Клуб подводников Игорь Курдин - Сообщения за август 2012 года

 Журнал Подводный флот №-9-2002г., который издавал СПб Клуб подводников
Ф.Д. Титов

генерал-майор юстиции



ИСТОРИЯ ОДНОГО СУДЕБНОГО ПРИГОВОРА



27 января 2002 года в 58-ю годовщину снятия блокады Ленинграда в Музее подводных сил России им. А.И Мари­неско наряду с плановыми мероприятиями, посвященными этой знаменательной дате, прошла встреча с участни­ками Великой Отечественной войны, проживающими ныне в Москве.

Во время встречи ко мне подошел пожилой седовласый мужчина, грудь которого украшали многочисленные боевые награды, и четко, по-военному представился: "Генерал-майор юстиции в отставке Титов Федор Дмитри­евич, бывший председатель военного трибунала Северного флота!"

От волнения, честно говоря, я даже опешил и на какое-то время онемел. Затем, немного успокоившись, пере­спросил: "Неужели Вы - тот самый Титов, который в 1962 году вынес оправдательный приговор по делу командира  подводной лодки Б-З7 капитана 2 ранга Бегебы ?" Крепкое рукопожатие, добродушная улыбка сняли мое оцепене­ние и я начал задавать ему один вопрос за другим, едва успевая записывать ответы.

Формат проводимой встречи и катастрофическая нехватка времени не позволили довести наш разговор до логического завершения. Впоследствии я периодически звонил Федору Дмитриевичу, уточняя некоторые детали событий. Затем мы обменялись и письменными посланиями.

Вскоре мне довелось познакомиться и с капитаном 1 ранга в отставке БЕГЕБОЙ Анатолием Степановичем. И вновь масса интересных вопросов. Постепенно на моем рабочем столе накопился определенный материал, с первой частью которого я и хочу познакомить читателей.

В.И Вангородский





11 января 1962 г. в Полярном личный состав подводной лодки "Б-37" проекта 641, входящей в состав211-й бригады 4-й эскадры Северного флота, после подъема военно-морского флага приступил к осмотру и проворачиванию оружия и технических средств. Вторым корпусом у этого же четвертого причала была ошвартована подводная лодка "С-350" проекта 633 (командир - капитан 2 ранга О.К. Абрамов).

Оставив за себя старшего помощника капитан-лейтенанта Симоняна, командир "Б-37" капитан 2 ранга Бегеба Анатолий Степанович убыл на некоторое время на ПКЗ-82, стоявшую по корме лодки. Через 10-15 минут он вернулся на причал, откуда наблюдал за работой личного состава на верхней палубе лодки.

Минут через пять из рубки лодки внезапно повалил густой дым с нарастающим гулом и языками пламени и сразу же оттуда выскочил матрос Параскан с черным от копоти лицом.

Командир "Б-37" метнулся к находящемуся неподалеку телефону и доложил оперативному и начальнику штаба эскадры контр-адмиралу Юдину о происшествии. Проникнуть внутрь лодки через рубочный люк уже было невозможно. Бегеба предпринял попытку попасть в прочный корпус через кормовой люк, но в это время внутри лодки раздался несильный хлопок, за которым последовал мощнейший взрыв, сбросивший командира за борт.

В результате взрыва носовая часть лодки, вплоть до рубки, была полностью разрушена, оставшиеся кормовые отсеки мгновенно затонули. На "С-350" повреждение получил прочный корпус первых двух носовых отсеков, лодка начала тонуть, но ее удалось отбуксировать на мель.

В жилых домах, расположенных неподалеку, взрывной волной были выбиты окна и снесены двери. Один из фрагментов баллона воздуха высокого давления пробил крышу и потолок одноэтажного дома, упал на кровать, где спала одиннадцатилетняя девочка и повредил ей ногу, в результате чего она стала инвалидом.

Всего от взрыва погибли 78 человек из состава 4-й эскадры подводных лодок, из них - 59 членов экипажа "Б-37" и 11 членов экипажа "С-350".

К исходу дня на флот прибыла государственная комиссия во главе с Главкомом ВМФ адмиралом флота С.Г. Горшковым, в состав которой входила большая группа ученых под руководством академика А.П. Александрова. Первоначально комиссия выдвинула двадцать две версии происшедшего взрыва, но после тщательного ознакомления с первичными материалами, она остановилась на четырех.



Результаты работы комиссии были доложены Министру обороны маршалу Советского Союза Р.Я. Малиновскому и через него представлены в Президиум Центрального Комитета КПСС, который безотлагательно ознакомился с ними и принял соответствующее решение, где был дан краткий анализ причин катастрофы на подводной лодке "Б-37", сделаны оргвыводы и сформулированы указания МО СССР: принять меры, направленные на повышение организаторской и воспитательной работы, укрепления дисциплины и правопорядка на кораблях и в частях флота. Оргвыводы непосредственно касались двух должностных лиц: командующего Северным флотом адмирала А.Т. Чабаненко, которого сняли с занимаемой должности, и командира "Б-37" капитана 2 ранга А.С. Бегебы, в отношении которого было предписано: отдать под суд военного трибунала.

Вскоре на флот прибыл новый командующий - адмиpaл В.А. Касатонов. При первой встрече со мной Владимир Афанасьевич высказал свое глубокое возмущение поведением Бегебы в день катастрофы и выразил твердое убеждение, что суровый приговор трибунала Военный совет использует "как рычаг в деле решительного укрепления дисциплины и порядка на кораблях и в частях флота".

Через три месяца в военный трибунал Северного флота поступило уголовное дело в шести томах по обвинению командира подводной лодки "Б-37" капитана 2 ранга А.С. Бегебы в должностном преступлении. У меня, как у председателя, не было сомнений в том, что изучением материалов предварительного следствия я должен заниматься лично, не перекладывая это сложное дело на своих подчиненных. Еще до поступления результатов следствия в военный трибунал, я самым тщательным образом вникал во все детали этого "черного дня", как его окрестили на флоте. Прежде всего съездил в Полярный, где побывал на месте происшествия, внимательно осмотрел оставшуюся часть злосчастной лодки, к тому времени поднятую из воды, побеседовал со многим подводниками, встречался с жителями города - свидетелями катастрофы, изучал оперативные документы, знакомился со списком предполагаемых народных заседателей.

Решение Президиума ЦК КПСС, приказ Министра обороны и мнение нового командующего флотом вызвали необходимость обстоятельного, объективного и очень взвешенного изучения материалов следствия, поэтому к этой работе я привлек самых опытных судей военного трибунала. На распорядительном заседании, которое всегда предшествует судебному, после доклада прокурора флота полковника юстиции Титкова и моего содоклада, было принято решение о предании командира подводной лодки "Б-37" капитана 2 ранга А.С. Бегебы суду военного трибунала и о проведении судебного процесса в Полярном. После этого уже не обвиняемому, а подсудимому было предъявлено обвинительное заключение, а также разъяснено, что в процессе рассмотрения дела в судебном заседании у него имеется право на защиту. По просьбе военного трибунала Мурманская коллегия адвокатов выделила своего представителя для защиты подсудимого, но после нескольких минут общения от его услуг пришлось отказаться, так как адвокатом была женщина, у которой не было ни малейшего представления о специфике подводного флота. В результате Бегеба заявил, что в суде будет защищать себя сам, и ему были разъяснены все правовые нормы, которыми он имеет право пользоваться как защитник.

Как уже упоминалось, большое внимание было уделено подбору народных заседателей. Недопустимо выносить дело на судебное разбирательство, если народные заседатели недостаточно основательно ознакомлены с материалами рассматриваемого дела. Для участия в судебном разбирательстве были определены следующие народные заседатели: капитан 1 ранга Шкодин - опытный подводник и капитан 2 ранга Савельев, замполит подводной лодки того же проекта, что и "Б-37", недавно закончивший юридический факультет Военно-политической академии. Названные товарищи отнеслись к исполнению возложенных на них обязанностей с высоким чувством ответственности, и за восемь дней, изучили все представленные материалы, после чего они были ознакомлены с нормами процессуального закона о том, что в совещательной комнате при вынесении приговора они подают свой голос первыми, а председательствующий последним.

Судебное заседание началось 18 июня 1962 г., на всю процедуру было предусмотрено три дня и еще один день на прения сторон и составление приговора.

После объявления состава и участников суда, отводов и других заявлений не последовало. Зачитывается обвинительное заключение, в котором командиру подводной лодки "Б-37" капитану 2 ранга Бегебе Анатолию Степановичу вменяется в вину:

- преступно-халатное отношение к исполнению своих служебных обязанностей и систематическое нарушение требований Корабельного устава (КУ) и Наставлений военно-морского флота;

- 11 января 1962 года, вопреки требованиям ст.ст. 271 и 272 КУ, ушел с корабля и отпустил командира БЧ-V инженер-капитан-лейтенанта ЯКУБЕНКО. В результате этого оставшиеся на корабле старший помощник командира капитан-лейтенант СИМОНЯН и командир моторной группы инженер-лейтенант ТАГИДНИЙ, не допущенные к самостоятельной работе по управлению кораблем, не смогли обеспечить полное руководство по осмотру и проворачиванию оружия и технических средств;

- во время возникшего на подводной лодке пожара около 8 час. 20 мин., БЕГЕБА не выполнил долг командира, как это предусмотрено ст. 156 КУ и ст. 13 Наставления по борьбе за живучесть подводной лодки. Зная, что в лодке осталось много людей, в главный командный пункт лодки он не спустился, обстановку не выяснил, личный состав на борьбу за живучесть корабля не возглавил и занялся выполнением второстепенных, не столь важных, в создавшейся обстановке, вопросов, по существу отстранившись от командования кораблем;

- личный состав, лишенный руководства и не подготовленный к борьбе за живучесть в сложных условиях, не смог организовать свои усилия в этом направлении и устремился в сторону кормы лодки, ища там спасения;

- от происшедшего вскоре взрыва погибло большое количество людей и затонули две подводные лодки - "Б-37" и стоявшая рядом с ней "С-350";

- в нарушение ст. 126 КУ, БЕГЕБА недостаточно осуществлял контроль за боевой подготовкой личного состава, за состоянием оружия и технических средств, а также организации службы на корабле, вследствие чего на подводной лодке "Б-37" по вине личного состава имели место две аварии: в 1960 году - попадание морской воды в боевую торпеду и вывод ее из строя и в 1961 году - попадание воды в аккумуляторную батарею;

- БЕГЕБА не проявил надлежащей требовательности к своему старшему помощнику капитан-лейтенанту СИМОНЯНУ в части сдачи им зачетов на допуск к самостоятельному управлению кораблем.





После зачтения обвинительного заключения выясняю у подсудимого: понятно ему в чем он обвиняется, и признает ли он себя виновным в предъявленном ему обвинении. Бегеба ответил: "Обвинение понятно. Виновным в том, что произошло на подводной лодке утром 11 января 1962 года, себя не признаю. Что касается аварийных происшествий, имевших место в 1960 и 1961 годах во время автономного плавания, за них вышестоящим командованием я был наказан в дисциплинарном порядке. Оспаривать эти факты не имею оснований".

Как было намечено, слушание по делу завершилось в течение трех дней, хотя ежедневно приходилось продлевать время работы трибунала. В процессе подготовки дела к расследованию в суде, особенно после детального ознакомления со всеми его материалами,

многое пришлось пережить, передумать, пропустить через сердце, чтобы сделать единственно правильный и обоснованный вывод. С одной стороны - тяжелейшая катастрофа с многочисленными человеческими жертвами и огромным материальным ущербом, решение высшего партийного органа, приказ Министра обороны, выводы командования ВМФ, мнение ученых во главе с таким авторитетом как академик А.П. Александров, наконец, материалы органов следствия. С другой - требования закона обоснованно и убедительно определить, в чем конкретно состоит вина командира в случившейся катастрофе.

Анализу всех этих обстоятельств приходилось уделять главное внимание на всех стадиях судебного разбирательства, взвешивая на весах правосудия малейшие доводы как обвинения, так и защиты. В 10 часов 15 минут 22 июня состав суда удалился в совещательную комнату и приступил детально "по полочкам" раскладывать все "за" и "против", стараясь не упускать ни малейшего аргумента. В итоге, после длительного обсуждения, пришли к единодушному выводу: Бегеба не виновен, а если и виновен, то только в том, что не погиб в результате возникшего на лодке пожара и взрыва, но за это, как известно, не судят. Первым такое мнение высказал капитан 1 ранга Шкодин. После того как мы пришли к единому мнению, понадобилось еще более четырех часов для составления приговора, поскольку снова и снова приходилось обращаться к материалам дела, статьям уставов и наставлений.

В 22 часа 40 минут 22 июня 1962 года комендант суда скомандовал: "Встать! Суд идет!"

Я достал из папки текст приговора и, стараясь преодолеть волнение, приступил к его оглашению.



ПРИГОВОР ИМЕНЕМ СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК



22 июня 1962 года военный трибунал Северного флота в составе:

председательствующего полковника юстиции ТИТОВА, народных заседателей – капитана 1 ранга ШКОДИНА, капитана 2 ранга САВЕЛЬЕВА,

при секретаре гр-ке СУХОРАДО, с участием военного прокурора Северного флота полковника юстиции ТИТКОВА, в закрытом судебном заседании в гор. Полярном рассмотрел дело по обвинению бывшего командира подводной лодки "Б-37" 211 бригады 4-й Эскадры подводных лодок Северного флота капитана 2 ранга Б Е Г Е Б А Анатолия Степановича, рождения 23 января 1925 года, уроженца гор. Ташкента, русского, проживающего в гор. Полярном Мурманской области, с высшим образованием, женатого, исключенного из членов КПСС в связи с настоящим делом, ранее не судимого, на военной службе с октября 1943 года, в совершении преступления, предусмотренного ст. 260 п «а» Уголовного кодекса РСФСР.

На основании судебного разбирательства дела военный трибунал



УСТАНОВИЛ:

 Предварительным следствием Бегебе предъявлено обвинение в том, что он, являясь командиром подвод­ной лодки "Б-З7" ,преступно-халатно относился к исполнению своих служебных обязанностей, систематически нарушая требования Корабельного устава и Наставлений Военно-Морского флота.

11 января 1962 года, вопреки требованиям ст.ст. 271 и 272 КУ ВМФ, ушел с корабля сам и отпустил командира электромеханической боевой части (БЧ-V) подводной лодки инженер-капитан-лейтенанта Якубенко. В результате этого оставшиеся на корабле старший помощник командира капитан-лейтенант Симонян и командир моторной группы инженер-лейтенант Тагидний, не допущенные к самостоятельному управлению кораблем, не могли обеспечить полноценное руководство по осмотру и проворачиванию оружия и технических средств.

Во время возникшего на подводной лодке 11 января 1962 года около 8 часов 20 минут пожара Бегеба не выполнил долг командира, как это предусмотрено ст. 156 Корабельного устава ВМФ и СТ.IЗ Наставления по борьбе за живучесть подводной лодки (НБЖ ПЛ -61).

Зная, что в лодке осталось много людей, в главный командный пункт лодки он не спустился, обстановку не выяснил, личный состав на борьбу за живучесть корабля не возглавил и занялся выполнением второстепенных не столь важных в создавшейся обстановке, вопросов и по существу самоустранился от командования кораблем.

Личный состав, лишенный руководства и не подготовленный к борьбе за живучесть корабля в сложных условиях, не мог организовать свои усилия в этом направлении и устремился в сторону кормы, ища спасения.

От происшедшего вскоре взрыва погибло большое число людей и затонули 2 подводные лодки: "Б-З7" и стоявшая с нею рядом "С-350".

В нарушение СТ. 126 Корабельного устава, Бегеба недостаточно осуществлял контроль за боевой подготовкой личного состава, за состоянием организации службы, оружия и технических средств, вследствие чего на ПЛ "Б-З7" по вине личного состава имели место 2 аварии: в 1960 году - попадание воды в боевую торпеду и вывод ее из строя и в 1961 году - попадание воды в аккумуляторную батарею. Кроме того Бегеба не проявил надлежащей требовательности к своему старшему помощнику капитан-лейтенанту Симоняну в части сдачи им зачетов на допуск к самостоятельному управлению кораблем.

В ходе судебного разбирательства дела не нашло своего подтверждения обвинение Бегебы в том, что он 11 января 1962 года во время осмотра и проворачивания оружия и технических средств отпустил с корабля командира БЧ-V Якубенко; что во время возникшего пожара не выполнил долг командира корабля, в главный командный пункт лодки не спустился, обстановку не выяснил, личный состав на борьбу за живучесть корабля не возглавил и занялся выполнением второстепенных, не столь важных в создавшейся обстановке вопросов и по существу самоустранился от командования кораблем; что не проявил надлежащей требовательности к своему старшему помощнику Симоняну в части сдачи зачетов на допуск к самостоятельному управлению кораблем.

В суде Бегеба показал, что 11 января 1962 года перед подъемом флага Якубенко доложил ему о необходимо­сти сходить на судоремонтный завод №10 по делам службы и Бегеба согласился с этим, однако разговора о том, чтобы Якубенко сошел с корабля для этой цели во время проворачивания не было. Это обстоятельство подтверждается и показаниями Якубенко, который в суде пояснил, что после разговора с Бегебой он вскоре обратился к старшему помощнику Симоняну за разрешением сойти с корабля для того, чтобы отправиться на завод, и о своем уходе с корабля вскоре после подъема флага Бегебе не докладывал. Таким образом, утвержде­ние Бегебы о том, что он не знал об отсутствии Якубен­ко на корабле во время проворачивания находит подтверждение.

В части своих действий во время пожара на лодке Бе­геба показал, что в тот момент, когда он, примерно, в 8 часов 20 минут направился с причала на лодку, то увидел, как из ограждения рубки повалил густой дым. Он тут же доложил об этом по телефону начальнику штаба Эскадры контр-адмиралу ЮДИНУ, который в этот момент находился в комнате оперативного дежурного, и сразу же пытался пройти в центральный пост или на мостик лод­ки, но из-за дыма, валившего под напором изнутри лод­ки, пройти в нее не смог. В тот момент через дверь ограж­дения рубки вышел старшина 1 статьи Параскан, лицо которого было в копоти. Бегеба спросил у Параскана, что случилось, и поскольку тот ничего не ответил, то, не задерживаясь возле него, побежал к кормовому люку с тем, чтобы проникнуть в лодку через 7-й отсек. При этом Бегеба, увидев на крыше ограждения рубки матроса Чер­касова, который нуждался в помощи, приказал матросам снять его оттуда и сам принял в этом участие. Пока мат­росы открывали люк 7-го отсека, Бегеба снова пытался проникнуть в лодку через верхний рубочный люк, но, войдя в дверь ограждения рубки, из-за едкого густого дыма был вынужден выйти оттуда и в этот момент ощутил толчок, а затем оказался в воде за бортом лодки.

Эти объяснения Бегебы находят подтверждение в показаниях ряда свидетелей. Так, свидетели Денисов, Барщиков, Вязников, Букин и Потапов показали в суде о том, что Бегеба сразу же после возникновения пожара позвонил по телефону и кому-то доложил о пожаре, а после этого он побежал на лодку. Свидетель Сидельни­ков показал, что Бегеба после доклада о пожаре по теле­фону бросился на лодку, открыл дверь в ограждении рубки и из нее повалил дым, поэтому пройти в лодку он не смог. Свидетели Барщиков и Потапов пояснили, что во время пожара они также пытались проникнуть в лодку, но из-за густого дыма сделать этого не смогли. Свидете­ли Денисов и Потапов показали, что Бегеба приказал им открыть люк 7-го отсека, что они успели лишь развер­нуть кремальеру люка и в этот момент взрывом были выб­рошены за борт.

По заключению экспертов в суде, Бегеба в сложив­шихся условиях мог осуществить связь с личным соста­вом только кормовых отсеков лодки и лишь через люк 7-го отсека, так как проникнуть в центральный пост или на мостик было невозможно.

Таким образом, военный трибунал находит, что Бе­геба пытался проникнуть в лодку, выяснить обстановку и возглавить борьбу за живучесть корабля, однако сло­жившиеся условия и быстротечность событий (от мо­мента возникновения пожара до взрыва прошло не бо­лее 4-5 минут) не позволили ему выполнить это.

Военный трибунал находит также, что в данном слу­чае Бегеба поступил правильно, лично доложив о пожаре по телефону. Бегеба в суде показал, что он решил немед­ленно доложить о пожаре по телефону оперативному де­журному, чтобы быстрее получить помощь береговых средств тушения пожара, а также ввиду того, что телефон прямой связи с оперативным дежурным находился в двух шагах и поблизости от себя Бегеба в тот момент никого не видел. Свидетели Денисов, Барщиков, Вязников, Бу­кин, Потапов и Сидельников пояснили в суде, что на доклад о пожаре по телефону Бегеба потратил очень мало времени. По заключению экспертов в суде, действия Бе­гебы как в части личного доклада командованию о пожа­ре, так и в целом последовательность его действий в процессе пожара являются правильными.

Из заключения экспертов усматривается также, что допуск старшего помощника командира корабля к само­стоятельному управлению кораблем является элементом подготовки его должности командира и не связан с пол­ноценным исполнением обязанностей старшего помощ­ника при стоянке корабля в базе. На должность старшего помощника командира ПЛ "Б-37" Симонян назначен не­задолго до происшествия на лодке и поэтому вменять в вину Бегебе, что он не проявил к Симоняну надлежащей требовательности в части сдачи им зачетов на самостоятельное управление кораблем оснований не имеется.

Исходя из изложенного указанные выше эпизоды об­винения, предъявленные Бегебе предварительным след­ствием, подлежат исключению, как не нашедшие подтверждения в процессе судебного следствия.

Что касается других эпизодов обвинения Бегебы, предъявленных ему предварительным следствием, то в процессе судебного разбирательства установлено, что они имели место, но не в том объеме, как об этом сказано в обвинительном заключении.

Бегеба 11 января 1962 года после подъема флага, когда личный состав стал спускаться во внутрь подвод­ной лодки, т.е. приблизительно в 8 часов 1-2 минуты, ушел на плавказарму №82 (ПК3-82) стоявшую у 4-го причала непосредственно за кормой ПЛ "Б-37", и воз­вратился оттуда к своей лодке, примерно, через 8-9 ми­нут, т.е. около 8 часов 10 минут, а не в 8 часов 20 м, перед самым появлением дыма из ограждения рубки ПЛ, как об этом сказано в обвинительном заключении.

Возвратившись к подводной лодке, Бегеба на лодку не пошел, а остался на причале и находился там в тече­ние 10 минут до возникновения пожара.

Это обстоятельство подтверждается показаниями как самого Бегебы, так и свидетелей Букина, Денисова и Бар­щикова. Бегеба показал, что после подъема флага он ушел на ПК3-82 по естественным надобностям, пробыл там 3-4 минуты и не позже 8 часов 10 минут возвратился на 3-й причал, с которого в течение, примерно, 10 минут наблюдал за ходом проворачивания механизмов на внешней части подводной лодки.

Свидетель Денисов, являвшийся 11 января 1962 года верхним вахтенным и находившийся в тот момент на 3-м причале около ПЛ «Б-37», видел, как Бегеба после подъема флага уходил от ПЛ в сторону ПК3-82, а затем увидел его на причале возле лодки до начала пожара.

Свидетель Букин показал, что он, приблизительно в 8 часов 10 минут видел Бегебу, когда он возвращался к ПЛ от ПК3-82, и разговаривал с ним. Это обстоятель­ство подтвердил и свидетель Барщиков.

Своими действиями Бегеба допустил нарушение ста­тей 184 и 271 Корабельного устава ВМФ тем, что, ухо­дя с подводной лодки на короткое время, он не сообщил об этом своему старшему помощнику капитан-лейте­нанту Симоняну и тем самым не оставил его на это вре­мя за себя, а также тем, что, возвратившись к подводной лодке в тот момент, когда личный состав занимался ос­мотром и проворачиванием оружия и технических средств, остался на причале и на лодку не зашел.

Судом установлено, что в подготовке личного состава ПЛ «Б-37» к борьбе за живучесть корабля имели место недостатки, однако, как это видно из показаний свидете­лей Журавель и Сверчкова, а также Бегебы, они не носили столь серьезного характера, чтобы можно было сделать вывод о неподготовленности личного состава для борьбы за живучесть корабля в сложных условиях. В частности, недостатки, отмеченные при проверке этого вопроса на ПЛ "Б-37" штабом 211 бригады подводных лодок 27 де­кабря 1961 года, были устранены к 3 января с.г., а 10 янва­ря эта лодка сдала задачу №1 с оценкой «хорошо».

О достаточном уровне подготовки личного состава сви­детельствует и тот факт, что в 1961 году ПЛ "Б-37"­ непрерывно находилась в числе кораблей первой линии, успешно выполняла поставленные задачи, более 80 дней несла боевое дежурство и в январе с.г. готовилась к авто­номному плаванию на полный срок.

Тщательное исследование в суде обстоятельств катас­трофы, прорвы газов под большим давлением и мгновен­ный вывод из строя значительной части личного состава, а также скоротечность событий не позволили оставшимся в живых до взрыва людям кормовых отсеков осуществить борьбу за живучесть корабля и их спасение. Такой вывод подтверждается, в частности, тем фактом что, как это вид­но из заключения экспертной медицинской комиссии (том II  л.д. 192), из 40 трупов, извлеченных из ПЛ «Б-37», в 29 случаях непосредственной причиной смерти явилось острое отравление окисью углерода.

Утверждение обвинительного заключения о том, что личный состав лодки, лишенный руководства и непод­готовленный к борьбе за живучесть корабля, не мог орга­низовать свои усилия в этом направлении и устремился в сторону кормы, ища спасения, сделан лишь на том основании, что матросы Чехов, Дураков, Панченко, Литвинов и Ярмухаметов покинули боевые посты и выб­рались на верхнюю палубу через люк 7-го отсека.

В суде, однако, установлено, что Панченко, Дураков и Ярмухаметов находились у своих заведований в 7-м от­секе, Литвинов - в корме 6-го отсека, а - Чехов – струёй воздуха при возникновении пожара был отброшен в 5-й отсек; когда он пришел в чувство и, ощутив едкий дым, надел противогаз, то взрывом был выброшен в 6-й отсек, откуда затем и выбрался наверх через люк 7-го отсека.

Таким образом самовольного оставления личным со­ставом своих постов и сосредоточения в корме в действительности не было.

На подводной лодке «Б-37» действительно имели место случаи попадания забортной воды: в 1960 году – в торпеду и в 1961 году - в отдельные элементы аккумуляторной батареи, однако, данные случаи, как это видно из заключения экспертов в суде, относятся к аварийным происшествиям, а не к авариям, как об этом указано в обвинительном заключении. Хотя непосредственным виновником этих происшествий Бегеба и не является, в то же время, в силу требований ст. 126 КУ ВМФ, он, к­ак командир корабля несет ответственность за боевую подготовку, состояние оружия и технических средств и за воспитание личного состава, по винe которое произош­ли указанные выше аварийные происшествия.

Исходя из изложенного, военный трибунал находит, что в своей служебной деятельности Бегеба допустил грубые нарушения требовании Корабельного устава ВМФ, в частности ст.ст. 126, 184 и 271, однако эти его действия не могут служить основанием для вывода о том, что Бегеба преступно-халатно относился к исполнению своих служебных обязанностей, т.к. допущенные им нарушения не носили систематического характера и не добыто данных о том, что они повлекли за собою тяже­лые последствия.

На основании всего вышеизложенного и руковод­ствуясь ст.ст. 303 и 316 Уголовно-процессуального ко­декса РСФСР, военный трибунал Северного флота



ПРИГОВОРИЛ:



Бегебу Анатолия Степановича по СТ. 260 п «а» УК РСФСР оправдать.

Меру пресечения в отношении его - подписку о не­выезде - отменить,

Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в Военную коллегию Верховного Суда Союза ССР в течение семи суток со дня провозглашения приговора.



Подлинный за надлежащей подписями.



Верно: ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА СЕВЕРНОГО ФЛОТА


полковник юстиции

   (Ф. ТИТОВ)



(Документ публикуется впервые с сохранением ор­фографии и пунктуации)



Бросил взгляд в зал. Полнейшее оцепенение при­сутствующих. Все продолжают молча стоять, никто не ожидал полного оправдания подсудимого.

Первым пришел в себя и выскочил из зала воен­ный прокурор полковник юстиции Титков. Несмот­ря на позднее время, он сумел организовать катер, на котором незамедлительно убыл в Североморск, и, как выяснилось позже, сразу доложил адмиралу Касатонову об оправдательном приговоре капитану 2 ранга А.С. Бегебе.

В свой рабочий кабинет я попал в середине следующего дня, и сразу же начальник канцелярии воен­ного трибунала передал мне приказание командую­щего: немедленно прибыть к нему.

Через несколько минут открыл двери штаба фло­та. Не успел толком доложить о своем прибытии, как адмирал, стуча кулаком по столу, набросился на меня с упреками:

- Вы что, решили Президиум ЦК партии учить!.. Вы выбили у меня из рук рычаг, с помощью которого я хотел повернуть всю работу командиров по искоре­нению серьезных недостатков в службе и укрепить дисциплину! Вы что, решили быть умнее тех, кто был в госкомиссии, которая разбиралась в происшествии, и прокуратуры флота, четыре месяца проводившей следствие по этому делу!!!..

Эту тираду командующий закончил тем, что зая­вил: такой приговор не соответствует действительно­сти и по протесту военной прокуратуры флота будет отменен, а Бегеба все же будет осужден...

Я малость вспылил и заявил:

- Что Вы на меня кричите, ведь я Вам в своей ра­боте не подчинен!

Касатонов, топнув ногой, буквально закричал:

- А кому же Вы подчинены?

Ответ был дан твердо и спокойно:

- Я подчинен советскому правосудию!

 При этой встрече присутствовал Член Военного сове­та Федор Яковлевич Сизов, который молчал, однако не­заметно дергал меня за рукав тужурки, давая понять, что­бы я не слишком горячился. Собственно, на этом встре­ча и закончилась. Каждый остался при своем мнении.

Чувствовалось, что военный прокурор активно по­работал по нагнетанию страстей вокруг приговора не только с командующим, но и с политработниками и командирами, и не только Северного флота. На сле­дующий день со мной долго и обстоятельно по теле­фону беседовал Председатель Военной коллегии Вер­ховного суда СССР генерал-лейтенант В.В. Борисог­лебский, а еще дня через три-четыре последовал зво­нок из ЦК КПСС. Звонили по поручению Н.С. Хру­щева. Меня на месте не оказалось, поэтому мой заме­ститель полковник юстиции В.П. Маслов, по просьбе звонившего, зачитал ему весь текст приговора, на что ему было сказано:

- В документе, поступившем в ЦК от Генерально­го прокурора, об этом изложено несколько иначе. Пришлите копию приговора в Москву.

Подготовка к процессу, сам процесс, а особенно нервозная обстановка, сложившаяся после оглаше­ния оправдательного приговора, изрядно измотали меня, и совпали со сроками моего очередного отпус­ка. А тут как раз подоспели две путевки в санаторий Кисловодска. Позвонил в Москву и получил "добро" в начале августа использовать сове право на отдых.

Правда, генерал Борисоглебский предложил выехать дня на два раньше, чтобы можно было встретиться и обсудить дело Бегебы, поскольку командованием Северного флота поднята большая шумиха.

В Москве я сразу же поспешил в кабинет Виктора Валерьяновича. От него узнал какой переполох под­нял оправдательный приговор не только в Генераль­ной прокуратуре, но и среди всей юридической об­щественности столицы. В головах многих не уклады­валось, как военный трибунал флота осмелился при­нять решение об оправдании командира подводной лодки "Б-37", несмотря на выводы государственной комиссии, решение высшего партийного органа и Министра обороны.

- До ознакомления с материалами шеститомного уголовного дела, - ответил я, - у меня не было осно­ваний сомневаться по поводу решений этих автори­тетных органов, но после тщательного изучения всех собранных материалов возникли сомнения в винов­ности Бегебы. Отдаю себе отчет, что в случае отмены приговора вышестоящим судом, могу быть исключен­ным из партии, разжалован в воинском звании и уво­лен с военной службы.

Под конец нашей беседы генерал Борисоглебс­кий спросил, есть ли у меня какие-либо просьбы в связи с поступившим в Военную коллегию протес­том военной прокуратуры Северного флота. Выска­зал два пожелания. Первое, рассмотреть протест под его личным председательством. Второе, в составе суда желательно участие постоянных членов Военной кол­легии, а не запасных, периодически привлекаемых из военных трибуналов округов, флотов, групп войск. Впоследствии все мои просьбы были учтены. На про­щание Виктор Валерьянович крепко пожал мне руку, пожелал хорошего отдыха, порекомендовал не думать об этом деле и заверил, что все будет рассмотрено по закону и по совести.

Находясь в санатории, я как ни старался не мог отвлечься от тревожных размышлений. В голову по­стоянно лезли мысли о том, как надлежит устраивать свою дальнейшую жизнь, если под сильным давле­нием власть предержащих оправдательный приговор в отношении Бегебы будет отменен. Единственное, что вносило определенное успокоение, так это эпи­зод, случившийся в последний рабочий день нака­нуне отъезда из Североморска. Когда я уже передал все дела своему заместителю полковнику В.П. Мас­лову и собирался пойти попрощаться со своими со­служивцами, в кабинет вошла секретарь и попросила принять трех капитанов 1 ранга. Хотел переадресо­вать их Василию Павловичу, но мне сообщили, что посетители настаивают на персональной встрече и много времени не займут. Вошедшие немолодые офицеры, как по команде, опускаются передо мной на колени, низко кланяются и один из них говорит:

- Мы пришли к Вам, товарищ полковник, чтобы от­дать дань уважения суду, выразить свою признательность по поводу принятого справедливого решения в отноше­нии командира подводной лодки и заявить: благодаря Вам мы убедились, что есть еще справедливое правосудие. Спасибо Вам за это и низкий земной поклон. Надо ли говорить, что после постоянной нервот­репки и мощного давления со стороны всех вышесто­ящих инстанций, подобная сцена произвела на меня сильное впечатление, на глаза навернулись слезы, я еле-еле выдавил из себя слова благодарности, пожал каждому руку, и моряки вышли из кабинета. Позже я очень сожалел, да и сейчас сожалею, что, растеряв­шись и расстроившись, не поинтересовался их фами­лиями и занимаемыми должностями...

 Отпуск подходил к концу, и, несмотря на отличное питание, я потерял в весе несколько килограммов.

Накануне отъезда сижу на лавочке у спального кор­пуса и пытаюсь дочитать библиотечную книгу. Подхо­дит сотрудница санатория, протягивает уже распечатан­ную телеграмму. Читаю, а по щекам невольно катятся слезы. Заметив мое состояние, женщина спрашивает:

- Вас судили что ли?

И я каким-то сдавленным голосом, превозмогая комок в горле, отвечаю:

- Нет. Судил я.

В тексте телеграммы было буквально следующее "ОПРАВДАТЕЛЬНЫЙ ПРИГОВОР ОСТАВЛЕН СИЛЕ ТЧК РАД ПРАВОСУДИЕ ТЧК ПОЗДРАВЛЯЮ ТЧК МАСЛОВ"

Возвратившись в Москву, поспешил в Военную коллегию для решения текущих вопросов, а также, чтобы поблагодарить товарищей за не менее смелое решение и ознакомиться с текстом Определения на кассационный протест военного прокурора Северно­го флота. С огромным волнением приступаю к чте­нию документа:





ВЕРХОВНЫЙ СУД СОЮЗА ССР



ОПРЕДЕЛЕНИЕ № 2-037



ВОЕННАЯ КОЛЛЕГИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР



В составе: Председатeльcтвующего – генерал-лейтенанта юстиции БОРИСОГЛЕБСКОГО  и членов: генерал-майора юстиции ТЕРЕХОВА полковника юстиции КО3ЛОВА Ю., рассмотрела в заседании от 23 августа 1962 г. кассационный  протест военного прокурора Северного флота на приговор военного трибунала Северного Флота от 22 июня 1962 г., ко­торым был оправдан бывший командир подводной лодки    "Б-37" 211 бригады 4 эскадры подводных лодок Северного Флота капитан 2 ранга Б Е Г Е Б А Анатолий Степанович, родившийся 23января 1925 года в городе Tашкенте, обвиняв­шийся в совершении преступления, предусмотренного п. "а" ст.260 УК РСФСР.



Заслушав доклад полковника юстиции КО3ЛОВА и заключение заместителя Главного военного прокурора генерал­-майора юстиции ВИКТОРОВА об удовлетворении кассационного протеста и отмене приговора с возвращением дела на новое судебное рассмотрение,



УСТАНОВИЛА:



Органами предварительного следствия БЕГЕБЕ было предъявлено обвинение в том, что он, являясь коман­диром подводной лодки "Б-37", преступно-халатно относился к исполнению своих служебных обязаннос­тей, систематически нарушая требования, Корабель­ного устава и Наставлений военно-морского флота.

11 января 1962 года, вопреки требованиям: ст.ст. 271 и 272 Корабельного Устава, ушел с корабля, сам и отпустил командира электромеханической бое­вой части (БЧ-5) подводной лодки инженер-капитан-­лейтенанта ЯКУБЕНКО. В результате этого оставшие­ся на корабле старший помощник командира капитан­-лейтенант СИМОНЯН и командир моторной группы инженер-лейтенант ТАГИДНИЙ, не допущенные к самостоятельной работе по управлению кораблем, не смогли обеспечить полноценное руководство по осмотру и проворачиванию оружия и технических средств.

Во время возникшего на подводной лодке 11 января 1962 года около 8 час. 20 мин. пожара БЕГЕБА не вы­полнил долг командира, как это предусмотрено ст. 156 Корабельного устава и ст. 13 Наставления по борьбе за живучесть подводной лодки. Зная, что в лодке осталось много людей, в главный командный пункт лодки он не спустился, обстановку не выяснил, личный состав на борьбу за живучесть корабля не возглавил и занялся вы­полнением второстепенных, не столь важных в создав­шейся обстановке вопросов, по существу самоустранившись от командования кораблем.

Личный состав подводной лодки, лишенный руко­водства и не подготовленный к борьбе за живучесть ко­рабля в сложных условиях, не смог организовать свои усилия в этом направлении и устремился в сторону кор­мы лодки, ища там спасения.

От происшедшего вскоре взрыва погибло большое число людей и затонули две подводные лодки - "Б-37" и стоявшая с ней рядом "С-350".

В нарушение ст. 126 Корабельного устава, БЕГЕБА недостаточно осуществлял контроль за боевой подготовкой личного состава, за состоянием оружия и технических средств, а также организации службы на кораб­ле, вследствие чего на подводной лодке "Б-37" по вине личного состава имели место две аварии: в 1960 году – попадание морской воды в боевую торпеду и вывод ее из строя и в 1961 г. - попадание воды в аккумуляторную батарею.

БЕГЕБА не проявил надлежащей требовательности к своему старшему помощнику капитан-лейтенанту СИ­МОНЯНУ в части сдачи им зачетов на допуск к само­стоятельному управлению кораблем,

Военный трибунал флота вынес в отношении БЕ­ГЕБЫ оправдательный приговор, так как в ходе судеб­ного разбирательства дела, как указано в приговоре, предъявленное БЕГЕБЕ обвинение не нашло своего подтверждения.

  Военный трибунал в обоснование приговора сослал­ся на следующие мотивы.

  Объяснениями БЕРЕБЫ и показаниями свидетеля ЯКУБЕНКО установлено, что, 11 января 1962 года во время осмотра и проворачивания оружия и технических средств ЯКУБЕНКО был отпущен с корабля не БЕГЕ­БОЙ, а его старшим помощником СИМОНЯНОМ и БЕГЕБА не знал об отсутствии ЯКУБЕНКО на кораб­ле во время проворачивания.

Увидев, что из ограждения рубки идет густой дым, БЕ­ГЕБА, как это установлено в суде, лично доложил о пожа­ре по телефону начальнику штаба эскадры и после этого пытался проникнуть в лодку, выяснить обстановку и воз­главить борьбу за живучесть корабля, однако сложившиеся условия и быстротечность события не позволили ему вы­полнить это. Исходя из объяснений подсудимого, показа­ний свидетелей и заключения экспертов, суд нашел, что действия БЕГЕБЫ после возникновения пожара на под­водной лодке были правильными.

Из заключения экспертов в суде, говорится далее в приговоре, усматривается, что допуск старшего помощ­ника командира корабля к самостоятельному управлению является элементом подготовки его к должности командира. СИМОНЯН на должность старшего помощ­ника командира ПЛ "Б-37" был назначен незадолго до происшествия на лодке, поэтому вменять в вину БЕГЕ­БЕ то, что он не проявил к СИМОНЯНУ надлежащей требовательности в части сдачи им зачетов на самостоятельное управление кораблем оснований не имеется.

Вместе с тем суд нашел установленным, что БЕГЕ­БА допустил следующие нарушения служебных требо­ваний: - уходя утром 11 января 1962 г. с подводной лодки, он не сообщил об этом своему старшему помощни­ку и тем самым не оставил его на это время за себя, а возвратившись к подводной лодке в тот момент, когда личный состав занимался осмотром и проворачиванием оружия и технических средств, остался на причале и на лодку не зашел, чем нарушил требования ст. ст. 184 и 271 Корабельного Устава;

- в подготовке личного состава подводной лодки к борьбе за живучесть корабля имели место недочеты, но они не носили столь серьезного характера, чтобы мож­но было сделать вывод о неподготовленности личного состава для борьбы за живучесть корабля в сложных условиях;

- на подводной лодке "Б-З7" действительно имели место случаи попадания забортной воды в торпеду и от­дельные элементы аккумуляторной батареи. Эти случаи, как установлено в суде, относятся к аварийным про­исшествиям, а не к авариям, как об этой указано в обви­нительном заключении. Хотя БЕГЕБА и не является непосредственным виновником этих происшествий, в то же время, в силу ст. 126 Корабельного Устава, он как командир корабля несет ответственность за боевую под­готовку, состояние оружия и технических средств, а так­же за воспитание личного состава, по вине которого про­изошли указанные выше аварийные происшествия.

Установив, что в своей служебной деятельности БЕ­ГЕБА допустил перечисленные выше грубые наруше­ния требований Корабельного устава, в частности ст.ст. 126, 184 и 271, суд в приговоре указал, что эти его дей­ствия не могут служить основанием для вывода о том, что БЕГЕБА преступно-халатно относился к исполне­нию своих служебных обязанностей, так как допущен­ные им нарушения не носили систематического харак­тера и не добыто данных о том, что они повлекли за собой тяжелые последствия.



Военный прокурор Северного флота в своем кас­сационном протесте указывает, что оправдательный приговор в отношении БЕГЕБЫ является неправиль­ным и просит отменить его, а дело направить на новое судебное рассмотрение в ином составе судей по следую­щим мотивам

Суд необоснованно не усмотрел вины БЕГЕБЫ в том, что в день катастрофы он отсутствовал сам на проворачивании оружия и технических средств, а также отсутствовал при этом механик корабля ЯКУБЕНКО. Давая ЯКУБЕНКО согласие на уход по делам службы на завод, говорится в протесте, БЕГЕБА должен был предупредить ЯКУБЕНКО, что нельзя уходить с прово­рачивания механизмов, а когда УХОДИЛ с корабля сам, то должен был убедиться все ли на месте и не ушел ли механик ЯКУБЕНКО.

В отсутствие БЕГЕБЫ за командира оставался стар­ший помощник СИМОНЯН, а за ЯКУБЕНКО - ко­мандир моторной группы ТАГИДНИЙ, не допущенные к самостоятельному управлению. Не были также допу­щены к самостоятельному управлению командиры III и  IV  боевых частей, рулевой и торпедной групп корабля.

При таком положении БЕГЕБА, возвратившись из плавказармы, куда он ходил по естественным надобнос­тям, должен был немедленно идти в подводную лодку для наблюдения за проворачиванием оружия и техни­ческих средств, а не прохаживаться по пирсу. Если бы БЕГЕБА был на лодке, то он, указывается в протесте, своевременно обнаружил бы возгорание БЗО в торпе­дах и принял бы меры по борьбе за живучесть корабля. Именно халатное отношение БЕГЕБЫ к своим слу­жебным обязанностям повлекло за собой наступление тяжких последствий - гибель почти всего личного со­става корабля. По показаниям оставшихся в живых ТА­РАСКИНА, ЧЕХОВА, ЛИТВИНОВА, ДУРАКОВА и ЯРМУХАМЕТОВА никакой борьбы за живучесть вовремя пожара личным составом не велось, никаких ко­манд по этому вопросу не подавалось и спаслись они только потому, что самовольно оставили посты и под­нялись наверх.

- Суд признал, что действия БЕГЕБЫ после возник­новения пожара на лодке были правильными. Этот вы­вод суда основан на заключении экспертизы "наспех со­ставленном во время перерыва судебного заседания", и не соответствующим обстоятельствам, установленным в процессе предварительного следствия и судебного за­седания. Правильным является, говорится в протесте, заключение экспертов на предварительном следствии о том, что БЕГЕБА: "обязан был спуститься в лодку, оценить обстановку и возглавить с главного командно­го пункта борьбу личного состава за живучесть, а при невозможности - организовать спасение личного со­става." Между тем БЕГЕБА, пока он звонил по теле­фону о пожаре дежурному, упустил время на это, в ре­зультате чего он не смог попасть в центральный пост и возглавить личный состав. Звонить же по телефону мог и верхний вахтенный ДЕНИСОВ, который почти од­новременно с БЕГЕБОЙ, подбежал к телефону.

При возникновении пожара БЕГЕБА проявил полную бездеятельность, он не только не смог попасть в централь­ный пост и возглавить борьбу за живучесть, но, занимаясь второстепенными вопросами, никаких команд к спасению личного состава не подавал и оказался, как указано в про­тесте "в воде между корпусом подводной лодки и стенкой пирса ... не в результате взрыва, а еще до взрыва неизвестно по какой причине".

Военный трибунал, признав, что БЕГЕБА допускал нарушения требований Корабельного устава, не усмот­рел в этом преступно-халатиого отношения БЕГЕБЫк исполнению служебных обязанностей. Между тем ус­тановлено, что во время пожара 11 января 1962 г. лич­ный состав корабля не вел никакой борьбы за живу­честь, большое количество офицерского состава лодки не было подготовлено к самостоятельному управлению, до катастрофы на подводной лодке "Б-37" было много аварий и поломок по вине личного состава. Именно эти обстоятельства: неподготовленность личного состава, низкая организация службы и большая аварийность под­тверждают, что командир корабля БЕГЕБА не раз или в отдельном случае допустил халатность, а она допуска­лась им систематически и в конечном итоге привела к тяжким последствиям, выразившимся в гибели большо­го количества личного состава, что и дает основания утверждать, что БЕГЕБОЙ совершено преступление, предусмотренное п. "а" ст. 260 УК РСФСР

Проверив материалы дела и обсудив доводы касса­ционного протеста военного прокурора, Военная кол­легия находит оправдательный приговор в отношении БЕГЕБЫ законным и обоснованным, так как выводы суда, изложенные в приговоре, полностью соответству­ют установленным по делу данным.

Протест подлежит отклонению по следующим об­стоятельствам.

Как видно из показаний в суде подсудимого БЕГЕ­БЫ и свидетеля ЯКУБЕНКО, которые косвенно под­тверждаются показаниями допрошенного на предвари­тельном следствии свидетеля ЛЕГА, ЯКУБЕНКО отсут­ствовал на проворачивании оружия и механизмов по раз­решению не БЕГЕБЫ, а старшего помощника команди­ра ПЛ "Б-37" СИМОНЯНА, поэтому, хотя отсутствие на корабле инженер-капитан-лейтенанта ЯКУБЕНКО во время проворачивания механизмов и снижало контроль и качество осмотра и проворачивания технических средств электромеханической боевой части, это обстоятельство не может быть вменено в вину БЕГЕБЕ.

Расследованием причин катастрофы на подводной лодке "Б-37", произведенным специальной комисси­ей, назначенной Министром обороны, не установлено, что катастрофа произошла из-за неподготовленности или отсутствия при проворачивании механизмов кого­-либо из командиров боевых частей и групп, поэтому следует признать правильным заключение экспертизы о том, что руководившие проворачиванием оружия и технических средств старший помощник командира СИМОНЯН, командиры боевых частей и групп и их заместители были подготовленными офицерами и отвечали требованиям, предъявляемым к ним.

При наличии таких данных не может быть вменено в вину БЕГЕБЕ и то, что он в течение нескольких минут после отправления естественных надобностей и до возникновения пожара находился у лодки на причале , а не в центральном посту.

Как сказано в ст. 271 КУ-59 "... Осмотром и проворачиванием оружия и технических средств руководят командиры подразделений под общим руководством старшего помощника командира и под наблюдением командира корабля". Устав таким образом не определяет откуда именно командир наблюдает за регламентными работами.

По этому вопросу непосредственный начальник БЕГЕБЫ, командир бригады подводных лодок ЩЕРБАКОВ в суде заявил: «...командир во время проворачивания и осмотра механизмов и оружия может быть и на мостике, иногда он может быть и на причале. Командир должен наблюдать за ходом проворачивания, он осуществляет общее руководство. С причала он мог видеть выдвижные устройства, шпилевое устройство; с причала можно наблюдать чем занимается личный состав, находясь на палубе

Ничем по делу не опровергнуты показания БЕГЕБЫ в суде, в которых он суду рассказал, что возвращаясь с плавказармы: "... я сразу же подошел к корме лодки. ЭТО было около 8 час. 10 мин. Дальше я шел по кромке причала в районе ПЛ "Б-37" и наблюдал за своим кораблем. Осматривая борт, палубу, останавливался, как и любой командир проверяет свой корабль со всех сторон".

С учетом этих показаний ЩЕРБАКОВА и БЕГЕБЫ, заключений экспертиз следует признать, что поскольку в это время еще не было никаких данных о том, что на подводной лодке начался пожар, тот факт, что БЕГЕБА сразу же не прошел внутрь корабля, нельзя расценивать как преступную халатность, допущенную им.

В протесте явно неосновательно утверждается, что заключение экспертизы в суде о том, что действия БЕГЕБЫ после возникновения пожара были правильными, дано наспех во время перерыва в судебном заседании. Данное утверждение представляется неубедительным уже по одному тому, что из протокола судебного заседания усматривается, что все эксперты, в той числе и те, которые ранее участвовали в даче заключения на предварительном следствии, в зале суда находились во все время процесса, они участвовали в исследовании всех доказательств по делу и просили на дачу заключения 3 часа.

Это время судом им было предоставлено. Через 3 часа 30 минут эксперты представили суду единодушное заключение и ответили суду на все поставленные участниками процесса вопросы, в том числе и на вопросы государственного обвинителя никто из экспертов не заявил, что времени для подготовки и дачи заключения им было предоставлено недостаточно.

Что же касается существа заключения экспертов на суде, то следует отметить, что правильность его полностью находит подтверждение и в показаниях свидетелей ЩЕРБАКОВА, ДЕНИСОВА, БАРЩКОВА и ПОТАПОВА, правдивость и добросовестность которых в протесте сомнению не подвергается, и из которых видно, что БЕГЕБА, после того, как он позвонил по телефону оперативному дежурному, сделал все, чтобы спуститься в подводную лодку и возглавить личный состав, однако ввиду скоротечности развивавшихся событий и по не зависящим от него причинам сделать этого не смог.

Тот факт, что БЕГЕБА, звоня по телефону оперативному дежурному, якобы «упустил время» на то, чтобы попасть на лодку, не может быть поставлен ему в вину, так как помимо заключения, показаниями в суде начальника штаба эскадры подводных лодок контр-адмирала ЮДИНА, принявшего лично сообщение БЕГЕБЫ о пожаре, установлено, что в данных конкретных условиях БЕГЕБА имел право лично принять меры к оповещению оперативною дежурною, так как находился ближе всех, рядом с телефоном, и затратил на сообщение считанные секунды, после чего побежал на корабль. В частности свидетель ЮДИН суду показал: "Так как события развивались очень быстро, источники и причины их были неизвестны, то как начальник, я не могу его (БЕГЕБУ) обвинять в том, что он доложил о пожаре лично."

В суде показаниями свидетелей ДЕНИСОВА, ПОТАПОВА, БАРЩИКОВА, которые в тот день, когда произошла катастрофа, в силу служебных обязанностей были наверху подводной лодки или рядом с ней на причале, установлено, что как только они услышали из рубки хлопок, увидели дым и бросились к лодке, то вместе с ними на лодке оказался и БЕГЕБА (уже успевший сообщить о пожаре по телефону), который сначала пытался проникнуть в рубку корабля, а затем отдал команду открыть люки концевых отсеков, т.е. принял меры к тому, чтобы оказаться внутри корабля. Все они бросились к люкам, но открыть последние до взрыва не удалось.

При наличии таких показаний очевидцев поступков БЕГЕБЫ и его действий после возникновения пожара следует признать, что утверждение протеста о том, что БЕГЕБА при возникшем на лодке пожаре проявил полную бездеятельность и оказался в воде неизвестно по какой причине еще до взрыва, является несправедливым, не соответствует материалам дела и ничем не мотивируется и в самом протесте.

Военный трибунал правильно признал, что, хотя БЕГЕБА и допускал отдельные нарушения требований Корабельною устава, однако эти нарушения не являются результатом преступно-халатною отношения БЕГЕБЫ к исполнению служебных обязанностей.

Этот вывод суда подтверждается не только заключением экспертизы и показаниями свидетелей, допрошенных в суде, но и такими объективными данными как то, что, несмотря на отдельные недочеты в подготовке личного состава, подводная лодка "Б-37" под командованием БЕГЕБЫ много и хорошо плавала: она больше чем другие подводные лодки эскадры - 85 дней в 1961 г. находилась в готовности №1, курсовые задачи личным составом лодки выполнялись успешно, срывов выхода лодки в море не было; корабль, как один из лучших, был допу­щен к стрельбе на приз Командующего Северным фло­том, а непосредственно перед катастрофой личный со­став подводной лодки "Б-37" готовился к автономному дальнему плаванию в Атлантику, что поручается только лучшим кораблям.

Из карточки поощрений и взысканий БЕГЕБЫ и его последней аттестации начальниками видно, что на­ряду с отдельными взысканиями, как правило, не свя­занными с халатностью или небрежностью БЕГЕБЫ к исполнению своих прямых служебных обязанностей, БЕГЕБА имел и ряд поощрений, характеризуясь как спо­собный и перспективный офицер - подводник, достой­ный по своим деловым качествам к выдвижению на выс­шую должность. Достаточно отметить, что за несколь­ко дней до катастрофы на лодке он был награжден цен­ным подарком "за успехи в боевой подготовке и поли­тической подготовке, безаварийную эксплуатацию ме­ханизмов, постоянное поддержание боеготовности и высокую воинскую дисциплину на корабле."

На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 45 и 49 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, Военная коллегия



ОПРЕДЕЛИЛА:



Приговор военного трибунала Северною флота от 22 июня 1962 года в отношении БЕГЕБЫ Анатолия Степановича оставить без изменения, а кассационный протест Военного прокурор а того же флота - без удов­летворения.

Подлинное за надлежащими подписями.

С подлинным верно: Ст. офицер Военной коллегии майор /САВЕНКОВ/



(Документ публикуется впервые с сохранением ор­фографии и пунктуации)



К 23 февраля 1963 года, неожиданно для всех, мне было присвоено очередное воинское звание - гене­рал-майор юстиции, полгода спустя был подписан приказ о назначении на должность начальника орга­низационно-инспекторского отдела Военной колле­гии Верховного суда СССР. Когда я пришел попро­щаться с командующим Северным флотом, Владимир Афанасьевич тепло поблагодарил за пятилетнюю службу в Заполярье и сообщил, что Военный совет решил организовать в мою честь прощальный обед.

В воскресенье 24 сентября 1963 г. ровно в 14 часов все приглашенные собрались в салоне командующе­го. После того как были произнесены первые тосты, встреча приобрела неформальный характер и мой со­сед за столом Семен Михайлович Лобов, отношения с которым всегда были хорошими, наклонился ко мне и сказал полушепотом:

  - Всем ты, Федя, хороший парень, только вот Бе­гебу зря оправдал...

Адмирал Касатонов краем уха уловил эту фразу, встал из-за стола, разумеется, и мы все повскакали, наполнил свой бокал и сказал:

  - Должен Вам сообщить, что оправдательный при­говор по делу Бегебы обсуждался в самой высокой ин­станции страны и был признан обоснованным, пра­вильным. Верховный суд не случайно его утвердил, отклонив протест военной прокуратуры. Давайте еще раз поднимем тост за Федора Дмитриевича и поже­лаем ему здоровья и успехов в дальнейшей службе на высоком посту по руководству работой военных трибуналов.

Так вот оно в чем дело-то: оказывается копия при­говора, отправленная в ЦК КПСС была там изучена, и выработанная по ней позиция повлияла и на реше­ние Военной коллегии, и на присвоение мне гене­ральского звания, и на назначение на вышестоящую должность.

Так завершились споры и пересуды по поводу оп­равдательного приговора по делу командира подвод­ной лодки 641 проекта "Б-37" 211-й бригады 4-й эс­кадры подводных лодок капитана 2 ранга Бегебы Ана­толия Степановича.



Материал к публикации подготовил

  Старший научный сотрудник ГУ «Музей

подводных сил России» им. А.И. Маринеск­о

  В.И. ВАНГОРОДСКИЙ


Капитан 1 ранга А.С.Бегеба умер в декабре 2002 года, так больше и не встретившись с Ф.Д.Титовым..

Мы похоронили его на Серафимовском...

А его имя, вопреки всем канонам, выбили на мемориальной доске  в Никольском Морском соборе, в память о погибших 11 января 1962 года на ПЛ Б-37 при взрыве  в Полярном...

Умер старейший подводник России.
Гвардии старшина 1 статьи  А.М. ЕЛЮШКИН ( 01.07.1916 - 17.08.2012)

17 августа 2012 г., на 97 году жизни ушел в свое последнее плавание гвардии старшина 1 статьи, участник Великой Отечественной войны, старшина команды мотористов гвардейской подводной лодки Л-3 Балтийского флота Аркадий Михайлович ЕЛЮШКИН.....
Один из самых почетных членов Клуба подводников с 1 июля 2006 года, замечательный человек, он много сделал в своей жизни. Прошел всю войну, честно работал в послевоенные годы, родил двух сыновей, написал книгу "Приказано быть подводником", вел огромную и полезную военно-патриотическую работу.
А.М.Елюшкин награжден орденом Боевого Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1 степени, двумя орденами Отечественной войны 2 степени, двумя орденами Красной Звезды, медалью ордена За заслуги перед Отечеством и многими медалями.
Светлая память об этом замечательном человеке навсегда сохранится в наших сердцах.

Президиум Объединенного Совета ветеранов-подводников
Совет СПб Клуба подводников  

 12 августа 2012 года исполнилось 12 лет со дня трагедии – в Баренцевом море погибла АПЛ «Курск». На всех флотах в этот день прошли траурные мероприятия. Погибло 118 человек. 32 из них похоронены на Серафимовском кладбище в городе Санкт-Петербурге.
В 12.00 в Николо-Богоявленском Морском соборе настоятель собора протоиерей отец Богдан отслужил панихиду «по воинам, в море погибшим…» возле часовни собора, а в 14.00 на Серафимовском кладбище протоиерей отец Алексей, настоятель Чесменской церкви, отслужил заупокойную литию на мемориале памяти АПРК «Курск».
После чего прошла торжественная церемония отдания воинских почестей погибшему экипажу – возложения венков и цветов к мемориалу АПРК «Курск» и прохождение роты почетного караула.
На Серафимовском кладбище собрались родственники погибших. Кто-то из них был и в соборе. Присутствовал и глава Приморского района, а от флотского начальства не было никого. Хорошо хоть оркестр прислали, да роту почетного караула. Правда, не напомнили бы, может и не прислали бы – дата-то не круглая.
Не круглая дата, зато мистическая – 12 числа, 12-го года второго тысячелетия,
12-й год, как все это произошло.
В соборе собралось немного народа – год от года тают ряды, а новым это все не очень нужно. Вон и караул с оркестром дали не с первого раза, а только после переговоров длительных – свечки поставили, лоб перекрестили.
На кладбище народа было больше. Ждали флотское начальство, чтоб начать, но оно так и не появилось.
Потом уже люди от оркестра подошли к Курдину и сказали: «Игорь Кириллович, вы тут от военных главный получаетесь, вы бы скомандовали».
Так что капитан 1 ранга Курдин – председатель Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников – в конце концов, скомандовал – и цветы возложили, и оркестр сыграл, и караул свое дело сделал.
Вот вам и весь ритуал.
А вообще-то, ритуал – это «Рита» – термин в ведическом санскрите, в буквальном смысле слова – «порядок вещей».
И если командует ритуалом не тот, кто должен командовать, то это означает, что нарушен порядок вещей в государстве.
Нарушение порядка вещей в государстве означает его близкую смерть – развал, распад и образование нового государства.
Так что хочешь сохранить – будь на церемонии. Все очень просто.
http://mir24.tv/news/society/5348107