Мне довелось плавать практически на всех проектах атомных подводных лодках, даже на печально известном «Комсомольце». Обычно это были торпедные подводные лодки. Но однажды в 1986 году для проведения очередных испытаний мне выделили подводный ракетоносец. В обиходе он известен как «Акула».
Трудно представить себе более дьявольское творение человеческого гения. По своим размерам лодка не уступает линкору «Октябрьская Революция». Ее главное оружие — 20 межконтинентальных баллистических ракет весом по 90 тонн. Каждая ракета несет 10 атомных боеголовок с индивидуальным наведением. Итого 200 атомных бомб, подобных той, что в считанные секунды испепелила Хиросиму. Что может натворить один такой ракетоносец? Снести с лица земли десятки городов, уничтожить миллионы людей. Страшное чудовище. Впрочем, в безумной гонке вооружения мы были не одиноки. Своих «акул» имеют и США, и Великобритания, и Франция, даже Китай. Да и мой рассказ отнюдь не об их каннибальских возможностях.
«Акула» поражает бытовыми условиями. Жилые отсеки здесь больше похожи на гостиничные комплексы. В каютах телевизоры. Кают-компания — настоящий ресторан. Однако главное чудо — это так называемая зона отдыха: две гостиных — красная и синяя, ковровые покрытия, уютные кресла, светильники. Во всю стену огромная панорама с сельским пейзажем, небольшой предметный план и порхающие за стеклом живые птички. На стенах аквариумы. Рядом спортивный зал с тренажерами, сауна и даже небольшой бассейн с морской водой. Словом, на такое не хватило фантазии даже у Жюля Верна. По сравнению с «Акулой» «Наутилус» капитана Немо — просто замарашка. Однако и не об этом мой рассказ. Он о ракетной атаке.
Выполнив нашу программу торпедных стрельб, лодка начала готовиться к зачетной ракетной стрельбе. Мы были свободны. Что же касается экипажа, то он жил обычной напряженной жизнью: игрались тревоги, проводились учения. Делать нам было нечего, и каждый коротал время, как хотел, лишь бы не мешать. Я наслаждался в зоне отдыха. Удобно устроившись в кресле, рассматривал сельский пейзаж, невольно следя за порхающими синичками. Иногда ловил себя на мысли, что с трудом представляю себя в холодном Баренцевом море на глубине 100—150 метров. И уж совсем как-то не укладывалось в голове, что где-то совсем рядом, за переборкой в соседнем отсеке, ждут своего рокового часа 20 ракет с двумястами атомными боеголовками.
Почему-то вспомнилось, как недавно в гимназию, где учится внук, из США приехала группа школьников. В их числе была симпатичная девочка из Норфолка Карина. Она говорила, что ее папа морской офицер. Карина изучала русский язык и, естественно, пыталась говорить по-русски. Ей особенно нравилось слово «чуть-чуть».
— Кариночка, хочешь чая?
— Чуть-чуть.
— Кариночка, ты еще побродишь по Эрмитажу?
— Чуть-чуть.
Не помню, какие мысли приходили мне в голову еще. Я задремал. Проснулся от колоколов громкого боя: «Боевая тревога» Вслед за ней по корабельной трансляции прозвучал, как мне показалось (очевидно спросонок), несколько взволнованный голос командира:
— Вниманию личного состава! Получен приказ Министра обороны о нанесении ракетного удара. Всплываю на стартовую глубину. Ракетная атака.
Почти сразу лодка получила резкий дифферент на корму. Мы всплывали. Ничем не удерживаемое кресло поехало по ковровому покрытию. Между тем динамик продолжал:
— Говорит заместитель командира корабля по политической части... Товарищи коммунисты и комсомольцы...
Право, не запомнилось, что еще говорил замполит. Помню только, к чему-то призывал.
Хотя я и знал о готовящейся учебной стрельбе, но по спине у меня пробежали мурашки. Стало жутко. Прошли минута-другая. Звучит команда: «Старт!» Лодка слегка вздрагивает, и 90-тонная ракета покидает свою шахту. Невольно смотрю на часы: 22 часа 40 минут. В голове почему-то крутится: «Норфолк... Норфолк». Время полета ракеты до Восточного побережья США — 20 минут. Карине осталось жить «чуть-чуть» — в 23 часа по Москве ее не станет. В Норфолке в это время будет 15 часов. Прозвучит звонок с последнего урока, и счастливая ребятня выбежит из школ...
Впрочем, сразу приходит и другая мысль: может, через 10 минут после старта наших ракет Каринин папа тоже нажал на какую-то кнопку, и один из боевых блоков его ракеты, летящей уже на Ленинград, нацелен на Димкину гимназию? Должен оговориться, об этом я подумал уже спокойно, просто теоретически размышляя — ведь я знал, что наша ракета летит не на запад, а на восток, и нацелена не на Норфолк, а на боевое поле, находящееся где-то в тундре далекой Чукотки. Боже, всегда бы было так!
НАЧАЛО ПЕРЕСТРОЙКИ
Нет, уважаемый читатель, не ждите от меня рассказа о продуманной, целенаправленной деятельности института в годы перестройки, об исследованиях, посвященных развитию морского оружия в новых геополитических условиях, о проблемах флота после распада Советского Союза. Ни целенаправленной деятельности, ни каких бы то ни было исследований, обусловленных новой расстановкой сил в мире, в институте не велось. Как и во всей стране, перестройка у нас шла стихийно, я бы сказал, .
Термин «перестройка» вошел в нашу жизнь в конце 1980-х годов. Провозглашенная сверху идея была направлена на качественное обновление социализма. Тогда еще верилось, что «общественную собственность на средства производства» можно сохранить. С трудом думалось, что во имя прогресса общества придется изменить его социальную суть, ведь идее социализма беззаветно служило не одно поколение советских людей. Но вот наступил 1992 год. Сегодня он считается рубежом, после которого рыночная экономика стала неотъемлемой частью нашей жизни.
Естественно, перестроечные процессы захватили не только Вооруженные Силы, в частности флот, но и военную науку. В чем это проявилось? Прежде всего в прекращении идеологической конфронтации двух непримиримых социально-экономических систем. Традиционно существовавший противник исчез буквально в одночасье. Президент США стал другом Биллом, канцлер ФРГ — другом Гельмутом. Наши генералы зачастили в Брюссель, в Москве открылось представительство НАТО. Совместно с армиями НАТО российские войска стали осуществлять миротворческие функции в разных регионах мира. Вошедшее в наше сознание еще с советских времен понятие «вероятный противник», то есть США и НАТО, прекратило, по существу, свое существование. Естественно, сразу возникли вопросы: для чего? против кого и какой нужен теперь флот России? Ответов на них в печати появилось множество.
Вскоре вслед за исчезновением противника начало сокращаться финансирование: сначала новых образцов оружия, затем научно-исследовательских работ, а потом и содержания института. Зарплату вольнонаемным сотрудникам, денежное содержание офицерам стали выплачивать нерегулярно. В довершение ко всему коммерческий банк, где хранились наши деньги, «лопнул». И без того неблагоприятное финансовое положение института стало катастрофическим. Вольнонаемных сотрудников начали переводить на неполную рабочую неделю — кого на полставки, кого на четверть. Чтобы прокормить свои семьи, многие офицеры стали устраиваться на заработки: кто заправщиком на бензоколонку, кто в охрану, а кто и в ночные бары. В то же время, как и во всем обществе, в институте началось материальное расслоение. На автостоянке напротив проходной стали появляться дорогие иномарки. Увы, их владельцы были далеко не самыми достойными людьми в науке. Впрочем, что поделаешь — рыночная экономика имеет свои законы.
Тимур Апакидзе (нахимовец выпуска 1971 г.) - слушатель Военной академии Генерального штаба. Об этом периоде вспоминает Виктор Николаевич Сокерин - генерал-лейтенант запаса, заслуженный военный летчик России, в 2001-2004 годах командующий морской авиацией Балтийского флота: "... по его словам, питавшийся с семьёй только рыбными консервами, чтобы не голодать на нищенской зарплате слушателя, Герой России, Заслуженный военный лётчик, генерал-майор Апакидзе по ночам работал охранником в каком-то кооперативе, в помещении которого его запирали на ночь, а утром, получив, за прошедшую ночь, расчёт наличными, он ехал на занятия в Академию!"
В соответствии с веянием времени при институте начали появляться кооперативы, малые предприятия. Помещения сдавались под склады и производственные площади коммерческим предприятиям. Трудились в них, естественно, и наши сотрудники. О какой уж тут науке, трудовой, да и воинской дисциплине могла идти речь?
Не миновала побочная деятельность и меня. Одно из акционерных обществ, президентом которого являлся один из заместителей председателя Ленгорисполкома, пригласило меня в качестве вице-президента по конверсии. Планы были не только масштабные, но и романтические: реконструкция и восстановление исторического центра города, организация туристического бизнеса, создание сотовой телефонной связи в пригородах Ленинграда, репринтное издание старинных книг и многое другое. Я, например, с участием ЦКБ и завода «Алмаз» начал заниматься даже обоснованием круглогодичной, по воде и льду, бизнес-коммуникации между Ленинградом, Стокгольмом, Хельсинки и Таллинном с использованием судов на воздушной подушке. Стоит ли говорить, что из всего этого ничего не получилось. Следующим было малое предприятие «Нептун», возникшее при нашем институте. Некоторое время я был в нем заместителем директора по науке. Начинался «Нептун» с экологических НИР, с проблемы обеспечения экологической безопасности испытаний морского оружия, с издания книг по истории минно-торпедного оружия, но вскоре все свелось к купле-продаже, и я покинул «Нептун». В то время московское издательство «Терра» выпускало на русском языке большую серию американских книг , их переводом я и занялся.
Следует сказать, что на первых порах работа в акционерном обществе, да и в «Нептуне» была интересной. Она позволила мне не только существенно расширить круг общения, но и взглянуть на перестроечные процессы в какой-то мере изнутри.
Моим последним романтическим деянием в бурные годы начала перестройки стало баллотирование на пост вице-мэра Ленинграда. Предложение участвовать в выборах поступило неожиданно, и решение нужно было принимать скоропалительно. Так тогда делалось многое. Серьезно я к предложению не относился, скорее, с юмором, но не отказался. Как и следовало ожидать, мы с моим кандидатом в мэры даже не вошли в списки для тайного голосования. Зато были пресс-конференции, публичные дебаты, телевидение. На память у меня остались газеты тех дней и удостоверение кандидата в вице-мэры Ленинграда.
Что же касается серьезной работы в институте, то в эти годы я занимался двумя вещами: продолжал научное руководство соискателями и начал писать книги по истории минно-торпедного оружия. Первое мне представлялось особенно необходимым. Я считал, что в период разброда и неразберихи главное заключается в сохранении научного потенциала коллектива. У механиков есть такой термин — «держать котел на подогреве». Это значит рабочего пара не давать, но и котел не гасить. Нашу науку надо было «держать на подогреве». Что касается второго, то я всегда тяготел к истории и у меня появилось свободное время. Наконец, перестройка сняла практически все идеологические ограничения. Появилась возможность многое в нашей истории переосмыслить. Это было интересно. Мне удалось опубликовать ряд книг, таких, как , , «Иван Федорович Александровский» и др.
Но самой удачной из всех моих книг того периода стала — рассказ о представителях царствующей династии Романовых, посвятивших свою жизнь отечественному флоту. Внук одного из моих героев, живущий в США князь Андрей Андреевич Романов, кстати, внучатый племянник Николая II, прислал мне мою книгу с благодарственным автографом: «за прекрасную историю о Романовых, моряках Русского флота».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Волею судеб на завершающем этапе своей службы и работы я оказался в институте, которым в течение почти двадцати лет руководил мой отец. Очередные оргштатные мероприятия привели к слиянию нашего института с Центральным научно-исследовательским институтом военного кораблестроения (ЦНИИВК). Вместе со всеми на новое место переехал и я.
Как и во многих научных учреждениях, в дань уважения бывшим руководителям в нашем институте есть стенд с портретами бывших начальников, в их числе и портрет отца. Почти все смотрящие на меня со стенда лица мне хорошо знакомы, некоторые с детства и очень близко. Это друзья и соратники отца по службе на флоте и в ЦНИИВК. Иногда я задаю себе вопрос: играя далеко не последнюю роль в строительстве ВМФ СССР, имели ли они четкое представление о его назначении? Конечно, имели! Для чего Советскому Союзу нужен был флот, ставший наряду с американским сильнейшим в мире, и какие задачи ему предстояло решать — знали все.
Многое изменилось с тех пор в мире. Нет на карте Советского Союза. Коренным образом изменились геополитическая ситуация и расстановка сил на мировой арене. Казалось бы, ослабла, а может быть, и вовсе пропала угроза с моря. Тем не менее мир не стал спокойнее, и флот России по-прежнему необходим. Как великая держава Россия не может не присутствовать в Мировом океане. Вот только для решения каких задач и каким должен быть Российский флот? Это сегодня еще далеко не ясно. Решить эту сложную первостепенную задачу и предстоит военно-морской науке.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
