Воспоминания и размышления

Прошлое-чужая страна,там уже нет нас.
Время,когда впереди только прошлое,а будущее позади и жизнь подобна вымыслу.
Я долго не решался рассказать об этом,пока не прочитал записки моего невымышленного героя.
А прочитав понял, что сумасшедшим был я- из дома политпросвещения мы все выходили уже
пациентами.




Крейсерские подводные лодки с крылатыми ракетами 651 проекта,  по классификации противника  "джульетты"- зарекомендовали себя надежными кораблями и в течение десятилетий являлись рабочими лошадками "холодной войны" наряду со своими дизельными собратьями: "фокстротами" (пр.641), "виски" (пр.613), "ромео" (пр.633), "танго" (пр.641Б)...

Среди "дизелей" они прочно стояли на втором месте по длительности походов вслед за подводными лодками пр.641 с их нечеловеческими по длительности 9, 12 и даже 13-месячными автономками.
К сожалению, обводы корпуса с газоотбойниками для ракет делали её гидроакустические характеристики очень шумными, позволяющими определять и классифицировать её на значительных дистанциях, и помимо стандартной классификации "джульет" она получила прозвище - ревущая корова.


Помимо боевой службы лодки дивизии обеспечивали боевое дежурство, боевую подготовку надводных соединений флота и авиации. Нормальным считалось в дивизии, если офицер имел в течение месяца один полный выходной день, да и за этот день старпом при просьбе разрешения на сход скажет:
"Да ты, братец, зажрался, это тебе служба, а не курорт".

И, честно сказать, в этой круговерти корабляцкой жизни нам самим уже казалось, что иметь больше одного выходного в месяц - непозволительная роскошь.

Именно за этот нечеловеческий ритм службы дивизия и считалась дикой.
Мои однокашники, служившие в Западной Лице, Гаджиево, Полярном имели на порядок больше свободного времени, не говоря о тех, кто попал на берег - те вообще были беловоротничковой интеллигенцией.

Говорят, что самое худшее из времён - когда меняется начальство. Наш комдив, верой и правдой прослуживший на северах более 20 лет, переводился в Москву.
Последний год он занимался своим переводом, обустройством и практически всё отдал под контроль командиров лодок - только в редких случаях обозначал своё присутствие на торжественных мероприятиях, связанных с годовщинами Октября, 1 мая и необходимых разносах, чтобы служба мёдом не казалась.
В этот период самоуправства командиров дела в дивизии как-то наладились, выровнялись, кривая чрезвычайных и прочих происшествий резко пошла вниз, и о дивизии начинали упоминать даже в положительных замполитовских докладах.

На всевозможных уровнях муссировались различные слухи о приемнике, но молва была едина в одном - что начальник штаба пролетит и, скорее всего, пришлют варяга за адмиральскими орлами.  
Скоро стало с большой долей вероятности известно о назначении комдивом кого-то из штаба Северного флота.
Дивизионный кадровик говорил о том, что представление о назначении находится в приёмной Главкома.

Начальником штаба нашей дивизии был капитан 1 ранга ... Моряк до мозга костей, но судьба была неблагосклонна к нему.
И если бы у нас как у англичан и американцев в послужном списке офицера значилась графа везения, улыбка фортуны, то ... вряд ли бы он дослужился даже до командира лодки - ему катастрофично не везло.
Рок преследовал его с лейтенантских времён,  не один раз снимали с должности и разжаловали, восстанавливали и вновь снимали.
Только с командира подводной лодки его снимали два раза. Это был необычайно волевой и до безумия честолюбивый человек.

Любимым его анекдотом, который он рассказывал при любом случае, а посему мы его знали назубок и подозревали, что он больше не знает ни одного, был анекдот о том, как мужу присвоили адмирала.
Утром, проснувшись, жена спрашивает его: "Знал бы ты, дурачок, что с адмиральшей спать будешь..."
Знали бы мы, слушая его бесконечный анекдот, как печально сложится его невезучая судьба - наверное многое бы ему простили...
Назначение варяга на должность комдива лишало его перспектив дальнейшей службы .

Текучка и повседневные заботы, которых было выше головы, не трогали наши лейтенантские умы тревогами штаба дивизии.
Жизнь  была занята мелкими проблемами сиюминутности.

Но однажды мы не услышали привычного: "Товарищ капитан 1 ранга, за время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по дивизии...".
Начальника штаба не было и флагманские специалисты со всем штабом дивизии не вышли на подъём флага.
Это было немыслимо - мы хорошо помнили рык начштаба, когда он с воспалением лёгких вечером был доставлен флагманским медиком в госпиталь. И с температурой 38.5 положен на больничную койку.
Утром штаб и флагмана прибыли на плавказарму после 8.00, флаг и гюйс был поднят в одиночестве начальником штаба, который стоял у трапа, дожидаясь прибытия офицеров.
Он посчитал, что температура 37.5, которую ему утром измерила дежурная медсестра, не дает права валяться на больничной койке, а воспаление лёгких - пустяковой болезнью...

По дивизии пополз слушок, что ... полетел в Москву на приём к Главкому.
Попасть на приём к Главкому даже для уровня начальника штаба дивизии было ох как не просто. А чтобы вот так, не согласовав с Командующим флота, поверх его головы попасть -  просто немыслимо.

Процедура приёма московских чиновников была проста и требовала ожидания.
Раз в год в дивизию прилетало всевозможное начальство во главе с Главкомом. За месяц-полтора собирались списки жаждущих предстать по своим вопросам перед очами начальства. Потихоньку отсеивались те, кому удавалось до прилёта Главкома решить вопросы на уровне флота, и оставались два-три человека, которые добивались приёма.

Перед началом приёма собирались все офицеры эскадры - как правило в Доме офицеров. Подводились итоги. В выступлении Главкома давалась оценка соединению и ставились задачи. Потом коротко заслушивались командиры дивизий и в конце обязательно давали слово председателю женсовета гарнизона.

На этот раз председателем женсовета была жена одного из командиров лодок, директор школы.
Вышла покрасневшая от волнения миловидная женщина и стала благодарить командование за заботу. По её словам всё прекрасно- в Видяево есть только одна проблема
"Какая?" - спросил Главком.

Женщина замялась, а Горшков, чтобы подбодрить её, вышел из-за стола президиума и встал рядом с ней.
"Да Вы не стесняйтесь, всё, что в наших силах, сделаем" - заверил он её.

"Понимаете, Сергей Георгиевич", - начала женщина.
"Школа наша - прекрасная школа, 80% выпускников в вузы поступают.
"Ну и что же?" - не понимая, куда клонит директор, перебил Главком.

"Да дело в том", - продолжала она, - "что расположена школа на горе и когда швартуются лодки, то иногда ведь и русского языка не услышишь, один мат. А у нас же дети".

Начштаба  был искусным матерщинником и связующими в его языке были в основном  флотские слова боцманских команд.
Понимая что это в его огород камни, он поднялся из-за стола и, обращаясь к Главкому, выпалил:
"Пиз...ят, товарищ Главком".

И вот он, минуя командующего Северным флотом, полетел в Москву. Мы знали также, что в Москве у него не было никого, кто мог бы помочь ему не только решить его проблему с назначением, а вообще попасть к Главкому.
Через неделю начальник штаба вернулся в Видяево , собрав флагманов, сказал:
"Главком утвердил меня в должности командира дивизии.  Я заверяю вас, товарищи офицеры, что я оправдаю его доверие и вы будете служить под командованием адмирала ...".


Никто тогда не обратил внимание на это - служить под командованием адмирала ... .
В то благословенное время звания, награды и прочие отличия присваивались к великим годовщинам Октября, открытиям съездов партии и к первомаю.
До ближайшего праздника было 5 месяцев, и нас мало беспокоило присвоение адмиральского звания комдиву. Дела в дивизии были обычными, только комдив всё чаще и чаще мучил офицеров всевозможными допусками, зачётами, проверками, внезапными учениями.

Казалось бы, всё это должно повысить знания, навыки... казалось... если бы не одно но.
Эти комдивские проверки носили характер унижения, хамства, причём не только к лейтенантской братии - её-то нужно вразумлять - но и к командованию лодок.
Каждая такая проверка заканчивалась показательной "поркой" в присутствии всего офицерского состава дивизии на бесконечных совещаниях и с организационными выводами вплоть до снятия с должности.
Некоторые из моих друзей после такой проработки просто вообще забили болт на свои обязанности и пустили их на здоровый самотёк, потеряв всякий интерес к службе.

Наступила весна, и мы практически не вылазили из моря. Торпедные стрельбы, учения, подготовка к ракетным стрельбам, проверки штабом флота, допуска и прочее, что так или иначе определяется словом -"служба".
Находясь в море, мы давно поняли, что на берегу хуже, и не стремились к возвращению. Однажды, вернувшись с моря и получив добро на сход, мы отправились в посёлок.

Стояла по-настоящему весенняя погода, апрель с его бездонной синевой неба, тающие ручейки и какой-то дурманящий аромат воздуха наполняли наши головы чем-то, что даёт только весна.
До посёлка было 1,5 километра, и мы решили пойти пешком: рейсовые автобусы уже не ходили. За КПП нас обогнал газик комдива. Проехав метров десять, он остановился и из приоткрывшийся дверки высунулся комдив...
Я был одет в шинель и по форме, мой напарник Володя Суэтин, штурманец нашей лодки, посчитав не обязательным переодеваться, выглядел вахтенным офицером на мостике - канадка, сапоги и шапка без какарды.
"Чей экипаж?" - спросил комдив.

"Инженер боевой части - 2 в/ч 10659 лейтенант Богачёв" - представился я.
"Командир электро-навигационной группы в/ч 10659 лейтенант Суэтин" - доложил Володя.

"Слотинцева, значит, бойцы".
"Так точно" - ответили мы, определив по голосу комдива скрытую угрозу.
"Садитесь в машину" - приказал он.
Мы поняли, что все наши планы шестичасового пребывания в посёлке лопнули, а главное - мы так и не попадем в баню, о которой мечтали на лодке и к которой уже приготовились, захватив чистое бельё и банку тараньки.

До посёлка мы доехали молча и были уверены, что комдив довезет нас до комендатуры, сдаст дежурному, приказав ему проконтролировать приведение формы одежды в порядок с последующим внушением нашему командиру.

Но машина подъехала к дому комдива и он, выйдя из машины, приказал:
"За мной, бойцы!"
Мы поднялись за ним в его квартиру, дверь открыла жена.
В передней  сняли обувь и верхнюю одежду, под шинелью у меня был свитер, а у Володи лодочная куртка, замызганная до безобразия.
Наш лодочный дух за время нахождения на воздухе немного выветрился, но всё равно от нас тянулся устойчивый и ничем не перебиваемый шлейф дизельно-отсечного запаха, который был так насыщен, как бывают насыщены только казарменные ароматы.
Увидев наше одеяние, комдив хмыкнул, а жена бросилась открывать форточку. ... не слова не говоря,комдив  указал нам на дверь одной из комнат и мы, ничего не понимая, проследовали за ним.

Представьте наше удивление тому, что мы увидели.
Комната была абсолютна пуста. Из мебели был маленький стол в углу, несколько полок с книгами, явно не художественными, потом, подойдя ближе, мы разглядели устав внутренней службы, караульный устав, дисциплинарный, массу наставлений, а посредине комнаты - шесть манекенов, на которых была одета форма контр-адмирала - летняя, парадная, зимняя и различные смешения форм - шапка, фуражка,куртка...
Вся форма была безупречно выглажена, размер её был размером нашего комдива.

"То, что я получу адмирала, не сомневаюсь, и вы будете служить под моим командованием, командованием адмирала ..." - обратился он к нам.
"А пока на первый случай я объявляю вам замечание. Приведите форму одежды в порядок и доложите Слотинцеву".
"Есть" - ответили мы хором.  
"Разрешите идти?".
"Идите".
Мы мигом вылетели из комнаты и, похватав шинели, не одеваясь, вылетели в коридор.

Придя в гостиницу, мы посмотрели на покосившийся колченогий шкаф, стол, застеленный клеёнкой, прожженой во многих местах, шатающиеся стулья и наши вещи, вот уже более полугода хранящиеся в чемоданах. Не сговариваясь, достали заначку - бутылку шила (спирта).

Это сейчас, вспоминая, можно рассмеяться или хмыкнуть, покрутить пальцем у виска, но тогда... Утром, докладывая командиру о полученном замечании, мы узнали, что у комдива такие экскурсии к нарушителям формы одежды вошли в норму. И больше того - он приводил в пример одного из старпомов, который, подражая комдиву, закупил манекены и привел форму одежды в уставной вид.

К очередному празднику, несмотря на видимое благополучие дел в дивизии, звания комдиву не присвоили.
Прошло ещё полгода,  напор комдивской энергии по превращению дивизии в образцово-показательную не иссякал, мы были окончатенльно замордованы его нравоучениями, близкими к издевательству и старались как можно меньше попадаться ему на глаза.
Даже прежде чем появиться в кают-компании, мы интересовались у вестовых:
"Комдив откушал?" - и только получив утвердительный ответ, садились за стол.
Это не была боязнь, это было спонтанное проявление неуважения.

К 7 ноябрю по дивизии поползли слухи, что представление комдива о присвоении адмиральского звания согласовано и находится на утверждении в правительстве.
Вечером 4 ноября комдиву позвонили друзья из Москвы, поздравляя с присвоением адмиральского звания, осталась маленькая формальность - подпись Председателя Правительства, которую он должен был поставить 5 ноября утром.

Комдив, положив трубку телефонного аппарата, позвонил дежурному по штабу и вызвал машину.
Водитель, старшина 2-ой статьи, который возил его второй год, вошёл через некоторое время в кабинет и доложил, что машина у подъезда.
"Ты перед кем стоишь?" - услышали крик во всех кабинетах, расположенных рядом. -

"Старпом сопливый, ё... твою мать, ты перед адмиралом ... , щенок, стоишь...".
Дежурный по штабу дивизии, точно зная, что в кабинете нет никого, кроме водителя, уточнил у рассыльного:
"Когда туда старпом попал?".
"Нет там никого, кроме водителя" - подтвердил рассыльный.
Брань из кабинета комдива с каждой минутой набирала обороты, уже не было слышно ничего, кроме мата и -"Ты перед кем стоишь?"
На крик из своих кабинетов стали выходить флагмана, и когда коридор был заполнен даже пришедшими с соседних этажей, кто-то сказал:
"Доктор, иди в кабинет, кажется, у него крыша поехала".

Вечером наш комдив был доставлен в госпиталь Североморска, где он пролежал более полугода и потихоньку  демобилизован. Звания адмирал ему так и не присвоили.

Только наступившее завтра объяснит тебе,как хорошо  и прекрасно -сегодня.Пробив головой
одну стену,что ты будешь делать в следующей камере похожей на жизнь?