града сего и во здравие преславных зейманов наших, кои в Тунисию плывут, дабы флаг святого Андрея поднять там сызнова во славу флота Российского... Наконец перешли к Графской, где весь экипаж застыл в парадном каре на борту яхты. Флотский оркестр грянул «Легендарный Севастополь», и от толпы, обрамленной лозунгами и венками, отделился вице-адмирал Геннадий Сучков, первый заместитель командующего Черноморским флотом. На лице адмирала, казалось, отпечатались все тяготы, свалившиеся на моряков Севастополя... Менялись ораторы. Шумели родные и близкие. Жены и дети подняли лаконичный призыв: «Возвращайтесь!» Батюшка после долгого молебна благословил судно и команду. — Отдать концы! — прокричал капитан в момент, когда на кораблях в Южной бухте начался перезвон полуденных склянок. Грянул салют из ракетниц, и яхта под всеми парусами, резво набрав ход, направилась к выходу на внешний рейд. Обогнув Херсонес с попутным северо-восточным ветром, «Галла — Петр Великий» полетела к Босфору, делая не менее 12 узлов... Архи Пелагос — Главное море Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн - хранительница памяти о Русской эскадре Разумеется, в наши планы не входило соблюдать график исхода флота в далеком 1920-м. Так что представить себе — и не только по этой причине — ту ветреную осень и больше сотни судов и кораблей со 120 тысячами беженцев было очень трудно. Помогали документы. С борта крейсера «Кагул» главком армии и флота генерал-лейтенант Врангель дал в Константинополь телеграмму для всеобщего сведения: «Я отдал приказ об оставлении Крыма. Учитывая те трудности и лишения, которые Русской армии придется перетерпеть в ее дальнейшем крестном пути, я разрешил желающим остаться в Крыму. Таких почти не оказалось. Настроения войск и флота отличные, у всех твердая вера в конечную победу над коммунизмом и в возрождение нашей великой Родины. Отдаю Армию, Флот и выехавшее население под покровительство Франции, единственной из великих держав, оценившей мировое значение нашей борьбы... Переход к турецким берегам всех четырех отрядов кораблей под командой адмиралов Кедрова и Машукова прошел успешно. Правда, в разыгравшийся все же шторм перевернулся и затонул миноносец «Живой», скорее всего по причине перегруза. С прибытием в Константинополь Черноморский флот 21 ноября был переименован в Русскую эскадру, которая в числе около трех десятков вымпелов вскоре отправилась в порт Бизерта в Тунисе, назначенный французскими властями для стоянки эскадры. В декабре здесь началось обустройство стоянки кораблей и размещение семей моряков. Для Морского корпуса власти предоставили форт Джебель-Кебир. Туда перебрались 345 гардемарин и кадет, 77 преподавателей и офицеров, команда обслуживания и 50 членов семей. Для жен и детей корабельных офицеров и кондукторов на линкоре «Георгий Победоносец» оборудовали общежитие. С надеждой на недолгое пребывание здесь не прерывали издание «Морского сборника», который размножали на гектографе...» Штормовой попутный ветер позволил нам за двое суток пройти 340 миль до Стамбула. Сделав трехчасовую остановку в порту Атаке для телефонных переговоров и приема пресной воды, мы вышли в Мраморное море. В проливе Дарданеллы почувствовали мощь отливного течения — и вот уже Эгейское море. Бирюза прозрачной воды и отличная видимость, множество островов, никогда не исчезающих с горизонта, создали у древних греков представление о бесконечности этого моря. Они так и назвали его: Главное море — Архи Пелагос. Венецианские картографы XIII века нанесли это название в виде одного слова, не вникнув в его точное значение. Так Архипелаг стал именем нынешнего Эгейского моря вплоть до... середины нашего столетия, а множество островов в нем дали этому слову новое значение, известное каждому школьнику. Так, примерно, я начал рассказ об Эгейском море для всей нашей команды, благо ходовая рубка на яхте вмещала всех. Это море оказалось главным и для славы Российского флота: здесь, на выходе из пролива, в мае-июне 1807 года русские моряки под командой адмирала Сенявина разгромили турецкие эскадры в Дарданелльском и Афонском сражениях. — Положи руль лево пять, — приказывает капитан рулевому Виктору Присяжнюку. — Совершим круг Памяти на месте гибели моряков... Мы встаем у борта и наблюдаем, как смыкается в кольцо пенный след кильватерной струи... Именно здесь, на неприметном островке Тенедос, был похоронен первый из погибших близ Дарданелл командир линейного корабля «Сильный» А.И.Игнатьев. Захватив позднее остров, турки надругались над могилой капитана и вдобавок убили настоятеля монастыря и еще одного грека, указавшего место захоронения русского на территории обители. Другая леденящая душу история связана с гибелью в Афонском сражении командира линкора «Рафаил» капитана 1 ранга Дмитрия Лукина, известного в свое время силача, прозванного Геркулесом. Получилось так, что не было возможности предать тело земле, и труп, по обычаю, был опущен в воду. Свидетель этой церемонии Н.Панафидин писал: «Со всеми почестями, должными начальнику корабля, опустили его в воду; под голову его положили большую пуховую подушку, тягости в ногах было мало, и тело стало вертикально. Вся команда в голос закричала, что батюшка Дмитрий Александрович и мертвый не хочет нас оставить». Далее Панафидин просто замечает: «На нашем корабле убитых было, кроме капитана, 16 человек и 50 раненых, и большая часть из оных — смертельно». Можно представить весь ужас этих похорон. Это в эпоху Цусимы станет проще: «К ногам привязали ему колосник...», а на парусниках не было котлов, и «тягостей» для многочисленных жертв сражений явно не хватало. Так что Архипелаг для россиян еще и братское кладбище, а поклоняться могилам на нем мы как-то все время забываем... Признаюсь, что идея посещения острова Парос — «столицы» Российского флота в XVIII веке — принадлежала мне лично, поскольку в плане похода он не значился. — С этим островом, — убеждал я Сгефанов-ского. — связан принятый в греческой истории термин «Орловский период». А этим Орловым как раз и был главком Российского флота, впервые появившегося в Средиземном море осенью 1769 года. И вообще — сия страница истории нашего флота связана с уникальной стратегией русских в борьбе на море. Императрица Екатерина впервые послала сразу пять эскадр за пределы Балтийского моря, чтобы «приступить к подпаливанию Турецкой империи со всех четырех углов...» На Паросе был госпиталь, верфь для ремонта кораблей и кладбище россиян... —Ну что ж, венок для главной базы флота мы найдем, — согласился шеф, — только вот слишком много времени прошло. Сохранилось ли что? Белый, как высохшая на солнце ракушка, Парос показался на пятый день нашего плавания. Благодушный полисмен взял с нас какие-то деньги за пресную воду, но на яхту зайти поленился. Свобода, которая снится нам по ночам, здесь разливалась, подобно бризу над пляжами и красному вину в маленьких тавернах. Музея в Науссе не оказалось, а добиться чего-либо от мэра и единственного полисмена не удалось. Однако в административном центре острова — Пари-кии — находилась старейшая в христианском мире церковь Екатонтапилиани, основанная, по преданию, матерью императора Константина Великого — святой Еленой еще в IV веке. — Составишь компанию? — предложил я наутро Николаю Зубачуку, — полтора десятка километров по солнышку... — Компания тебе не нужна, — ответил капитан, — и повел меня к незаметной витрине, у которой стояло несколько японских мотороллеров. — Никаких прав, только десять долларов, и катайся весь день... Я вспомнил детство и первые свои опыты с мотоциклом. Хозяин проката остался мною доволен. Примитивное и надежное управление, пустынные улицы, великолепная дорога среди оливковых рощ... Городок Парикия оказался прекрасным портом. Очередная порция туристов с суперпарома из Пирея потянулась к знаменитой церкви. В полумраке магазинчика при церкви я разговорил похожего на патриарха продавца. — Думаю, вам лучше найти знатока «Орловского периода», — сказал он и протянул визитку с именем клерка в местном банке. Поплутав под палящим октябрьским солнцем с полчаса, я очутился в прохладной тишине денежной конторы. — Фанориус Алимпрандис, — представился историк и рассказал, что на месте братского кладбища россиян, снесенного «довольно давно», ныне построен отель «Порто Парос». Так поступали не только с русскими могилами. Утешил меня знаток истории тем, что у островка Аналипсис в бухте Наусса, где был русский госпиталь, лежит на грунте русский корабль. Неведомо какой эпохи... — Ну не нырять же с аквалангом, чтоб опознать этот корабль, — подвел итог моему грустному докладу Стефановский. — Идем в Наварин, там-то наших помнят.  Всех волнует судьба церкви Александра Невского. В центре - Вера Робертовна фон Вирен-Гарчинская Встречи в Наваринской бухте. ШтормПо традиции, ежегодно 20 октября представители флотов — стран участниц Наваринского сражения 1827 года — присылают в Наварин свои корабли. Поломка двигателя и встречный шторм сильно задержали наш бег к дорогим для русского флота могилам. К вечеру 22 октября мы вошли в бухту и застали там лишь российский тральщик «Железняков», прибывший из вновь созданной базы в Новороссийске. Английский, французский и греческий фрегаты уже покинули бухту, а городок Пилос на южном берегу Наваринской бухты еще не успел распрощаться с праздничным нарядом по случаю 169-й годовщины сражения. Мы полюбовались городком, старинной крепостью, самой бухтой. В центре Пилоса стоит памятник адмиралам трех эскадр: русскому Гейдену, английскому Кодрингтону, французскому де Риньи. На островке, прикрывающем бухту с моря, — русское кладбище. На могилах — несколько памятных досок от моряков разных поколений. К венку новороссийцев мы присоединили и свой, от моряков Черноморского флота из Севастополя. Поставили свечи в часовне при кладбище, пустили в небо салютные ракеты и легли курсом на выход из бухты. В Наварине мы оставили внезапно заболевшего шефа нашего похода Владимира Стефановского. Врачи настояли избавить его от треволнений и отправить на «Железнякове» в Севастополь...Попутный северо-восточный шторм понес нас к Бизерте. Уютно стучал движок, исправно работая без одного цилиндра, но на следующий день задул свирепый и типичный для сезона норд-вест. Поставили рифы на фоке, грот вообще убрали, а стаксель заменили на штормовой — этакую треугольную косицу... Из койки меня выбросил не самый первый удар волны. Стать корпуса не раз содрогалась и вибрировала, пока я коленками упирался в выступ закутка-каюты, именуемой «гробом». Потом в салоне сорвались с мест и загуляли стулья, рулоны с картами. Я вскочил и принялся крепить все по-штормовому, уже как следует... — Покачивает, однако, — нагло острит кок Сережа Карауш, встречая меня у трапа в ходовую рубку. Вцепившись в косяк двери по правому борту и упираясь ногой в рулевую тумбу, я рассматриваю карту и вижу, что спасительный берег Сицилии прикроет нас от шторма, а если зайдем на Мальту... Словно прочитав мои мысли, подает голос Евгений Коршунов, капитан Новороссийского порта, наш новый шеф перехода. — На Мальту заходить не будем, в противном случае опоздаем к началу церемонии. ...Молнии и гром по всему горизонту. Снова налетевший шквал бросает яхту на борт, и следующая волна захлестывает палубу, закручивая в пучки тщательно уложенные снасти. Из хаоса опавшей воды возникают фигуры электромеханика Бориса Олифира и старпома Анатолия Каурова. Пристегнутые, в специальных штормовых костюмах, они похожи на пришельцев... — Раздерни фока-шкоты, — кричит что есть силы Коршунов, — новый шквал идет, береги фок! Очередной вал накрывает рубку зеленью пены, корпус яхты содрогается и на секунду замирает, прежде чем ухнуть вниз и набрать скорость... Через сутки непогода улеглась, промелькнул слева силуэт Мальты, выглянуло солнце. На юте за мной выстроилась очередь принимать «ведерный» душ с довольно теплой, чуть пахнущей рыбой водой. — Чую рыбу, капитан, — боцман Слава Муминов уже час топчется со снастями. Поколдовав со спутниковым приемником Джи-пи-эс, мы с капитаном выходим точно на банку Пантеллерия с глубиной 16 метров. И вскоре оцениваем мастерство кока, приготовившего небольших, с ладошку, окуней. Обед с видом на Сицилию и итальянский островок, давший имя благодетельной рыбной банке... Бизерта. «Последняя беженка Совдепии»На рассвете 28 октября мы стали на якорь близ восточных ворот гавани Бизерты. В десять утра ошвартовались в марине к плавпирсу в историческом для Русской эскадры месте, откуда открывался вид на главную набережную с шеренгами пальм и приметным обелиском, венчающим начало парадной авеню Президента Бургибы. Не дождавшись полисмена, унесшего наши паспорта, мы с Евгением Коршуновым отправляемся в город. Еще в Севастополе Стефановский связался по телефону с живущей в Бизерте Анастасией Александровной Ширинской-Манштсйн, дочерью одного из офицеров Русской эскадры. То был старший лейтенант Александр Сергеевич Манштейн, командир эсминца «Жаркий». В командирской каюте восьмилетняя Настя делила с отцом будни драмы, свалившейся на семью и Россию. Память ее хранила множество деталей трагического исхода и последующих долгих лет в Бизертс...Авеню Пьера Кюри мы нашли без труда — город оказался не столь большим. Дом четыре найти было сложнее, поскольку номеров мы не обнаружили вообще, но первый же встречный показал нам, где живет знаменитая тут мадам Ширинская. Мы знакомимся с Анастасией Александровной в уютной гостиной небольшого двухэтажного дома, в котором она вместе с сыном Сергеем занимает половину. С интересом слушаем эмоциональный рассказ 84-летней «последней беженки из Совдепии» и не устаем удивляться ее безупречной памяти и прекрасному русскому языку. — Я уроженка донецкого Лисичанска, могу и по-украински. — Она радуется тому, что в нашем славянском экипаже представлены все три бывшие союзные славянские республики. — Только мало кто из нас может похвастаться знанием «мовы», — говорю я. — И севастопольцы тоже не знают? — удивляется она и тут же всплескивает руками: — Ну конечно, Господи, город-то российский... Вскоре после звонка в российское посольство в Тунисе (городе!) в доме появились военно-морской атташе капитан 1 ранга Николай Дмитриевич Качан и элегантная дама; она нежно обнялась с хозяйкой дома. — Вера Робертовна, — совсем по-русски представилась она, — фон Вирен-Гарчинская. Я только что из Нью-Йорка и, наверно, выгляжу утомленной. Извините, столько пересадок… Потом долгие два часа Вера вспоминает хорошо известную ей историю Русской эскадры, делится сведениями из уникального семейного архива, в котором главной ценностью являются письма ее отца из Бизерты. Она рассказывает о своем участии в юбилее Российского флота в Петербурге и о посещении Кронштадта. Оснований для визита в старинную крепость у нее достаточно. Ее двоюродный дед — герой Порт-Артура адмирал Роберт Николаевич Вирен — был зверски убит там в начале Февральской революции 1917 года. — Мне довелось встретиться с вашим президентом, и Борис Николаевич обещал помочь в открытии мемориальной доски в Кронштадте. Племянник адмирала и отец Веры старший лейтенант Роберт фон Вирен в период Крымской эпопеи был командиром канонерской лодки «Грозный» и покидал Керчь в момент, когда ее уже занимали передовые отряды Красной армии. — Этот флаг Андрея Первозванного, — показывает мне Вера бело-синее полотнище, — один из тех, что спустили здесь 72 года назад. Отец сохранил этот флаг и флаг командира Русской эскадры адмирача Беренса и отправил их в Нью-Йорк своему двоюродному брату Алексею Робертовичу Вирену, ставшему в ту пору председателем Общества бывших русских морских офицеров в Америке. Теперь я хочу, чтобы этот флаг поднялся вновь вместе с Андреевским флагом из России. Жаль, что Стефановский не пришел с вами. Это его идея, он звонил мне перед выходом из Севастополя... — Что же такое Бизерта для всех нас в год юбилея флота? — откликается на наш вопрос Анастасия Александровна. — Для меня это и верность долгу, но и трагедия... равнодушие... Первые четыре года прожили мы здесь в полном забвении. Большевики, ставшие врагами собственному народу, о нас не вспоминали вообще, будто мы не русские. Нашу верность прежнему правительству в Советском Союзе объявили предательством, и до сих пор никто от этого нелепого обвинения не отказался. Теперь выяснилось, что мы были на высоте, но радости от этого не чувствуется: все уже ушли в могилы, так и не узнав о новом возрождении России. Корабли эскадры достались Франции, хотя была здесь комиссия известного адмирала Алексея Крылова, которая пыталась отправить в Россию наиболее ценные из них. Но ничего из этого не вышло. И корабли, и люди оказались забытыми. Да и теперь о нас вспоминают лишь «на общественных началах». Слава Богу, гостей в юбилейный год прибавилось, а вот дальше... На яхту мы с Евгением Коршуновым возвращались пешком. Чем-то город напоминал нам родину. Никакой парадной помпезности, скромные дома и ветер из пустыни, гонявший по выщербленному асфальту не только опавшие листья... Когда-то русские моряки были здесь первыми иностранными гостями... Потомки русских со стоявшей здесь эскадры после ее роспуска разъехались, а те, кто прижились, приняли ислам, породнились с арабами. Кажется, Анастасия Александровна, как она сама признавала, — последняя ниточка в гибнущей на глазах памяти о Русской эскадре в Бизерте. И поможет ли сохранить ее наше плавание к берегам Тунисии? «Андреевский флаг поднять!»Следующий день 29 октября был тем самым, ради которого замышлялся наш поход Памяти. Что ж, если не удалось на официальном уровне, хотя и с опозданием, осознать феномен Бизерты, мы сделаем это сами...Несколько машин и автобус подкатили с утра к церкви святого Александра Невского — единственной православной святыне в Бизерте. Она была сооружена здесь на добровольные взносы моряков Русской эскадры и в память о ней. Церковь крошечная, более походит на часовню при кладбище, но ее внутреннее убранство напоминает и корабль, и Морской собор в Кронштадте, а Андреевский флаг и российский триколор смотрятся, словно иконы... У входа в церковь собрались участники экспедиции, работники посольства, пресса, гости. Посольский батюшка отец Димитрий начинает службу, после которой все отправились на христианское кладбище. По пути Анастасия Александровна сказала мне, что более всего она обеспокоена судьбой церкви. — Что будет, когда я помру? Кому пригодится эта память о русской драме так далеко от России? Никто об этом не думает, а жаль, очень жаль... На кладбище, где покоятся многие русские, и в их числе отец Анастасии Александровны, — полный разгром. Мы долго продирались сквозь заросли ежевики и агав, мимо гигантских усыпальниц любвеобильных итальянцев к скромным могилам россиян. Мрамор на них был наполовину растащен, поколот, а человеческие кости виднелись всюду... Отец Димитрий отслужил панихиду у наиболее сохранившегося захоронения, а мы возложили венки, привезенные из далекого отсюда Севастополя... С освященным Андреевским флагом мы появились на причале у борта «Петра Великого» вскоре после полудня. Нещадно, как нам казалось, палило солнце, но сухой воздух смягчал жару. Крошечный плавпричал вздрагивал от струй начавшегося отлива, рядом, все заглушая ревом турбин, пронесся французский фрегат. Наконец завели два фала на фок-мачте для двух Андреевских флагов. Один был из России, освященный, как я говорил, воронежским священником, второй — из нью-йоркской коллекции, привезенный Верой Робертовной Вирен. Краткие речи гостей и хозяев, приветствие «ожившего» Петра Великого... Потом капитан по цепочке передал флаг самому молодому участнику экспедиции механику Сергею Самойлову. Он крепит флаг. Вера Робертовна готовит к подъему второй. Глуховатым от волнения голосом капитан Николай Зубачук командует: — Флаги святого Андрея Первозванного поднять... В синем небе с белыми облаками на фоне белоснежных мачт и парусов оба флага затрепетали на горячем ветру. Словно случилось это тотчас же после того трагического спуска в 1924-м... Под небом, усыпанным по-летнему яркими звездами, мы покидали Бизерту. После коротких остановок на Мальте, в Пирее-Афинах и Стамбуле вошли в Черное море, готовые принять толику осенних штормов с борой из Новороссийска. Но море было поразительно спокойным, и на восемнадцатый день плавания после выхода из Бизерты мы увидели полыхавший пучками света Херсонесский маяк... Источник: , автор: Василий Галенко, фото автора Севастополь - Наусса - Наварим -Бизерта - Валлетта - Пирей - Афины -Стамбул - Севастополь
|
.jpg)