Нахимовец Д.Аносов и вице-старшина 2-й статьи Е.Федоров в перерыве между занятиями. 1965 год (11-й класс).
Многим поколениям детей известна механическая игрушка, представляющая собой некую зеленую площадку с двумя кольцевыми прорезям, по которым как по рельсам, поскрипывая, гонялись по кругу несколько маленьких разноцветных автобусов. Посредине этой площадки стоял домик с двумя арками, нависшими над прорезями, так что в них могли заезжать автобусы. Незнамо откуда такая игрушка появилась в первом взводе. Она вызывала нежные воспоминания о безмятежном детстве, ушедшем давно, но, как оказалось, не безвозвратно и не бесполезно. Кому-то пришла в голову идея на грани открытия. На эти машинки, как на лошадей, можно было делать ставки! Чья остановилась «в гараже», тот и выиграл. Получалось что-то среднее между ипподромом и рулеткой. Игра захватывала. Не единожды тишину уроков вдруг нарушало мерное жужжание. Преподаватель недоумевал, а по рядам прокатывалось басовитое хихиканье.
А во втором взводе имела место давно знакомая картина. Теперь мы были старшими, и теперь мимо нас шли на обед малыши. Дело, было, кажется, в 11-м классе. Время было весеннее. В классе было скучно. Ожидалась контрольная работа, и мы решили сделать «козу». Хоть на десять минут, да позабавиться. Так вот, Володя Щукин по наущению Васи Хомко перед самым звонком захватил мелкого «заложника» из шестого (5-го уже не было) класса и посадил его к нам на шкаф. Мелкого предупредили, чтоб сидел и не дышал. Раздался звонок на урок. К нам в класс входит преподавательница и начинает что-то писать на доске и объяснять нам, не замечая «заложника». Но боковым зрением она, наконец, увидела шевеление мелкого, и её лицо вытянулось в вопросительный знак: «А что вы здесь делаете?». - «Учусь!» - скромно ответил малыш. В классе хохот - цель достигнута. Десять минут урока ушли на бережное снимание ребёнка со шкафа и его сопровождение до двери. Предложили еще проводить маленького до дверей его класса, чтоб не заблудился, но это движение души было педагогом с возмущением отвергнуто. И все же за это время успели обменяться необходимой для контрольной работы информацией или найти в учебнике нужное место для последующего творческого интерпретирования.
Теперь нам за этот случай стыдно, но он был данью традиции, которую просто невозможно было обойти. Так же, как не начистить нос у бюста Петра I. Эта, прямо скажем, некрасивая традиция вошла в литературу по истории города: «…будущие адмиралы и флотоводцы, следуя всеобщей традиции всех военно-морских училищ Петербурга, в ночь перед выпуском должны были бы надраивать пастой ГОИ какой-нибудь фрагмент…» [1] Не хочется продолжать.
В общем же отношение к истории города у нас уважительное, а к младшим было доброжелательным. У многих из нас были в младших классах друзья, мы работали у них и пионервожатыми? и командирами. И ведь нам уже было что рассказать. Как заключил, что-то вспомнив, Полынько: «Было очень приятно, когда какой-то «сос», раскрыв рот, слушает тебя и пытается во всем подражать тебе и глядит на тебя преданными глазами. При случайной встрече они и сейчас меня узнают и радостно приветствуют».
***
Мы мужали в интересное время. Эти шестидесятые годы, время определенных послаблений, а затем наоборот закручивания гаек, отразились в сознании каждого из нас. Но у каждого по-разному, как, впрочем, и во всем остальном. Эта разница в отношении к действительности еще более проявилась сейчас, когда от прошедших событий нас отделяет 40 лет. Для одних шестидесятые годы – начало свободы, для других – конец порядка и начало разрухи. Одни и тогда уже относились к политике партии со скепсисом, а другие видели в партии залог успехов, во всяком случае, своих собственных. Мы не будем говорить о пристрастиях каждого, это дело совести.
Бесспорно для всех, что мы жили под лозунгами: «Догоним и перегоним Америку …» или «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!». В 1964 году восхваление Н.С.Хрущева, или по нашим тогдашним представлениям – культ, был почти таким же, как и тот, который он же в 1950-х годах ниспровергал. Это не проходило мимо цепкого незамутненного взгляда нахимовца. Учителя нам доказывали обратное. В начале одиннадцатого класса (14 октября 1964 года) произошло важное событие: на Октябрьском Пленуме ЦК КПСС Н.С.Хрущёва освободили от всех занимаемых постов и отправили на пенсию. Преподаватели истории и обществоведения были поставлены в неловкое положение. А наши политработники тут же стали нам в три горла объяснять, какой же Хрущ был волюнтарист, хам, недоучка и «шахтёр» с так и не найденной шахты. Срочно были сняты все портреты «дорогого», а упоминания в учебниках о нём просто пропускались. Сняты и плакаты с кукурузными початками. Было изъято из обращения и такое сладкое обещание: «…будем жить при коммунизме!».
Бесспорно, что нашу юность олицетворял журнал «Юность», а в нем - стихи Евтушенко и Рождественского (а еще Вознесенский, Друнина, Ахмадуллина и др), «Апельсины из Марокко» В. Аксенова, «Иду на грозу» Д. Гранина - и другие «символы» хрущевской оттепели. Были, конечно, и другие журналы и другие авторы, и другие их почитатели, но «Юность» зачитывалась до дыр.
Преподаватель истории и обществоведения В.Ф.Нестерова беседует в классе с А.Белогубом (справа) и В.Градосельским. 1965 год.
И в то же самое время по нескольку нахимовцев ежегодно подавали заявления о приеме их в КПСС. У нас их было, кажется, семь человек: Валерий Александрович, Александр Берзин, Вадим Иванов, Владислав Калашников, Толя Комаров, Володя Полынько, Витя Виноградов. Для Славы Калашникова главным советчиком был отец, член партии с 1943 года, отец Толи Комарова вступил в партию еще раньше. Думается, что и у остальных ребят был советчик, вероятно командир роты бывший политработник В.М.Румянцев. И вряд ли это их решение было скороспелым. У Александровича по вехам, расставленным партией, был разработан план всего жизненного пути, вплоть до Генерального секретаря ЦК КПСС. Для других побудительным мотивом было понимание, что будущему офицеру без членства в партии трудно будет сделать карьеру. А Вова Полынько задумался и понял, что помыслы у него были самые радужные, и он еще верил в светлое будущее, и хотел придти к нему в первых рядах.
Какие бы лозунги не выставлялись в то противоречивое время, мы оставались «государевыми детьми». У нас по-настоящему действовал только один девиз: «За нашу советскую Родину!»
Мы достигли 18 лет и, как и все граждане, теперь участвовали в выборах в Советы народных депутатов. Участок для голосования был организован на «Авроре». В том же самом месте нам еще предстояло встретиться через тридцать лет совсем при других обстоятельствах, совсем в другой стране.
За это время в партии побывали почти все из нас. Тут уж никуда не денешься. Всем на определенном этапе службы приходилось «сдаваться». Моисеев вступил в партию только в 1981 году. Конечно, он имел возможность высказываться довольно резко на семинарах по марксистско-ленинской подготовке, а Марк Козловский ради красного словца мог положить свою судьбу. Такие ребята искажали себе нормальный карьерный рост по службе. Это – лемма, недоказуемое утверждение, как сказала бы Надежда Александровна. Удивительно, что и Александр Сиренко вступил в партию, едва закончив ВХПУ им. В.Мухиной, не избежал партийных тенет и бунтарь Коля Петров.
Только что прозвучал последний звонок. Первый и второй взвод поздравляют друг друга: настоящее братание! 26 мая 1965 года.
Все это потом, а тогда наша великолепная семерка первых коммунистов успела только подать заявления, как наступила пора экзаменов. «Прошла весна, настало лето – спасибо партии за это!».
***
Первый экзамен, как и у всех – сочинение. Завершала наше обучение литературе и русскому языку пришедшая в 1951 году со студенческой скамьи, а теперь опытный педагог Н.В.Дубровина. К выпускному сочинению готовились серьезно. Предварительно была проведена своеобразная генеральная репетиция. Игорю Задворнову за это сочинение Наталья Владимировна поставила, было, обычную для него пятерку. Но в его работе была одна яркая, запоминающаяся фраза «Проститутки, задрапированные в лохмотья…», дальше ее не надо и продолжать, поскольку эта же фраза фигурировала и в сочинении Александра Берзина. Дойдя до нее, Наталья Владимировна тоже не стала читать дальше, и влепила обоим по двойке. Но репетиция ни на что уже не влияла.
Давно было известно, что темы сочинений в Ленинградском нахимовском и в Уссурийском суворовском училищах совпадали. А семичасовая разница во времени давала ленинградцам солидную фору. Оставалось только позвонить в далекий Уссурийск и узнать темы, уже ставшие там известными. Но, похоже, этот фокус был известен всему городу: у Центрального переговорного пункта, что долгое время был у арки Главного штаба, во время экзаменов ночью собирались ребята из разных школ. Устанавливалась связь с одним из сибирских городов - и темы выпускных сочинений мог узнать каждый. Так об этом рассказывал Женя Смирнов, который туда и ездил.
Но номер телефона у него все-таки был.
События дальше разворачивались так: ночью Миша Голубев позвонил Н.В.Дубровиной и пригласил ее к 7- 8 часам утра дать нам консультацию по названным нами темам сочинений. Консультация состоялась прямо в спальном корпусе, и мы, таким образом, были готовы к сочинительству. Когда был вскрыт конверт со списком тем, на лице Натальи Владимировны, застыло удивление.
Темы сочинений в очередной раз совпали с уссурийскими. Каждый выбрал для себя свою:
1. Жизненные пути комсомольцев 20-х (на примере произведения Н.Островского «Как закалялась сталь»). На эту тему писали 28 человек.
2. Тема патриотизма в творчестве Лермонтова и Толстого. 13 человек.
3. Наш современник в советской литературе 1950-1960 годов («Битва в пути» Николаевой, «Иду на грозу» Гранина, «Коллеги» Аксенова, «При исполнении служебных обязанностей» Семенова). На эту, казалось бы, злободневную тему, писало сочинения всего 6 человек. Ее взял Миша Титов, и по сию пору человек весьма либеральных взглядов. Но, что удивительно, среди этих шестерых оказался Слава Калашников, человек разочарованный либерализацией общественного устройства нашей страны.
Как ни покажется странным, но для нас, в основном будущих военных моряков, знание русского языка оказалось отнюдь не лишним. Однако, тех знаний, какие мы получили в училище, было недостаточно. В жизни у нас были еще и свои учителя: знатоки научной стилистики и мастера бюрократической переписки.
Письменный экзамен по русскому языку и литературе. Актовый зал училища. 1965 год.
И все ведь так просто: на флоте, как и в армии, люди объясняются командами, а каждая команда должна быть понята однозначно. В конце концов, умение быть понятым это и есть грамотное владение языком. И даже, если пишешь раппорт о поступлении в академию, то его желательно писать без ошибок. Это еще важнее, когда пишешь приказы и директивы.
Калашников в Аттестате о среднем образовании имел единственную «четвёрку» - по русскому языку. Посему главным своим учителем по этому предмету он считает своего первого начальника в ГШ ВМФ контр-адмирала Анатолия Петровича Кюбара - начальника отдела боевого состава, базирования, текущего и перспективного развития ВМФ Оперативного управления Главного штаба ВМФ. Два его основных совета могут пригодиться каждому. Вот они.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
