«Наш помофицера-воспитателя Хлусов уезжает в Поти, вместо него прислали сержанта Шкребо, которого взяли из морской пехоты. Мне лично он понравился. По моему, он по характеру неплохой человек»
31.03.47 г.
«Давно я что-то ничего не писал в дневник. А писать было что. Вчера закончились весенние каникулы, последний нормальный отдых перед экзаменами»
24.04.47 г.
«Все дни некогда было, что-либо записать. Во-первых, приближаются экзамены, а во-вторых, подготовка к параду отнимает массу времени»
ЛАГЕРЯ
Лагерь в Кикетах.
В летних лагерях я был два раза. Первый раз в Кикетах недалеко от Боржоми в 1946 году, а второй раз в Фальшивом Геленджике в 1947 году. Где я обитал летом 1945 года, напрочь забыл.
Кикеты я помню смутно. Но один эпизод врезался в память на всю жизнь и о нем хочется рассказать.
Помню, были организованны соревнования по стрельбе из «мелкашки». Мне помог лагодехский охотничий опыт, и я в этих соревнованиях оказался первым. Мне как победителю дали ТОЗ, несколько патронов к ней и отпустили на два часа в лес поохотиться. Я ходил по лесу более часа, пока не вышел на поляну и не увидел высоко на дереве хохлатого удота. Возвращаться без трофея было нельзя, засмеют. Я прицелился и выстрелил. Птица упала и раненная затрепыхалась на земле. Я поднял ее, и сделал то, что делают в таких случаях все охотники, чтобы не мучить умирающую птицу ударил ее головкой о камень. Разворачиваюсь с трофеем в сторону лагеря и замираю. Передо мной стоит девочка грузинка, примерно моего возраста, красивая – глаз не оторвать. Стоит, в глазах слезы и смотрит в упор мне в глаза. В ее взгляде была не укоризна или гнев, нет. Скорее презрение и отвращение вместе взятые. У меня от жуткого стыда даже мурашки по спине побежали, и кровь ударила в голову. Я не придумал ничего умнее, как сказать «бодиши» (простите) и, схватив свой трофей и мелкашку отправиться восвояси. По дороге я закинул бедную птаху в кусты.
В 1947 году после сдачи экзаменов за девятый класс, нас отправили на все лето в Фальшивый Геленджик. Разговоры о том, что теперь у нас будет свой лагерь на базе дивизиона торпедных катеров, что мы будем ходить на веслах и под парусами, что у нас будет стадион, создавали очень радостное настроение и нетерпение, скорее бы.
О том, как мы добирались до Геленджика, я написал по горячим следам в своем дневнике.
Экзамен по географии
29.05.47.
Экзамены подходят к концу. Осталось сдать еще только историю и географию. Немного побаиваюсь истории, т.к. в течение года я ее учил только для преподавателя.
4.6.47.
Сегодня сдал последний экзамен. Впереди еще день подготовки к отъезду в лагерь. Вечером ходил последний раз в увольнение. Был дома и у тети Лизы. Тысячи наставлений, советов и прочего. Обещал писать письма через каждые два дня, но боюсь, что не получится.
В кубрике затянули потуже вещевые мешки и после напутственного слова "бати" отправились на вокзал. По дороге нас попытались заставить петь песни, но так как это вызвало недовольство, которое вылилось в целые потоки ругани, то песни пришлось рьяному начальству отставить.
На вокзале девушки, пришедшие провожать ребят, смех, шутки.
Раздается последний звонок.
Поезд трогается.
Махание бескозыпками, платочками, беретами. До свидания, Тбилиси!
На нашу роту выделили целый вагон. Места было много, так что весь день волынили. Играли в шахматы, резались в козла, слушали радио, пели. Весь день я старался уснуть, чтобы ночью, когда подъедем к морю, полюбоваться им. Но устул только вечером, предупредив предварительно, чтобы разбудили ночью, когда подъедем к морю.
Ночью проснулся от толчка в спину. Кто-то из ребят нетерпеливо тормошил меня и шопотом, как бы стыдясь своей радости, говорил мне: "Вставай быстрей, уже море". Мигом соскочил я с койки, с лихорадочной поспешностью, путаясь в шнурках, натянул ботинки, и уже через несколько секунд был в тамбуре. Трудно передать словами то, что открылось передо мной. Поезд шел очень медленно, по самому берегу моря, тихо постукивали колеса, где-то впереди кто-то пел №Ямщика", а в нескольких метрах от насыпи одна на другую набегали волны.
Море! Вот оно море! Сколько раз в душном и знойном Тбилиси, корпя над книгой, мы мечтали о тебе, сколько разговоров, планов и споров были связаны с тобой. И вот наконец ты передо мной. Я вижу твои свинцового цвета волны, гладкую поверхность, пересеченную серебряной , вижу гагринский мыс, над которым чернеют острые пики кипарисов, слышу торжественный шум волн.
Долго сидели мы на подножках вагона и любовались морем. И все курили, курили даже те, кто никогда папиросы в рот не брал. Но вот поезд все дальше и дальше отходит от моря. Досадно до неимоверности.
В Сухуми погуляли по вокзалу, накупили папирос и каких-то леденцов и пошли спать.
Утром только проснулся и сразу же к окну. Синее море, восходящее солнце, зелень и красивый вокзал Хоста ошеломили. В Сочи видел первый корабль. "Украина" стояла на рейде.
Чем дальше отъезжали от Сочи, тем бледнее становилось вокруг "природа".
Около 12 часов в самое пекло приехали в Туапсе. Здесь мы должны были сойти и дальше двигаться морем. Туапсе произвел на меня паршивейшее впечатление. Жара, пыль, грязь. Кругом видны следы войны. Вокзала вообще не существует. Много разрушенных зданий. В порту кругом обломки, останки судов. До самого вечера ждали прихода из Новороссийска Б.Д.Б., на которой должны были отправиться в Фальшивый Геленджик. Ожидание стало бы не так тягостно, если бы мы были сыты (продукты к тому времени у нас почти вышли, и каждый добывал, что мог. Меняли мыло, тетради на какие-то дрянные пресные лепешки) и если бы можно было купаться (разрешения купаться еще по флоту не давали). А было очень досадно. В такую жару сидеть у самого синего моря и не купаться. Все же под вечер, когда начальство было занято вопросом погрузки вещей на пришедшую Б.Д.Б., я вместе с Сажиным ухитрился искупаться. у причала. В этот день из-за плохой погоды выйти в море было нельзя. Пришлось ночевать на металлической палубе Б.Д.Б. Если весь день мы не знали, куда скрыться от проклятой жары, то ночью, особенно под утро, мы не знали, куда деваться от адского холода. В 12 часов дня мы получили "добро" и восьмиузловым ходом пошли курсом на Геленджик. По существу это был первый мой "выход" в море.
Погода была великолепная. Стоял полный штиль. Я с некоторыми ребятами разместился на самом носу Б.Д.Б. И оттуда наблюдал за морем, берегом, за , которые иногда выпрыгивали на поверхность.
Видел, как работает штурман.
Мы все время очень близко от берега. Берег мне не понравился. Большей частью скалы, обрывающиеся к морю, да жиденькие леса. К вечеру, когда уже стало темнеть, открылся мыс Фальшивого Геленджика. Вскоре за мысом стал виден и сам Фальшивый Геленджик. С моря видно всего несколько утопающих в зелени домов. Как-то нас встретит начальство? Какие будут порядки в лагере? Эти вопросы беспокоили нас все время дороги.
Ну, и наконец, о том, что нас ждало в лагере.
Вдоль стадиона стояло несколько палаток для нас и офицеров со старшинами, был камбуз и столовая, гальюн и, конечно, карцер (палатка на раскаленных камнях пляжа). Из офицеров помню, были Поляков и Сержин, приехавшие с нами воспитатели и старшины.
Первые дни мы занимались обустройством лагеря и работой на камбузе. Одни таскали в вещевых мешках гальку с берега моря на камбуз. Норма была 20-30 мешков в день на каждого. Галька отсыпалась на площадки и дорожки, разравнивалась и уплотнялась. Другие носили ведрами родниковую воду на камбуз. Уставали очень. Притащив последний мешок (старшина вел учет), бухались обессиленные на землю и поднять нас уже было ничем не возможно.
В лагере были машины, были повозки с лошадьми. И мы, конечно, ворчали и роптали, почему нельзя было организовать все по другому, но никуда не денешься. Сейчас я думаю, что Поляков не просто приучал нас к труду, как он нас тогда заверял, но и боялся, что нас нечем будет занять до приезда «бати». В общем, намаялись мы тогда прилично. Да еще, вдобавок ко всему, купание в море было запрещено.
Перед выходом в море. Фальшивый Геленджик. 1947 год.
Когда приехал «батя» (Алексеев) нам стало значительно легче, начались регулярные занятия. Каждое утро после чая мы грузились на «шестерки», которые стояли в речке, впадающей в ковш, разбирали весла и один за другим выходили в море. При штилевой погоде это было сплошное удовольствие, а вот при качке, было очень жалко расставаться со сладким чаем и хлебом с маслом. На пирсе всегда стоял Поляков, с голым торсом и биноклем в руках, и кто-нибудь из старшин с флажками для связи. Все попытки раньше времени вернуться в ковш безжалостно пресекались командой «Мористее!».
Нашу роту ведет старшина В.Гузь. После занятий по флажному семафору. Слева направо: Чикваидзе, Трубачев, Васечкин. Фальшивый Геленджик. 1947 год.
К концу пребывания в лагере мы уже довольно сносно ходили на веслах и забирались далеко в море, подальше от глаз начальства. Поляков к тому времени серьезно заболел, пережегся на солнце. И наш старшина Исаев даже разрешал нам по очереди искупаться с того борта, который не был виден с берега.
Очень хотелось походить под парусами, но в тот год парусами были укомплектованы только несколько шлюпок. Поэтому повезло тем, кому удалось «покататься» с Исаевым.
Помню, нам устроили настоящее испытание. Надо было пересечь вплавь ковш в полном боевом снаряжение, в ботинках, в робе, в бескозырке, да еще и с карабином через плечо.
В обязательные занятия входил флажный семафор.
Фальшивый Геленджик, летний лагерь ТНВМУ. Сдача шлюпок после занятий. Фото предоставлено И.В.Мартыновой.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
.jpg)