Однако, в руководстве этими принципами иногда обнаруживалась противоречивая сложность реального бытия.
Так, однажды, в 1946 году, зная, что не любимая нами учительница французского языка, имеет обыкновение садясь за учительский стол прежде всего выдвигать его ящик и заглядывать в него, один из ребят поместил в него похожего на змею большого , пойманного во время посещения озера Лиси. В тот день «француженка», как всегда села и потянула на себя ящик. С душераздирающим воплем, опрокинув с грохотом стул, она выбежала из класса. Занятие французским в тот день было сорвано, но «шутника» мы нашим отцам-командирам не выдали, принцип «все за одного» вошел в противоречие с принципом уважения по отношению к женщине, к тому же учительнице.
Дежурный по классу, как положено, принес учительнице глубочайшие извинения от имени всего взвода, а также заверения в том, что такого больше никогда не повторится. Но нашего покаяния командиру роты (которого мы за рыжеватые усы прозвали тараканом) показалось недостаточно. Он решил лично наказать нас за шалость, которую нашел хуже хулиганской, а также за круговую поруку, покрывшую виновника.
Наказание состояло в том, что он заменил наше свободное время на строевую маршировку по плацу. Весь вечер после самоподготовки наш провинившийся взвод под команды «таракана» сотрясал воздух топотом ног. Отмаршировав, мы полагали, что инцидент исчерпан, но на другой день он нас опять вывел на маршировку. Решив, что это уже слишком, мы заявили протест демонстрацией паровоза, - шаг левой отбивали громко, следующие три шага тихо, на четвертый опять левой громко и т. д. Командир роты уловив непривычную «мелодию» попытался ее прекратить. Он несколько раз командовал: «Рота, стой! Рота, шагом марш!», но остановки ничего не меняли, мы возобновляли имитировать шумовое сопровождение идущего паровоза.
Эта необычная маршевая «мелодия» привлекла внимание не только тех, кто оказался во дворе. Появился начальник училища. Командир роты скомандовал: «Рота, стой! Нале-во! Смирно!» - и направился к нему с рапортом. Алексеев выслушал, подумал, дал команду вольно, демонстративно посмотрел на циферблат часов и сказал: - достаточно, дайте команду разойтись. Мы разошлись довольные собой, - устав не был нарушен, протест против чрезмерности наказания выражен и понят начальством.
Еще один коллективный протест мы выразили отказом от приема пищи, после того как в течение трех дней кряду нас кормили только пшенкой: пшённый суп, пшенная каша, пшённые котлеты, пшённые оладьи и опять пшённый суп и т.д. На четвертый день, увидев опять пшённое блюдо, стали возмущаться. Дежурный офицер на наше недовольство ничего определенного сказать не мог. Кто- то тихо предложил отказаться всем от еды. Решение было мгновенным и единодушно подхвачено за всеми столами. Никто не притронулся к еде. Сидели молча.
Минут через семь появился взволнованный Начальник училища И.И.Алексеев в сопровождении замполита Кулешова. Мы все встали. Это что, - бунт? грозно спросил он. И стал говорить о том, что хотел бы знать, кто подтолкнул нас на этот неблаговидный политический акт, что своим поведением мы позорим себя, училище и Флот, что в то время, как весь народ находится в исключительно трудном положении с продовольствием, мы успели забыть, каково, когда вообще нечего есть, а пшено очень даже полезный продукт.
Мы продолжали молчать. В конце – концов, он нашел выход из крайне затруднительного положения. Он не приказал, а посоветовал нам сесть и в последний раз поесть пшенный суп, так как больше никогда в училище из пшена никакого блюда не мы получим, даже если очень попросим, после чего удалился. Мы сели, и поели, а он сдержал свое слово. Пшёнка больше не появлялась на наших столах.
Алексеев Игорь Иванович, начальник Тбилисского нахимовского училища, июнь 1944 - апрель 1950 гг. Капитан 1-го ранга.
Через некоторое время мы увидели, что у нас появился новый капитан интендантской службы, по фамилии Ткаченко, который быстро наладил нормальное снабжение училища. Однажды, он вдруг остановил меня на плацу и спросил: - Соколовский? Получив утвердительный ответ, сказал, что узнал меня, так как служил на батарее под Одессой в Чебанке, командиром которой в то время (1936-1937гг) был мой отец.
По странному стечению обстоятельств в тот же день я увидел среди воспитанников четвертой роты знакомого по Керчи Володю Кабалюка. Его отец перед войной был начальником штаба керченского гарнизона и одновременно с моим отцом был переброшен в Севастополь, когда немцы начинали штурм Перекопа. Естественно, стал расспрашивать об его отце, о матери и сестре Володи. О своем отце в то время он знал только то, что он погиб в Севастополе.
Позже стало известно, что жизнь отца Володи оборвалась 2 июля 1942 года, когда весь Севастополь был уже захвачен немцами и последние его защитники, несколько десятков тысяч матросов, солдат и офицеров, многие из которых были ранены, отойдя в район 35-й батареи на мысе Херсонес, тщетно ожидали эвакуации морем. Оказалось, что всех эвакуировать было невозможно. Немецкая авиация безраздельно господствовала в воздухе, ее поддерживали немецкие торпедные катера. Поэтому, по приказу то ли Ставки, то ли командующего Черноморским Флотом, две подводные лодки, посланные к Севастополю, должны были увезти хотя бы высший командный состав Севастопольского оборонительного района. Как свидетельствовали очевидцы, во время посадки, проходившей в сумерках в крайне тяжелой морально психологической обстановке 1 июля 1942 года, начальник штаба береговой обороны Иван Кабалюк передал, что на посадку он не пойдет и погибнет вместе с батареей. В начале первого часа 2 июля 1942 года 35-я батарея береговой обороны была взорвана.
В период учебы в училище некоторое время я переписывался с сестрой Володи, которая была моей ровесницей. Он окончил училище в 1951 году и, к сожалению, его дальнейшая судьба мне осталась неизвестной.
С приходом весны нас стали больше тренировать ходить строем, взвод за взводом, рота за ротой, маршировали под барабанный бой и под духовой оркестр, нас готовили к маршу всего батальона по городу.
Хорошо помню первый выход в город нашего училища. Было солнечно, в меру тепло и ветрено. Мы были одеты по форме «три». Когда перед нашим строем распахнулись ворота, мы с оркестром и полоскавшимся на ветру Военно-морским флагом во главе колоны двинулись по улице.
Тротуары с обеих сторон вмиг заполнили тбилисцы. Они шумно приветствовали нас. Вдруг наш духовой оркестр грянул Варяга - «Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает, врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!». Эта песня, которую каждый моряк воспринимает, как гимн беззаветной отваге и верности воинскому долгу, наполнила наши души такой неописуемой гордостью и решительностью, что по спинам побежали мурашки. Мы в такт барабану чеканили шаг и, когда наша колонна поворачивала к мосту через Куру, было видно, как красиво цепочка белых перчаток в единых взмахах опоясывала весь наш строй. Никогда, ни до, ни после, я не испытывал таких глубоких чувств, порождаемых магическим сочетанием слов и музыки. И даже теперь, по прошествии более шестидесяти лет, когда я слышу исполнение «Варяга», на меня, как приливная волна из далекой и безвозвратной юности, накатывает такое же чувство, от которого сладко щемит в груди и чаще бьется сердце.
1 апреля 1945 года Зам. Начальника ВМУЗ генерал-майор Татаринов А.Н. в торжественной обстановке перед строем нашего батальона вручил училищу Красное Знамя военно-морской части ВМФ СССР. С этого времени все торжественные строевые выходы училища в город проходили с этим знаменем.
Первый такой выход не с флагом, а со знаменем был связан с празднованием долгожданной победы над фашистскими захватчиками в 1945 году.
Об окончании войны весть пришла ночью. Несмотря на существовавший с начала войны запрет на частные радиоприемники, многие их всё же имели.
Узнав о подписании безоговорочной капитуляции фашистской Германии, они не могли не поделиться своей радостью с родственниками, с соседями, знакомыми и незнакомыми людьми. Эта новость мигом облетела весь город, так что когда на торжественном построении нам официально зачитывали сообщение об окончании самой кровопролитной войны, мы все без исключения уже знали об этом.
В середине марта 1944 года нас поставили в известность о том, что исполнявшийся в торжественных случаях в качестве гимна «Интернационал», отменяется и вместо него утвержден новый гимн, - гимн Советского Союза. Мы учили новый гимн, который начинался словами «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь, да здравствует созданный волей народа Единый, могучий Советский Союз»… В сочетании с музыкой Александрова, новый гимн обладал удивительной силой эмоционального воздействия, - он наполнял нас чувством гордости за страну, которой мы принадлежали.
В июне 1945 года нам было объявлено, что в честь Победы в Великой Отечественной войне на площади имени В.И.Ленина будет проведен военный парад и мы, если хорошо подготовимся, будем принимать в нем участие. Начались тренировки, более тщательная подгонка одежды, обуви.
Начальник училища остался доволен проведенным смотром, но вида не показал, оставался строгим. Наконец, наш батальон с развернутым Красным Знаменем училища двинулся по проспекту Руставели к площади Ленина, где занял свое место в конце войсковых частей тбилисского гарнизона и курсантов артиллерийского училища. Проходя торжественным маршем под звуки «Варяга» мимо трибуны, мы увидели на ней тучную фигуру маршала Толбухина, рядом с ним первого заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Шверника. Как нам объявили позже, они остались нами довольны, и мы получили благодарность.
Генерал Татаринов был легендарной личностью. Он несколько раз приезжал инспектировать наше училище. Как рассказывали, однажды он появился без предупреждения в сопровождении трех или четырех офицеров – членов комиссии. Вошел в расположение училища не через парадный вход, а через калитку, рядом с воротами, которые охранял часовой. Увидев генерала в сопровождении офицеров, матрос растерялся. Татаринов этим воспользовался, и отобрав у него винтовку, отвел к дежурному офицеру, которого распек за плохой инструктаж. - Матрос, будучи на посту, не должен был отдавать оружие даже генералу. Татаринов отправился на камбуз, велел показать накладные, вытащить из котла и взвесить мясо и т.д.
Члены комиссии сидели на наших занятиях, беседовали с офицерами-воспитателями и их помощниками. Потом нас построили в классном коридоре, всех офицеров и старшин комиссия удалила, после чего Татаринов задал вопрос. Какие есть жалобы и пожелания? Ему пришлось повторить этот вопрос, но жалоб не было.
Когда в 1944 году мы твердо усвоили правила поведения воспитанников Военно-морского учебного заведения, и процесс учебы вошел в свою колею, нас стали по выходным дням выпускать в город на увольнение. Право на увольнение вступало в силу, если воспитанник не имел дисциплинарных провинностей, двоек, не был занят в караульной службе, его форма и обувь были в полном порядке.
Каждый выход в увольнение в ту пору был для нас событием. На чистых и опрятных мальчишек, одетых в ладную морскую форму все без исключения прохожие обращали внимание. Местные ребята нам откровенно завидовали, а мы спешили сфотографироваться на память, купить и поесть восточных сладостей. Конечно, не всем присылали деньги, но к этому времени между одноклассниками окрепли дружеские отношения, при которых, само собой, стало принятым делиться.
В первом ряду третий слева В.Соколовский, далее А.Данилов, П.Вершинин, В. Симонов.
В наше обучение входили не только предметы школьной программы и военно-морского дела, но и этикета, а также уроки бальных и классических танцев. Объявляя об этом, нам пояснили, что, как будущие советские офицеры, которым, вероятно, придется бывать в других странах, мы должны уметь танцевать, чтобы в случае чего не опозориться. Танцевать нас учили балетмейстеры театра оперы и балета Михаил Давидович Мирзоян и его партнерша. Сначала получивший у нас прозвище за аристократизм манер «Маркиз-де-Мирзоян» пояснял особенности разучиваемого танца, потом он под сопровождение пианино демонстрировал его в паре с коллегой, после чего начиналось само обучение. В освоении танцев сказывались индивидуальные особенности каждого. Одни обучались быстро и легко, другие почему-то поначалу двигались, как заводные куклы, им танцы давались труднее.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
